Тактик.2

Глава 1 У рыцаря есть только путь

Меня зовут Рос Голицын и я больше не студент.

Определённо потому, что я рыцарь (и вовсе не печального образа, тьфу-тьфу-тьфу) странного и неродного мне мира Гинн. Мира, где были не только незнакомые мне ранее эльфы, гномы, орки, гоблины, но также и хорошо известные мне коррупция, предательство, трусость и страх. Впрочем, не стоит забывать ещё и про благородство, смелость, упрямство и много-много проблем.

Я предпочитал, чтобы меня звали Рос — коротко и по-деловому. «Ростислав», как и «Ростик», звучало теперь слишком официально, слишком из той, прошлой, земной жизни, словно чужой, давно забытый позывной. С каждым новым прожитым днём, а нахожусь в Гинн я, кажется, полгода или около того, я всё дальше от своего дома, от Земли, а дух мира Гинн впитывается в меня всё сильнее.

Я медленно двигался верхом. Мой боевой конь, с гордым и, подозреваю, незаслуженным именем Гром, широкогрудый и выносливый жеребец, мерно ступал по разбитой колее. Его копыта глухо ухали по утрамбованной земле, а рядом, на поводу, тащилась вторая лошадь, Варранга, навьюченная моими скромными, но жизненно необходимыми пожитками. Оруженосца у меня не было — лишний рот, лишние глаза и уши, потенциальная брешь в обороне. Я уже давно привык полагаться только на себя, и эта привычка только крепла.

Рассветные часы на южном тракте был обманчиво спокойны. Воздух, ещё не прогретый безжалостным дневным солнцем, нёс в себе свежесть и запахи диких трав. Однако уже сейчас, в предрассветной дымке, чувствовалась въедливая пыль дорог и тот особый, горьковатый привкус зноя, который неотступно преследовал путников в этих краях.

Прошло несколько недель с той памятной развилки, где наша троица, спаянная огнем и кровью Кайенна, распалась.

Эрик, Мейнард… Жалел ли я о расставании? Не особенно. Ржаные братья. «Братья по оружию, но не по духу» — так, пожалуй, было бы точнее. Приятели, попутчики — да, эти слова подходили. Но не «друзья».

Дружба — это что-то из другой оперы, из той, где не нужно каждый день смотреть смерти в лицо и где можно позволить себе непозволительную роскошь полного доверия. Здесь, в этом жестоком и прагматичном мире Гинн, каждый выбирал свой путь, ведомый собственными амбициями и целями.

Эрик, этот хитроумный англичанин, с его неуёмной жаждой знаний, тягой к интригам и маниакальным желанием вернуться на Землю, устремился в свой новообретённый замок. Магия бога-покровителя рыцарей Полмоса не давала точных координат… Или только мне не давала? Словом, пустующий замок сэра Эрика был недалеко от столицы Маэн, одного из крупных и процветающих человеческих королевств.

Тогда, на границе Кайенна, я мог почти физически ощутить его предвкушение, его лихорадочный блеск в глазах при мысли о тайнах, которые он собирался раскрыть. Мейнард, этот прямолинейный немецкий «танк», верный своему негласному кодексу «Ordnung muss sein» — «порядок должен быть», отправился наводить этот самый порядок в своих новых владениях. Расположившихся где-то на суровых северных границах, кишащих, по слухам, гоблинами и прочей нечистью. Я представил, как Мейнард уже сейчас, с присущей ему педантичностью, составляет списки необходимых работ и отдаёт первые распоряжения. А я?

Сначала я тогда просто хотел выжить и остаться самим собой. Потом — выжить с относительным комфортом. А теперь у меня появилась цель, почти осязаемая, почти реальная — домен. У меня даже дачи никогда не было, ни тем более квартиры, ни хоть какой-нибудь доли в недвижимости.

Предполагалось, что я отучусь в институте (без попадания в Бразилию и иные миры) и буду зарабатывать на своё имущество сам, так сказать, через тернии к льготной ипотеке.

А сейчас у меня был положенный по традиции и подтверждённой богами воле командора Ордена Ре Бахтал — домен, кусочек земли.

Клочок земли, который по какому-то невероятному, почти абсурдному стечению обстоятельств стал моим.

Сэр Ростислав, мать его… Звучало до смешного пафосно для парня, ещё недавно зубрившего сопромат в МТУСИ и мечтавшего разве что о новой мощной игровой видеокарте.

Как это ни странно, хотя может быть тут работала не психология, а божественное вмешательство, мысль о собственной земле, о своём уголке в этом безумном, враждебном мире, грела душу. Пугала, конечно, тоже — неизвестностью, ответственностью, ворохом проблем, которые наверняка свалятся на мою голову. Что я, вчерашний студент, вообще знал об управлении землями? Но грела всё-таки сильнее. «Мой маленький колхоз, моя прелесть», — хмыкнул я про себя, вспоминая какого-то древнего книжного персонажа. Надежда на то, что я смогу создать что-то своё, что-то стоящее, перевешивала все опасения.

Мой потрёпанный клевец, тяжёлый и смертоносный подарок Ордена Ре Бахтал (а мы забрали свои пожитки, свои доспехи, и чего греха таить, своё золотишко — всё забрали), мерно покачивался у седла, словно живое существо, умиротворённо дремлющее до поры до времени, его отполированный металл тускло поблёскивал. Ударное оружие на длинном как у копья древке, как нельзя лучше подходящее для проламывания доспехов и черепов не в меру ретивых противников.

Под основным комбинированным доспехом покоился древний чешуйчатый доспех, найденный в подземельях Ущелья Двойной Луны благодаря… Анае. Его необыкновенно лёгкий металл приятно холодил спину сквозь простую холщовую рубаху.

А на коне и под этим средневековым одеянием — я. Человек, который определённо стал другим за эти месяцы. Жёстче, циничнее, прагматичнее. Но, как ни странно, и более… цельным. Словно сбросил ненужную шелуху студенческих иллюзий и рефлексий. Выживание оттачивает характер, как хороший точильный камень — клинок.

Солнце медленно поднималось над зубчатой линией далёких гор, окрашивая небо в нежные персиковые и золотистые тона. Утро на южном тракте было по-своему красивым. При условии, конечно, если не обращать внимания на колдобины, пыль, уже начинающую лениво подниматься от редких порывов утреннего ветра, и общее ощущение заброшенности и запустения.

К полудню однообразие пыльного пути, от которого уже изрядно першило в горле и скрипело на зубах, было нарушено. Впереди, над трактом, заклубилось характерное облако пыли — верный признак движения. Караван. Я не стал спешить, придержал Грома, давая каравану немного отдалиться, чтобы оценить обстановку с безопасного расстояния.

Несколько тяжело гружёных телег, запряжённых медлительными, но выносливыми волами, их огромные рога покачивались в такт шагам. В придачу к этому десяток охранников сомнительного вида, с разношёрстным оружием и ещё более разношёрстной дисциплиной, и кучка суетливых, одетых в яркие, но пыльные одежды торговцев. Стандартный набор для этих мест, ничего выдающегося.

Среди людей, сопровождавших караван, выделялись две коренастые, широкоплечие фигуры, заметно ниже ростом, но крепче сложением. Гномы.

Я непроизвольно хмыкнул. Гномов я видел и раньше. В основном, в других условиях. Рабы или воины в атаке.

Эти же выглядели совершенно иначе. Свободные, уверенно и крепко стоящие на своих коротких, но сильных ногах.

Охрана каравана, на мой намётанный взгляд, была откровенно слабой. «Десяток оборванцев с ржавым железом, которые разбегутся при первом же серьёзном шухере», — мысленно оценил я их боеспособность. Большинство из них выглядели так, будто последний раз держали оружие в руках на прошлой ярмарке, пытаясь выиграть потешный бой.

Решение присоединиться к этому каравану пришло само собой. В группе передвигаться по этим диким местам было всяко безопаснее, чем в одиночку. Даже если эта группа состояла из таких вот настоящих «профессионалов» и суетливых торгашей. Да и гномы на удивление вызывали странное, какое-то чисто практическое любопытство. Я чуть пришпорил Грома и через некоторое время нагнал арьергард каравана. Молча пристроился в хвост, лишь коротко кивнув ближайшему охраннику — тощему, длинноносому типу с бегающими глазками и ржавой алебардой, которую тот нёс, словно вилы.

Охранник окинул меня безразличным, мутным взглядом и тут же отвернулся, продолжая лениво почёсывать небритую щёку. От этого бдительного защитничка каравана ощутимо несло перегаром и немытым телом.

Ещё один одинокий воин на пыльной дороге — обычное дело, не стоящее особого внимания. Я был не против такого приёма. Общения я не искал, достаточно просто ехать рядом.

На тракте, насколько я знал обычаи, бродяги, путешественники, торговцы и прочие сбивались в караваны для безопасности и скидывались — платили медную монету охране. Присоединиться можно в любой момент, и если ты «гражданский», то тоже платишь за охрану. Если же воин как я, то и платить не надо.

Гномы же сейчас почему-то вызывали во мне определённый интерес.

Они шли рядом со своей телегой, самой добротной и крепкой во всем караване, негромко переговариваясь на своем гортанном, рокочущем языке, полном твёрдых согласных и раскатистых «р».

И тут я замер, едва не выронив поводья от неожиданности. Я… понимал их. Не каждое слово, конечно, многие обороты были незнакомы, а специфические термины, связанные, видимо, с горным делом или ремеслом, и вовсе оставались загадкой, но общий смысл разговора я улавливал.

С трудом, напрягая слух и интуицию, словно собирая сложный паззл из обрывков фраз, но понимал. Это было настолько внезапно и необъяснимо, что я на мгновение растерялся. Откуда? Я никогда раньше не слышал гномьей речи так близко и уж точно её не изучал.

В роте болтали, что язык гномов считается одним из самых сложных и закрытых для чужаков. Как правило «не-гномы» его не знают.

«Побочный эффект переноса? Или ещё один неожиданный „скилл“ от Анаи? Ачивка „Лингвист-самоучка“ разблокирована?» — пронеслось в голове.

Я решил пока никому об этом не говорить, особенно самим гномам. Мало ли как они отреагируют на чужака, подслушивающего их разговоры. «Информация — сила, — как любил говаривать Эрик. — А скрытая информация — это уже тактическое преимущество».

Гномы, судя по всему, обсуждали качество дороги, сравнивая её с горными тропами своей родины («…да на наших перевалах козлы ноги ломают реже, чем эти двуногие на ровном месте…»). Прикидывали цены на руду в южных городах («…если эти мягкотелые снова попытаются сбить цену, напомню им о качестве их собственного железа…»). Ну и, кажется, негромко, но сочно ругали своих медлительных спутников-людей за неумение организовать даже простой походный порядок. Ничего особенно секретного или важного, но сам факт понимания будоражил и открывал новые перспективы. Я продолжал ехать молча, внимательно слушая и наблюдая за этими представителями горного народа.

Вечером караван остановился на ночлег у небольшого, но густого перелеска, не дотянув каких-то пары лиг до ближайшей захудалой деревушки на тракте. Сказывалась та медлительность каравана, о которой говорили гномы.

Торговцы, ворча и переругиваясь из-за выбора места для привала («…опять у чёрта на куличках, ни воды нормальной, ни защиты…»), суетливо принялись разводить костры и готовить нехитрый ужин.

Охранники, изображая бурную деятельность и важность своей миссии, лениво расставляли дозоры, скорее для успокоения совести нанимателей, чем для реальной охраны.

Я выбрал себе место чуть поодаль, на небольшом, заросшем пожухлой травой пригорке, откуда хорошо просматривался и сам лагерь, и окружающая местность.

Я не доверял ни показной беспечности купчишек, ни ленивому «профессионализму» наёмной охраны. «Если что, отсюда будет удобнее всего сваливать или отбиваться, — прагматично рассудил я, осматриваясь. — И ветер дует от лагеря, так что дым от их костров меня не выдаст».

Гномы, в отличие от остальных, действовали слаженно, молчаливо и деловито. Они расположились у своей телеги, быстро развели небольшой, почти бездымный костерок и принялись проверять свой товар и телегу.

Сумерки сгущались быстро, как это обычно бывает на юге. Небо из нежно-персикового стало тёмно-лиловым, а затем и вовсе угольно-чёрным, усыпанным мириадами ярких, незнакомых звёзд, которые здесь, вдали от огней городов, казались особенно крупными и близкими. Я достал из седельной сумки вяленое мясо и флягу с водой. Ужин был скромным, но привычным. Ел я неторопливо, не теряя бдительности, прислушиваясь к звукам ночи: назойливому стрекоту цикад, далёкому, тоскливому уханью какой-то ночной птицы, потрескиванию костров в лагере.

В какой-то момент обманчивость тишины меня насторожила. На уровне интуиции и боевого опыта.

«Чуйка пятой точки активирована», — усмехнулся я про себя, но улыбка вышла напряжённой. Я проверил, что доспех на мне. Хорошо с лёгкими доспехами, их можно таскать как одежду, сутками напролёт, только нательное бельё менять. Тяжёлый доспех заманаешься таскать. На тракте я не чувствовал себя в безопасности, поэтому большая часть доспеха была на мне. Не хватает наплечников. Поколебавшись пару секунд, я всё же нацепил и их, небрежно положил клевец рядом с собой, на расстоянии вытянутой руки, так, чтобы можно было мгновенно схватить его.

Может это нервы и прочий «вьетнамский синдром»?

Первая стрела вонзилась в просмоленный борт ближайшей телеги, где суетились торговцы, с глухим, отвратительным стуком, похожим на удар по гнилому дереву.

А нет, не нервы, всё нормально, нас и правда пытаются убить.

На мгновение воцарилась звенящая, почти оглушающая тишина, а затем лес словно взорвался: дикие крики, пронзительный женский визг (оказывается, среди торговцев была женщина, закутанная в платки так, что я её и не заметил толком), свист новых стрел, летящих из темноты, как разъярённые осы.

— Засада! Разбойники! — запоздало заорал кто-то из охранников, и его голос тут же оборвался булькающим, предсмертным хрипом.

Торговцы в панике заметались по лагерю, как куры в курятнике, куда внезапно забралась лиса. Некоторые с воплями ужаса пытались спрятаться под телегами, другие просто падали на землю, закрывая головы руками, словно это могло их спасти. Бесполезная, жалкая суета, от которой становилось только хуже.

Я уже был на ногах, клевец хищно блеснул в неверном свете костра. А вот щит я подхватить не успел.

Две стрелы, выпущенные почти одновременно, ударили меня в грудь и бок, по рёбрам. Стрелы хорошие, тяжёлые и кольчужную составляющую часть моего доспеха они пробили, две из двух. Пробитие, как в World of Tanks.

В случае с человеческим телом это не так миленько, как в игровой сессии.

Однако Древний доспех, дар Анаи, снова спас — наконечники со скрежетом остановились, подарив только ощущение от двух немилосердных ударов.

Из темноты перелеска, с гиканьем и воем выскочили нападавшие. Человек пятнадцать, а то и все двадцать, одетых в грязные лохмотья, вооружённых короткими мечами, тяжёлыми дубинами, самодельными копьями и длинными луками.

Долбаные разбойники. Их лица были скрыты тенью, но жадность и жестокость в их движениях читались безошибочно.

Охрана, как я и предполагал, не проявила чудес храбрости и воинской доблести. После гибели одного из своих и парочки неуверенных выстрелов в глубину леса и вообще куда угодно, только не в разбойников, они, не сговариваясь, бросились врассыпную, пытаясь сохранить свои никчёмные шкуры в спасительной темноте.

Один даже споткнулся и растянулся, но тут же вскочил и припустил ещё быстрее, оставив свое оружие на земле.

«Зашибись картоха с салом, — с мрачным удовлетворением подумал я, наблюдая за этим позорным бегством. — Шоу трусливых ублюдков в прямом эфире. Билеты в первом ряду, оплата после прихода других ублюдков, которые не такие трусливые».

Я прикинул возможность просто убежать. Вообще-то я не нанимался стоять тут насмерть за чужое барахло. Я просто рядом ехал, не более того. Но бежать в темноте, по незнакомой местности, с двумя десятками голодных и озлобленных разбойников на хвосте?

«Не вариант, — мгновенно оценил я обстановку. — Загонят, как зайца, и прирежут в каком-нибудь овраге. К тому же, Гром и Варранга слишком ценны, как и то имущество, которое на них нагружено, например, приличный груз золота. Не хотелось бы их бросать». Как говорили мои товарищи по играм: «Не беги от лучника — умрёшь усталым». Так что нужно дать ордынцам кабзды.

Единственный ресурс, кроме себя самого, кто мог бы помочь в этой ситуации, был я сам и те двое упрямых бородачей.

Гномы, в отличие от остальных, не паниковали и бросать свою телегу с товаром не были настроены. Они быстро выхватили свои небольшие круглые, окованные железом щиты для ближнего боя и какие-то хищные, ухватистые топоры, вставая спина к спине у своей телеги. Их обветренные, бородатые лица были суровы и сосредоточены, в глазах горела холодная ярость. Упрямые коротышки, но сейчас их упрямство и природная стойкость были мне на руку.