Тактик 8

Глава 22 Удар

Мои солдаты какое-то время стояли неподвижно. Лучники принца Ги натянули тетивы, сапёры приготовились к отходу. Все ждали.

И вот, когда до наших позиций оставалось меньше сотни метров, прозвучал новый сигнал рога. И рыцарский клин перешёл в галоп.

Это было похоже на землетрясение. Даже скорее на цунами. Стальная лавина, несущаяся на мой кажущийся таким хрупким и беззащитным центр. Две с половиной тысячи тяжёлых рыцарей, элита Бруосакской армии, обрушились на нас. Рёв их голосов, смешанный с грохотом копыт, был оглушающим. Их копья, опущенные наперевес, превратились в лес стальных жал, готовых пронзить, разорвать, уничтожить.

Они были прекрасны в своей смертоносной мощи. И абсолютно, фатально предсказуемы.

«Огонь!» — скомандовал я не голосом, а мысленным приказом, который вспыхнул в головах тысячи лучников, моих и принца Ги.

В этот же момент щитовики бросали свои щиты и бежали, что могло только порадовать рыцарей и тяжёлую конницу, ведь с их точки зрения «Враг бежит!».

И в тот же миг две тысячи стрел взмыли в воздух, закрыв где-то в центре поля на мгновение солнце. Они обрушились на рыцарский клин не спереди, а сверху, по крутой дуге, целясь не в закованных в броню всадников, а в их лошадей.

Лавина дрогнула. Десятки лошадей рухнули, создавая завалы, в которые на полном скаку врезались задние ряды. Строй, идеальный ещё секунду назад, начал рассыпаться. Но это не остановило остальных.

Главное блюдо ждало их впереди.

Хаос, который мы с Эммеем создали, был распространённой ситуацией, когда рыцарям пытаются помешать делать их кровавое дело.

Ни в какое сравнение с диверсией на Ржаных полях в Кайенне, когда рыцарские клинья были вообще временно остановлены, это ни шло.

Да, часть конников я «положил», часть коней, а то и самих воинов погибли.

Строй, ещё мгновение назад бывший образцом военной мощи, рассыпался на десятки векторов-вспышек, когда одни рыцари, нащупав проход между ловушками, увлекали остальных.

Да, некоторая часть задних рядов, не успевая затормозить, врезались в упавших товарищей, создавая заторы или даже завалы.

Клин утратил свою нерушимую стройность и скорость, но продолжил движение.

Рыцари сбивались в кучу, теряли строй, превращаясь из грозной силы в силу грозную, но уязвимую, беспомощную, скученную мишень.

Именно в этот момент лучники принца Ги, которые до этого изображали паническое бегство, отступив на правый фланг, развернулись, как по команде. Они отступили ровно настолько, чтобы заманить врага вглубь, и теперь, рассыпавшись по позициям своих пехотинцев, начали методичный расстрел. Их стрелы больше не летели по высокой дуге — они били прямой наводкой.

Да, большая их часть была бессильна против отменных доспехов рыцарей. Однако то одна, то другая, находя щели в доспехах, поражала лица, заклинивала суставы, легко ранила рыцарей или калечила тех лошадей, которые ещё оставались на ногах.

Центр был мной покинут, вся пехота своевременно тактически отступила на фланги.

Вместе с ними ударили мои арбалетчики, которых я держал в резерве за центром. Тяжёлые арбалетные болты с жутким свистом прошивали воздух. Они пробивали нагрудники, щиты и шлемы. Каждый выстрел — это гарантированная смерть или страшное ранение. Элитная конница, цвет бруосакского рыцарства, оказалась в огневом мешке.

Конница по инерции «вошла» в центр и за счёт снизившейся скорости обходила ловушки.

Для рыцарей возникла ситуация неопределённости — формально они достигли цели, продавили центр, но что делать дальше?

Я не давал им времени что-то придумать, а Эммею сделать тот ход, который переломил бы ход сражения.

Лучники со всех сторон обрушили на них целый рой стрел.

Конница попыталась развернуться в центре и ударить по флангу из центра, однако вот тут они упёрлись в перегораживающие ряды ежей.

В этот момент по центру вдарили и маги, обрушивая на головы рыцарей огонь, энергию, магию льда, камня и всего, чего у них было.

Конечно, многие конники, особенно из благородных, были обвешаны защитными артефактами. Однако они были не у всех, да и защита — штука не универсальная. Центр превратился в ад из огня, магии и стали, хотя рыцари держались молодцом.

«Тайфун, — мысленно дал команду я через Рой. — Твой выход! Ударь из-за рядов ежей».

Отряды троллей, до этого сидевшие неподвижно, как гранитные изваяния, поднялись и пришли в движение. Во главе с Тайфуном и Камнедробителем, раскормленным троллем с каменным молотом, они двинулись вперёд, чтобы ударить по рыцарской элите, застрявшей в центре поля.

План работал, однако запас прочности и численность врага была впечатляющей.

Я чувствовал это по настроению принца Ги, стоявшего в центре своих позиций около своего золотого штандарта. Его аристократическая сдержанность треснула, уступив место хищному азарту.

«Они обречены, — обращался ко мне он, наблюдая за паникующей вражеской конницей. — Ты поймал их, Рос. Ты поймал их всех!».

«Это ещё не конец, — ответил я, хотя и сам чувствовал пьянящий вкус близкой победы. — Теперь фланги».

Я уже готовился отдать приказ своей тяжёлой пехоте и умарцам Ги начать движение, чтобы раздавить конницу, пока пехота Эммея стоит истуканами, наблюдая за гибелью своей кавалерии.

Но в этот момент я использовал Птичий пастух и перевёл внимание на командный холм противника. И то, что я увидел, заставило меня резко взгрустнуть.

Генерал Эммей Суровый не выглядел растерянным. Он не паниковал. Всё же мне попался достойный противник. На его лице играла холодная, хищная улыбка. Он смотрел не на свой гибнущий центр, а на мои фланги. И он поднял руку.

Это был не приказ к атаке, а сигнал магам.

В тот же миг земля под ногами моей армии содрогнулась. По всему полю, точно там, где стояли мои ударные фланги (панцирная пехота «Штатгаля» справа и тяжёлые воины-умарцы слева), вспыхнули сотни тускло-багровых глифов. Они проявились на долю секунды, словно раскалённые клейма, выжигая на земле свои зловещие узоры и тут же погасли.

Но их дело было сделано.

«Что это⁈» — воскликнул принц Ги, вцепившись в край стола с картой.

Я видел это через Рой, ощущая панику и растерянность тысяч моих солдат. Земля под ногами моей тяжёлой пехоты, ещё секунду назад твёрдая, как камень, превратилась в вязкую, чавкающую топь. Чёрная, маслянистая жижа поднялась по щиколотку, по колено, мгновенно обездвиживая тысячи воинов. Мои лучшие полки, моя несокрушимая стена, увязли в результате массово применённой вражеской магии, словно мухи в патоке. Солдаты пытались сделать шаг, но грязь засасывала их, не давая сдвинуться с места.

Та же участь постигла и воинов принца Ги на левом фланге. Могучие орки, закованные в броню, оказались в такой же ловушке. Их яростные крики смешались с проклятиями, когда они поняли, что их ноги намертво увязли в предательской земле.

— Фомир! — заорал я, поворачиваясь к своему главному магу, который стоял тут же, на холме, и его лицо было белым, как мел. — Какого чёрта происходит⁈ Развей это! Немедленно!

— Не могу! — голос Фомира был полон отчаяния, и он лихорадочно чертил в воздухе символы, которые гасли, не успев сформироваться. — Это не просто заклинание! Глифы… они создали зоны подавления моей магии! Обширные фронты, где любое колдовство гаснет! Я ничего не могу сделать! Мы не можем им помочь!

Хороший ход, твою мать!

И теперь, когда мои фланги были условно парализованы, он отдал новый приказ. Его пехотные коробки, до этого стоявшие неподвижно, пришли в плавное движение. Десять тысяч пехотинцев Бруосакса, свежих, полных сил, двинулись вперёд, по флангам.

Они могли бы влиться в центр, поддержать своих рыцарей, но это только усугубило бы ситуацию для них, потому что они остались бы так же под перекрёстным обстрелом моих флангов.

Само собой, Эммей был не дурак. Он и близко не двинулся к месту, где металась конница. Их целью были мои увязшие, беспомощные фланги.

Они шли не спеша, с холодной, методичной неотвратимостью, зная, что их жертва никуда не денется. Возможно, даже маршировали. Они шли «наказать» мои фланги и у них было численное преимущество.

Ситуация менялась на несколько хреновую.

Однако паника — это роскошь, которую командир не может себе позволить. Через Рой я чувствовал, как страх начинают подтачивать сознание моих солдат. Теперь с их точки зрения они были обездвижены рядом с вражеской конницей.

Моя задача была не в том, чтобы поддаться этому чувству, потому что кое-какие возможности у меня были.

«У нас проблемы, герцог — стойко сообщил мне принц Ги, глядя на медленно, но неотвратимо наступающую стену вражеской пехоты. — Мои лучшие воины лишены возможности драться и уязвимы. Надеюсь, Вы знаете, что делать, сэр Рос?».

«Держитесь там», — расплывчато ответил я.

Я заставил себя оторвать взгляд от приближающейся катастрофы и снова посмотреть на карту, на поле боя, на общую картину. Эмоции в сторону. Только логика. Только расчёт.

Центр был потрёпан, но не сломлен. Лучники Ги и мои арбалетчики всё ещё были боеспособны. Тролли во главе с Тайфуном и Камнедробителем ударили по коннице и отхлынули, переместились за рядами ежей, ударили снова и снова отошли, на этот раз к правому флангу.

Некоторая часть рыцарей смогла просочится вслед за ними, но не успела даже пожалеть об этом, арбалетчики перебили их.

За центром выстроились сапёры, которые тоже были готовы принять на себя удар, хотя я рассчитывал, что им не придётся проверять свою удачу.

У меня были эльфы и гоблины в тылу врага.

К сожалению, из-за того, что мы были «на марше», не было времени собрать и выставить требушеты.

Зато у меня был Тайфун.

А ещё каждый ход создаёт последствия. Сейчас Эммей загнал свою конницу в мешок и пока что она всё ещё там. Сдвинув фланги, он обнажил свой тыл и растянул свои силы, отправив пехоту атаковать мои фланги, одновременно рассыпав строй при манёвре.

Генерал Эммей создал для меня катастрофу, но при этом и сам создал для себя уязвимости.

Он был уверен, что выигрывает битву, Он считал, что я разбит, парализован и больше не способен на активные действия.

Конница в центре, наконец, оправилась от первоначального хаоса и выстроилась в квадрат, прикрываясь щитами, чтобы переждать атаку своей пехоты и ударить нас туда, где мы окажется уязвимы. Спешившиеся рыцари растащили ежей, расчистив проходы к моим флангам, пусть и не до конца, но создав проходы. То есть, мой временный успех в центре врагу удалось сгладить и стабилизировать, хотя и с потерями, ситуацию.

Я посмотрел на фигуру генерала на его холме. Он стоял, скрестив руки на груди, как триумфатор. Он наслаждался моментом.

«Рано празднуешь, хрен собачий», — подумал я.

Наконец, я обратился к вышедшему из боя и теперь застывшему неподвижным изваянием Тайфуном. Он стоял, опустив голову, и казалось, спал. Но я знал, что это не так. Вибрация, исходившая от него, стала сильнее.

— «Тайфун, — позвал я. Мысленно, но к ужасу своему, не при помощи Роя. Тайфун мог „слышать“ меня и без моего навыка, что пугало. — Просыпайся».

Он медленно поднял голову. Буря в его глазах стала почти осязаемой. Он посмотрел на меня.

— «Видишь их? — я указал на наступающие ряды вражеской пехоты. — Они думают, что победили. Они идут убивать наших братьев. Ты позволишь им это сделать?»

Он молчал. Но я увидел, как напряглись его плечи. Как огромные руки сжались в кулаки размером с валуны.

— Мне нужна буря, Тайфун, — мой голос стал тише, почти превратившись в шёпот. — Настоящая буря. Такая, какой этот мир ещё не видел. Устрой им ад на земле.

Игра ещё не была окончена. Я только собирался сделать свой ход. Земля под ногами гудела, Тайфун, коснувшись почвы, пробуждал что-то древнее, и этот гул был моим метрономом.

— Фомир! — мой голос был резок, как удар кнута. Главный маг моего разношёрстного войска вздрогнул, его лицо, всё ещё бледное от шока, повернулось ко мне. Он был сломлен, раздавлен демонстрацией магической силы противника.

— Командор, я же сказал, я ничего не могу… эти глифы, они…

— Мне плевать, что они! — оборвал я его. — Ты — главный маг «Штатгаля»! Ты тот, кто прошёл со мной через Кмабирийские болота, кто видел магию, от которой у академиков волосы встают дыбом. Я не для того тебя из грязи вытаскивал, чтобы ты мне сейчас рассказывал про антимагические поля! Ударь по их флангам. Да, они сковали наших, а ты ударь по их войску, выдай всё, что твои ребята могут, все артефакты Второй магической войны, всё запретное и опасное. Заставь чёртовых академических магов плакать. А я сейчас отвлеку их, чтобы твоя магия не встретила отпор.

Мои слова подействовали. Отчаяние в его глазах сменилось привычной циничной злостью. Он выпрямился, что-то бормоча себе под нос про «неблагодарных лейтенантов», «чёртовых ублюдков» и «невозможные задачи».

— Понадобится вся моя рота. И всё, что у нас есть, — процедил он. — Мы выжжем всю ману до капли. После этого мои ребята и чихнуть магией не смогут неделю.

— Мне не нужна неделя. Мне нужны пять минут, — отрезал я. — Действуй.

Магия, сковывающая мои фланги, вбившая их в землю по колено, имела слабое место, это маги, которые не давали этой магии ослабеть.

Фомир развернулся к своим магам, уже выкрикивая приказы, когда рядом с ним возникла сгорбленная фигура, закутанная в тёмные тряпки. Бреггонида. Старая ведьма, которую Фомир на дух не переносил, подошла к нему вплотную и с силой ткнула костлявым пальцем ему в грудь.

— Не справишься один, академик, — проскрипела она. Её голос был похож на скрежет камней. — Твоя магия слишком правильная, слишком… книжная. Она бьётся об их щиты, как вода о скалу.

— А твои припарки и заговоры помогут? — огрызнулся Фомир, не прекращая чертить в воздухе светящиеся руны. — Может, предложишь им отвар от несварения?

— Предложу тебе заткнуться и слушать, щенок, — прошипела Бреггонида. Она положила свою морщинистую, покрытую пятнами руку на плечо Фомира. — Их магия — это порядок. Структура и закон. А ты пытаешься сломать её таким же порядком, только своим. Глупец. Порядок не сломать порядком. Его можно только утопить в хаосе.

И в этот момент я увидел, как её глаза вспыхнули болотным, зелёным огнём. Сила, дикая, необузданная, первобытная, хлынула из старой ведьмы в Фомира.

Символы творимой им магии, ровные как солдаты на плацу, чёткие и симметричные, вдруг заплясали, исказились, их свет стал грязным, рваным. Фомир пошатнулся, его глаза расширились от шока, когда магия ведьмы смешалась с его собственной. Его ученики и ведьмы Бреггониды, стоявшие позади, как по команде, начали вливать свою энергию в этот бурлящий котел.

А тем временем Тайфун поднял обе руки к небу. Гул земли превратился в рёв. Небо, до этого ясное, затянуло тучами так быстро, словно кто-то набросил на мир чёрное одеяло. И ударила молния. Не сверху вниз, а снизу вверх. Она вырвалась из земли у ног Тайфуна и ударила через всё поле куда-то в штаб, во вражеские тылы.

Эта молния стала указующим перстом. Фомир не атаковал пехоту врага, вместо этого хаотичная волна его магии прошлась по полю и врезала по вражеским магам.

Над полем ухнуло, словно взорвался фугас, а солнце на миг померкло.

Что творят эти безумцы с волшебной палочкой имени Гарри Поттера и ведьминским бормотанием? Психи. Но, главное, что эффект был.

Я ощутил это даже без Роя. Словно лопнула туго натянутая струна.

Багровые глифы, парализовавшие мои фланги, вспыхнули, но стали слабеть. Некоторые из них мерцали, некоторые треснули, как разбитое стекло, рассыпаясь на тысячи осколков, которые тут же испарились.

Чавкающая топь под ногами моих солдат снова стала твёрдой землей.

«Выйти из грязи, приготовится к сражению, щиты сомкнуть!» — мой мысленный приказ был подобен взрыву.

Панцирная пехота «Штатгаля» и орки-умарцы, освобождённые от магических оков, с яростным рёвом, который копился в их глотках всё это время, вырывались из схватившей их земли, стряхивали и сбивали её и перестраивали ряды под атаку. Они были злы. Они были унижены. И теперь они жаждали крови.

Атаку они принимали «от обороны», то есть не ринулись встречной волной, а ощетинились копьями и собственно щитами.

Генерал Эммей на своём холме больше не улыбался. Я видел, как шок и недоверие исказили его лицо.

Ситуация опять качнулась и хотя его фланги всё ещё обладали численным преимуществом, теперь им предстояло бить не по скованному магией неприятелю, а по выстроенной в защитные порядки и чрезвычайно злой пехоте, которая к тому же стояла на пригорках и холмах.

Его пехота, уже подошедшая на расстояние атаки, дрогнула.

Они ожидали лёгкой резни, а вместо этого их ждали стены закованных в сталь моих силачей и здоровяков принца Ги.

Но было уже поздно. Их ряды врезались в мои порядки, как волна в скалу.

Закалённая в боях пехота «Штатгаля» работала как единый механизм — стена щитов принимала на себя удар, а из-за неё наносили удары длинные копья. Стрелки перенесли направление стрельбы и сейчас осыпали потерявшую строй пехоту противника навесным огнём из-за спин своих.

Я активировал массовый буст, бросив все силы на то, чтобы моя пехота «стояла», была бодрой, сильной, стойкой, быстрой и не знала усталости.

Орки принца Ги действовали иначе, подпускали к себе врагов, а потом начинали зверски орудовать своими огромными топорами, превращая стройные ряды пехотинцев в кровавый фарш.

Эммей попытался спасти положение.

Его фланги дрались на достаточно узком пространстве, где их численность не могла иметь решающего значения. Тогда он бросил свою лёгкую конницу, стоявшую в резерве, в обход левого фланга, а лёгкую пехоту в центр, на подмогу гибнущей коннице в центре.

Это была ошибка, совершённая из эмоций, без просчёта ситуации. Отчаянная, глупая ошибка.

Теоретически лёгкая пехота могла легко обойти ловушки и ямы, и это действительно произошло. Однако лёгкие пехотинцы, пытаясь пробиться к застрявшим рыцарям, только создали ещё больший хаос и мешали тем выбраться из центра. Они смешались с конями, нарушили их строй и моментально попали под огонь моих арбалетчиков и лучников Ги, которые теперь стреляли почти в упор.

Конница, видя, что фланговая атака захлебнулась, предприняла последнюю отчаянную попытку. Часть рыцарей, сумевших выбраться из кровавой бани в центре, попыталась развернуться и ударить по моему левому флангу, по оркам Ги. Но они упёрлись в преграду, наткнулись на вторую линию ловушек. Дело в том, что ежи стояли не только между центром и флангами, но и по границам самих флангов, то есть прямо среди моей и умарской пехоты. И стоило лишь освобождённой от магической ловушки пехоте отодвинуться, следуя командам своих офицеров, как новые ряды противотанковых ежей и замаскированных рвов, которые мои сапёры предусмотрительно выкопали и на флангах, тут же встретили уставшую конницу.