Тактик.2

Глава 6 Неясные причины

Толпа вокруг этих «проповедников войны» была разношёрстной донельзя.

Здесь были и беглые крестьяне, которым надоел их феодал вместе с налогами и беженцы-люди (вероятно, война затронула не только гномов), чьи деревни, вероятно, сожгли орки, и теперь им некуда было податься, кроме как на войну.

Были и искатели приключений, молодые и не очень, с горящими глазами, где пряталась алчность и до поры припрятанная жестокость.

Были и откровенные головорезы, личности с тёмным прошлым и ещё более туманным будущим, для которых война была лишь очередным способом заработать на кусок хлеба с маслом, не гнушаясь ничем.

Я с присущим мне скепсисом оценивал это «славное войско».

«Пушечное мясо, — промелькнула циничная мысль. — Необученное, плохо вооружённое, без малейшего понятия о дисциплине и тактике. Сборище одиночек, которых легко перебьют или которые разбегутся при первой же серьёзной стычке. Классический состав для рейда „на убой“. Интересно, какой у них процент выживаемости? Думаю, не выше, чем у леммингов, радостно прыгающих со скалы».

Гномы-организаторы, суетившиеся на площади, записывая имена, выдавая какое-то примитивное оружие и распределяя новобранцев по отрядам, выглядели измотанными до предела. Их лица были серыми от усталости, под глазами залегли глубокие тени, а голоса охрипли от постоянных криков.

Но в их движениях, в их взглядах чувствовалась несгибаемая, упрямая решимость.

Война требовала все новых и новых жертв, и они, как могли, пытались обеспечить этот нескончаемый поток «живой силы» на алтарь победы. Или, что более вероятно, на алтарь отсрочки неминуемого поражения.

Воррин провёл меня через всю эту суматоху к большому, грубо натянутому шатру, над входом в который развевался потрепанный, но гордый стяг с изображением скрещенных молота и кирки — символ гномьих шахтёров и воинов. У входа стояли два дюжих гнома-стражника в тяжёлых доспехах, которые, увидев Воррина и мой знак, молча расступились, пропуская нас внутрь.

Внутри шатра, за простым деревянным столом, заваленным картами, свитками и какими-то списками, сидел гном.

Он был невысок даже по гномьим меркам, но широк в плечах и с выдающимся животом, что делало его широким в обхвате, как старый дуб.

Его длинная, до пояса, седая борода была аккуратно заплетена в одну толстую косу и перехвачена несколькими серебряными кольцами. Лицо, изборождённое глубокими морщинами, хранило следы многих битв и бессонных ночей.

Но глаза… глаза у него были острые, внимательные и живые. Это был Балин Длиннобород, ветеран многих войн и, как пояснил Воррин, нынешний глава вербовочного пункта Узина.

— Балин, друг мой, — пробасил Воррин, подходя к столу. — Я пришёл поздороваться с тобой и познакомить с легендарным человеком. Его зовут Рос. И он… чтобы сразу стало понятно, не наёмник.

Балин медленно поднял голову, и его взгляд, тяжёлый и изучающий, остановился на мне. Я почувствовал себя как под рентгеном. Он окинул меня с ног до головы, задержавшись на моем доспехе и знаке «Гве-дхай-бригитт» на наплечнике. В его глазах мелькнуло сначала удивление, а затем неподдельный, живой интерес.

— «Гве-дхай-бригитт»… — пророкотал он, и его голос, хоть и тихий, был полон какой-то глубинной силы. — Я встречал такое всего пару раз за жизнь. Что привело тебя в наши края, Рос, Друг-Лучше-Гномов? И к чему слова Воррина про наёмника, не наёмника?

Воррин, не дожидаясь моего ответа, коротко, но красочно пересказал Балину историю о нападении разбойников на караван и о том, как я, «скромный путник», в одиночку перебил большую часть бандитов и спас не только их гномьи шкуры, но и весь караван. Балин слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая и поглаживая свою бороду. Когда Воррин закончил, Балин снова посмотрел на меня, и в его взгляде уже не было прежней усталости, а появился какой-то новый, цепкий интерес.

— Таких, как ты, нам сейчас очень не хватает, человек, — сказал Балин, и в его голосе прозвучала неподдельная горечь. — Людей, желающих сражаться, приходит много. Но толку от большинства из них, к сожалению, мало. Они отважны, не спорю, но не обучены, не дисциплинированы. А орки… орки — это не просто бандиты с большой дороги, которые разбегутся после первой же серьёзной стычки. Они хитры, жестоки, и их много. Очень много. Они, как саранча, лезут из своих нор, и кажется, что им нет конца.

Он устало потёр переносицу.

— Мы теряем бойцов, Рос. Отправляем их нашему старому королю, а обратно получаем только списки потерь, в которые в конечном итоге, — он понизил голос, чтобы нас не слышали присутствующие, — попадают все люди и гномы, которых мы тут комплектуем! Это что, вороны-трупоеды, кузнечная печь, что ли? Чтобы кидать туда воинов, как уголь и руду? Воловье дерьмо это, а не ситуация и я в ней ещё и главный вербовщик по Узину.

Из его слова я понял, что вербовка производится много где, но комментировать это не стал.

Картина вырисовывалась безрадостная.

— Уважаемый Балин! Что Вы знаете о тактике орков? — спросил я прямо. — Как они воюют? Какое у них вооружение, доспехи, типы войска, сильные и слабые стороны? И что насчёт вашей армии? В чём ваши преимущества, а где вы уязвимы?

Балин нахмурился, словно мои вопросы застали его врасплох или показались неуместными.

— Орки — дикари, — ответил он после недолгого молчания, и в его голосе прозвучало плохо скрываемое презрение. — Они прут напролом, как стадо бешеных быков, не жалея ни себя, ни других. Их оружие — грубые топоры, дубины, иногда ржавые мечи, или затупленное оружие, подобранное с наших павших воинов. Их сила — в численности и дикой ярости. А мы… мы, гномы, всегда славились своим оружием, своими доспехами, своей стойкостью в бою. Мы стоим насмерть, защищая свои дома и шахты. Наши крепости неприступны, наши воины — лучшие в мире!

Его ответы были предсказуемо расплывчаты и полны гномьей гордости, но лишены конкретики.

' Так, понятно, — сделал я для себя вывод. — Классическая история. Вы считаете, что ваш враг вас закидывает шапками. Ну-ну.

Гномы воюют храбро, спору нет, но наверняка абсолютно предсказуемо, по заветам своих бородатых пращуров.

Полагаются на качество своего железа и толщину своих стен, но совершенно упускают из виду манёвренность, разведку и, похоже, даже элементарное изучение тактики противника. А орки, судя по всему, не такие уж и тупые дикари, как говорит Балин, потому что по факту умудряются теснить этих «лучших в мире воинов».

Похоже, у гномов здесь не только «туманные горы», но и «туман войны» в головах, причём густой, как их эль'.

Я задал ещё несколько уточняющих вопросов, пытаясь выудить хоть какую-то полезную информацию, но Балин либо уходил от ответа, либо снова начинал говорить общими фразами о гномьей доблести и орочьей подлости.

Становилось ясно, что тактическое мышление здесь не в почёте.

Главное — стоять насмерть и размахивать топором потяжелее. Не самая выигрышная стратегия против многочисленного и, возможно, более хитрого врага. То есть, это не работает.

Вечером, после того как мы с Воррином кое-как устроились на ночлег, мы сидели в переполненной гномьей таверне, где яблоку негде было упасть, а шум стоял такой, что приходилось кричать, чтобы услышать собеседника, старый гном снова завёл разговор о помощи.

Таверна «Хмельной бычок» была типичным гномьим заведением: низкие сводчатые потолки, закопчённые стены, просто и геометрично сколоченные столы и лавки, воздух, густо пропитанный запахом дешёвого, но крепкого эля, жареного мяса, курительного зелья и, чего греха таить, немытых тел.

За соседними столами гномы горланили песни, стучали кружками, спорили до хрипоты и периодически ввязывались в короткие, но яростные потасовки, которые, впрочем, быстро затихали без особого ущерба для здоровья участников и окружающей обстановки.

Мы сидели в относительно тихом углу, если это слово вообще было применимо в «Хмельном бычке». Воррин долго молчал, задумчиво теребя свою бороду и глядя на пузырящиеся в кружке остатки эля. Затем он поднял на меня свои усталые, но на удивление ясные глаза.

— Рос, — начал он тихо, и его голос, обычно такой громкий и уверенный, сейчас звучал как-то приглушённо и серьёзно. — Я понимаю, у тебя свои планы, свой путь. Ты едешь к своему домену, и это твоё право. Но ты видел этих беженцев на дороге. Ты видел, что творится здесь, в Узине. Ты слышал Балина. Наш народ… он на грани уничтожения в Туманных горах. Орки теснят нас, захватывают шахту за шахтой, оскверняют наши святыни. Король Хальдор отчаянно нуждается в помощи.

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

— Я не прошу тебя становиться наёмником и снова лезть в самое пекло за горстку монет, — продолжал Воррин, и его взгляд стал ещё более проникновенным. — Я прошу тебя как «Гве-дхай-бригитт», как Друга нашего народа… помоги нам. Хотя бы советом. Я зову тебя поехать со мной в Алатор, подземную столицу короля Хальдора, что лежит в самом сердце Туманных гор. Посмотри на всё своими глазами. Может быть, ты, человек со свежим взглядом, увидишь то, чего не видим мы, ослеплённые горем, яростью и вековой своей гномьей гордыней.

Я молчал, обдумывая его слова.

Просьба «Друга»… И признание собственной гордыни. Такое редко услышишь.

Это было уже не деловое предложение, не выгодный контракт, от которого можно было бы отказаться, сославшись на другие обязательства.

Это было обращение к чести, к совести, к тому самому знаку, который теперь горел на моём предплечье и красовался на доспехе.

« Чёрт бы побрал этих гномов с их гостеприимством и хитроумными просьбами, — с досадой подумал я. — Только вырвался из одной мясорубки, только наметил себе спокойный 'main quest» по обустройству собственного тихого огорода, и вот, пожалуйста, — новый «сайд-квест» эпического масштаба: «Спаси гномью цивилизацию от вымирания». И отказаться как-то… неудобно. Эта татуха, похоже, не только открывает двери, но и вешает на тебя нехилый такой «долг фракции».

Я не торопился с ответными словами.

С одной стороны, не могу сказать, чтобы измождённые лица беженцев и их товарищей из каравана, полные отчаяния и упрямой решимости, слова Воррина, сказанные с такой искренней болью за свой народ, меня не трогали.

Я не железный и мне не всё равно.

В то же время мой внутренний циник и прагматик вопил: «Беги, Рос, беги отсюда, пока не поздно! Это не твоя война! У тебя есть свой домен, свои цели!».

Но было и что-то третье.

Я вспомнил Эрика.

Вообще-то события последних полугода или около того, а точнее сказать, сколько я нахожусь в мире Гинн, я не могу, меня здорово изменили, это уж точно. Больше, чем годы в институте или тысячи игровых часов, хотя там тоже было полно полезных моментов.

Эрик сказал, что для Роса, как русского, важна победа. «Он здесь потому что может победить и победит».

Эрик это воспринимал как игру.

Вообще-то всё не так просто. Плотно сжатая пружина готовности к действию заложена в любом моём соотечественнике и речь не идёт о простом азарте или желании играть.

Плевать я хотел на игру. Плевать хотел на абстрактную победу. Тут речь шла о гномьих жизнях и это важно.

Было что-то третье. Во мне жила непрошеная искорка человека, которому бросили вызов, которому ставят задачу, посильную только ему и пройти мимо — это значит обречь ситуацию на то, что никто не поможет.

Воины — десантники пользуются девизом «никто кроме нас». С этими парнями трудно поспорить и во многих смыслах я им и в подмётки не годился, хотя и имел официальный (пусть и пока не подтверждённый богами) статус рыцаря. Но кое-чего я тоже стою, что-то могу.

Воррин с иррациональным упорством верил, что я как изобретатель пенициллина Александр Флеминг, приду и всех спасу.

Я посмотрел на Воррина, на его усталое, изборождённое морщинами лицо, в котором, несмотря ни на что, всё ещё теплилась надежда. Надежда, обращённая ко мне.

— Мне нужно подумать, Воррин, — сказал я наконец, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более нейтрально. — Дай мне сутки.

Воррин молча кивнул. Он понимал, что давить дальше бессмысленно.

Однако мои «сутки на размышление» закончились гораздо раньше. Уже через час, лёжа на жёсткой лавке в одной из общих спален таверны, под оглушительный храп десятка гномов, я принял решение.

Что-то в этой безнадёжной ситуации, в этом отчаянном призыве о помощи, зацепило меня. Может, это была память о тех рабах-гномах на руднике Хеоррана, которых я когда-то освободил. Может, просто профессиональное любопытство тактика, которому интересно было бы взглянуть на эту войну изнутри. А может, просто не хотелось чувствовать себя последней сволочью, сбежавшей с тонущего корабля, когда тебя просят хотя бы попытаться заткнуть пробоину.

Утром, едва рассвело, я уже был на ногах.

Первым делом я нашёл отделение гномьего международного банка — основательное, сложенное из громадных блоков и охраняемое так, что Форт-Нокс показался бы проходным двором.

Там я, к некоторому удивлению гнома-кассира, привыкшего иметь дело с более скромными суммами от случайных людей-торговцев, поместил на хранение почти всё своё «честно заработанное» в Кайенне золото, три тысячи с лишним имперских сестерциев и увесистый мешочек с золотым песком. «Неплохой стартовый капитал для рыцаря-бомжа», — подумал я, получая взамен отпечатанную на тонкой металлической пластине запись о формировании депозита и пояснения, что даже если я эту пластину утеряю, депозит мой и доступ к нему будет только у меня.

— Пусть полежат здесь, под проценты, — пробормотал я, — Пока посмотрю, что там за дела у гномов под горами. А если не вернусь… Хрен с ним, ну, значит, банк немного обогатится. Тут уж как повезёт.

Затем я отыскал лучшего в Узине гнома-кузнеца, рекомендованного другими гномами (а это чего-то да стоило) и договорился с ним о починке и глубокой модернизации моего доспеха.

Анаи, конечно, подарила мне отличную вещь, но она была древней и дряхлой.

Плюс орденский, собранный из всего на свете, доспех тоже был не очень-то серьёзным. А вдруг я в пекло войны попаду?

Кузнец, суровый бородач по имени Гойби Молотобоец внимательно выслушал мои пожелания, с уважением осмотрел доспех и пообещал сделать всё в лучшем виде, хоть и запросил кругленькую сумму.

И, наконец, я нашел приличный постоялый двор на окраине города, где за весьма умеренную плату согласились присмотреть за Громом и Варрангой в течение неопределённого, но, как я предполагал, довольно длительного срока.

Расставаться с конями было жаль, Гром не раз спасал мне жизнь в бою, а Варранга была верной и выносливой спутницей, но тащить их в подземные гномьи туннели было бы верхом глупости.

Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая мрачные вершины Туманных гор в кроваво-красные тона, я снова встретился с Воррином в том же «Хмельном бычке». Он сидел за тем же столом, в том же углу, и вид у него был ещё более усталый и подавленный, чем вчера.

Я молча сел напротив, заказал кружку эля и некоторое время смотрел на старого гнома.

— Хорошо, Воррин, — сказал я наконец, и он вздрогнул, подняв на меня свои полные тревожного ожидания глаза. — Я поеду с вами в Алатор. Посмотрю, что там у вас творится. Но, — я поднял руку, пресекая готовые сорваться с его губ слова благодарности, — я ничего не обещаю. Я не полководец, не герой и уж точно не спаситель мира. Я просто… странствующий рыцарь, причём рыцарем стал совсем недавно, так что благородство и самопожертвование ко мне ещё не успели прирасти намертво. Я, быть может, могу дать совет, если увижу что-то, что вы упускаете. Могу помочь в бою, если придётся. Но не ждите от меня чудес.

Воррин несколько секунд молча смотрел на меня, а потом его морщинистое лицо расплылось в широкой, искренней, почти детской улыбке.

— Этого достаточно, Рос! — пробасил он, и в его голосе зазвенели слёзы радости. — Клянусь своей бородой, этого более чем достаточно! Одна только твоя готовность поехать с нами и посмотреть — это уже больше, чем мы смели надеяться!

Он схватил мою руку своей мозолистой, сильной ладонью и крепко стиснул.

— Спасибо тебе, Друг! Ты не представляешь, какую надежду ты нам дал!

Я лишь криво усмехнулся, высвобождая руку. «Ну вот, опять вписался, — подумал я, глядя на сияющее лицо Воррина. — Квест „Спаси гномов от вымирания“, уровень сложности„ Кошмар“, награда — туманна, штраф за провал — скорее всего, очень болезненный. И мой тщательно спланированный „main quest“ по обустройству собственного домена снова откладывается на неопределённый срок. Кажется, это становится моей фирменной фишкой — выбирать самые безнадёжные и опасные задания».

Но где-то в глубине души, под слоем привычного цинизма и прагматизма, шевельнулось что-то ещё.

Какое-то странное, почти забытое чувство. Может быть, это была та самая «более веская причина», чем просто приказ или деньги, о которой я смутно догадывался. А может, просто азарт игрока, которому не терпится проверить, сможет ли он пройти этот чертовски сложный уровень. В любом случае, путь в неизвестность, в самое сердце Туманных гор, был открыт. И что-то подсказывало мне, что скучно там точно не будет.