Тактик 8

Глава 24 Пункт «Б»

Победа пахнет кровью, дымом и опустошением.

Вечерело.

Воздух, ещё несколько часов назад звеневший от криков и лязга оружия, теперь был тяжёлым и густым, наполненным усталостью и чадом.

Большая сковородка, арена моего триумфа, превратилась в гигантскую бойню, усеянную телами людей и лошадей, обломками оружия и брошенными знаменами.

Но хаос отступал, уступая место порядку. Если, конечно, порядок наводить.

Мои войска раскладывали трупы, вычисляя среди них ещё живых, тащили их в госпитали, какой ближе и систематически мародёря поверженных врагов. По системе, введённой немцем Мейнардом, которого они ни разу не видели.

Я отдал собственные приказы через Рой, и гигантский муравейник моей армии пришёл в организованное движение.

Отряды методично прочёсывали поле. Одни собирали оружие, сваливая его в кучи. Другие, под руководством моих сапёров, проверяли тела на наличие ловушек — старый вояка Эммей мог оставить и такие сюрпризы. Третьи, самые мрачные команды, занимались павшими.

Наших погибших укладывали в ряд, бережно, насколько это было возможно в полевых условиях.

Маги, те из них, которые не валились с ног после того перенапряжения, которого они испытали в бою, сделали несколько братских могил.

Разведка отловила парочку крестьян, которые прятались на краю поля, смотрели «а чё будет».

Крестьян послал за их войтом.

Трупы закладывали, насколько могли аккуратно, в братские могилы. Могилы были «наши», вернее, могила, мои потери были несущественны и четыре могилы бруосакцев.

Отдельно хоронили коней, которых погибло великое множество.

Были и раненые кони. Новак предложил бедняжек добить, а то может и скушать, но на защиту коней встали, внезапно, гоблины, среди которых нашлись коневоды, которые взялись их выходить.

Тем не менее, многие из несчастных животных не дожили и до утра.

Принц Ги подъехал ближе, наблюдая за работой похоронных команд.

— Ты хоронишь их? — в его голосе было удивление. — Большинство просто оставили бы их на съедение стервятникам.

— Я не большинство, а отношение к мёртвым в большей степени характеризует живых, чем мёртвых, — ответил я, не глядя на него. — Я мог бы ответить, что оставлять тысячи гниющих трупов, значит напрашиваться на чуму. Что я воюю с армиями, а не с болезнями. Но на самом деле я считаю куда проще, — я на мгновение замолчал, — мёртвый солдат — это просто мёртвый солдат. Его война окончена. Всё, что я могу для него сделать — похоронить достойно. Всё, на что я могу надеяться, это то, что меня в своё время похоронят достойно.

Мы проехали к полевому госпиталю, который теперь напоминал растревоженный улей.

Мои медики, ведьмы Бреггониды и несколько учеников Фомира, работали бок о бок с врачами Бруосакса. Последние, оправившись от первоначального шока, с головой ушли в работу. Страх сменился профессиональным азартом. Раненые, независимо от цвета формы, получали помощь.

Фомир, бледный и осунувшийся, сидел на ящике у входа в шатёр, прихлебывая что-то из фляги. Выглядел он так, будто из него высосали не только всю ману, но и саму жизнь. Рядом стояла Бреггонида, помешивая в котелке какое-то дымящееся варево с отвратительным запахом.

— Как ты, мой магистр? — спросил я, остановившись перед ним.

— Как выжатый лимон, командор, — прохрипел он, не поднимая головы. — Если сейчас кто-то попросит у меня хотя бы искру, я его прокляну до седьмого колена. Исключительно словами, на большее сил нет.

— Твоя магия… и магия Бреггониды… это было сильно, — признал я. — Вы спасли армию. Если бы фланги пали, враг продавил бы их до освобождения своей конницы, потом Эммей бросил бы в бой резервы, а наличие лесных стрелков в тылу ничего бы не поменяло.

Фомир фыркнул:

— Не напоминай. Я чувствую себя так, будто меня окунули в болотную жижу. Эта её «дикая сила»… она грязная, неправильная. Но, чёрт побери, она сработала.

— Потому что она настоящая, академик, — проскрипела Бреггонида, не оборачиваясь. — Реальная жизнь, пацан! А не эти ваши формулы из книжек.

Они были готовы затеять свою обычную перепалку, но сил не было даже у них. Победа высосала их до дна. Но они сделали невозможное. Они смогли переломить вражескую магию, и это спасло тысячи жизней.

С нашей стороны, само собой.

Пока на поле кипела работа, я занялся дипломатией.

Точнее, её суррогатом, который был мне доступен. Я велел привести ко мне старшего врача армии Бруосакса, того самого седовласого мужчину с усталым лицом. Вместе с ним пришли ещё несколько пленных офицеров, которых мои люди выловили из общей массы беглецов.

Они стояли передо мной, грязные, измотанные, но не сломленные. Врач смотрел на меня с настороженным любопытством. Офицеры — с плохо скрываемой ненавистью.

— Я отпускаю вас, — сказал я без предисловий. — После оказания первой помощи мы сформируем обоз из вас, медиков и раненых. Все, кто смогут уйти или уехать. Особо тяжёлых оставим в местных деревнях на попечение парочки врачей, которые вызовутся их дохаживать. Ну или участвовать в похоронах, тут уж как повезёт. Мы разграбили обоз, но кое-что оставили. Так же у вас будут и сами телеги, фургоны, кони, фураж, продовольствие на путь до провинций, которые контролируют силы Вейрана.

На лицах пленных отразилось откровенное недоумение.

— Вы… отпускаете нас? — переспросил старший офицер, капитан с перевязанной головой. — Просто так? Без выкупа и пыток?

— Пытки — это не мой стиль, выкуп… обойдусь. Но и не сказать, что просто так, — я достал сложенный лист пергамента и протянул ему. — Вы передадите это своему генералу Эммею.

Капитан с сомнением взял письмо.

— Что здесь? Оскорбления? Что ждёт того, кто это передаст? Его не повесят?

— Не думаю. Там слова моего уважения, — ответил я. — Он дал мне хороший бой. Да, я выиграл и искренне рад этому. Чёрт побери, победа для меня безмерно важна. Я ценю его как достойного противника. Мало кто из моих врагов показал себя таким. Я не скажу таких слов про Гуго или некоторых других вроде герцога Ирзифа, который до последнего мухлевал. Но ваш Эммей серьёзный противник. И сожалею, что он не пожелал остаться и поговорить лично.

Офицер смотрел на меня так, словно пытался разгадать сложную загадку. Он ожидал издевательств, унижений, чего угодно, но не этого. В его мире победители редко отпускали пленных и не писали уважительных писем проигравшим.

— Передайте генералу Эммею, что это была честная битва, — добавил я. — И что я надеюсь, что в следующий раз, когда мы встретимся, он будет так же честен. Врать не буду, в следующий раз я тоже рассчитываю на победу. Как и каждый раз.

Последняя фраза заставила его вспыхнуть. Вот это уже было больше похоже на то, чего он ожидал.

— Генерал Эммей Суровый хороший полководец и привык побеждать! — выкрикнул он.

— Ну, это где-то в другом месте, — мой голос был спокоен. — Мы переночуем и завтра соберём вашу колонну. Да, и поблагодарите его за врачей, они не бежали с поля боя, продолжая оперировать и лечить раненых, даже когда их лагерь был захвачен. Я восхищён мужеством этих людей.

Я развернулся, давая понять, что разговор окончен. Они ещё мгновение постояли в замешательстве, а затем, подгоняемые моими стражниками, пошли прочь.

Я смотрел им вслед. Это письмо, эта смесь уважения и яда, были важнее любой погони. Оно написано искренне и заставит Эммея задуматься. Оно посеет сомнения в сердцах его офицеров. Оно покажет всем, что я играю по правилам морали вне поля боя и совершенно по своим, непонятным и оттого ещё более пугающим правилам, на поле боя. Фактически я формирую собственные правила, чтобы побеждать по ним.

Утром я и правда собрал раненых, организовал погрузки, формирование обоза, помог врачам. А кроме офицеров отпустил и несколько сотен пленных солдат.

Не из доброты. А из расчёта. Они разнесут вести о своём разгроме, о моём странном милосердии и о моей чудовищной армии, которая победила разгромом при численном преимуществе бруосакцев и при полном отсутствии конницы.

До сих пор у бруосакцев могло сложится мнение, что мы можем воевать только за счёт стен и внезапных нападений на одинокие крепости. Ведь до этого я не «давал» ни одного классического сражения на поле боя.

А теперь я его дал, не имея рыцарей и при меньшей численности, почти не понёс потерь, перемолол врага, хотя играл на его поле, то есть в месте, выбранном для сражений Эммеем.

Фактически такие воины станут моими глашатаями, сеющими страх и неуверенность в рядах врага. Каждый отпущенный пленный был живой пропагандой, работающей на меня.

Кроме того, все эти пленные — лишние рты.

На следующий день, когда поле боя было полностью очищено, раненые погружены на повозки, трофеи распределены, а колонна бруосакцев, вчерашних пленных — отпущена по дороге на юг, мы двинулись обратно на восток к Вальяду.

Благодаря Рою я уже знал, что город не пал и остался «за мной». Вероятно, Эммей решил не распылять силы и заняться освобождением хорошо защищённого города уже после моего разгрома, а то и надавить при помощи дипломатии и уговорить гарнизон сложить оружием в связи с падением Штатгаля.

Вот только Штатгаль не пал.

Мы шли не как уставшая после боя армия, а как триумфаторы. Впереди, на своём огромном боевом коне Громе, ехал я. Мой чешуйчатый доспех был вычищен до блеска, на плече задорно сиял знак «Гве-дхай-бригитт».

За спиной развевался мой личный штандарт — цветок курая красного цвета на белом фоне.

Рядом со мной, на вороном жеребце, ехал принц Ги. Его умарцы настояли на том, чтобы он тоже выглядел подобающе. Его доспехи были начищены и светили золотом, а за его спиной его личный знаменосец нес флаг королевского дома Умар. Мы ехали плечом к плечу, человек и орк, герцог и принц, живое воплощение нашего нечестивого, но несокрушимого союза.

— Вы проявили к тем людям большую доброту, герцог, — говорил он, продолжая вчерашний разговор.

— Они просто воины, — ответил я. — Не их вина, что они оказались не с той стороны, где я.

— Это очень самонадеянное утверждение, герцог, — усмехнулся он. — Хотя на Вашей стороне факты.

— Ну… Факт в том, что сейчас в моём войске полно орков, а Вы, мой союзник, принц орков.

— И что?

— Первые мои враги в первом сражении были орки.

— И как себя показали наши? — вздёрнул бровь принц Ги.

— Ну, молодцом, сначала они всех победили.

— Сначала?

— Ага, — вздохнул я. — А потом мы, скажем так, контратаковали и победили. Часть погибла, часть попала в плен. Но ирония не в этом. Вторым моим противником были гномы.

— Гномы? И как?

— Моя сторона их победила. Мне жаль, но в том сражении мы убивали их, причём без всякой жалости.

— За кого же Вы воевали?

— За людей.

— Значит, Вы верны расе людей? — предположил принц.

— Вообще ни разу. Я принял участие в войне в Туманных горах Ошо, в качестве верховного тактика. И моими союзниками были люди. Часть из них предала меня и… Я снова убивал без всякой жалости. А потом была революция и я действовал против людей. А потом оборона Каптье, и там впервые я поставил в один строй орков и гномов. Впервые гномы подпирали орков. Да и надирали задницы мы людям-бруосакцам.

Принц посмотрел на меня с подозрением:

— А чей был город?

— Общий. Представьте себе, у разных рас может быть общий город и я увидел, что при необходимости сплав разных рас может быть прочным.

— Так за кого же Вы в итоге воюете? На чьей стороне?

— На своей собственной. Меня теперь настолько много, что я формирую собственную силу и она вне рас, вернее сказать, наполнена всеми, включая троллей.

— Чудные дела творятся, да простит меня Григгас, — ответил орк.

За нами шли колонны. И это была картина, от которой у любого стратега старой школы волосы встали бы дыбом. Стройные ряды моей панцирной пехоты «Штатгаля», закованные в тяжёлую броню, шагали вперемешку с отрядами орков-умарцев. Их разномастные доспехи и свирепые лица создавали дикий, но впечатляющий контраст с нашей однообразной дисциплиной.

За пехотой шли мои «специалисты». Огромные, молчаливые тролли, во главе с Тайфуном, который казался ещё больше и могущественнее после битвы.

Гномы Мурранга и Хрегонна, широкоплечие и бородатые, с огромными топорами на плечах. И бесшумные, как тени, эльфы Фаэна, с луками за спиной.

Когда на горизонте показались стены Вальяда, я увидел то, чего и ожидал, и то, на что моя армия (я не стал никому говорить и нарушать сюрприз) могла только надеяться. Над привратными башнями северного моста и ворот гордо реял мой флаг. Город держался, город ждал и дождался.

Когда мы подошли ближе, я понял, что они нас не просто ждали, а даже и встречали. Видимо, гарнизон предупредил Совет, а те — жителей.

Жители Вальяда высыпали из ворот и заполнили обочины дороги. Сначала они смотрели на нас с опаской. Вид нашей разношёрстной армии, особенно огромных орков-умарцев, вызывал у них естественный страх.

Но потом они увидели мой штандарт. Они увидели меня.

И тишина взорвалась.

Сначала это был нестройный гул, потом отдельные выкрики, а затем все слилось в единый, восторженный рёв. Они кричали моё имя. «Герцог Рос!», «Спаситель!», «Победитель!». Они махали платками, шляпами, просто руками. Их лица, ещё недавно полные страха перед армией Эммея, теперь сияли от радости и облегчения.

Принц Ги рядом со мной напрягся. Его народ не привык к такому приёму от людей. Обычно их встречали либо сталью, либо проклятиями.

— Они… они нам рады, — пробормотал он, с недоверием глядя на ликующую толпу.

— Ну, отчасти они рады не столько нам, — поправил я его. — Сколько тому, что им не придется ещё какое-то время платить дань Бруосаксу и смотреть, как отнимут их статус вольного города, перед тем, как их дома грабят «законные» правители. Они рады, что угроза миновала. А мы — те, кто эту угрозу устранил.

В этот момент из толпы выбежала пожилая женщина в простом крестьянском платье. Она подбежала почти к самым копытам моего коня и, низко поклонившись, бросила на дорогу маленький букетик полевых цветов.

Гром шарахнулся в сторону, но я успокоил его лёгким движением поводьев. Я остановился, глядя на эти скромные цветы на пыльной дороге. Женщина, испугавшись собственной смелости, быстро отступила обратно в толпу.

Этот простой, искренний жест стал сигналом. Словно прорвало плотину. Со всех сторон полетели цветы. Их бросали женщины, дети, даже суровые бородатые мужчины, сняв шляпы. Через минуту вся дорога перед нами была усыпана ярким ковром из ромашек, васильков и маков.

Я наклонился и поднял тот самый первый букетик. Подержал его в руке, закованной в стальную перчатку. Этот маленький, хрупкий букет значил для меня больше, чем все захваченные знамена и трофеи. Это было признание. Не от короля, не от аристократов. От народа. От простого населения города Вальяда.

Я посмотрел на принца Ги. Он молчал, но в его глазах я видел нечто большее, чем просто удивление. Я видел, как в его сознании рушатся старые устои. Он, принц из далекого королевства, наёмник, пришедший сюда за золотом, вдруг увидел, что можно воевать не только за деньги или за честь своего клана, пусть даже и могущественного. Можно воевать за народ, какой бы расы он не был.

Мы медленно въехали в город через главные ворота. Шум толпы немного стих, сменившись гулом тысяч голосов. Но здесь, на главной площади, нас ждала ещё одна встреча.

Весь гарнизон, который я оставил в Вальяде, был построен в идеальные шеренги. Сводная рота, составленная из лучших бойцов разных подразделений. И две конные роты, мои единственные кавалеристы. Они стояли неподвижно, как изваяния, их доспехи сияли, знамена гордо развевались на ветру.

Когда мы выехали на площадь, капитан гарнизона, суровый ветеран по имени Гриэмм, отдал команду. Три сотни солдат как один вскинули оружие в приветственном салюте.

— Герцог! — голос Гриэмма был громом. — Гарнизон Вальяда приветствует победителей!

Я остановил коня в центре площади. Триумфальный рёв толпы за стенами, молчаливое уважение моих солдат здесь, на площади, и маленький букетик полевых цветов, всё ещё сжатый в моей руке.

Я посмотрел на своих людей. На людей, орков, гномов, эльфов и троллей, стоящих плечом к плечу. На ликующих горожан. На верных солдат гарнизона.

В этот момент я не был просто герцогом. Я не был просто командиром. Я был их надеждой. Их защитой. Их стихийным бедствием, обрушившимся на врагов.

И эта ответственность была тяжелее любой брони и острее любого клинка. Но я был готов её нести.

Я криво усмехнулся, глядя на своих капитанов, на принца Ги, на море голов вокруг.

Игра только начиналась.