Я вернулся к гномам, которые отставали от меня и жестами объяснил ситуацию. Лица воинов посуровели, в глазах блеснул хищный огонёк. План созрел мгновенно: я захожу первым, стараюсь вырубить кого смогу по-тихому, гномы за мной, добивают остальных. Главное, быстро и без лишнего шума.
Я воткнул в снег клевец, в тесноте норы он мне не поможет, вытащил свой меч. Гномы сжали в руках свои топоры. Глубокий вдох — и я нырнул в тёмный проём норы.
Внутри, при свете небольшого, чадящего костерка, сидели четверо орков. Они были заняты тем, что жарили на огне кусок какого-то мяса и о чём-то оживленно переругивались на своем гортанном языке. Мое появление было для них полной неожиданностью.
Я не стал медлить. Первый орк, сидевший ко мне спиной, получил удар рукоятью меча по затылку. Хруст шейных позвонков — и он мешком рухнул лицом в костер, подняв сноп искр. Двое других вскочили, хватаясь за оружие, но тут в пещеру ворвались Зобгин и Брор. Короткая, яростная схватка, больше похожая на рубку дров. Гномьи топоры мелькали в полумраке, с глухим стуком обрушиваясь на орочьи черепа и плечи. Я успел отбить удар корявого орочьего тесака и всадить свой короткий меч под рёбра третьему орку. Он захрипел, выпучив глаза, и осел на землю.
Четвёртый орк, самый молодой и, видимо, самый трусливый, видя, что дело пахнет жареным, попытался было броситься к выходу, но Брор, перехватив свой топор поудобнее, с размаху огрел его рукоятью по голове. Орк издал короткий, удивлённый писк и рухнул без чувств.
Все было кончено за какие-то полминуты.
Брор проверил «ударенного» и пробурчал что «этот живой».
Я стоял, тяжело дыша, чувствуя, как по венам разливается горячий, пьянящий адреналин. «Ачивка „Ночной Охотник“ разблокирована, — пронеслось в голове. — Плюс три фрага и один пленный. Неплохо для начала».
Зобгин деловито обшарил трупы, собирая трофеи — несколько кривых ножей, пару медных колец и кожаный кошель с какими-то мелкими, ничего не стоящими побрякушками. Брор тем временем крепко связал оглушённого орка его же собственным ремнём.
— Что дальше, человек? — спросил Зобгин, вытирая лезвие топора о штаны убитого орка.
— А дальше, — ответил я, кивая на пленного, — будем разговаривать.
Пленного орка мы оттащили обратно в башню. Причём к остальным гномам мы его не потащили, устроились в боковом помещении.
Там гномы снова развели костёр (а я воздал должное тому факту, насколько мастерски они владеют огнём), при его свете пленника привели в чувство, отерев морду щедрой порцией снега.
Орк закашлялся, открыл глаза и, увидев окруживших его гномов и меня, оскалился, как волк, попавший в капкан. Он что-то злобно прорычал на своем языке и смачно плюнул в сторону ближайшего гнома. Тот, недолго думая, отвесил ему увесистую оплеуху. Голова орка дёрнулась, взгляд на пару секунд расфокусировался, но когда он пришёл в себя, в его глазах читалась уверенность, что его ждёт мучительная смерть, и он, похоже, был готов принять её с вызовом.
Я присел перед ним на корточки.
— Как тебя зовут, орк? — спросил я на всеобщем, который, как я знал, орки тоже худо-бедно понимали.
Орк удивлённо моргнул, но ничего не ответил, лишь снова злобно засопел.
— Говорить будем, или предпочитаешь, чтобы мои друзья-гномы немного поразмяли твои кости? — продолжал я спокойно, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и безразлично.
И тут произошло нечто странное.
Когда я произносил эти слова, я вдруг понял, что думаю не на всеобщем, а… на орочьем. Слова сами собой складывались в гортанные, рычащие фразы. Я не просто переводил, я думал на их языке. Ощущение было настолько неожиданным, что я на мгновение замолчал, пытаясь осознать произошедшее.
«Какого чёрта? — пронеслось в голове. — Сначала гномий, теперь орочий… Это что, еще один „подарок“ от той силы, что закинула меня в этот мир? Или это какая-то побочка от доспеха Анаи? Многоязычие, как скрытый перк? Забавно. И очень, очень кстати».
Я посмотрел на орка. Он всё ещё смотрел на меня с вызовом, но в его глазах появилось что-то дополнительное… недоумение?
Я решил рискнуть.
— Я спросил, как тебя зовут, — повторил я, на этот раз уже осознанно используя орочий язык, который, к моему удивлению, давался мне довольно легко, хоть и с некоторым акцентом. — И не советую тебе молчать. От твоих ответов зависит, увидишь ли ты следующий рассвет.
Вот теперь орк был по-настоящему удивлён. Его челюсть отвисла, а глаза округлились. Он явно не ожидал услышать родную речь от человека. Гномы, стоявшие вокруг, тоже переглянулись, не понимая, что происходит.
— Ты… ты говоришь на языке Истинных Воинов? — наконец выдавил из себя орк, и в его голосе слышалось недоверие.
— Иногда, — уклончиво ответил я. — Когда это нужно. Так как тебя зовут?
Орк помедлил, но потом всё же ответил:
— Гррхаш.
— Хорошо, Гррхаш, — кивнул я. — А теперь расскажи мне всё, что знаешь. О вашей армии. О ваших планах.
Гррхаш снова замолчал, его взгляд стал упрямым.
— Я ничего не скажу, человеческий выродок! — прорычал он. — Скоро придёт наш вождь Гхырр Великий, и он сдерёт с вас шкуры! Вы все умрёте!
— Может, и умрём, — согласился я на всеобщем. — Но ты умрёшь первым. И, поверь, это будет не быстро и не легко. Гномы умеют быть очень изобретательными, когда дело доходит до мести.
Я кивнул на Зобгина и Брора, которые тут же изобразили на своих лицах самое кровожадное выражение, на какое были способны, и поиграли своими топорами. Эффект был достигнут. Гррхаш сглотнул, и в его глазах мелькнул страх.
— Но, — продолжал я, меняя тактику, — есть и другой вариант. Ты расскажешь мне всё, что знаешь, честно и без утайки. И тогда, возможно, я сохраню тебе жизнь.
Орк недоверчиво посмотрел на меня.
— Ты лжёшь! — выплюнул он, отвечая на всеобщем. — Люди всегда лгут!
— Не все, — возразил я. — Я — человек слова. Если я даю обещание, я его держу. Расскажешь правду — будешь жить. Будешь врать или молчать — умрёшь. Выбор за тобой.
Я смотрел ему прямо в глаза, стараясь, чтобы мой взгляд был максимально убедительным. Орк колебался. Борьба между страхом смерти и недоверием к человеку была написана на его уродливом лице. Наконец, он тяжело вздохнул.
— Что ты хочешь знать? — глухо спросил он.
И он заговорил.
Сначала неохотно, обрывками, но потом, видя, что я внимательно слушаю и не перебиваю, всё более подробно.
Он рассказал о численности орочьей армии, которая осаждала Алатор — несколько тысяч воинов, не считая вспомогательных отрядов и рабов. Рассказал об их вожде, Гхырре Великом, жестоком и хитром военачальнике, который лично руководил войной и называет себя Горным Королём.
О том, что орки действительно не ожидали такого манёвра гномов на поверхность, и что буран застал их врасплох. Основные силы орков, по его словам, сейчас отсиживались в главной системе туннелей, пережидая непогоду. Их план был прост: дождаться окончания бури, а затем выйти на поверхность, найти выживших гномов и добить их. Их отряд был послан на разведку, чтобы найти возможные пути отхода гномов или другие выходы на поверхность. Но они, как я и предполагал, поленились выполнять приказ в такую погоду и решили отсидеться в той норе, где мы их и нашли, разведя костёр.
Гррхаш также упомянул, что недалеко отсюда, примерно в получасе ходьбы на восток, есть ещё один, не слишком известный орочий ход, ведущий с поверхности обратно в их туннели. Этот ход они использовали для выходов на поверхность и охоты на туров.
Я слушал внимательно, запоминая каждую деталь. Информация была ценной. Очень ценной. Она давала нам хоть какое-то представление о ситуации и, возможно, шанс.
Когда Гррхаш закончил, я некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Затем я повернулся к Зобгину и Брору, которые все это время стояли рядом, сжимая в руках топоры и с ненавистью глядя на пленного.
— Развяжите его, — сказал я спокойно.
Гномы уставились на меня, как на сумасшедшего.
— Что⁈ — прорычал Зобгин, его борода затряслась от возмущения. — Ты что, ума лишился, человек? Отпустить его? Он же тут же побежит к своим и всё им расскажет!
— Ну и что? Я дал ему слово, — так же спокойно ответил я, глядя гному прямо в глаза. — Я сказал, что если он расскажет всё, я сохраню ему жизнь. Он свою часть сделки выполнил. Теперь моя очередь. А я — человек слова.
Я снова повернулся к Гррхашу, который смотрел на меня с не меньшим удивлением, чем гномы.
— Ты свободен, Гррхаш, — сказал я и развязал его руки и ноги. — Беги. И передай своему вождю, что сэр Рос Голицын идёт за ним.
Орк, не веря своим ушам, смотрел то на меня, то на разъярённых гномов, которые, казалось, вот-вот бросятся на него, несмотря на мои слова. Затем, поняв, что это не шутка и не какой-то изощрённый способ поиздеваться над ним перед смертью, он медленно поднялся на ноги. Мгновение он ещё колебался, словно ожидая подвоха, а потом, с диким, нечленораздельным воплем бросился к выходу из башни и исчез в снежной мгле.
— За ним! — коротко приказал я Зобгину и Брору. — Пошли за ним, но не чтобы схватить, а посмотрим, куда он побежит. Это план такой, называется «Дочь турецкого паши». И проверим тот ход, о котором он говорил. Если он существует — завалим, чтобы ни одна тварь оттуда не вылезла.
Гномы, хоть и были явно недовольны моим решением отпустить орка, не посмели ослушаться. Они молча кивнули и, схватив своё оружие, бросились вслед за Гррхашем.
Поступок, конечно, спорный. С точки зрения военной прагматики — глупость несусветная. Но что-то внутри меня говорило, что я поступил правильно. Может, это была та самая «честь», о которой так любят говорить в книжках. А может, просто не хотелось уподобляться тем, с кем я сражался. Да и, честно говоря, был в этом и холодный расчёт. Пусть орки знают, что не все люди — лживые ублюдки. Пусть у них появится хоть капля сомнения. Иногда слухи и недоверие могут нанести больше вреда, чем прямой удар.
Через час гномы, мастера камня, убедились, что вход был и завалили его.
— Хорошая работа, — кивнул я. — Теперь у нас есть немного больше времени.
Гномы молча шли обратно, но я видел, что мой поступок произвёл на них впечатление. Неоднозначное, конечно, но всё же. В их взглядах читалось удивление, смешанное с каким-то новым, ещё не оформившимся уважением. Кажется, я снова заработал пару очков в их глазах. Или, наоборот, потерял, как знать этих бородачей?
Рассвет пришёл медленно, неохотно, пробиваясь сквозь редеющую снежную пелену. Буран начал стихать, ветер уже не выл так яростно, а лишь недовольно посвистывал в щелях башни. Сквозь проломы в крыше начало просачиваться тусклое, серое утреннее небо.
Именно в этот момент, когда казалось, что худшее позади, и у нас появилась хоть какая-то надежда, один из гномов, дежуривших у ложа короля Хальдора, тревожно позвал Воррина.
— Королю… ему хуже, — сказал он тихо, и в его голосе слышался страх.
Мы все собрались вокруг умирающего правителя. Хальдор лежал на импровизированном ложе из старых плащей, его лицо было пепельно-серым, дыхание — прерывистым и слабым. Рана на плече, полученная ещё в подземной засаде, уже не кровоточила, но, вероятно, потому что он потерял большую часть крови. Было очевидно, что старый король угасает.
Воррин опустился на колени рядом с ним, взял его за руку. Рядом, с каменным лицом, стоял принц Фольктрим, сын Хальдора. Взрослый гном, в отличие от своего отца, был немногословен, всегда держался в тени, но в его глазах читались ум и твёрдость.
«Молчаливый принц», как его называли за глаза.
Хальдор на несколько мгновений пришёл в сознание. Его мутные глаза обвели собравшихся, остановились на сыне, потом на мне. Губы его дрогнули.
— Сражайтесь… — прошептал он, и его голос был едва слышен. — Не отдавайте… наши горы… оркам… Фольктрим… сын мой… будь… достоин…
Его взгляд снова метнулся ко мне.
— Человек… Помоги… моему сыну…
Это были его последние слова. Голова короля бессильно откинулась набок, из груди вырвался последний, судорожный вздох, и он затих.
В башне воцарилось тяжёлое, гнетущее молчание. Даже ветер, казалось, затих, отдавая дань уважения ушедшему правителю.
Воррин бережно закрыл Хальдору глаза.
— Король умер, — глухо произнес он. — Да здравствует король!
Он повернулся к Фольктриму и, преклонив одно колено, склонил голову. Остальные гномы, как один, последовали его примеру.
Фольктрим Молчаливый стоял неподвижно, глядя на тело своего отца. На его лице не дрогнул ни один мускул. Лишь в глубине глаз на мгновение мелькнула какая-то тень — то ли скорбь, то ли тяжесть внезапно свалившейся на него ответственности. Затем он медленно поднял руку.
— Мы отомстим за него, — сказал он твёрдо, и его голос, хоть и негромкий, прозвучал на удивление властно. — Мы вернём наши горы. И орки заплатят за всё.
Он посмотрел на меня.
— Рос, — сказал он, и в его голосе не было ни отцовского высокомерия, ни пренебрежения. — Мой отец просил тебя помочь. Твои советы помогли спастись в залах вчера. Твоя мудрость и отвага нужны нам сейчас, как никогда.
Я молча кивнул. Новая игра началась. Со смертью старого короля и восхождением нового. Старые счёты с орками никуда не делись, но теперь, возможно, появилась новая надежда. Надежда на то, что этот молодой, молчаливый гном окажется более разумным и дальновидным правителем, чем его самодовольный отец. И что мы сможем не просто выжить, но и победить.
Хотя, что-то мне подсказывало, что путь к этой победе будет долгим и очень, очень кровавым.
Смерть старого короля Хальдора, как ни странно, не повергла гномов в ступор. Скорее, наоборот. В этой полуразрушенной, продуваемой всеми ветрами башне, над остывающим телом своего правителя, они словно обрели второе дыхание. Холодный, пронизывающий до костей ветер, что завывал в старых кладках, казалось, не мог заморозить ту мрачную решимость, что зарождалась в их сердцах.
Запах сырости, крови и чадящего костра смешивался с едва уловимым металлическим привкусом отчаяния, но оно не парализовало, а концентрировалось, превращаясь в сталь. Фольктрим, ещё вчера «Молчаливый Принц», а теперь король Фольктрим, принял командование так, будто всю жизнь к этому готовился.
Никакой растерянности, никаких громких, пустых слов, которыми так грешил его отец. Лишь холодная, сосредоточенная ярость в глазах, которые, казалось, за одну эту кошмарную ночь повзрослели на пару десятков лет.
«Новый админ вступил в права, — хмыкнул я про себя, наблюдая за ним из своего угла, кутаясь в плащ. От костра тепла было мало, а усталость накатывала тяжёлыми волнами. — Посмотрим, какой у него пинг и не лагает ли сервер. Предыдущий явно страдал от перегрузок и кривых скриптов».
Первое его решение было до банальности логичным, но оттого не менее жизненно важным в сложившейся патовой ситуации: убираться отсюда к чёртовой матери. И как можно быстрее. Башня была хорошим временным укрытием, которое с рассветом и стиханием бури превратилось бы в место сражения и братскую могилу.
— Нужны те, кто знает эти горы не только снизу, — его голос, негромкий, но твёрдый, как гранит, разрезал напряжённую тишину, в которой слышался лишь треск догорающих поленьев и стоны раненых. — Кто ходил по ним, а не только под ними. Пастухи, охотники… есть такие среди нас?
Вопрос был скорее утверждением.
Конечно, были. Не все же гномы — шахтёры да воины, закованные в броню с головы до пят. Несколько бородачей, чьи лица были обветрены не только сыростью подземелий, но и яростными горными ветрами, вышли вперёд. Их доспехи были полегче, кожаные куртки и штаны — потёрты, а за спинами вместо тяжёлых боевых топоров виднелись скорее длинные охотничьи копья с костяными наконечниками и видавшие виды луки из крепкого горного тиса. Они пахли снегом, смолой и дымом далёких костров.
— Мы знаем.
— Приказываю вам, — Фольктрим обвёл их цепким взглядом, в котором не было и тени отцовского самодовольства, — найти путь. Путь вниз, в долины, где мы сможем перевести дух и укрыться от этого ледяного ада. И чтобы этот путь не вёл прямиком в пасть к оркам. Нам нужны скрытые тропы, а не широкие тракты.
Пастухи-следопыты, коротко переглянувшись, одновременно кивнули. Никаких «слушаюсь, Ваше величество», никаких лишних слов или подобострастных поклонов. Просто молчаливая, деловитая готовность.
Мне это понравилось. Куда больше, чем пафосные речи его папаши и последующий эпический провал. Здесь чувствовалась суровая необходимость, а не пустая бравада.