Там, на той стороне

Глава 13

ГЛАВА 13

I

Нож прошелся по мясу, оставляя за собой темный, но довольно глубокий кровавый след. Он разрезал волокна так хорошо, что хватало одного раза. Сукровица выступила наружу вперемешку с сливочным маслом, щедро осыпанным приправами. Мясо, такое горячее, что масло тут же подтаяло, превращаясь из ровного квадрата с прямыми углами в бесформенную желтовато-белую массу. Оно растекалось по золотистой корочке, а затем стало проникать в прорези от ножа, заполняя пустоту.

— Эмили! — строго проговорила Саманта Де Ламаркан хриплым голосом. — Не смей играться с едой. Если ты не голодна, я попрошу Роланда, чтобы он проследил за тем, чтобы ты не таскала еду с кухни.

— Ну м-а-а-а-м! — произнесла растянуто Эмми, будто у нее пытались забрать любимую игрушку. Она была не в настроении. И мамочка это знала. Все это знали.

Зал был по истине впечатляющим. Саманта Де Ламаркан пыталась воссоздать в миниатюре все то, чем она когда-то владела за пределами Штатов. Освещенный канделябрами на современный лад и украшенный гобеленами и резными существами. Они были выполнены так хорошо и так точно, словно делались с натуры.

Прямо над ее головой нависло одно из чудищ. Оно оскалило пасть в усмешке, на кривых острых как у акулы зубах выступала черная смола. Руки, покрытые шерстью, а на спине вдоль позвоночника росли твердые как мозоль угловатые бугры. Чудище замахнулось на что-то темное, похожее на монаха в сутане, ее длинные когти проскользнули сквозь него не оставляя следов. Мужчина был вооружен. Его рука сжимала костяной меч, заточенный с двух сторон, но оно смотрело вниз, словно он не сражался.

Подобных существ было очень много. Как и на гобеленах. Можно часами разглядывать сцены сражений, убийств и соития между людьми и монстрами. Да, здесь много обнаженных тел.

Но особую гордость для Саманты представляла картина, выжженной солнцем земли. Она была так реально, что скорее походила на фотографию. Золотая рамка изрядно потрепалась, покрытая царапинами и сбитыми углами.

За длинным семейным столом сидели все, кто смог прийти.

— Том, — произнеси молитву пожалуйста.

Том придвинулся поближе к Эмили и положил огромную руку ей на колено. В ответ, она ущипнула его настолько, насколько хватало сил. Том попытался сдержать смешок, но не вышло.

— Я сказала, что-то смешное?

— Нет мам, — ответил Том. И снова смешок. — Это Эмили меня смешит.

Саманта поправила очки и провела рукой по столу.

— Ну же, Томми, сделай, что я прошу.

Том напрягся, его бугристые плечи и шея вздулись, и он сложил руки вместе в замок.

Он зажмурил глаза, при этом его лоб наморщился и на нем проступила еле видная изогнутая полоска.

— Милостивая матушка! Благодарим тебя за этот дар, который питает наши тела… наши тела… м-м-м…

Эмми шепотом произнесла:

— И души, кретин!

— И души кр…

Том запнулся. Эмили, прикрыв рукой рот, засмеялась.

— Д-д-даруй нам силу и мудрость для продолжения нашего пути. И дай заблудшим детям найти твой путь.

Саманта с упоением слушала молитву. Словно это и была ее пища. Невидимые потоки силы проникали внутрь.

— Хорошо Томми… очень хорошо. Можешь взять добавки. В отличии от Эмили.

Она глянула на нее.

В ответ, Эмми посмотрела на нее обиженно. Из ее рта торчал кусочек сочного стейка, а рот измазан соусом вперемешку с кровью и сливочным маслом. На веснушчатом лице запылали розовые щечки. Она сердилась. Но мамочка была непробиваема. Обычно, она таяла при виде больших зеленых глаз. Но не сегодня. Саманта Де Ламаркан была не в настроении и даже немного… рассеянной? Неужели это из-за нового брата Натана? Эмми вздохнула. Он ей понравился.

— Приятного аппетита мои дети, — пожелала Саманта Де Ламаркан.

Она оглядела всех.

Крепыш Томми, сообразительный Роланд, Ким-ей досталось самое редкое, острый ум. И конечно же маленькая красотка Эмили. Вечно ей все сходит с рук.

Не хватало только непоседы Марко.

— Эмили, ты знаешь, где твой брат Марко?

Девушка, не поднимая головы промычала.:

— Неа, — но звучало это как: — М-м-м-м.

Она отпила со стакана и жуя с открыты ртом проговорила:

— Последний раз он звонил пару дней назад… кажется из Нью-Йорка. Но ты же знаешь Марко, мамочка, он любит поболтаться. Ему всегда мало.

— У него беда с головой, он не может себя контролировать, — сказал Том, явно не подумав о последствиях.

— У него хотя бы хватает ума это признать... в отличии от некоторых.

Эмили защищала брата. И Саманта одобрительно кивала.

— Что? Разве я не прав? Что тут такого? Мы два дня протирали задницу в тесном Бьюике, чтобы привезти этого новенького… — при словах задница, Саманта прикоснулась пальцем к губам и издала звук: — Ш-ш-ш-ш!

— А он, что? Забавляется в Нью-Йорке! Наверное, нашел себе какую-нибудь новую дырочку и трахает ее.

— Томми! Ну-ка прекрати немедленно. А то я забуду о том, чтобы отпустить вас с Эмили на выходные в Талсу.

Эмми пнула под столом Томми босой ногой и заохала, схватившись за палец ноги.

— Как больно! Давай Томми, извиняйся перед мамулей! Ну же… ты же обещал мне, что мы сходим на ярмарку и посмотрим на Золотого Бурильщика.

— Извини мам…, — пробормотал Томас. — Я был не прав. — Его бычья шея согнулась в смирении вперед.

— Хорошо. Я принимаю твои извинения. Все мы здесь одна семья и должны уважать друг друга, — проговорила она. — Роланд, скажи дорогой мой, как ты думаешь, мамочка любит всех одинаково? Или кого-то больше?

Роланд читал книгу. Он так проникся в чтение, что все происходящее проносилось мимо него, не касаясь острого слуха.

— Наш мечтатель замечтался, — пропищала Ким. Все это время она аккуратно поддевала вилкой кусочки мясо из его тарелки, к которой он даже не притронулся.

Саманта понимала, что дети заскучали. Надо бы их свозить куда-нибудь. Она вспомнила о Натане. Вернее, она думала о нем постоянно, как и о всех детях, но сейчас она стала прислушиваться. Она думала о нем с теплым чувством, как это бывает у только родивших женщин. С трепетом. Она чувствовала его биение сердца, как эхо у себя под грудью.

— Малыш выбрал правильный путь, — прошептала она. Ей лишь пришлось ему немного помочь, совсем чуть-чуть. Она видела в сознании как через тусклое, но прочное стекло, его обожженное лицо. Он брел по дороге, губы его потрескались. Он только начал, но уже смог за себя постоять. С ним был еще один и он уже там давно. Слишком давно. Натан еще не верит, не потому что не хочет, а потому что не знает.Ничего… ничего. Когда-нибудь ты станешь совсем взрослым и тогда…

Дверь распахнулась и в нее вошел… нет, влетел как ураган, мужчина. Он улыбнулся и помахал руками. Кожаная куртка, светлые кудрявые волосы и нетипичный для здешних мест загар.

— М-а-а-а-рко! — завизжала Эмми и понеслась со стола прямо в объятия, чуть не снеся стакан с водой.

— Крошка Эм! — прокричал Марко и подхватил на лету, он поднял ее над собой и кружил, кружил. Они шутили и смеялись, Эмили махала ногами в разные стороны, а коротенькая юбка иногда задиралась и показывала всем хорошенькую попку в кружевных трусиках.

— Ну все, хватит каруселей, — сказал Том строго.

Марк осторожно опустил Эмми на пол.

— И тебе привет громила! Лови.

Он вытащил из-за пазухи нож и метнул в Тома.

Саманта Де Ламаркан была спокойна. Она слишком хорошо знала своих детей.

А вот Ким вздохнула с ужасом и замерла, издав протяжное: — О-о-о-х!

Том схватился за лезвие голой рукой, поймав его у самого лица и повернув его боком, принялся разглядывать. Он провел по ладони, но следа не осталось. Том ухмыльнулся. Кажется, он был доволен.

— Хм... хорошая сталь… ну ладно… спасибо брат.

Марко подходил к каждому, начиная с Ким и целовал в щеку. Даже Роланда. Тот впервые за все время поднял глаза. Это совпало с тем, что он перелистывал страницу. Обычно, всегда серьезный, он заулыбался. Мальчик достал из кармана стилус и вывел на планшете ровным каллиграфическим почерком:

SALVE MARKO! И добавил улыбающийся смайлик.

— Che bambino intelligente! — воскликнул Марко и чмокнул его в лоб.

Марк поцеловал всех, кроме Тома. Его он стукнул в плечо и начесал ему на голове волосы рукой.

— Да иди ты уже! — ответил Том и оттолкнул брата.

Когда очередь дошла до Саманты Де Ламаркан, он вежливо опустился на колено и взяв ее руку приложил к губам.

— Привет, мама.

Женщина наслаждалась его преклонением. Вот почему Марк так ей нравился. Он умел любить по-настоящему, всем сердцем. В его груди горело сердце истинного верующего. Он верил в то, что верила Саманта и всегда выполнял все поручения с особым рвением, не задавая вопросов. Еще Марко умел слушать и хорошо говорить. То, что нужно было для настоящего дитя. Но у него были и слабые стороны. Об этом мама знала тоже, она знала абсолютно все о своих детях.

— Здравствуй, Марко. Почему ты опоздал на ужин?

Марко продолжал стоять на коленях и держать ее руку.

— Мне захотелось посмотреть Нью-Йорк. В частности, южные окраины Бруклина. Там такая…, — он пощелкал пальцами. — Такая… атмосфера… знаешь мам, как бы это сказать… умиротворенная.

Он заулыбался. Вернее лишь половиной лица. Левая продолжала оставаться камнем. Но никто из семьи не замечал этого. Для них он был прекрасен. Даже для Томаса.

— Тебе есть чем поделиться, Марко? — спросила его Саманта.

— Почему бы и нет.

Он вскочил на ноги и развернув свободный стул спинкой вперед, оседлал его.

— Я не прочь поделиться, одним словом. Оно не станет вам поперек горла. Поверьте мне. После него вы скажите: — Марко! Ты не зря выбрался из преисподние. Не зря!

Ким завораживающе глядела на брата. Она даже приоткрыла рот.

— И пусть я не говорю как настоящий американец. В моих жилах течет кровь от моих земных предков. — Он усмехнулся. — Кто ж не грешен, правда Эм? — Он подмигнул и Томми, и Эмили сразу.

— Но все-таки мы знаем зачем пришли на эту землю. Каждый из нас знает. Так ведь?

Все закивали головой. Даже немой Роланд замычал, он отложил книгу и внимательно слушал. Он то уж точно этого знал.

Марк посмотрел на всех, выдержав небольшую паузу.

— Каждый из нас скитался по темным землям. Мы не знали кто мы такие и просто уходили в пустоту. Я помню, как ты плакал Томми.

Все засмеялись. Кроме Томаса. Он помахал ножом.

— Извини Том, но это правда.

Но наша мама, — он взглянул на Саманту Де Ламаркан. Та притворилась что смущена вниманием и прикрыла лицо вуалью со шляпы, которую успела надеть.

— Она нашла нас, каждого всеми забытого дитя. Скажи-ка Ким, от чего спасла тебя мама?

— От охотников. Они хотели снять с меня скальп. Но мамочка убила их. Она пролила на них свет.

— Правильно. Она нашла нас и привела к свету. Свету, который не гаснет никогда. И этот свет теперь живет в нас. И вот мы здесь, на этой земле несем его. И должны делиться им с людьми. Это заставляет их кричать от боли и просить о пощаде. Но такова воля нашей Великой Матери. Мы должны обратить их из тьмы. Они говорят, это плохо. Смерть — это плохо?

— Н-е-е-т! — закричала Эмили и выставила вперед руку.

Глаза Марко сияли черным блеском, улыбка никогда не сходила с его губ. Но сейчас он был серьезен как никогда.

— Смерть — это новая жизнь! Мы-то это уж знаем точно.

Марко закончил. Так неожиданно для всех. Но это все, что было у него на сердце.

— Марко, — проговорила Саманта. — Ты же знаешь, что у нас в семье грядет пополнение?

— Точно! Ну и как он? Куда вы его спрятали от меня негодники. Ну-ка, доставайте!

Он заглянул под стол.

— Видел бы ты как он дрожал, — проговорила Эмили. — Весь такой Мистер-я-хочу-обратно-в-Нью-Йорк. Но он красавчик. И любит стейки!

— Нашей Эм понравился новенький, — протяжно проговорила Ким.

— Да врешь ты все! Просто он такой душка. И растерянный… как кролик.

— Я отправила его на ту сторону, — ответила Саманта.

Марк как будто расстроился.

— Не могла подождать меня?

— Больше, нет. Слишком долго он скитался во мраке. Но мне понадобится твоя помощь Марко. Не сейчас... чуть позже.

Саманта встала из-за стола. Все повторили за ней.

— И да, кстати… тебе удалось привести ту заблудшую душу?

— Еще как, мама. Видела бы ты как он этого хотел.

— Да уж, ты постарался на славу. Иногда, я все же читаю газеты.

Ким подошла к маме и взяла ее за руку.

— Мамочка, когда я буду обращать неверных? Как Марко и Тони?

— Еще не пришло твое время, дитя. Но ты можешь быть послушной Великой Матери. Прислушайся к своему сердцу, оно подскажет тебе.

При этих словах она дотронулась рукой до носа-пуговки Ким.

Саманта прошлась по залу постукивая туфлями на высоком каблуке. На ней не было корсета или чего-то еще, что заставляет выглядеть талию узкой. Ее природная красота была ее самым большим оружием. Да, она больше не может похвастаться приятным голосом, но этого ей и не нужно. Больше не нужно.

— Ну ладно. Отдохните, но помните, сегодня нас ждет большой вечер.

При этих словах Роланд заулыбался во весь рот, показывая жестами, что по такому случаю, он приготовил маленький сюрприз.

Саманта Де Ламаркан еще раз оглядела своих детей и послав воздушный поцелуй Эмили, скрылась за дверьми своей спальни.

II

В ее покоях не было света. Абсолютная темнота. Плотные шторы защищали комнату от солнца, поглощая каждый луч, пытающийся подглядеть через окно. В комнате пахло чем-то на подобии запаха меда, только более резким и дурманящим. Холодные стены дарили приятную свежесть.

Все это ее успокаивало. Она расслабленно выдохнула и принялась раздеваться. Она сняла с головы шляпу, затем поддев застежку белых бус, убрала их в шкатулку. Женщина присела на край кровати и отщелкнула серебряные заклепки туфель. Она пошевелила пальцами ног, словно освободившись из оков.

Оголив плечи, Саманта ловко выскользнула из платья, стянув его через низ.

Бюстгальтер отправился следом, туда же упали и трусы. На пол.

Саманта сняла с себя последнее, что защищало ее больше всего. Очки.

Темнота скрывала все самые пикантные части обнаженного тела. И можно только представить, как она выглядела в этот момент. Ни блеска, ни крошечного светлого пятнышка, которое бы отразилось на ее бледном теле. В комнате не было зеркал. Она считала их лишними и для них в комнате попросту не существовало места.

Никто никогда не заходил к мамочке в спальню. Ни под каким предлогом. Это было запрещено и равносильно тому, если спрыгнуть в вольер с голодными аллигаторами. Скорее всего, такой человек упадет на землю уже по частям. И половина будет в желудке у хищника. Как говорила сама Саманта Де Ламаркан:

— Не заходи в спальню к женщине, если не собираешься с ней спать!

Женщина легла на кровать и раскинула руки в стороны.

В комнате было что-то еще. Нечто темное, чернее, чем сама чернота проскользнуло по ее руке. Нечто, что она принесла с собой из другого мира ползло у нее по груди. У нее не было постоянной формы. Оно менялось, искажалось и судорожно подергивалось, пытаясь оставаться целостной. Словно, в природе этого мира не существовало таких телесных оболочек, чтобы изобразить подобное. Существо или скорее нечто неописуемое пропадало и появлялось как мерцающая лампа.

Саманта провела по ней рукой. Оно послушно провалилось под ней и скатилось к животу.

— Садон! — произнесла она и чернота задвигалась как по спирали. Сила этой материи была в ее власти, опускаясь все ниже и ниже.

Саманта Де Ламаркан раздвинула ноги и впустила ее в себя. Темное безумие, пробираясь через лоно, сужалось и удлинялось, доставляя женщине удовольствие. Пальцы ее вжимались в простыни с такой силой, что был слышен неприятный скрип. Колени дергались как в припадке, она не владела собственным телом. Все глубже и глубже. Мелкая дрожь пронеслась по всему телу и в какой-то момент на нее нахлынула последняя, самая мощная волна, которая заставила на какое-то время потерять контроль.

Затем все затихало. Саманта перестала чувствовать шевеление и томно вздохнула, приложив к тому месту руку. Это было только начало.

По телу пробежал холодок. Кожа твердела и из пор стали проступать острые шипы, похожие на жало скорпиона. В пустых глазницах запылал огненный блеск. Она закрыла рот рукой чтобы не вскрикнуть, но это уже мало похоже на руку, что-то когтистое, испещренное в шрамах и сухожилиях. Она тяжело перевалилась на живот и сползла коленями на пол. По спине поползли нарывы, прорывая кожу. Они выталкивали из себя сгустки крови, которые тут же твердели, образуя наросты. Они удлинялись и расширялись, пока не приняли крылатоподобный образ.

Лицо ее вытянулось, кожа сошла на затылок. Две горящие ямки создавали схожесть с глазами и метались в разные стороны. Носа не было-лишь тонкая прорезь.

Безобразное чудовище, из тех, что украшали своим ужасом столовую.

Оно заметалось по комнате, привыкая к новой форме. Существо стояло на полусогнутых мускулистых лапах.

Монстр издал беззвучный рык, и яркая искра света скрыла его за собой. Оно покинуло этот мир.

III

— … и тогда я спросил у тех двух, что стояли возле Харли Дэвидсона: — Парни, у вас, что, в Канзасе кроме кукурузы ничего нет? Ты можешь себе это представить? — произнес мужчина с не таким уж редким именем.

— Как неожиданно! — воскликнула Саманта, глядя на мужчину.

Он зажал зубами сигару, делая короткие быстрые тяги. В его толстых, похожих на немецкие сардельки пальцах, она выглядела как спичка.

— Оскар всегда найдет самый гениальный выход из любой ситуации, — проговорила женщина в платье – мешке.

Хотя само по себе платье было вполне себе достойным, но на ее худом теле оно прямо-таки свисало, держась на костлявых плечах. Глубокое декольте по всей видимости требовало наличие хоть какой-то груди, а не полное ее отсутствие.

Она положила руку на колено мужу, гораздо ближе к тому месту, где у нормальных мужчин должен быть пах. У него это место скрывал нависший, словно подъездный козырек, живот.

— Вам стоит почаще выбираться куда-нибудь, — подметила Саманта. — Вы выглядите такими счастливыми.

Женщина восторженно ответила:

— Вот и я о том же! Оскар, ты слышишь?

Мужчина дотянулся до столика и подцепив двумя пальцами стакан с виски, осушил его одним присестом. Он тяжело выдохнул, одарив сидящих порцией влажного выхлопа, а затем произнес медовым голосом Фрэнка Синатры:

— Именно, дорогая! Вашингтон не место для таких как мы. Я с удовольствием променяю наш просторный домик в Калорама, на что-нибудь менее… эм… менее…

— Комфортное, — подсказала Саманта.

— О-о-о! — протянул Оскар. — Кажется, вы понимаете, о чем я!

Саманта Де Ламаркан очень хорошо понимала, о чем говорит этот человек. А еще она знала, что никакого дома у него нет и он пришел сюда только потому, что откликнулся на объявление в интернете.

В гостиной было оживленно. Звуки музыки переплетались с короткими смешками, обсуждением спортивных команд и просто бесполезной болтовней. Но во всей этой дружной атмосфере будто что-то витало, едва уловимое. Что-то разрушающее. Как если бы в кофе вам добавили каплю орехового сиропа. Вы пытаетесь уловить запах, но он ускользает, едва удается распознать мускусно-прянный аромат. И только попробовав на вкус становится ясно. Но уже слишком поздно.

Саманта Де Ламаркан это ощущала. И знала, что это ощущает Том, сидящий в углу большого зала за роялем. На нем был новый костюм, сшитый на заказ. Он играл спокойно и непринужденно, почти без напряжения. И лишь пальцы носились как бешеные, едва касаясь клавиш. Звук был чистым, без капли фальши, словно доносился из музыкального проигрывателя.

Рядом сидела Эмили, прижавшись к его спине. Золотистый пиджак почти не скрывающий собой черный лифчик, подчеркивал ее бунтарский настрой и будоражил в умах гостей мужского пола мысли, которым, увы, никогда не суждено сбыться. Эмми подергивала ногами в такт музыке, а в ее глазах блестел изумрудный огонек безумия. Она была взбудоражена и почти не ела, что для нее было крайне редким явлением. Или же она оставляла место для десерта.

К ним подсела девушка. Судя по раскрасневшемуся лицу и глазам-блестяшкам, она была пьяна и искала подходящей для такого случая компании.

— Знаете ребята, сперва я подумала, что вы реально того… хотите меня ну..., — она икнула, — заманить… уж очень странно выглядите. — Она ткнула пальцем в плечо Тому. — Особенно ты здоровяк. Ну правда… ик! Посмотри на свои мышцы! Ты вообще, человек? — Она повернулась к Эмили, тут же забыв про Томаса и приобняла ее сзади. — А здесь так хоррошо… черт, ребята! За такое не жалко и помереть… А знаете, что? Ик… Я так мало в своей жизни попробовала… О! Кто этот красавчик в кожаной куртке?

Она отвернулась, раскрасневшись.

— Кажется, он на меня смотрит.

— Это Марко, — произнесла Эм. — Мой брат.

Она оглядела незнакомку с ног до головы. Девушка была из разряда, что называется милой. Она еще не успела растерять первозданную свежесть, и Эмили вдруг захотелось думать, что та работает стенографисткой. Невинная и любопытная. Даже при слове черт, она виновато улыбнулась, будто говоря: — Обычно я так не делаю, но сегодня… сегодня я обязательно выкину что-то этакое!

— Просто подойди к нему и скажи, привет! — подсказала Эм. — Я… как там тебя?

— Салли! — продолжила девушка.

— Ага, Салли!

— Так просто?

— Конечно дурочка. Проще чем нажимать на кнопки.

Эм подтолкнула ее рукой и та, слегка покачиваясь, устремилась в глубь зала, где Марко перехватил ее и тут же повел к стойке с выпивкой.

— Бедная девочка, — сказала Эм.

— Она хотя бы получит удовольствие, — произнес Том, не отрываясь от клавиш.

Эмили рассмеялись. Они были в предвкушении ближайших событий, отчего внутри одновременно щекотало и покалывало, как у детей, которые с нетерпением ждут свои подарки под елкой.

Томас принялся ускорять темп музыки, словно ускоряя время. И вот прозвучал финальный аккорд, который положил начало внезапно наступившей тишине.

— «Кажется пора», — подумала Саманта и взяла со стола бокал с вином, взглянув на Оскара.

Все это время, она лишь кивала и произносила короткое: — Ага, — там, где его глаза смотрели на нее с ожиданием. Он говорил без устали. О религии и войнах. О социальных программах и предвыборной гонке.

— Вам не кажется, что последнее время слово демократия звучит слишком часто? Каждый кричит о свободе, под лозунгами равноправия. Но разве не так мы загоняем себя в рамки закона, пытаясь этим сохранить порядок и справедливость? Так дорогая?

— Ты абсолютно прав, Оскар.

Она сделала шутливое лицо и наклонилась к Саманте.

— Иногда мне кажется, от его слов, я будто возбуждаюсь. Хотя уже и не помню, когда мы делали это в последний раз.

Она зачем-то стала слишком уж откровенной. Возможно, именно так действует пару бокалов вина на женщин подобного рода. Женщина придвинулась ближе и прошептала:

— Хотя нет, кажется, все-таки помню. Пару месяцев назад мы решили сделать это… ну вы понимаете, о чем я.

Саманта кивнула.

— Мне пришлось буквально заталкивать его себе внутрь, как будто это… простите меня… как будто это не член, а обвисший носок.

Она захихикала, а потом откинулась на спинку дивана и провела рукой по влажным губам мужа, стерев с них темные следы от сигары.

— Так, о чем ты, дорогой?

Мужчина поморщился, будто его заставляли. Он нехотя отставил стакан и пополоскал рот остатками. Затем многозначительно посмотрел перед собой и продолжил:

— Но иногда… иногда, в нашем стремлении к той самой демократии, за которую так рьяно боремся, мы можем ограничивать сами себя, утверждая законы и правила, подвергающие сомнению собственные принципы свободы и права человека. Такая свобода немыслима…

В чем-то Оскар был прав.

— А что вы станете делать, если вас убьют? — спросила Саманта. — Кому тогда сдалась ваша свобода?

— Ну, знаете… в наше мирное время не так просто убить человека. На то есть множество причин.

— Вы так думаете?

— Абсолютно, — проговорил Оскар. — В наш прогрессирующий век, человек — это не что иное как…

Но Саманта не дала ему закончить. Она ударила бокалом о край стола, а затем остатком осколка на ножке полоснула его по шее. С противным звуком разрывающейся кожи, стекло оставило длинную разметку.

— Кажется, вы были не правы, Оскар. А я не совсем с вами честна. Но теперь, это не имеет никакого значения.

Глаза мужчины расширились, он с удивлением посмотрел на нее, затем приложил руку к тому месту, откуда потекла кровь. Он выдохнул и весь воздух вышел через отверстие на шеи с чавкающим, брюзжащим во все стороны звуком. Ей почти понравился этот страдающий диабетом и ожирением человек. В нем сочетались лучшие людские слабости. Он умел красиво лгать и с гордостью говорил о любви к еде.Еще она знала, что у него в голове опухоль, размером с грецкий орех и ему осталось не больше месяца. Возможно, именно из-за нее он так много болтал.

Женщина издала стон. Не крик. Кровь была такой густой, что стекала на грудь как подтаявшее желе. Мужчина словно пытался что-то сказать. Он держался за подлокотник, ноги беспорядочно стучали каблуками начищенных туфель. А женщина все продолжала стонать под хрипы и постукивание.

Саманта видела, как женщина, зажимая руки между ног, силилась удержаться. Она стыдилась, что ее возбуждало смотреть на бьющегося в предсмертных конвульсиях мужа, но, если бы ей предложили все остановить, она бы ни за что не согласилась.

Саманта Де Ламаркан встала, аккуратно, стараясь не запачкаться и огляделась.

То, что она увидела, очень ей понравилось.

— Мои славные детки.

Томас шел через толпу людей, размахивая оторванной головой, которая минуту назад недовольно отзывалась о эмигрантах. Люди с перекошенными от ужаса лицами устремились к выходу, где их встретил Роланд.

Мальчик услужливо отошел в сторону, и мужчина, с закатанными по локоть рукавами, схватился обеими руками за ручку.

Роланд бесшумно рассмеялся. Он всегда знал, что все взрослые дураки, но не настолько же?

Обе руки валялись на полу отсеченные острой бритвой. Роланд прозвал свое детище гильотина.

Мужчина кинулся в толпу и споткнувшись на пол уже не встал. Какая-то девушка наступила ему на лицо. А затем и еще с десяток других таких же обезумевших.

«Их убивает собственная глупость», — подумала Саманта.

Она дала возможность жене уже покойного Оскара, получить лучший оргазм в ее жизни и теперь та сидела, зажавшись в кресло с застывшей на лице гримасой. Нижняя губа дрожала и с нее свисал сгусток белой слюны. Женщина что-то бормотала, перебирая перед собою пальцами рук, будто вязала.

— И ты Розалин, — грустно произнесла Саманта. — Жаль, я думала ты стоишь больше. Женщина не обращала внимание и играла с собственными жидкостями, растягивая и наматывая их на палец, как пряжу.

У каждого человека свой предел, после которого мозги превращаются в кисель.

Саманта Де Ламаркан не любила пачкать руки, потому просто свернула ей шею. До тройного хруста. Голова женщины отщелкнулась, как касса в супермаркете, а изо рта вывалился бледно-серый язык.

Хаос, как назвали бы некоторые то, что происходило сейчас, но не она. Все это было закономерно и упорядочено. Жертва Великой Матери должна кричать и умолять, а ее душа проситься покинуть поскорее тело.

Так должно было быть.

Ее сознание служило чем-то вроде моста, между мирами. Великая Матерь улыбалась. Искаженные туманные силуэты, тянулись к ней вереницей. Она поглощала души умерших, отправляя их на ту сторону. Там они станут вечными слугами.

Эмми торжествовала. Наконец, ее мучительный голод был прерван. Она как обезумевшая прыгала то на одного, то на другого, выдирая зубами куски мяса, перегрызая артерии и прильнув к источнику, высасывала сладкий нектар.

Саманта вышла на балкон, откуда с высоты виден весь зал. Два мужчины и одна женщина, оставшиеся в живых из той шумной толпы, что явилась на закрытую вечеринку, истекающие кровью, забились в угол. Перед ними стоял Марко.

Они просили их отпустить. Женщина предлагала сделать с ней все, что ему придет в голову, лишь бы уйти живой. Но она не знала одного. Марко ненавидел шлюх. На них у него был свой «особый план». Он называл это, «очищение».

Не обращая внимание на вопли, он задернул на женщине платье почти до бедер и приставил к бедру серебристый револьвер марки «Смит и Вессон». Холодная сталь заставила ее вздрогнуть.

— Тише, тише! Мы же не хотим, чтобы нас боялись? — спросил Марко у револьвера.

— Ты должен быть нежным, — он уперся дулом между ее ног, слегка надавив.

Ее всхлипывание было похоже на икание, дергающееся и монотонное.

— Я бы сказал вам, что-нибудь напоследок, — обратился Марко к женщине, которую можно было бы назвать девушкой, если бы не сеточка синих вен, расползавшаяся внутри бедра. На ней были самые обычные трусы на резинке.

— Но кажется совсем нечего. Хотя…, — он поводил револьвером вверх-вниз. — Да, точно. Сегодня, я непременно пополню коллекцию скальпов.

Он нажал на курок, и пуля вывернула наизнанку ее внутренности, задев сердце. Выйдя из груди, она прожгла себе путь от подбородка до лба.

Кажется, Марко был немного расстроен.

— Дети! — прозвучал голос мамы. — Сегодня наша Великая Матерь, источник мудрости и бессмертия, вновь приняла нашу жертву. Ее благословение льется на нас как дождь, наполняя наши сердца и умы, и только самые избранные достойны поклоняться ее величию.

Саманта сделала паузу и прислушалась. Снизу на нее смотрели с восхищением. Они питались силой, что даровала им Великая Матерь.

Роланд только что расправившись с последним из живых, поднял запачканное в крови лицо и улыбался невинной детской улыбкой. Мальчик наконец-то опробовал свой новый арбалет и остался доволен. Он передвинул спусковой крючок на большой палец и свободно придерживал болт указательным. От такого изобретения в груди у мужчины зияла большая дыра. Как только снаряд достигал цели, наконечник болта раскрывался как роза.

На лицах детей сияла радость.

«И никто не сможет этого у них отнять», — подумала Саманта.

Пол в зале выглядел как раскаленная плита.

Завтра они уедут, но это будет завтра. А сегодня они будут праздновать.