Тактик.2

Глава 31 На поверхности

Зал, ещё недавно гудевший от лязга стали и предсмертных криков, медленно погружался в зыбкую, тяжёлую тишину, нарушаемую лишь стонами раненых да шарканьем ног гномов, вытаскивающих тела.

В этот раз я ни в какой степени не участвовал в мародёрстве.

Воздух, густой и спёртый, пропитался тошнотворной смесью запахов: гарь, кровь, пот, озон от недавнего божественного вмешательства и ещё что-то неуловимо-мерзкое, наверное, так пахнет массовая смерть.

Я сидел на каком-то обломке камня, скорее всего, бывшем частью стены или каменной скамьи и тупо разглядывал свои руки.

Пальцы подрагивали от пережитого напряжения, ладони саднило, несмотря на перчатки. Мой верный меч, изделие мастера из Алатора, который сегодня поработал на славу, особенно под «божественным баффом», был в ножнах, хотя и требовал очистки от крови.

Я только что, кажется, в одно рыло, ну, почти в одно, затащил финал истории гномов и орков.

Кстати, вариант финала обидел гномов. Ну и ладно. Я же говорил им когда-то давно (или недавно?), что не феечка, которая перелетает с цветочка на цветочек.

Ачивка «Спаситель Туманных гор Оша»? Или « Экзорцист клыкастых»? Позже надо будет придумать что-нибудь такое, чтобы звучало внушительно в мемуарах, если я до них доживу.

Гхырр Великий, он же Кривозуб, бывший король орков, проигравший и опозоренный, ушёл.

Гномы не остановили его, потому что он был моим пленником, моим трофеем. Но и довольны они уж точно не были.

А я прекрасно понимал, что мой кредит доверия у подгорного народа не бесконечен.

Король Фольктрим нашёл меня сам. Он выглядел так, будто не спал неделю и всё это время лично участвовал в зачистке каждого туннеля. Объективно сейчас, наверное, вечер… А может и утро? Или снова вечер? Я не спал, а пребывал в прострации с этими битвами и беготнёй я потерял счёт времени. Но времени прошло вагон.

Молодой король, осунувшийся, с синяками под глазами, но во взгляде горел какой-то новый, твёрдый огонь.

Он подошёл, и гномы вокруг почтительно расступились, склоняя головы. Его доспех, некогда сверкавший полированной сталью, теперь был помят, исцарапан, местами покрыт запёкшейся кровью и копотью, но держался он уже не как растерянный принц, а как настоящий правитель. Война — лучший учитель. Особенно для королей. И самый быстрый.

— Ты спас мой народ, человек, — его голос был тихим, но в наступившей тишине каждое слово отдавалось гулким эхом, словно он говорил не мне, а самой истории.

Я сразу понял — это представление. Рассчитанное на публику, на этих самых гномов, которые сейчас жадно ловили каждое его слово. И что всю расстановку сил, отпущенного короля орков и про так называемый мирный договор, он знает. А он в курсе, что со стороны гномов договор я не подписывал (откуда бы у меня было на такое право)? Что место подписи гномов в договоре попросту пустовало, что документ подпишет он, Фольктрим и, спустя время вся эта история, о том, что отцом этого документа, который поставил жирную и кровоточащую точку в войне гномов и орков являюсь я, все забудут.

Забывают такие вещи, потому что их хочется забыть, потому что забыть их будет политически правильно и мудро.

А документ, где победителем названа сторона гномов в лице короля Фольктрима, останется в архивах Алатора.

— Ты принёс нам победу, о которой мы и мечтать не смели. За это тебе вечная благодарность от всех гномов Туманных гор Оша. И от меня лично, — он сделал короткую, почти театральную паузу, и я внутренне напрягся, ожидая неизбежного «но». Это «но» всегда, как ложка дегтя, портит любую бочку мёда. — Ты мог бы стать первым человеком в истории, получившим второй знак «Гве-дхай-бригитт», высшую награду нашего народа. Твоё имя будет высечено на Вратах Алатора рядом с именами величайших героев нашего королевства.

Я молчал, внимательно изучая выражение его лица. Звучало красиво, спору нет. Второй орден на грудь, почёт, уважуха, может, даже скидка в местных тавернах. Но что-то в его тоне, в том, как он тщательно подбирал слова, подсказывало мне, что до этого не дойдёт. Слишком много пафоса для простого награждения.

— Но… Ты отпустил убийцу моего отца. Ты отпустил вражеского короля Гхырра. Того, чьи руки по локоть в крови моего народа.

А, вот оно что. Ну да, я ожидал чего-то подобного. Отец, месть, королевская честь, долг перед предками… все эти высокопарные штучки, которые так любят правители всех мастей и миров. Особенно молодые правители, которым нужно самоутвердиться.

— Его звали Гхырр Великий Кривозуб, Ваше величество, — спокойно поправил я, глядя ему прямо в глаза. Не люблю, когда путают имена ключевых NPC, даже если они враги. — А Вы, кажется, до последнего момента даже имени его настоящего не знали. Так, очередной безликий вождь, собирательный образ врага. Для меня же, простите за прямоту, главное — победа в войне, а не кровавая резня ради утоления чьей-то персональной жажды мести, пусть даже и королевской. Павший король, которого отпустили с позором, униженный и сломленный — это сокрушительное моральное поражение для всех орков. Это как дебафф на всю их фракцию. Это гарантия того, что они не сунутся сюда ещё очень, очень долго. Они будут помнить не героическую смерть своего вождя, а его трусость и предательство. А мёртвый король-мученик, павший от рук «жестоких гномов» — это, извините, готовое знамя для новой войны. Его имя шептали бы у костров, его «подвиги» обросли бы легендами, и рано или поздно нашёлся бы какой-нибудь новый фанатик, который поднял бы это знамя и повёл бы новую орду на ваши земли. Я бы сказал, выбирайте, Ваше величество, что Вам нужнее: краткосрочное удовлетворение от мести или долгосрочный мир? Но я сделал выбор сам. Как тактик.

Фольктрим нахмурился так, что его светлые брови сошлись на переносице. Мои слова, сухие и прагматичные, явно пришлись ему не по вкусу. Желваки заходили на его скулах, выдавая внутреннюю борьбу. Он явно ожидал другого — раскаяния, извинений, может быть, даже мольбы о прощении. А получил лекцию по военной стратегии и психологии.

— Моя голова, — медленно, с трудом проговорил он, тщательно подбирая слова, словно вытаскивая их из вязкой трясины, — мой разум правителя говорят, что ты прав, Рос. Твоя логика безжалостна, цинична, но она… она верна. Я это понимаю. Но моё сердце… — он приложил руку в исцарапанной латной перчатке к груди, туда, где под доспехом билось сердце молодого короля, — моё сердце пылает гневом и болью. Ты лишил меня возможности отомстить за отца так, как того требуют наши обычаи. Ты отобрал у меня право свершить правосудие над его убийцей, право, которое принадлежит мне как сыну и как королю. Для меня, для моего народа, это… это смертельное оскорбление.

Я молчал. Слишком устал, чтобы спорить, тем более про его и мою мораль. Не стоит забывать, что я не был гномом, не был и орком. Сегодня против меня вышли люди — те, кто пошли за баронами-предателями. И на моих руках их кровь, а сердце чисто — никаких угрызений совести.

— Поэтому, — голос Фольктрима стал твёрже, в нем зазвенела холодная сталь, и я понял, что решение уже принято, и оно окончательное, — в соответствии с нашими обычаями, несмотря на все твои несомненные заслуги, ты должен покинуть Туманные горы Оша. Сегодня же. И никогда больше не возвращаться. Мы будем помнить тебя как спасителя. Твое имя будет вписано в наши летописи золотыми рунами. Но видеть тебя здесь… мы больше не сможем. Слишком свежи раны. Боль от потери и от невозможности свершить месть так, как того требует наш долг, слишком сильно обжигает мое сердце. И сердца моего народа. Прости.

Я слушал его спокойно, без видимых эмоций.

Ни удивления, ни обиды.

Где-то в глубине души я ожидал чего-то подобного. Классический финал для героя-одиночки, наёмника или просто чужака: сперва спас всех, за что после получил благодарного пинка под зад.

Опять-таки это не про мораль и всякие обиды, с моей точки зрения это всё про политику.

«Спасибо за выполнение квеста, вот твоя награда, а теперь проваливай, чтобы не мозолил глаза и не напоминал о наших слабостях». Что ж, по крайней мере, честно.

Мы смотрели друг на друга несколько долгих, напряжённых секунд.

Молодой король, раздираемый противоречиями между долгом правителя, прагматизмом, которому я его, кажется, немного научил, и сыновьими чувствами, и я — чужак, «попаданец», который только что, по сути, изменил судьбу целого народа, а теперь должен был исчезнуть, как дым от потухшего костра.

В его взгляде я видел и уважение, и горечь, и какую-то почти детскую обиду, и, кажется, даже толику зависти к моей свободе от всех этих условностей.

Несмотря на официальное «изгнание с почётом», прощание получилось на удивление тёплым, почти душевным.

За армией уже успело подтянуться некоторое количество гражданских, в первую очередь Фрор Простобород, старый, мудрый гном, чьи советы не раз помогали мне сориентироваться в хитросплетениях гномьей политики и тактики, подошёл ко мне, когда я уже собирался покинуть зал.

Он обнял меня так крепко, что мои рёбра, и без того настрадавшиеся в битвах, протестующе хрустнули.

— Ты сделал больше, чем любой из нас мог ожидать, парень, — проворчал он, его седая борода щекотала мне щёку. Глаза старого гнома, обычно лукавые и всезнающие, сейчас подозрительно блестели. — Удачи тебе, Рос. И пусть твои дороги будут прямыми, а враги — в горизонтальном положении и накрыты травкой.

Эйтри, лидер «потерянных», а теперь, похоже, один из самых влиятельных лидеров военачальников Алатора, гном, который прошёл со мной через огонь, дым и медные трубы этой подземной войны, был, как всегда, немногословен. Он лишь крепко, по-мужски, пожал мне руку, его ладонь была твёрдой и мозолистой, как рукоять топора. Его лицо, всё ещё чёрное от дыма, грязи и чужой крови было, как всегда, непроницаемо, но в его тёмных, глубоко посаженных глазах я увидел что-то похожее на понимание.

— Ты научил нас многому, человек, — сказал он коротко, его голос был хриплым от дыма и боевых кличей. — Не только воевать. Но и думать. Думать иначе, чем мы привыкли. Этого мы не забудем. И Дикаиса… мы тоже не забудем. Ты сдержал своё слово. И мы сдержим своё, построим храмовый комплекс, назначим ответственных людей. Даже если король забудет, я не забуду. Слово воина.

…

Фольктрим, несмотря на своё «оскорблённое королевское сердце» и необходимость соблюсти политес с изгнанием, свои обязательства исполнял.

Согласно древним гномьим законам, которые, как я понял, соблюдались здесь с маниакальной точностью, мне, как «союзнику, принесшему решающую победу в священной войне», полагалась доля в захваченных трофеях. Я, честно говоря, после объявления об изгнании особо ни на что и не рассчитывал. Ну, дадут пару мешков медяков на дорожку, может коня какого добудут, чтобы быстрее убрался, может, какой-нибудь артефактный топорик на память… И этого было бы более чем достаточно. Я ведь не ради денег всё это затевал. Хотя… немного золота никогда не помешает, особенно когда тебя выставляют за дверь.

Но когда главный казначей Алатора, маленький, сморщенный, как сушёное яблоко, гном в очках с толстенными линзами и с огромной счётной книгой под мышкой, которую он, кажется, никогда не выпускал из рук, объявил причитающуюся мне сумму, я чуть не подавился воздухом. Челюсть сама собой отвисла. Шестьсот тысяч золотых. Шесть-сот. Ты-сяч. Золо-тых.

Я стоял, как пыльным мешком оглушённый. Шестьсот тысяч! Да я на Земле за всю свою жизнь столько не заработал бы, даже если бы продал почку, печень, селезёнку и ещё что-нибудь не очень нужное оптом! Это же… это же целое состояние! На эти деньги можно купить небольшое королевство где-нибудь на отшибе! Или, по крайней мере, очень большой и хорошо укреплённый замок. С блэкджеком и… куртизанками или как тут они называются?

Деньги мне выдали не наличными, слава всем богам и предусмотрительным гномам, а векселями гномьего международного банка «ДеБран, Камнебород и Сыновья».

Толстая, увесистая пачка пергаментов с водяными знаками, сложными узорами, кучей печатей и подписей.

— Имеют хождение по всему известному миру, от Ледяных Пустошей до Южных Эмиратов, — солидно заверил казначей, передавая мне пачку. — Надёжнее только золото в слитках под Вашей личной кроватью. Но так, знаете ли, гораздо безопаснее и удобнее для транспортировки. Особенно для путешественника.

Я тупо смотрел на эти бумажки, которые по номиналу стоили больше, чем вся моя прошлая жизнь на Земле, вместе взятая. Свобода. Вот что это было на самом деле. Шанс начать всё с нуля, но уже не нищим, оборванным «попаданцем», а весьма и весьма состоятельным господином. Игровой баланс явно дал какой-то сбой в мою пользу. Или это Дикаис так расщедрился за восстановление своего почти забытого культа? В любом случае, жаловаться было бы грех.

Я попрощался с Зобгиным, с бойцами гвардии «Каменная кровь», с которыми я пережил не одно сражение, с другими гномами, некоторых из которых я помнил только в лицо.

Воррин взялся довести меня до поверхности.

— Я тебя привёл в Оша, я и выведу.

Мы шли пешком, всё же гужевой транспорт был в королевстве Оша в большом дефиците.

Воррин провёл меня по главному туннелю, ведущему к Воловьему тракту, ещё и предложил выйти через другой, малый выход.

— Нет, друг. У меня ощущение, дарованное богом-покровителем этих гор, что мне ничего не угрожает.

— Ну, тогда давай прощаться, друг.

Он обнял меня.

— Прости что втянул тебя в это, но… Я был прав, и ты помог, человек-друг. Не знаю, насколько это тебе далось тяжело, но ты спас народ гномов.

— Может, это не очевидно, но два народа. Орки свинтили, но выжили. Понимаю, что для тебя это не аргумент.

Гном закряхтел.

— Так. Я не подданный Фольктрима. Будешь в Узине, ты гость нашего клана. И всех гномов. Я всем расскажу, что ты закончил войну. Да, он не остался доволен, но факт остаётся фактом.

…

На поверхность я выбрался, пошатываясь, как пьяный.

Яркий, почти ослепительный солнечный свет после нескольких недель, проведенных в полумраке подземных залов и туннелей, резанул по глазам так, что я зажмурился и на несколько секунд потерял ориентацию. Воздух! Свежий, чистый, морозный, он пах сосновой хвоей, талым снегом и ещё чем-то неуловимо-весенним. Красота! И тишина. После адского грохота недавней битвы, после гула голосов, стонов и лязга оружия, эта оглушающая, первозданная тишина гор казалась почти нереальной. Только ветер свистел в скалах да где-то далеко кричала какая-то птица.

У выхода из главного туннеля, который теперь больше походил на развороченную нору гигантского крота, меня уже ждали.

Люди, «рыцари», двое. Ну то есть чуть в стороне, в лесочке ещё с полсотни потрёпанных ветеранов.

Рыцари — сэр Кидаберриец и сэр Андер Олин.

— Здарова, стратег! Мы заждались, — помахали мне сэры.

— Откуда только узнали?

— Одна сорока… с божественными крыльями принесла вести. Которая заодно предложила покровительство нам и герцогу. И мы его приняли. И предателей не простили.

— Я тоже.

— Всех убил, господин стратег? Дурацкий вопрос, всех, конечно.

— Да что с них взять, — хохотнул сэр Кидаберриец и сразу же посерьёзнел, — С дохлых бандитов.

— Мы тут тоже не скучали, сэр Рос, — вздохнул Олин. — Факт предательства нас не порадовал, тем более что мы с Кидабом оказались в меньшинстве. Они взяли наши замки в осаду, но… Мы сняли осаду, подтянули подкрепление и разогнали все горе-дружины.

— Вас небось тоже искушали, Андер?

— А то! Деньги, рабы, власть. Только нам один умный человек сказал такую фразу: «От добра добра не ищут».

— Было такое, — кивнул я. — Неосознанно выдаю народные мудрости и цитаты.

— В общем, нам такое предложение показалось с душком. Тем более, должна же быть честь, а не одна только жадность? Как у рыцаря, который развёл очаг в крепости своего домена, у меня она есть. Я теперь за свой статус буду держаться сам и детям передам. И когда большая часть переменчивых разбойников ушли под землю, чтобы там и остаться, мы переловили бандитов и у нас освободилось кучу рыцарских вакансий.

— За которые надо платить герцогу повторно, — усмехнулся я.

— Ничего, деньги есть, — Олин оглянулся на Кидаберрийца. — Сэр Рос, у нас тут предложение, подкупающее своей новизной… Мы тут посовещались с парнями… В общем, мы хотим, чтобы ты остались с нами. Стал нашим… ну, предводителем. Официально. У тебя голова светлая, тактика опять же, связи с гномами, да и герцог тебя уважает. А мы — сила. Опытная, закалённая. Вместе мы тут таких дел наворотим! Герцог будет доволен, мы ему порядок на границах обеспечим, орков отгоним навсегда. И мы сами не в накладе останемся. Власть, богатство, слава… все будет! Эти горы могут стать нашими!

— У меня свой путь, господа рыцари, — сказал я, качая головой. — Равных вам тут нет, и ваша история здесь, в этих горах, кажется, только начинается. Удачи вам. И постарайтесь не слишком увлекаться… «подвигами» во славу герцога. Ну и особо ему не доверять, не поворачиваться спиной. Он к вам, вы к нему, там и доживёте до старости.

Олин кивнул, словно ожидал услышать отказ, но всё же хотел попробовать. Он махнул рукой и один из рыцарских дружинников подвёл ко мне коня. Неплохой такой жеребец, вороной масти, крепкий, широкогрудый, выносливый. Явно не из крестьянских лошадок.

— Подарок от всех ребят.

Я кивнул, принимая дар. Пешком идти мне как-то не улыбалось.

Я в последний раз оглянулся на величественные, заснеженные пики Туманных гор Оша, которые уже начинали подсвечиваться золотом восходящего солнца. Место, где я за последние несколько месяцев пережил столько, сколько не переживал, наверное, за всю свою предыдущую, относительно спокойную жизнь на Земле.

Где я из испуганного студента-«попаданца», случайно заброшенного в чужой мир, превратился… а кем я, собственно, превратился? В тактика? В героя поневоле? В изгнанника с неприлично круглой суммой на банковских векселях? Во всё сразу, наверное. И ещё кем-то, кем я пока сам себя не до конца понимал.

Я был один. Опять. Как и в самом начале моего пути в этом безумном, жестоком, но по-своему притягательном мире. Но теперь это было совершенно другое одиночество. Не отчаянное, не пугающее, а какое-то… более взрослое, осознанное, спокойное.

И у меня даже есть путь — мой домен. Тот самый клочок земли где-то на юге, который я унаследовал вместе с титулом.

Моя безумно долгая «временная миссия» в Туманных горах Оша, куда я ввязался по доброте душевной и из-за своего дурацкого «комплекса спасителя», чертовски затянулась и затянула меня с головой.

Пора было возвращаться к первоначальному плану.

Я тронул поводья, и конь, нетерпеливо переступавший с ноги на ногу, резво пошел по тропе, ведущей на запад, к городу Узин. Там у меня были два коня и банковский вклад, а также кое-какие имущество. Оно, конечно, благородный рыцарь должен думать о подвигах. Но! С верными лошадьми и финансовым ресурсом подвиги совершать как-то комфортнее.

Мягкий ветер дул мне в лицо.