Лёгкая конница, которая обходила левый фланг получила хорошую порцию стрел, безуспешно ударила по щитам и отхлынула.
Поскольку полки, принимающие лобовой удар, справлялись сами, я отдал вполне закономерный приказ задней части флангов, на смыкание.
Мои фланги, тыловая их часть, которая пока что только стояла и ждала своего момента, двинулась вперёд.
Я чувствовал лёгкую панику принца Ги, однако и он выполнил приказ. Он считал, что когда мы потеряем передние ряды своих флангов, удар должны принимать задние.
А я считал, что мы их вообще не потеряем. Я верил в своих людей, орков, гномов, эльфов и гоблинов, непримиримые расы, которые смогли выплеснуть свой вековой гнев на общего врага.
Моя пехота и пехота принца Ги, обходя ежей и ловушки, медленно и не теряя строй, начали сходиться, как клещи, беря в котёл и остатки конницы, и ту лёгкую пехоту, которую Эммей так неосмотрительно бросил им в пасть.
Пока на поле боя разворачивалось это кровавое представление, я отдал следующий приказ.
«Фаэн. Дай им эмоций!».
Ответа не последовало. Он и не был нужен. Я просто знал, что мой эльфийский бог смерти (и самую капельку, поэтического безумия) услышал. И через мгновение на из леса, в глубоком тылу вражеской армии, появились тени. Более тысячи эльфов и гоблинов выскользнули из-за деревьев так же бесшумно, как вошли туда.
Они оказались прямо за спиной и у пехотных «коробок» Эммея, и у собственно его ставки, и резервов, которые всё ещё стояли на флангах, так и не вступив в бой.
Эти самые резервы: солдаты, свежие полки Бруосакса, с ужасом наблюдали, как их элитную конницу перемалывают в центре, а фланги упёрлись в стену щитов и бессмысленно гибнут. В бездействии своём они были растеряны, а их боевой дух был подорван.
Скорее всего, несмотря на напряжённую ситуацию на всём поле боя, они бы так и стояли, ждали приказа.
Но в этот момент им в спину ударил отряд Фаэна.
Это не была лобовая атака. Эльфы не стали бы вступать в рукопашную со средней пехотой. Они действовали как призраки. Залп стрел скосил задние ряды. Гоблины, прокравшись между деревьями, начали поджигать повозки с припасами и фуражом. Хаос, который до этого царил только в центре, внезапно поселился и в тылах.
Фаэн лично возглавил небольшой отряд лучших лучников. Они не стали размениваться на пехоту. Их цель была выше. Я увидел, как от их группы отделились несколько стрел с алыми наконечниками. Огненные стрелы. Они прочертили в потемневшем небе дымные дуги и вонзились точно в крыши шатров на командном холме генерала Эммея.
Шатры, сделанные из лёгкой ткани, вспыхнули, как факелы. Огромный штандарт генерала, гордо реявший над его ставкой, накренился и с треском рухнул в огонь.
Сам генерал и его личная охрана не пострадали, они стояли на краю холма, наблюдая за битвой. Но психологический эффект был сокрушительным. Для солдат внизу картина была однозначной: их кавалерия уничтожена, авангард гибнет в котле, в тылу партизаны, а ставка командующего горит.
«Бреггонида, — мысленно обратился я к старой ведьме, которая, пошатываясь, опиралась на свой посох после чудовищного выброса силы. — У тебя осталось ещё хоть что-то в закромах?».
Я почувствовал её мысленный смешок, сухой как шелест осенних листьев.
«На большое колдовство сил нет, генерал. Но на мелкую пакость всегда найдётся…»
«Давай. Мне нужна паника. Помнишь, как ты показала себя в Сцарии? Такая же, только изо всех сил».
Над полем пронесся её шёпот, усиленный остатками магии. Он не был громким, но он проник в сознание каждого солдата Бруосакса. Шёпот, который нёс в себе страх, сомнение и панику.
«Мы окружены…».
«Генерал погиб…».
«Конница разбита…».
«Спасайся, кто может!».
Маги Эммея, измотанные нашим контрударом, пытались противодействовать, создавать ментальные щиты, но по факту смогли прикрыть только ставку генерала и его личную охрану. Строго говоря, паника — это не заклинание, которое можно развеять. Это вирус и он уже проник в кровь вражеской армии.
Пехотные полки на флангах, а в резерве у Эммея стояло ополчение, то есть воины самого низкого качества и уровня мотивации, которые до этого сохраняли подобие строя, дрогнули. Один солдат бросил щит и побежал. За ним второй, третий. Через минуту уже целые отряды, а затем и полки, развернулись и бросились наутёк. Их не волновал больше приказ, долг или честь. Их волновала только собственная шкура.
Их бегство превратилось в панику. Эльфы и гоблины Фаэна, выскочив из леса, принялись расстреливать и резать бегущих, захватывая знамёна, повозки, оружие. Четыре полковых знамени армии Бруосакса оказались в руках моих лесных воинов.
И когда пехота Эммея, которая не могла продавить мои фланги, обернулась и увидела, как их тылы бегут, бросая всё, это превратилось в катастрофу.
Они дрогнули, а мои фланги, напротив, начали двигаться вперёд, круша тех, кто недостаточно быстро от них бежал. А бежать им пришлось.
Центр погибал, лишь часть рыцарей смогли, в первую очередь благодаря личной отваге и умению с удачей, вырваться оттуда, пехота флангов сыпалась, пехота тылов бежала в леса, где их ждала смерть от эльфийских стрел, обоз врага был захвачен, а пожар в ставке генерала Эммея распространялся, что вызывало у его воинов ещё больший страх. Ведь если их генерал бежал или погиб, стоит ли сражаться? То есть, что их генерал был как капитан, который собирался сойти с этого судна последним, они не знали.
Голова кружилась и болела так, что тошнило, виски раскалывались, во рту пересохло. Я активировал Птичий пастух и посмотрел на противоположный холм. Генерал Эммей Суровый стоял там, на фоне своих горящих шатров. Ветер развевал его плащ и пепел. Его армия, его идеальная военная машина, рассыпалась как карточный домик.
Она превратилась в обезумевшую толпу, спасающуюся бегством. Он не двигался, не бежал и паники на его мужественном лице я не видел. С хмурым лицом он просто смотрел, как его армия разбегается или гибнет в огне и хаосе.
Решающий штрихом стало внезапное исчезновение вражеских магов. Ну, у магов всегда есть несколько козырей в рукаве и когда они поняли, что дело пахнет керосином, просто активировали какую-то мудрёную магию и всей своей шайкой телепортировались к чёртовой бабушке, оставив и войско, и своего генерала. Маги не дают клятв воинской верности, а генерал даёт.
Он проиграл. Проиграл не в первый момент, не во второй, но не смог выдержать третий поток действий и шагов.
Ко мне на холм подъехал Принц Ги.
Его запястье было испачкано кровью и наспех перевязано, а один из его личных охранников серьёзно ранен. Уже успел где-то подраться.
Я дал команду помочь телохранителю.
Принц подъехал и встал рядом. Его лицо было бледным, но в глазах горел огонь. Он долго молчал, глядя на паническое бегство врага и методичное истребление остатков их армии моими солдатами.
Наконец, он повернулся ко мне. Его голос был тихим, но я расслышал в нём нечто новое, смесь страха и восхищения.
— Ты не полководец, — сказал он. — Ты — долбаное стихийное бедствие.
Я не ответил на это замечание, лишь криво усмехнулся. Стихийное бедствие. Пожалуй, пусть будет так.
Сегодня «Большая сковородка» останется за мной. Сражение не прошло по идеальному плану, но ничего идеального не бывает.
Но наслаждаться моментом было непозволительной роскошью. Победу нужно было вырвать, закрепить и вбить, как последний гвоздь в крышку гроба.
Эйфория — опасный наркотик. Он расслабляет, заставляет поверить, что дело сделано. Я видел, что генерал Эммей ещё стоит. А его лучшие части, его гвардия, всё ещё пытались сохранить строй.
— Дела надо доводить до конца, — бросил я принцу Ги, и мой голос прозвучал как скрежет металла.
Я закрыл глаза, полностью погружаясь в Рой. Ментальная сеть гудела от тысяч голосов, от ярости, боли и триумфа. Я отсёк всё лишнее, превратившись в холодный, бесстрастный узел управления.
«Новак! Второй полк! Пройди по левому флангу маршем и ударь по ставке генерала! Не дайте им опомниться, сомни их, а лесные стрелки тебя поддержат!».
Кроме того, я обратился к одному из полков принца Ги. Да, нарушение субординации, но мне было плевать, я их наниматель и я тактик этого сражения.
«Золотые грифоны, прошу пройти по правому флангу и не отвлекаясь на мелочи, ударить по вражескому полководцу обходом справа. Покажите им, что такое орочья ярость».
Их офицер колебался несколько секунд, а потом стали раздаваться гортанные команды к атаке.
«Мурранг, третий полк, дави центр!»
Я координировал разгром и подавление тех участков, где отдельные командиры пытались организовать некое подобие сопротивления и изменить ход сражения.
Расслабляться рано.
Приказы разлетелись мгновенно, и поле боя, до этого представлявшее собой хаотичную свалку, снова обрело структуру.
На левом фланге Второй полк «Штатгаля» под командованием Новака, моего верного майора, врезался в ряды вражеской пехоты. Это были не орки, не эльфы, а обычные люди — бывшие каторжники, бандиты и дезертиры.
Но это было когда-то давно, в другой жизни.
Водоворот судьбы превратил их в дисциплинированную, безжалостную силу. Они двигались не как толпа, а как единый организм, стена щитов и копий, которая методично, шаг за шагом, перемалывала всё на своём пути.
Справа прорывались умарцы принца Ги.
В целом его фланг показывал себя хорошо. Дисциплина хромала, но дрались хорошо.
Освобождённые от магии, они обрушили на врага всю свою первобытную ярость. Их огромные топоры и секиры взлетали и опускались, проламывая шлемы, раскалывая щиты. Там, где проходили орки, оставалась лишь кровавая просека. Принц Ги, стоявший рядом со мной, наблюдал за ними с мрачным удовлетворением. Он видел, как его армия, которую он считал лучшей, идеально вписалась в мою боевую машину.
В центре Мурранг и Хрегонн, мои верные гномы-полукровки, вели за собой отряд тяжёлой пехоты. Они были как два гранитных валуна, катящихся с горы. Лёгкая пехота Эммея, которую он так глупо бросил в котёл, оказалась между молотом моих флангов и наковальней центра.
А в тылу врага царил Фаэн. Его эльфы и гоблины были повсюду и нигде. Они появлялись из леса, наносили удар и исчезали. Они поджигали повозки, убивали дезертиров, особо охотились на офицеров, которые выделялись яркой формой. Они были как стая волков, терзающая бегущую стаю барашков.
Я видел всё это, чувствовал всё это. Победа была уже не просто близка. Она была неизбежна.
Но мне нужно было поставить жирную точку. И желательно было захватить в плен вражеского генерала.
В какой-то момент вслед на Новаком и умарцами я бросил на ставку вражеского генерала и свой Первый полк, сравнительно свежий, полный сил.
Я указал орку на командный пункт Эммея. Огонь уже почти потух, оставив после себя лишь почерневшие остовы шатров. Сам генерал стоял там, окружённый своей личной гвардией — последним островком порядка в море хаоса.
«Да, босс?».
«Сделай милость, вдарь по ним по центру, пока Новак обходит по краю, а умарцы завязли в отступающих тяжах.»
Он не сказал ни слова. Он просто развернулся, поднял свой топор и издал оглушительный боевой клич. И Первый полк, его Первый полк, ответил ему единым, слитным рёвом.
Они двинулись. Не как другие части. Они не бежали, ломая строй. Они шли быстрым, ровным шагом, как на параде. Тысяча воинов, цвет моей армии, ветераны десятков битв. Они двигались единой, монолитной массой, и земля дрожала под их ногами. Они прорезали, как правило, просто пугая своим видом, зону основного сражения, игнорируя бегущие отряды врага, не отвлекаясь на лёгкую добычу.
Их цель была одна — холм, на котором стоял генерал Эммей.
Генерал увидел их. Я видел, как он вскинул подзорную трубу, как напряглась его фигура. Он понял. Он понял, что эти-то идут за ним лично. Его гвардия, около пятисот отборных мечников, выстроилась перед ним, готовясь принять последний бой. Они были храбры, я отдавал им должное. Но они были бы обречены против атаки Первого полка с фронта, и ударов Новака, и умарцев с флангов.
И тогда генерал сделал вполне ожидаемое. Он отдал приказ. Громкий, ясный приказ, который разнёсся над полем боя:
— Отступать! Всем отрядам отступать к лесу!
Он отдал приказ об отступлении, хотя большая часть его армии уже давно бежала без всякого приказа. Но это был жест, к тому же он показал себя как человек разумный, логичный, без суицидальности.
Последний жест командира, пытающегося спасти то, что ещё можно спасти. Он дал своим последним верным солдатам шанс. А затем, под прикрытием остатков своей гвардии, он развернулся и бросился к лошадям, которые ждали их за холмом.
Хайцгруг взревел от ярости, поняв, что добыча уходит. Но было поздно. Генерал Эммей и несколько его приближённых вскочили на коней и скрылись в лесу.
Он сбежал. Матёрый волк сбежал, унося с собой часть флагов.
Я опустил подзорную трубу. Лёгкое разочарование от того, что генерал ускользнул, быстро сменилось удовлетворением. Ладно, пусть с ним. Бежал, потому что выхода другого не было.
Пленным он был бы мне ценен, но… Имеем то, что имеем.
Битва превратилась в зачистку. Беспорядочное бегство армии Бруосакса стало агонией. Солдаты бросали всё: оружие, доспехи, личные вещи. Они бежали в лес, надеясь найти там спасение, но и там их ждали эльфы и гоблины Фаэна.
Потери врага были чудовищными.
Мои солдаты, пьяные от победы, собирали трофеи. Поле боя было усеяно брошенным оружием, знамёнами, а самое главное — обозом. Целый лагерь, полный припасов, продовольствия, фуража, запасов оружия, доспехов и личного имущества армии, оказался в наших руках.
Я отдал приказ прекратить преследование основной массы бегущих. Они были уже не опасны. Мое внимание привлекло другое. За командным холмом Эммея, в небольшой лощине, виднелись большие белые шатры с красными крестами. Полевой госпиталь.
— «Хайцгруг, — связался я с ним через Рой. — Оставь мёртвых. Возьми один батальон и окружи госпиталь. Никто не должен пострадать. Ни один волос не должен упасть с головы тех, кто внутри. Ты меня понял? Ты должен его защитить, в том числе и от союзников».
«Понял, командор, — прорычал в ответ орк. — Будет сделано».
Я направил своего коня Грома вниз с холма. Принц Ги последовал за мной. Мы медленно ехали по полю битвы, которое ещё недавно было ареной жестокого сражения, а теперь превратилось в гигантский муравейник, где мои солдаты собирали плоды победы.
Когда мы подъехали к госпиталю, он уже был окружён воинами Первого полка. Хайцгруг стоял у входа в самый большой шатер, его топор был опущен, но вид у него всё равно был устрашающий.
Я спешился и вошёл внутрь.
Внутри царила тишина. На койках лежали раненые солдаты Бруосакса, те, кого успели вынести с поля боя ещё в его начале.
А посреди шатра стояла группа людей в белых халатах, испачканных кровью. Врачи. Они сбились в кучу, их лица были напряжены, в глазах читался страх. Они ожидали худшего, ведь формально они были слугами отступившего (читать как бежавшего) генерала Эммея.
В отличие от пехоты и конницы, они не могли сбежать, потому что бежать, бросив всё — легко, а вот пациента во время операции с собой не потащишь.
Я остановился, оглядел их. Мой взгляд задержался на старшем из них, седовласом мужчине с усталым, но полным достоинства лицом.
— Я герцог Рос Голицын, — сказал я спокойно. — С этой минуты вы и ваши пациенты находитесь под моей защитой. Продолжайте свою работу. У вас прибавится пациентов. Моих солдат тоже нужно лечить. Обещайте не делать различий и тогда наш госпиталь тоже примет на лечение солдат вашей армии.
Врачи смотрели на меня с недоверием, не в силах поверить своим ушам. Старший врач шагнул вперёд.
— Мы… мы врачи армии Бруосакса, — сказал он, словно это могло что-то изменить.
— Ну, вы в первую очередь медики, слуги Сфематы. И мне всё равно, чьи вы врачи, — ответил я. — Сейчас вы просто врачи. И у вас много работы и я хочу, чтобы вы понимали, что в безопасности и должны просто делать своё дело. А Первый полк вас прикроет.
Я развернулся и вышел из шатра, оставив их в полном замешательстве. Генерал сбежал, его армия разбита, а его врачи теперь будут лечить моих солдат. Это называется здравый смысл и гуманизм. Я поступал так, как считал нужным и моральным со своей точки зрения.