Телохранитель Генсека. Том 6

Глава 18

Невозможно «спасать мир» без выходных. Это я понял на следующий день, проснувшись от яркого света, что бил в глаза. Потянулся к часам. Ого! Уже двенадцать дня. Да, проспал все на свете, включая ядерную войну. Пошутив на предмет войны, вспомнил Белоярскую АЭС, Боннэр, Ельцина, подозрения по поводу Микояна… И хорошее настроение улетучилось.

Так бывает. Когда курил, не однажды обращал внимание на то, что дела идут отлично, все получается, энергия бьет ключом и кажется, горы можешь свернуть — до первой выкуренной сигареты. Так и сегодня, был счастлив до первой мысли. Но все-таки выспался отлично.

Сунул под мышку градусник. Да что ж ты будешь делать, тридцать семь и семь! Выпил лекарства, оделся, заправил кровать. Вышел на кухню. Туда же пушистым вихрем вкатилась умная собачка Ася.

— Толку с нее немного пока. Только ест и лужицы оставляет, — проворчала Лида. — Вам еще кошку надо завести.

— Кошку-то зачем? — я удивился.

— С них толку больше, они лечат, — авторитетно заявила Лидочка. — Вот была бы кошка в доме, она бы вас мигом на ноги поставила. Вы не знаете, а я знаю. Кошки — они ложатся на больное место у человека и забирают болезнь. Тепло ихнее — оно лечебное… А вот кто кошек лечит — не знаю. Сами себя они лечить не могут, потому что сапожник без сапог.

Лида помешала что-то в кастрюльке, судя по запаху, варит мне молочную кашку. Дожился…

Она положила ложку на блюдце, потянулась за тарелкой.

— Садитесь за стол, кормить вас буду.

— Лида, давай пока я ограничусь кофе, — я нагнулся, поднял щенка, почесал за ушком.

— Идите в кровать, сейчас принесу ваш кофе, — и Лида поставила на плиту турку.

Встал, направился в спальню. Лидочкины слова о сапожнике засели в голове. Я практически поставил на ноги Брежнева, вытащил с того света жену, и что, сам себя не смогу привести в порядок? Раскис из-за банального ОРЗ так, что самому противно.

Лег, расслабился и начал аутотренинг. Но мысли уходили в сторону, не мог сосредоточиться. Лидочка принесла кофе.

— Я в магазин, — доложила она. — За лимонами. Витамины в них. Еще что-нибудь купить?

— Нет, Лида, спасибо. Денег-то хватает на покупки? — я сдернул с табуретки брюки и полез за кошельком.

— Хватает. Хотя не мешает Аське ошейник купить, — с раздумьем произнесла она. — Хотя нет, гулять ей еще рано, и еще вымахает скоро, придется снова покупать, а старый потом куда?

И она вышла, бормоча что-то под нос. Через пару минут хлопнула входная дверь.

Я взял кружку, прошел в зал, включил телевизор. Шла программа «В мире животных». Дроздов рассказывал о пищевой цепочке, на экране мелькали в кадре молодые гепарды, которые загоняли антилопу.

Отхлебнул кофе. В жизни людей то же самое, законы пищевой цепочки рулят…

Аутотренинг, чтоб его!

Вспомнился случай из моей прошлой жизни. Уже будучи пенсионером, уже когда с прошлой женой все кончилось, был период, когда я впал в депрессию. Году эдак в двадцать третьем, не помню точно… Тогда… (вечно путаюсь с прошлым и будущим, вроде бы будущее, но для меня уже далекое прошлое)…

Короче, попал на прием к психологу. Психолог, не слишком старый мужчина, большой, очень плотного телосложения, даже, я бы сказал, толстяк. Он вызывал расположение к себе одним своим видом. Этакий добряк, готовый поделиться последним куском хлеба, снять последнюю рубаху и отдать вам. Он внимательно посмотрел на меня и, налив по кружке чая — себе и мне — сказал:

— Депрессия, говорите? У меня тоже иногда бывают приступы равнодушия к себе и к жизни.

Я усмехнулся:

— Это что ж получается, сапожник без сапог?

— Сапожник без сапог — не профессионал, а любитель, — психолог презрительно скривился. — А я со своей депрессией справляюсь в три приема. Знаете как?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Я рассказываю себе три анекдота. И именно в таком порядке — это важно. Итак, первый… Приходит мужик к психотерапевту, мол, доктор, я ссусь. Тот ему рекомендует заняться аутотренингом и внушать себе: «Я не обоссусь». Мужик идет от врача и внушает себе, мысленно проговаривая: «Я не обоссусь… я не обоссался… это не я обоссался»…

— Старый анекдот, — заметил я.

— Старый, — согласился врач, — но действенный. Его я рассказываю, когда только начинается апатия, но вы подходите комплексно. Если аутотренинг не помог и депрессия все же накрыла, я рассказываю себе второй анекдот… Вот этот: бомж три дня не ел, не пил, жить не хочется, пошел в вокзальный туалет — вешаться. Влез на унитаз, сделал из веревочки к бачку петлю, сунул в нее голову, как вдруг заметил — кусок булки на полу. Снял петлю, слез с унитаза, съел булку и снова на унитаз и в петлю. Глядь — возле урны недопитая бутылка пива. Снял петлю, слез, допил пиво. Снова унитаз, петля, взгляд… Видит — бычок возле унитаза тлеет. Снял петлю, поднял бычок, затянулся и думает: «С хрена ли вешаться, жизнь-то налаживается!».

— А третий? — я был заинтригован.

— А третий… — врач помолчал. — третий идет в дело, когда уже одно желание остается — просто лечь и не двигаться, и все равно, буду жить или нет. Тогда рассказываю себе третий. Итак, лицо спрашивает задницу, мол, расскажи, как так получилось, что мы с тобой родились в один день, служим одному хозяину, я все морщинистое и старое, а ты как была розовой и гладкой, такой и осталась? В чем секрет? А задница отвечает: «Это потому что срала я на все»…

Помню, когда я перестал смеяться, психолог заметил:

— Причинно-следственная связь. Определите, что стало причиной вашего состояния и либо устраните эту причину, либо поступайте как в третьем анекдоте.

Когда я вышел из здания, где снимал кабинет этот, с моей точки зрения, гений от психологии, я долго сидел в сквере, курил и размышлял. Причина моей депрессии тогда?

Я прекрасно понимал, что дело в крушении идеалов. Если бы я был настоящим писателем, не графоманом, то смог бы написать книгу, которую бы назвал: «Эпоха массового предательства». Я бы детально исследовал, как огромный пласт советской элиты — партийные работники, идеологи, сотрудники аппарата, представители творческой и научной интеллигенции, ну и, само собой, товарищи из Комитета — люди, которые были голосом и стражем советской доктрины, в критический момент истории дружно сменили свои взгляды. Изучение мотивов и механизмов массового предательства, я в этом уверен, заняло бы много томов. И это было бы крайне захватывающее чтиво.

И сейчас, в семьдесят восьмом, я испытывал похожие чувства. Понимаю, что из-за Микояна. Кто следующий? Каганович? Молотов? Повтор «тридцать седьмого года»?..

О, товарищи сталинисты бы заявили, что именно для этого тридцать седьмой год и был необходим, а маоисты бы дополнили, что именно для этого нужна была великая пролетарская культурная революция. Что это просто необходимая мера. Но…

Но масштабы предательства своих идеалов и своей страны просто зашкаливали в моем будущем, и зашкаливают сейчас. Чем дальше я копаю, тем больше гнили вылезает на свет. Иногда мне кажется, что развал Союза неизбежен и не из-за внешних врагов, с ними все понятно. А вот что делать с внутренними врагами? С теми, у кого в подсознании сидит твердое убеждение в том, что «своя рубашка ближе к телу»?..

Тогда, сидя на скамье в сквере, после посещения психолога, я мысленно перебирал всех, кто «переметнулся» в лагерь наших противников.

Типичный случай: высокопоставленный партийный идеолог. Можно взять любого, хоть того же Волкогонова. Идейный генерал, политрук. Прославился трудами о советском патриотизме и о том, как нужно воспитывать воинов Советской армии. Этот настолько «рьяно» служил партии, что исписал горы бумаги, воспевая роль партии и политработников в деле поддержания боевого духа и обличая НАТО. Но стоило ветру перемениться, как он тут же принялся кропать пасквили на «уродливую» большевистскую власть. И мало того, он принялся торговать украденными архивными документами, продавая их за доллары тем самым «заклятым друзьям» из-за океана.

Примерно так же, как разоблаченный недавно Митрохин, только документы после перестройки он выносил совершенно открыто…

Поставил опустевшую кружку на ковер возле дивана. Откинулся на спинку, закинул руки за голову.

Продолжал перебирать исторические персоналии гуляевской реальности. Вот, к примеру, тот же Яковлев, Александр Николаевич. Его биография безупречна: фронтовик, борец с «идеологическими диверсантами». Он разоблачал прозападных либералов, жестко критиковал «неблагонадежных» писателей, вроде Стругацких, обвинял в инакомыслии, аполитичности, либерализме многих других фантастов. Его статьи против «американского империализма» могли бы стать учебником для революционеров. Как он клеймил америкосов — это просто песня, Че Гевара рядом не стоял!

Однако со сменой политической конъюнктуры этот человек стал автором книг, обвиняющих коммунистический режим в уничтожении десятков миллионов невинных людей.

Сейчас, став Владимиром Медведевым, мне удалось остановить Яковлева. Но сколько таких еще?

Да что далеко ходить, просмотреть хотя бы на того же Ельцина. Сейчас он первый секретарь Свердловского обкома, он слывет эффективным хозяйственником и образцовым партийцем. Его речи на съездах, где он осыпал Леонида Ильича неуемными похвалами, по своей угодливости просто зашкаливали. Круче него льстили только представители национальных республик, те же Шеварднадзе и Алиев.

Ельцин клялся в верности марксизму-ленинизму и ритуально призывал к личной скромности всех партийных работников. И что в итоге? Именно Ельцин создал на обломках СССР коррумпированное олигархическое государство, а его семья, тоже видимо из побуждений «личной скромности», приобретала роскошную недвижимость за рубежом…

Звякнула чайная ложка и кружка из-под кофе опрокинулась мне на ногу. Аська. Задумавшись, я даже не заметил, когда она пробралась в зал. Взял щенка на руки, погладил. Та прижалась ко мне теплым комком и засопела.

Подумал, что собаки знают, что такое преданность, чего не скажешь о людях.

Возьму для примера литературного генерала Феликса Кузнецова. Это был страж соцреализма. Он с рвением обличал всякую «шушеру»: модернистов, авангардистов, усматривая в таких явлениях, как альманах «Метрополь», вредоносное еврейское влияние и подрывную деятельность. Он клеймил любые тексты, тайно переправляемые на Запад, за то, что они «клевещут на нашу действительность» и наводят на строителей коммунизма упаднические настроения.

И что же мы видим потом? Этот же самый Кузнецов оказывается в числе подписантов коллективных писем, призывающих «раздавить красную гадину». А из его стола достаются рукописи, где он, оказывается, годами фиксировал «всю правду о чудовищном режиме, задушившем свободное творчество».

Или экономист-аграрий, Емельянов, Алексей Михайлович. Всю свою карьеру он выстраивал на теме «великого советского преобразования деревни», защитил на этой теме и кандидатскую, и потом докторскую. Стал профессором, дальше — академиком ВАСХНИЛ.

Во время перестройки он переобулся в полете. Популяризовал старую поговорку тридцатых годов: «Серп и молот — смерть и голод», сделав ее лозунгом.

Про национальные республики я даже вспоминать не хочу. После развала Союза там было все куда хуже, как всегда и бывает, когда в дело вступает вонючий национальный вопрос…

На экране мелькали кадры фильма «Сибириада», снятого братом Михалкова — Кончаловским. Тут даже комментировать не хочу, все и так знают про это семейство всё.

Как я могу предотвратить эти идеологические превращения? Да никак. Невозможно судить за будущие преступления, которых может еще и не случиться. Тот же Горбачев… Пятно на лысине не повод для возбуждения уголовного дела, и я «подловил» его на «личной нескромности»…

Однако чувство, что стоит отрубить условному «змею» одну голову, как тут же вырастает другая, не покидало меня.

Как мне тогда сказал психолог? Либо поступайте как в третьем анекдоте, либо уберите причину.

Здесь только один вариант: сделать так, чтобы в партии продвигались в первую очередь по личным убеждениям, согласно внутреннему огню, и только те, кто горит идеей коммунизма. А это значит, что надо сделать так, чтобы материально быть на первых ролях в партии стало не выгодно — экономически.

Задача нереальная. По крайней мере сейчас.

Взять того же Леонида Ильича. При всем моем уважении к Генсеку, его страсть к автомобилям и коллекция дорогих машин никак не вписываются в образ аскета.

И так со всеми. Своя рубашка ближе к телу…

Я гладил щенка, телевизор тихо гудел, мысли шли своим чередом. Я понимаю, что единственный способ не допустить таких людей в ряды правящей партии — добиться, чтобы в ней не было никаких привилегий. Отменить те самые «спецраспределители», заграничные командировки — не те, что для дела, а те, что оформляются «просто прокатиться и закупиться», и полностью перекрыть доступ к дефициту.

Партийный статус должен не облегчить жизнь, а возложить дополнительную ответственность и трудности, не суля при этом никаких материальных благ.

Ранняя Советская власть осознавала эту опасность, вспомним хотя бы закон о партмаксимуме. Тогда на высшем партийном уровне было принято решение о том, что зарплата любого партийного функционера не должна была превышать среднюю зарплату высококвалифицированного рабочего. Инженеры, учителя, врачи и другие специалисты зарабатывали больше, чем те, кто занимал высшие должности в руководстве страны. Но это в двадцать первом году, еще при Ленине было.

А сейчас? Сейчас прагматизм победил, оставив идеализм болтаться где-то в хвосте, ибо человеческая природа взяла верх.

Лично я не считаю, что человек изначально жаден и порчен. Если бы это было так, то, перефразируя апостола Павла, можно сказать: тщетна и проповедь наша, и наша вера.

Один раз в своей жизни я уже поступил, как герои тех трех анекдотов. Убедил себя в том, что «это не я обоссался» и, не в силах решить проблему, под девизом задницы из третьего анекдота, прожил жизнь, не сказав ни единого слова против развала Союза и не сделав ни одного движения ради его спасения.

Хватит! К черту аутотренинг.

И хватит бороться с мифическими головами «змея Горыныча», надо бить в сердце. А именно, менять систему.

Потрогал лоб. Температура нормальная, не знобит. Слабость и головокружение тоже прошли. И кошка не понадобилась для лечения, как бабка отшептала. Я чувствовал себя сжатой пружиной, был полон сил и желания двигаться.

Не стоит ворошить прошлое. И смысла прогнозировать будущее тоже не вижу. А сейчас… Что делать сейчас?

Если вспомнить ту жизнь, которую я уже прожил, как Владимир Гуляев, то за ответом далеко ходить не надо. Единственная республика, которой удалось не только сохранить флаг и герб времен СССР, не только сохранить и умножить материальное наследие Советского Союза, но и возродить советские идеалы — это Беларусь. Но это отдельная песня, и написал ее, по большому счету, президент этой страны — практически единолично.

А это значит, и я смогу единолично уберечь Советский Союз от того будущего, которое ему уготовано. Тот же Лукашенко начинал в куда худших условиях, чем у меня сейчас. Надо взять за основу стратегию Батьки, и не делать ее неподвижной схемой, а творчески развивать в ключе текущих реалий.

Что ж, буду решать проблемы и, по возможности, превентивно.

Отнес умную собачку Асю на ее лежанку в кухне. Прошел в ванную комнату. Брился долго и тщательно. После метнулся к телефону, вызвал водителя. Не стал надевать костюм, оделся по простому — джинсы и водолазка, сверху пуловер. В прихожей на ноги натянул полусапожки, надел куртку и уже собирался выходить, как раздалась телефонная трель.

— Медведев слушает, — сказал, подняв трубку.

— Владимир Тимофеевич, — раздался в динамике ровный голос Карпова, — Капитонов только что приходил. Долго разговаривали с ним. Вы были правы, Ельцин поступил так, как вы и предполагали.

— Пусть Даниил отвлечется от работы с архивами и обеспечит техническую поддержку. Я сейчас буду, — ответил ему и бросил трубку, не дослушав вопрос Карпова о моем здоровье.