Там, на той стороне

Глава 10

ГЛАВА 10

I

Джонни Рассел младший, пребывая в своих раздумьях, словно в гипнозе, монотонно покачивался на стуле. Пятки ботинок при этом упирались в пол, а носки смотрели вверх. Голову он запрокинул назад, а руки сложил на груди. Во рту он держал карандаш с множеством следов от зубов. Это было похоже на ритуал, хотя возможно так оно и было. Кто хорошо знал Джонни, а их не так много, мог бы с легкостью сказать, по его виду, что он чем-то обеспокоен.

В его комнате, которая выглядела так же, как и десять лет назад, когда он еще ходил в школу, Джонни сидел один. Из зала до него доносились звуки телевизора. Джонни перестал раскачиваться и уставился в монитор. В его зрачках отражались огни ночного города, застывшего на экране.

Прошло целых два дня, с тех пор как Наоми улетела в Нью-Йорк и никаких новостей. Ему до ужаса хотелось ей написать, но почему-то он этого не делал. Что-то мешало ему. Будто существовал рычаг, который его тормозил.

— Мы начинаем игру! — послышался голос ведущего.

Заиграла музыкальная заставка.

— Итак, Кэрри, откуда вы к нам приехали?

Женский голос произнес что-то невнятно. Словно звучал из закупоренной бутылки. Джонни даже показалось, что он расслышал британский акцент.

— Ого! — удивился ведущий. — Издалека!

Джонни поймал себя на том, что вслушивается в каждое слово.

— Кэрри, у вас есть одна попытка, чтобы угадать мелодию и тогда сумма ваших баллов удвоится!

Писклявый голос что-то ответил.

Что она говорит? Дело было даже не в том, что между ним и телевизором, стена, а то, что у этого голоса был некий дефект.

(Кто-нибудь, вытащите у нее изо рта пробку или что там у нее.)

В последнее время, шериф как нарочно старался от него избавиться и отправлял по самым глупым делам. Вчера он провел целый день на въезде в город. Как сказал Купер, в помощь. Кажется, он все-таки догадывался о чем-то и старался убрать его подальше от себя. Он даже вернул из отпуска Марка и посадил на место Наоми. Это было ошибкой.

Джонни проверил рабочую почту. Никаких новостей.

— Джонни! — послышался голос отца.

У него закончилось пиво. Иначе быть не может.

Джонни вышел в зал. На диване сидел Джонни Рассел старший, отставной полицейский, прослуживший городу без малого тридцать лет. Несмотря на то, что свободное время тот проводил дома, выглядел он хорошо. Он сидел в выглаженных брюках, стрелки которых были острее разделочного ножа. В комнате витал запах одеколона, смешанного с хмелем. Сколько Джонни помнил своего отца, этот запах неразлучно преследовал его. Только иногда к нему добавлялся запах пороха, фритюра и лишь однажды женских духов.

— Ты не планируешь куда-нибудь сходить? — спросил мужчина и провел руками по пробору на голове.

Он так делал всегда. Никогда не просил напрямую. Например, Джонни сходи и притащи десять банок того дорогущего пива, на которое я трачу половина своих выплат. Нет, он делал все иначе.

— Не знаю… возможно. А что?

— Тогда, может, если ты будешь проходить мимо того магазинчика... ну того, где я обычно…

— Я знаю где это, пап.

— Да, точно. Тогда, почему бы не заскочить туда. Я уже все оплатил, только вот спину заклинило, как не кстати. Решил оставить на потом, да у них холодильник сломался, нужно как можно скорее.

Он помолчал, а затем добавил:

— Можешь взять пару банок себе, так и быть.

— Ладно. — почти сразу согласился Джонни.

Пиво он не любил. После него, его живот распирало от газов, и кислотная отрыжка подступала в самый неожиданный момент, обжигая все внутренности. А вот пройтись и подышать воздухом он не прочь. Просто так выйти болтаться по городу ему не представлялось возможным. Поэтому причина подвернулась как нельзя кстати. Джонни снял с крючка бейсболку армии США и натянул по самые уши. Откуда она появилась в доме ни он, ни отец, не имели ни малейшего понятия, но она ему нравилась и этого было достаточно.

Джонни выскочил на улицу. Стоило одеться теплее, но возвращаться домой он не намерен.

— Я от Джонни Рассела, — объяснялся Джонни с мужчиной за прилавком, который, как только услышал имя, молча исчез за дверью. Он вынес целую упаковку синих банок.

— Он пьет другое.

— Бери, не пожалеешь. Твоему отцу придется по вкусу.

Джонни раздумывал, стоит ли слушать продавца.

— Считай это для него подарком. Так и скажи. Да и стоит на четыре бакса дороже, а я возьму с тебя лишь половину.

— Давайте сюда, — ответил Джонни. Ему еще не хватало отстаивать алкогольные предпочтения своего папаши. Но заметив слишком уж искреннюю улыбку мужчины, он понял, что его надули.

«Не все ли равно, что ему пить», — думал Джонни, возвращаясь той же дорогой.

На все это у него ушло не больше полу часа, когда он показался на пороге дома.

— Черт! Вот же хитрый лис! — воскликнул отец и расхохотался.

Сомнения Джонни по поводу обмана, подтвердились.

— На целых…

— Четыре бакса дороже, но он не возьмет с тебя тех денег, потому что это подарок. Так?

— Угу, — ответил Джонни. — Слово в слово.

— Завтра, я наведаюсь к Джозефу с особым визитом.

— Да ладно, — отмахнулся Джонни. — Ты же все равно выпьешь его, так?

— Нельзя же вот так просто взять и одурачить одного из Расселов.

Вспышка гнева сменилась на жажду и рассматривая упаковку, мужчина проговорил:

— Парень, подай мне пару банок.

Отец всегда называл его так и никогда по имени. Словно это и было его именем. Парень! Звучит ужасно! Но он единственный, к кому отец так обращался.

Джонни повернулся к отцу и вопросительно на него посмотрел. Хоть он и не признавал этого, но все же стал чертовски на него похож. Одинаково острый подбородок и вполне сносный нос с едва заметной горбинкой. Одно лишь явное отличие - васильковые глаза с густыми ресницами. Всякий раз, когда отец перебирал с алкоголем и Джонни приходилось тащить его наверх, мужчина бормотал:

— Парень, перестань смотреть на меня как твоя мать.

Это бесило Джонни. Но он молчал. Он не любил о ней вспоминать. Не в такие моменты.

Он разорвал руками прозрачную пластиковую пленку и просунул руку. Стенки жестяных банок оказались прохладными.

— Скажи-ка мне, как дела с нашим гостем? — спросил отец, когда его просьба была удовлетворена. Он оценивающим взглядом рассматривал банку.

— Гостем? — Джонни не понял, о чем говорит отец.

— Мистер Кэмпбелл, кажется его так зовут?

Джонни присел на соседнее кресло.

— А ты откуда знаешь?

За всю неделю, отец лишь пару раз выходил из дома и то лишь за тем, чтобы пополнить запасы алкоголя.

Мистер Рассел убавил звук телевизора. Джонни взглянул на экран и увидел ту самую женщину. Она оказалось втрое толще, чем он себе представлял

— Это дело намного серьезнее, парень, чем ты думаешь.

Он сделал медленный глоток и прополоскал рот.

– А не так уж и плохо!

Джонни посмотрел на отца. Тот не был пьян настолько, чтобы нести чушь, вроде той, что он кричит всякий раз как напьется.

— Тебе откуда знать? Ты уже шесть лет сидишь дома.

— Хорошему полицейскому хватит одного взгляда понять, что не так.

— По-твоему из меня плохой коп?

— Ты просто еще молод…

Рассел старший хлопнул сына по плечу.

— Да ладно, что тебе стоит… поделись со своим стариком, что там в участке. Ты же знаешь я могила, — он провел по губам пальцами, словно застегнул их на замок.

— Все как обычно.

— Купер так и не бросил курить?

— Шутишь? Кажется, со смертью мэра он стал курить еще больше.

— Все-таки дождался.

Мужчина приподнялся с дивана и сел снова, только уже чуть ближе к сыну, одну ногу он закинул на другую, а руку положил на подлокотник, подперев голову.

— Я рассказывал тебе, что я учился вместе с Робертом и Фрэнсисом в одном классе?

— Ты дружил с нашим мэром?

— О-о-о! Ты не представляешь, что мы вытворяли. Если хочешь знать, я у него увел твою мать. Он мне этого так и не простил.

— Ф-у-у-у! Такие подробности мне не нужны.

— Однажды, после школы мы залезли в заброшенное здание…

— Это в то, что за городом? Лечебница?

— Подожди, не перебивай. Да, оно у нас одно. Фрэнсис обожал хвастать и придумывать всякие небылицы. Купер, кстати, был тем еще маменькиным сынком. Он до ужаса боялся всех насекомых и рассказы Фрэнсиса доводили его до полуобморочного состояния.

Мужчина при этом засмеялся, и Джонни показалось, что морщинки возле глаз и губ исчезли, а в глазах загорелся юношеский огонь.

II

— Мой друг был в том доме и видел привидение, — произнес маленький Фрэнсис Эйверитт и показал рукой в сторону холма, на котором стоял облезлый от времени дом.

Тогда он еще даже и не думал, что когда-нибудь станет мэром и беззаботно крутил в руке крепкую ветку, которую отломил у дерева, растущего на школьном дворе.

Роберт с опаской взглянул на холм. У него тогда еще были кудрявые волосы и манера закатывать глаза всякий раз, когда слышал что-то неприятное.

— Врешь ты все, — ответил я.

— Вот те крест, — произнес Фрэнсис и сломав палку об колено пополам, сложил ее друг на друга.

— И кто этот друг?

Мальчик задумался. Он подтянул лямки портфеля и быстро произнес:

— Ты его не знаешь, он приезжал сюда на каникулы к бабушке.

— Пойдемте домой, — попросил Роберт Купер и посмотрел на нас с Фрэнсисом с надеждой. Он был самый низкий в классе и стоял на физкультуре последним. К тому же, часто болел и много пропускал занятия. Но голова у него соображала, что надо.

— Нет! — сказал Фрэнсис твердым голосом. — Мы пойдем туда и все проверим. Готов поспорить на сто пинков под зад, там что-то есть.

— Заметано! — сказал я и смачно сплюнул на ладонь, а затем протянул ее Фрэнсису, тот сделал то же самое, и мы насколько хватало детской силы стиснули их в рукопожатие.

— А ну-ка разбей! —приказал Фрэнсис Роберту.

Тот с явным смущением и отвращением на лице никак не решался к нам подойти. Он стоял и переминался с ноги на ногу, поднимая дорожную пыль, будто хотел по-маленькому. Его правый носок скрутился на ноге и стал ниже, чем левый.

— Не будь ты таким трусишкой, — сказал Фрэнсис. — Иначе тебе никогда не стать военным. Они таких глупостей не боятся.

— Ничего я не боюсь, — буркнул Роберт и ударил ладонью в середину наших рук.

До холма было пол часа ходьбы. Фрэнсис еще утром все продумал, не говоря нам ни слова и набил портфель соком и картофельными чипсами. Он так делал всегда, как что-то выдумает, ни за что не отвертишься. Иначе, Роберт успевал придумывать заранее кучу причин чтобы слинять.

Но Фрэнсис не зря пропадал целыми днями на работе у матери. Он неплохо научился играть в карты и знал много разных историй. В доме престарелых он слыл любимчиком среди постояльцев. В основном там были бывшие госслужащие, которые за всю жизнь кроме геморроя и других болезней не успели никого завести и доживали свой век в одиночестве.

А по части выдумок он поднатаскался у своего старшего брата. Ты мог его помнить, парень. Николас Эйверитт. Он служил во Вьетнаме и вернулся, потеряв ногу и веру в будущее. Фрэнсис ужасно гордился братом.

Пробираясь через сухие заросли почти на четвереньках, нам наконец удалось оседлать вершину холма. Сверху, все по-другому. Земля под ногами проваливалась и была мокрой как после дождя, отчего я тут же испачкал свои кроссовки. За что мне кстати потом здорово влетело.

Несмотря на сухой жаркий день, поднялся холодный и пронизывающий ветер.

Фрэнсис тогда еще подметил, что там, где живут неупокоенные души мертвых, с погодой всегда что-то не так. Словно мы оказались за сотни миль от города.

Невысокий решетчатый забор, который, кстати, не виден снизу, преградил нам путь. Никто из нас не осмелился перелезть через него из-за острых кусков проволоки, неаккуратно обкусанных чем-то вроде кусачек и торчащих из забора так, будто старый лысеющий еж.

— А твой друг не сказал, как он перебрался через забор? Может он умеет летать… или нет… он призрак?

Фрэнсис встал как вкопанный, такого поворота он и сам не ожидал. Но это длилось не дольше, чем пару секунд. Выдумывал он быстро и складно.

— В заборе есть дырка… но только где, я не совсем понял. Так что нам…, — он посмотрел в разные стороны, — … туда!

И уверенным шагом, не обращая внимание на грязь, все больше и больше налипающую на его новенькие кроссовки как снежный ком для лепки снеговика, направился вдоль ограждения.

— Погоди-ка, — сказал я Роберту. — Подождем, пока он обойдет вокруг. Нам не придется за ним тащиться, а он наконец признается, что соврал.

Роберт засиял от радости. Мы достали из рюкзака Фрэнсиса по пачке чипсов и принялись лопать, запивая содовой. Подъем по холму знатно разгулял в наших детских телах аппетит.

Мы уселись на бетонный бордюр прямо под ограждением. Больница была совсем рядом с нами. На удивление, в окнах все еще сохранились стекла, а на входной двери висел здоровенный замок. Такие вешают в сарае чтобы запереть скотину. Я заметил, что дорожка ко входу вычищена, а желтые листья аккуратно сложены в кучу и хотел сказать об этом Роберту, но тот перебил мои мысли.

— Ты слышал, что пропал Пол Гетти?

Он набил рот картофельными чипсами и крошки летели во все стороны.

— Что? — переспросил я, хотя все прекрасно понял и так. Мы часто подшучивали над Робертом, но это были те невинные шутки, что не оставляют след. Он все понимал, как я и говорил, он был очень уж сообразительным. И только слегка улыбался.

И сейчас он понял, что я хочу еще раз посмотреть, как он пытается говорить с набитым ртом. И подыграл мне. Ему нравилось быть частью нашей компании.

— Кто такой, этот Пол Гетти? Какая-то большая шишка?

Роберта никогда не интересовало ничего провинциального. Если он говорил о людях, то только о знаменитостях и богачах, а если дело доходило до его самого, то тут уж он пускался в такие бредовые фантазии, что Фрэнсис в сравнении с ним становился скромным сказителем.

Когда, однажды, на него накричала наша преподавательница, он заявил, что обязательно станет директором средней школы Уэллстона и уволит старую дуру. А когда по радио передали, что советская подлодка протаранила американскую субмарину, то объявил нам гордо, что наконец нашел свое призвание и как только ему стукнет тридцать пять, непременно станет президентом.

— Еще какая! — с гордостью заявил Роберт, словно этот Пол Гетти был его братом-близнецом. – Это же внук, самого крупного нефтяного магната в Америке.

— И что с того! — ответил я. — На свете каждый день, кто-то да пропадает. Что нам из-за этого и не жить вовсе?

Роберт посмотрел на меня так, словно я только что унизил его мать.

— Что с того? — удивился он. — Этот парень в свои шестнадцать лет имеет все, о чем только пожелает мальчик его возраста. А какие-то бандиты похитили его прямо посреди Рима и требуют за это семнадцать миллионов!

Я присвистнул.

– Недурно. Бьюсь об заклад, что это дело рук итальянской мафии, Коза Ностра. Может он уже и не жилец, — добавил я для пущего страха. — Слыхал, про бетонную обувь?

— Нет, — встрепенулся Роберт. — А что это?

— Это мой друг, — начал я с умным видом. — Такая штука, вроде особой метки. Как красная роза на теле убитой девушки. Могу рассказать, если хочешь?

Роберт закатил глаза и взял меня за плечо. Он так близко пододвинулся, что я почувствовал теплое картофельное дыхание на своем лице.

— Расскажи пожалуйста, Джонни. Мне очень интересно.

— Представь, что твои ноги помещают в тазик с жидким бетоном. И как только он остынет, то…

— Что тогда, Джонни? — встревоженно спросил Роберт.

— Тогда все, каюк! — ответил я. — Лежать тебе на дне моря. Какое бы ты выбрал, может быть, Красное или Карибское?

— Да ну тебя! — пугливо отмахнулся мальчик.

Я весело рассмеялся. Мне наконец удалось его испугать.

— Ладно, — говорю я, прихлебывая содовую. — Расскажи еще, про этого твоего Пола Гетти. Откуда про него узнал?

— Да что там говорить… вчера относил наш журнал в учительскую…, — он посмотрел на меня так, будто проверял реакцию. Я не стал ничего говорить, мы с Фрэнсисом просто смирились, что в нашей компании есть ботаник.

— Ты отнес журнал в учительскую, — повторил я слова Роберта.

— Да… то есть нет… я собирался… но перед тем, как зайти услышал, что директор громко кричал на кого-то.

— И ты решил подслушать? — спросил я и хитро посмотрел на него.

Роберт кивнул.

— Я услышал, как он ругается. Джонни, я еще никогда не слышал таких слов.

— Значит тебе не доводилось видеть моего пьяного папашу, — произнес я. — Он завернет так, что уши вянут.

Роберт пожал плечами. В его семье принято появляться на ужин в пиджаке и следить за своими манерами, а в моей доставался крепкий подзатыльник, если я вовремя не подносил отцу виски.

Роберт встал и подпер руки в бока. Губы он вытянул чуть вперед и заорал благим матом во все горло, отчего я чуть не свалился в грязь.

— Черт возьми, как такое возможно! Если полицейские ублюдки не могут ничего сделать, мы возьмем все в свои руки! Бедный мальчик, сколько нам еще терпеть унижение!

Он был очень пьян и говорил как в бреду.

— Если это дело рук коммунистов, то значит это плевок в сторону всей страны.

Правую руку, Роберт то и дело выкидывал вперед, а голос делал намеренно хриплый. Затем он заходил кругами на одном месте. Прямо как наш директор.

— Мы дадим отпор если нужно! И будем давить этих сукиных детей!

Роберт перестал ходить и превратился в прежнего двенадцатилетнего мальчишку с любопытными глазами.

— Это все что я слышал… потом дверь открылась, и я убежал. А остальное прочитал в газете.

— Недурно, — ответил я. — Из тебя выйдет неплохой артист.

— Ты правда так считаешь?

Я уже собрался ответить, что, конечно, Роберт вылитый Роберт Редфорд, даже имена у них одинаковые, значит это не случайно, когда услышал голос Фрэнсиса.

— Эй, придурки!

Я немало удивился его появлению. Он таки нашел способ пролезть и теперь стоял по ту сторону и корчил нам рожицы. Выглядел он потрепанным. Колени брюк ободраны, а лицо измазано грязью. Но ужасно довольный, будто выиграл лотерею.

— Чего вы тут орете? Я уж думал, вас убивают.

Я отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

— Ты бы себя видел. Я смотрю, тебе не сладко пришлось.

— Еще бы! Если бы кое-кто не остался жрать и помог мне, было бы гораздо лучше. Но я с собой кое-что притащил.

Он поднял здоровенную доску и перевесил через ограждение. По ней и правда можно запросто перелезть, не насадив задницу на ржавые колючки и не получить столбняк.

— А как мы попадем внутрь?

Я показал на дверь.

Фрэнсис хитро улыбнулся.

— Не переживай Джонни, все ровно.

Так говорил его брат. Все ровно!

Заставить Роберта лезть по доске, сплошь состоящей из заноз, стало делом Фрэнсиса. Тут я бессилен. Сначала, он принялся его подбадривать, затем орать что есть силы, обвинять в слабости, кричать, что будь он на войне, его бы тут же застрелили за измену. Тем не менее это сработало, как и всегда. Роберт неуклюже перевалился через забор, где мы с Фрэнсисом уже его поджидали, подставив руки на случай, если он решит грохнуться на землю.

Наконец, готовые идти за Фрэнсисом хоть на край света, мы двинулись в путь. Я как мог напоминал ему о том, чтобы он приберег свою задницу для пинков. А он лишь посмеивался, отвечая тем, что его задница в скором времени будет насмехаться над моей.

Со стороны, здание походило на простую больницу. Только давно заброшенную.

Фрэнсис отвел меня в сторону и шепнул на ухо:

— Сбоку есть дверь, она не заперта… мне показалось, что там кто-то есть.

Он не хотел, чтобы Роберт нас услышал.

— Ты опять забыл выпить свои таблетки, дядюшка Вандербильт?

Это была наша шутка, вернее эту историю нам рассказал Фрэнсис, но мы сделали ее нашей.

Дядюшка Вандербильт, так звали одного из обывателей дома престарелых. Он рассказывал всякие небылицы и когда приходила медсестра со словами, дядюшке Вандербильту пора выпить таблеток, то почти тут же засыпал. А затем напрочь забывал все что рассказывал. Так мы иногда и называли Фрэнсиса между собой. Дядюшка Вандербильт.

— Вот, смотри, я не шучу.

Дверь и вправду оказалась открытой.

— Это могла быть мышь или енот, — предположил я.

— Т-с-с-с! — зашипел он, как только Роберт поравнялся с нами.

Ступеньки уходили далеко вниз и исчезали в кромешной темноте. Любой неверный шаг и можно разломаться так, что потом ни один врач тебя не соберет. К счастью, у нас остались фонари с последнего школьного похода.

Фрэнсис достал свой, подарок от брата. Армейский Фултон Эм Икс-991 с регулировкой яркости и несколькими режимами.

У нас с Робертом имелись простенькие пластмассовые фонари, которые годились лишь для того, чтобы не налить мимо, пока справляешь нужду.

Фрэнсис посмотрел вниз и с серьезным видом патрульного, остановившего нарушителя, принялся светить вглубь.

Он присвистнул.

— Да там с добрых десяток пролетов. И никаких дверей. Похоже дело дрянь.

Ему еще не хватало очков для пущей важности, но выглядел он в этот момент таким довольным. Любил он это дело. Всегда и везде быть первым.

Тогда я вспомнил чему нас учили в школе, при пожаре необходимо воздержаться от пользования лифта и использовать лестницу запасного выхода. Стало быть, это и есть тот самый выход.

— Ну что, — спросил я у Роберта, — не сдрейфишь?

Тот сжал губы, будто набрал воздуха, отчего кожа вокруг рта побелела и замотал головой в стороны.

— Вот и правильно! — сказал Фрэнсис и сделал шаг вниз.

Не буду рассказывать весь наш путь. Слишком долго и нудно. Мы раз десять останавливались, из-за духоты, и столько же раз подумывали, а не вернуться ли нам обратно. Но лишь задрав голову вверх, эта идея улетучивалась сама собой, и мы двигались дальше.

— Все! — выдохнул Роберт и сел на ступеньку. — Дальше идите без меня.

Фрэнсис направил яркий луч света прямо ему в глаза, отчего он зажмурился. Лицо Роберта отдавало нездоровой бледностью и сам он выглядел так, будто сейчас хлопнется в обморок.

— Когда Николасу оторвало ногу от минометного снаряда, то он перетянул бедро и продолжил ползти. Оружие он потерял при взрыве и все, что было под рукой это его собственная оторванная нога. Тогда он взял ее в руки и принялся расчищать ей путь. Он прополз так добрых десять миль, пока не наткнулся на своих. А тебе, черт возьми, нужно сделать еще два шага!

В этот момент мне хотелось до ужаса смеяться, но я сдерживался и старался держаться в тени, чтобы Роберт ничего не заметил.

— Никто не может ползти с оторванной ногой, — произнес в ответ Роберт спокойно. — Ты всегда выдумываешь эти истории, чтобы я велся на твои безумные похождения.

— И пока это работает, — признался Фрэнсис с улыбкой и открыл дверь, приглашая нас войти.

Мистер Рассел сделал паузу, словно для того, чтобы набрать побольше воздуха. Во рту у него пересохло и он потянулся за банкой пива.

— Что там дальше? — спросил Джонни.

Отец не спеша дернул за кольцо и послышался знакомый звук: п-ш-ш-ш! Он звучал в день, раз по десять-пятнадцать. Затем, поднял палец вверх и сделал добрый глоток. Подавив отрыжку, он проговорил:

— Сейчас как говорится, не для протокола. То, что я расскажу не должен знать никто.

— Заметано, или как вы там говорили в детстве, — ответил Джонни.

Сейчас, он согласен на что угодно, лишь бы отец не замолчал. Нутро подсказывало, что это того стоит.

Отец поставил пиво на стол и принял прежнюю позу.

— Ты думаешь, нам стоит идти дальше? —спросил я Фрэнсиса серьезно. В тот момент мне показалось, что я услышал какой-то звук.

Фрэнсис выключил фонарь и держась за стену, медленно двинулся дальше.

Мы с Робертом проделали то же самое. Никто из нас больше не проронил ни слова до самого конца коридора.

Особенно мне запомнился вот этот знак. Он повторялся через каждые фут и в некоторых местах на стене их было сразу несколько.

Мужчина провел по спинке дивана вырисовывая что-то.

— Не пойдет… подожди… парень, давай я лучше нарисую. У тебя нет с собой ручки?

Джонни пулей сгонял за всем необходимым.

— Вот.

Отец аккуратно, стараясь сильно не нажимать на ручку, дабы не проткнуть бумагу выводил небольшой символ.

— Немного коряво… но в целом именно такой он и был.

— Ты уверен? — спросил Джонни, когда взглянул на рисунок.

— Конечно, память у меня отличная. А что?

— Ничего-ничего. И что дальше?

Он хотел выпрыгнуть из собственных брюк, но усилием воли заставлял себя продолжать сидеть и глядеть на отца скучающим взглядом. Хотя и понимал, что тот уже обо всем догадался.

— В конце коридора виднелась дверь, какие обычно ставят в операционных, они еще открываются с двух сторон. Со стеклами, густо измазанными какой-то жидкостью, может жир, точно не знаю. Но не это главное. За ней слышался женский голос.

Возможно, когда я состарюсь и память меня начнет подводить я перестану помнить, как звали мою жену, возможно я перестану узнавать и тебя, но единственное, что я никогда не забуду, это то, что я увидел. Мне порой кажется, что она преследует меня и сейчас, сквозь эти кирпичные стены и несколько миль вверх по холму. Парень, ты даже не представляешь, как я испугался в тот день. Ничто в мире не заставит меня боятся. Ее смех словно доходил до ушей оставляя глубокие порезы. В то же время он казался приятным и действовал как успокоительное. Пожалуй, самый приятный из тех, что я слышал.

Она смеялась. Мы стояли возле двери как вкопанные, боясь пошевельнуться. Я видел зрачки Фрэнсиса, они с бешеной скоростью бегали в разные стороны. Как он ни старался, ему не удавалось держать себя в руках. Я уже не говорю о том, что все-таки нам было по двенадцать и мы верили в монстров и призраков, как любой мальчишка этого возраста.

А потом она позвала меня по имени.

Мужчина замолчал и отвернулся. Лишь на мгновение, Джонни заметил, что его нижняя губа заходила ходуном.

— Но не это самое страшное.

Рассел старший, не поворачивая головы, взял банку и приставив к губам, долго и упорно высасывал содержимое. Когда она опустела наполовину, он отставил ее в сторону, несколько разочаровано, словно все это время она прятала его от неприятных воспоминаний. Но все же решил продолжить.

— Несмотря на темноту, мне удалось ее рассмотреть… через отверстие между дверьми.

Джонни внимательно следил за отцом. Он ждал, когда наконец тот скажет, что пошутил или что-то в этом роде, но тот с серьезным видом глядел на стол. Или сквозь него, потому как глаза горели неестественным блеском, придавая мужчине безумный вид. Он говорил совершенно серьезно, понял Джонни.

— И что ты увидел?

— Она лежала полностью обнаженная… большие упругие груди, впалый живот, округлые бедра с заметной светлой растительностью между ног и… черные дыры вместо глаз…

— Ты же знаешь, что Хэллоуин только через месяц? — спросил Джонни.

— Будь ты на моем месте…

— Извини. Продолжай. Мне просто неясно, как все это связано с нынешними обстоятельствами?

— Иногда, ответы появляются в таких укромных местах, о которых мы никогда не задумывались, парень.

— Окей… и что дальше?

— Дальше? Сложно сказать… что-то между страхом и детским любопытством заставляло нас стоять и разглядывать, пока она не позвала Роберта. Тут уж мы рванули вверх, что есть силы. Опомнился я уже где-то внизу под холмом. Даже Роб не смог объяснить, как перепрыгнул через забор без помощи доски. Но мы никогда в жизни не вспоминали это. Настолько нам было страшно. И до сих пор еще, внутри меня живет этот дикий страх, и парень, он никак не дает мне покоя.

— Почему не позвали на помощь взрослых? Она наверняка нуждалась в помощи, — сказал Джонни.

Отец словно его не слышал.

— Я думаю, Роберт не станет браться за расследование. Он больше моего боится за свою жизнь. Дело замнут и в городе на какое-то время наступит тишина.

— Ты хочешь сказать, что все спланировано?

— Я лишь хочу оградить тебя от возможных серьезных последствий, парень.

— Перестань меня называть парень! — не выдержал Джонни. Он мечтал это сказать всю свою жизнь. И сделал лишь сейчас.

— Ладно, Джонни, — произнес тихо мужчина. — Делай как знаешь… только постарайся не умереть. Слишком хороший коп-мертвый коп.

Он встал с дивана и придерживая рукой поясницу, пошел наверх.

— Видимо, я не такой уж плохой отец, — объявил он, поднимаясь по ступенькам. – Раз вырастил не самого плохого сына!

Джонни сидел и пялился в беззвучный телевизор. Все та же огромная тетка мелькала на экране. Судя по набранным очкам, она неплохо преуспела в угадывании мелодии. Возможно, ей удастся выиграть холодильник или может автомобиль. Сколько нужно очков, чтобы выиграть автомобиль?

Он подумал о том, какой сейчас час, а затем понял, что почему-то совсем не хочет этого знать. Джонни Рассел младший взял со стола недопитую банку пива и допил остатки.

Он поморщился. Пиво показалось ему настолько невкусным, что свело скулы.

Он подумал о Наоми. О ее крепком загорелом теле. Возможно ли…

Нет, вряд ли. Мы просто друзья.