Глава 22

Удилов направился к лестнице, а я свернул в коридор и прошел в свое крыло. В УСБ застал только Карпова и Даниила. Они сидели за одним столом, склонившись к монитору Даниного компьютера. Рядом стояла большая кружка, над которой вился дымок. Тут же в блюдце пряники и конфеты «Раковые шейки». Даня, не отрывая глаз от монитора, нашарил рукой пряник, откусил и снова протянул руку. Карпов, так же не глядя, взял кружку и сунул ее Даниилу. Я усмехнулся: надо же, как сработались, уже угадывают желания друг друга без слов.

— Приятного аппетита, — поприветствовал их.

Даниил вздрогнул, выплеснул чай на воротник рубашки и, отставив кружку в сторону, сказал:

— Хорошо, не на клавиатуру плеснул. Я как-то раз кофе пролил, так потом полдня сушил, разбирал, чистил. И все равно некоторые кнопки залипали.

— Выводы делай, — заметил Карпов, отодвигая кружку на край стола, подальше от техники. — Товарищ полковник, выяснили мы все по Мясниковой.

— Ага! У нас тут такие новости! — и Даня буквально расцвел, в который раз удивив прямо-таки детской непосредственностью.

Как у него это качество сочеталось с аналитическим складом ума, я себе не представлял, но иногда приходилось утешать парня, который сетовал, что его всерьез не воспринимают. Рассказывать ему про то, то улыбка, ямочки на щеках и вихор надо лбом делают его лет на пять моложе, и при его щуплом телосложении он становится похож на подростка, я даже и не начинал. Отделывался общими фразами: «А что ты хочешь, Даня, маленькая собачка до старости щенок», — обычно говорил ему в таких случаях. На что Даниил, насупившись, отвечал: «На больших столбах кошек вешают»…

— Докладывайте, — я повесил на вешалку полупальто, кинул сверху шляпу. — Что накопали? Не ошибусь, если предположу, что уже смотались в Красногорск?

— Не ошибетесь, Владимир Тимофеевич, — Карпов встал из-за стола, подал мне папку.

Я открыл, пробежал глазами первые страницы и присвистнул. Достал из дела фотографию и внимательно рассмотрел её. На фото наша лже-Боннэр стояла рядом с генерал-майором Власовым. Она не была красавицей, но харизма чувствовалась даже на черно-белой фотографии. Лихо заломленная пилотка с триколором на кокарде, ладно подогнанная власовская форма с орлом Третьего Рейха с правой стороны груди над накладным карманом.

Я внимательно пересмотрел все фотографии, прочел дело и, прежде чем отправиться к Удилову с докладом, распорядился:

— Остальные подтянутся, пусть меня дождутся.

Быстро вышел из кабинета и едва ли не бегом поднялся по лестнице. Папка с документами, казалось, жгла руки. Я ожидал, что информация по Мясниковой будет на грани фола, но чтоб настолько! И эта нелюдь затесалась в советское общество, жила среди тех людей, чьих сестер и братьев, отцов и матерей расстреливали, возможно, на ее глазах. Не понимал, как можно настолько ненавидеть людей. Но, почему-то вдруг вспомнилась Тонька-пулеметчица. Тоже много лет жила обычной жизнью, и угрызениями совести совершенно не страдала. Но та, как утверждали потом психиатры, вытеснила субличность, фактически став другим человеком, а с этой-то что не так? Ведь продолжает вредить Советскому Союзу совершенно сознательно…

— У себя? — спросил Иванова скорее для проформы, кивнув на дверь кабинета председателя КГБ. — Никого нет? А то ворвусь, а там совещание.

— Никого, — ответил помощник, — Вадим Николаевич ждет вас. Сказал, чтобы сразу прошли к нему, как появитесь.

Я нахмурился. Неужели уже доложили о поездке моих парней в военный архив? Скорее всего.

Вадим Николаевич, увидев меня в дверях, усмехнулся:

— Не прошло и полгода после нашей последней встречи.

— Работаем, Вадим Николаевич, подметки на ходу рвем, — тем же тоном ответил я.

— Подметки рвать не надо, работать надо системно. Что у вас, докладывайте, — Удилов указал на место за столом. — Предположу, что отыскали ответ на многие наши вопросы?

— К сожалению, не на все. Но вы правы, на многие, — я сел, положил папку на стол и медленно развязал тесемки.

— Итак, Мясникова Лариса Вениаминовна, после разбирательств с группой «Четвертый Рейх» была лишена брони. Затем, в июне сорок третьего года отправлена на Донбасс, в пятую ударную армию. Чуть позже, в составе санитарного батальона участвовала в Миусской операции. Во время контрнаступления немцев сдалась в плен, причем сделала это добровольно, чему есть свидетели. Дальше в инициативном порядке была направлена в Дабендорфскую школу под Берлином. Там себя показала с лучшей стороны. Закончив школу, стала ведущим пропагандистом в газете «Доброволец», писала под псевдонимами «Русская валькирия М-ва», «Простая русская женщина» и тому подобными.

— Так-так-так, — Удилов нахмурился. — Что-то похожее у нас сейчас в Брянске. Недавно из Брянска и Смоленска докладывали, они там плотно работают с коллаборантами.

— Да, Тонька-пулеметчица, если не ошибаюсь, она сейчас в лепеле и пока не арестована, — сказал я, вспомнив сериал «Мосгаз», который пересматривал два раза в свою бытность Владимиром Гуляевым. Фильм про Тоньку-пулеметчицу назывался «Палач» и Виктория Толстоганова просто потрясающе сыграла военную преступницу.

— А вы откуда информацию получаете, Владимир Тимофеевич? — кажется, мне снова удалось удивить Удилова.

— У нас свои источники, — отшутился я.

— Ну-ну, опять во сне приснилось? — Удилов улыбнулся, но в глазах его я увидел предупреждение и отметил, что последнее время Удилов стал относиться ко мне как-то иначе. Не то, чтобы с предубеждением, и не сказать, чтобы негативно, но…

Для себя решил не форсировать ситуацию. Не такой человек Удилов, чтобы держать камень за пазухой. Подожду, пока он сам решит поговорить со мной откровенно. Ответил, спокойно глядя ему в глаза:

— Нет, Вадим Николаевич, просто прекращаем работать в режиме пожарной команды. Вы правы, что системная работа приносит более высокие результаты, — я закрыл папку и протянул ее Удилову. — Буквально сегодня собрался провести совещание в отделе именно по этому поводу. Пока же, к сожалению, не успеваем погасить один очаг, как тут же полыхает в другом месте.

— На Белоярской АЭС вы погасили пожар прежде, чем он успел начаться, причем, едва ли не в буквальном смысле. Да, вот еще что, — Удилов нахмурился и спросил:

— Насколько меня информировали, вы больше интересовались Свердловском-19 в частности и вообще, НПО «Биопрепарат». — Удилов снова посмотрел на меня тем же, изучающе-тяжелым взглядом. — Учитывая ситуацию на Белоярской АЭС, я распорядился также усилить меры безопасности в биолаборатории на объекте Свердловск-19. Но все-таки хочу спросить, надо ли ждать провокаций еще и в этом направлении?

— Пока нет, но наблюдение за объектом я бы не стал ослаблять. И следует проверить всех специалистов и обслуживающий персонал объекта. Предчувствие нехорошее. — ответил на невысказанный вопрос, понимая, что к теме биологического оружия еще придется вернуться. — И по программе «Фолиант» тоже не самая приятная информация. Я бы рекомендовал проверить ГосНИИОХТ. В частности, систему безопасности и противодействия техническим разведкам. Если есть возможность, проверьте Мирзоянова. Уверен, его частные записи заинтересуют многих. Но вернемся к Свердловску-19.

Удилов слушал внимательно и смотрел на меня сейчас по-другому. Взгляд его стал несколько рассеянным, как это бывало, когда он «ворочал» в уме большие пласты информации.

— Собственно, я первоначально предполагал, что провокация возможна именно на объекте Свердловск-19, предположительно с подменой опытных образцов во время учений. Даже не знаю, почему изменил решение и поехал на АЭС. Интуиция. — я пожал плечами.

— Что ж, Мирзоянова проверим. Тихо и не поднимая шума. Если выяснится, что информация высочайшего уровня секретности покинула стены института, примем меры. Выяснять, откуда вы узнали такие подробности, так понимаю, бессмысленно? — он снова смотрел на меня взглядом, в котором читался вопрос: «Кто же ты такой, Владимир Медведев?».

Я поспешил сменить тему:

— Что будем делать с псевдо-Боннэр? Или Мясниковой, если уж называть всех своими именами. — я сделал небольшую паузу и добавил:

— И выяснить, что случилось с настоящей Еленой Боннэр тоже надо. Во время визита к ее матери мне показалось, что Руфь Григорьевна уверена в смерти дочери. Первый муж Елены Боннэр тоже подтверждает, что перемены в поведении и характере его супруги появились после поездки в Ирак. — я не стал говорить о детях настоящей Боннэр, которые приняли чужую женщину, польстившись на материальные блага. — Но мать прямо заявила, что ей приказал молчать Микоян, угрожая карательной психиатрией. И этот вопрос я не могу поднимать без вашей санкции, поскольку он лежит в области большой политики. И потом, у меня сложилось впечатление, что он помогал чисто по человечески, как жене своего друга детства и его дочери.

— Вы правы. С Микояном разговаривать не вам… и не мне… — Вадим Николаевич задумался, всего на миг, и тут же приказал:

— Мясникову арестовать. Немедленно. Доказательств, я думаю, достаточно. Остальное в процессе выяснится. Передайте дело в следственное управление, дальше уже работа прокуратуры.

— На фоне последних событий и заявлений Сахарова хорошо бы сделать показательный суд, — заметил я. — Тем более, с такой доказательной базой. Думаю, не составит труда выяснить ее судьбу до тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. И дальше — по шестьдесят третий…

— Владимир Тимофеевич, я не могу допустить, чтобы вы занимались каждой мелочью, — прервал меня Удилов. — Это все равно, что микроскопом колоть орехи. Для этого есть другие службы и другие люди. Работу вы провели титаническую, не отрицаю, но подумайте, как оптимизировать УСБ.

— Понял, Вадим Николаевич, разрешите идти? — я встал, но Удилов махнул рукой, не отпуская меня.

— Что у нас с Бережковым? — спросил он, поправляя ряд карандашей.

— Бережков? Залег на дно, ходит на работу, ведет себя тише воды, ниже травы, нигде не отсвечивает, — доложил я.

— Наблюдайте, рано или поздно на него кто-нибудь выйдет. Жаль, конечно, с Мастерсом вы поторопились, — он вдруг рассмеялся. — Но устранили его виртуозно! Я когда смотрел новости, где наш американский друг уже не дышит, но еще стоит, и даже пытается задавать вопросы, повеселился от души. Особенно понравился момент, когда он полез целоваться к Сигварду Эклунду. В кино ходить не надо, это нечто!

— Да, тот не знал, куда спрятаться от пьяного журналиста, — я усмехнулся, но мысленно все-таки выругался.

Инициатива Соколова была не к месту и не вовремя. Хотя с Удиловым соглашусь, Мастерса ростовский балагур подставил виртуозно и, что греха таить, играючи. Ту часть «выступления» Мастерса, когда Соколов, оттащив его от Эклунда, взвалил на плечо и легко донес до посольской машины, где сдал на руки работникам посольства, засняли все присутствующие на встрече в Свердловске телекомпании.

— Собственно, один его вид снял все вопросы и обесценил все попытки обвинить СССР в сокрытии аварии. Вряд ли после такого удара статьи Мастерса появятся в каком-либо серьезном издании. — Удилов встал, прошел к окну и как-то без перехода заметил:

— Весна началась… настоящая… — и снова без перехода:

— Вечером вам надо к Леониду Ильичу в Заречье съездить. Обязательно. Просил передать. Видимо, перед пленумом хочет с вами побеседовать.

— Хорошо, Вадим Николаевич, разрешите идти? — я, наконец, встал.

— Идите, Владимир Тимофеевич, не буду задерживать, — он так и не повернулся, стоял, подставляя лицо первым в этом году теплым лучам солнца.

Вернувшись в УСБ, застал всех в сборе. Не было только Газиза.

— Где наш казахский беркут? — сразу спросил я.

— Как вы меня хорошо назвали, — услышал за спиной довольный голос Абылгазиева. — Лучшая похвала для мужчины!

— Залетай уже, птичка, — расхохотался Соколов.

— Беркут не птичка, беркут — это воин, — обиделся Газиз. — Думаешь, если тебя по телевизору показали, знаменитый теперь? Такая слава позор, пьяного человека носил на руках — это герой, да?

— Соколов, Абылгазиев, отставить, — я жестко пресек готовую начаться перепалку. — Сейчас попрошу предельного внимания. На повестке дня три вопроса. Первый — это арест Мясниковой, она же лже-Боннэр. Со мной поедут на задержание вы, Кобылин и… — я внимательно посмотрел на всех членов команды, — майор Соколов.

Заметив, как разочарованно вздохнул Марсель, я обратился к нему:

— Марс, у тебя будут другие дела. Ты едешь в Казань. Задача — помимо проверки работы особистов в Татарской АССР — выяснить ситуацию с молодежными группировками. Специально отмечаю — только выяснить. Нужна вся информация на сегодняшний день. И, желательно, анализ ситуации с молодежными течениями не только в самой Казани, но и в Набережных Челнах.

— Вы о национализме? — уточнил Марсель. — Нет там ничего подобного.

— Я о бандитизме — в перспективе недалекого будущего, — ответил ему, пытаясь вспомнить, когда впервые заявили о себе казанские банды. — В любом случае, через неделю все по Казани должно лежать у меня на столе.

— Ясно, разрешите выполнять, товарищ полковник? — Марсель вытянулся в струнку.

— Расслабься, Марс, — я прошел к столику, за которым обедали, включил старенький электрический чайник, — после совещания «приступишь к выполнению». Газиз, ты едешь с Марселем, посмотришь свежим взглядом. Обрати внимание на авторитеты, традиции и… ну тут я просто не могу подобрать другого слова… понятия, что ли? В общем, ваша задача только информация.

— Схему субкультуры составлять я буду? — оживился Даниил.

— Нет, Даня, анализом займемся потом, все вместе. Устроим мозговой штурм. А пока Андрей, — я посмотрел на Карпова, — вы с Даниилом должны выстроить систему работы областных отделов УСБ и их взаимодействие с нами в простую и понятную схему. Все, вплоть до последнего информатора, должны быть на этой схеме, как на ладони.

— Ну и задачи вы нам ставите, товарищ полковник, — вроде бы в шутку заметил Соколов, — на несколько НИИ хватит. Нам после выполнения этих задач ученые степени не присвоят?

— Ну вы же не одни работать будете, — ответил ему, прекрасно понимая, что в каждой шутке лишь доля шутки. — Привлекайте специалистов из любой области, из любого НИИ…

— Так значит я могу сюда терминал из главного вычислительного центра Комитета поставить? — почувствовав выгоду, тут же сориентировался Даниил.

— Теоретически да, но на практике за согласованиями заколебаешься бегать, — скептически заметил Карпов и тут же уточнил:

— Республики в общую схему включать?

— Да, включать… Но Среднюю Азию и Кавказ иметь ввиду, однако работу по ним пока не форсировать. Для конкретных дел слишком взрывоопасные регионы.

Я прошел к столику, насыпал в свою кружку ложку растворимого индийского кофе, залил кипятком.

— Соколов, когда там дневной сон у академика?

— С двух до трех. В это время супруги всегда дома.

— Отлично. В двенадцать часов выдвигаемся. Сейчас сообщите в прокуратуру. Чтобы не было нарушений во время ареста. Знаете, с кем имеем дело, от Сахарова кроме вони ожидать нечего. — я повернулся к Карпову. — Андрей, пожалуй, звонить не надо. Съезди в прокуратуру сам.

— Думаете, будет утечка? — Карпову не надо было даже намеков, он, как всегда, схватывал на лету.

— Не думаю, Андрей, я просто уверен в этом, — вздохнул я. — И сразу не ставь в известность, кого собираемся задержать и почему.

Я взял кружку с кофе, прошел в свой кабинет. Сел в кресло и задумался над теми распоряжениями, что дал своей команде. Работу в Средней Азии и на Кавказе начинать пока не стоит. Прежде надо будет лично проехать по всем республикам, чтобы получить полную картину и поставить своих людей в республиканские УСБ.

Вонючий национальный вопрос!

Но… что-то, связанное именно с этой «национальной вонью» меня беспокоило. Я что-то упускаю. И это «что-то» имеет отношение к попытке взрыва на Белоярской АЭС. Кто тот кукольник, что дергает за ниточки всех этих Ельциных-Бережковых-Калугиных?.. И как это связано с окраинами Советского Союза?

Стукнув себя по лбу, едва не выматерился вслух. Ну конечно же! Как я мог забыть?

Поставил кружку на стол так резко, что недопитый кофе выплеснулся через край. Встал, оттолкнув кресло и вышел в общий кабинет.

— Даниил, все дела пока отложи. Сейчас в приоритете следующее задание. Все, что можно найти по программе ликвидации построения Советского Союза по национальному признаку, должно быть найдено и подшито в папку. Вся, еще раз подчеркиваю, информация, вплоть до самых, на первый взгляд незначительных, мелочей.

Загрузка...