Голос Фомира сорвался на фальцет. Он сделал ещё один шаг вперед, ткнув трясущимся пальцем в сторону Хайцгруга.
— Вы не можете его слушать! Это же самоубийство! Чистейшая, незамутненная авантюра!
Хайцгруг даже не шелохнулся. Он просто стоял, как серая скала, а по его лицу нельзя было прочесть ни единой эмоции. Но я заметил, как напряглись мышцы его шеи.
Пленные орки, особенно вожди с любопытством крутили головами, внимательно следя за разгоревшейся дискуссией. По мордам многих было видно, что умереть, как предлагает вождь Мангришт, они не горели желанием. Однако поняли и то, что казнить их здесь и сейчас никто не собирается. А раз так, даже проиграв в сражении, они имели перспективы выбраться из той ямы, в которую угодили.
— Вы собираетесь пойти к ним? — не унимался маг, его голос был полон искреннего возмущения. — В их лес? На их Совет? Поверить на слово дикарям, которые без объявления войны пытались нас всех вырезать?
Я молчал. Я дал ему выпустить пар. Эмоциональные всплески были неэффективны, но иногда необходимы. Особенно для людей вроде Фомира, которые большую часть времени держали свои чувства под замком.
— Капитан Фомир, — мой голос прозвучал ровно. — Изложи свои аргументы. Без эмоций. Как на военном совете.
Маг на мгновение опешил, после чего совершил глубокий вдох, пытаясь вернуть себе самообладание.
— Командор, я прошу прощения за тон, — начал он уже спокойнее, но его глаза всё ещё горели. — Но суть от этого не меняется. План Хайцгруга, при всем моём уважении к его познаниям в орочьей культуре, это фатальная ошибка.
Он говорил чётко, его речь снова стала речью учёного, а не разгневанного обывателя.
— Давайте проанализируем факты. Что мы имеем? Мы имеем дело с примитивным племенным обществом, живущим по закону силы. Их мораль ситуативна. Их слово не стоит ничего. Сегодня они клянутся на крови своих предков, а завтра перережут Вам горло, если это будет им выгодно.
Когда Фомир сказал, что их слово ничего не стоит, то и пленные орки и сам Хайцгруг серьёзно напряглись.
— Я не сомневаюсь в лояльности капитана Хайцгруга. Он уникум. Орк, поднявшийся по карьерной лестнице с рядового до командира полка, а также и орк, который видел мир за пределами своего родного леса. Но проецировать его систему ценностей на его диких сородичей это всё равно, что пытаться объяснить дикарю законы термодинамики. Бесполезно и опасно.
Аргументы были логичны. Они полностью соответствовали моему собственному анализу рисков и всё же я приходил к другому выводу.
— Их «древние законы» и «священные ритуалы», — Фомир сделал в воздухе пренебрежительные кавычки. — Это просто фольклор. Красивые сказки, которые они рассказывают у костра. Но когда доходит до дела, до власти, до выживания, все эти сказки забываются. Работает только один закон. Лес — это место силы, где сильный пожирает слабого.
Он наклонился вперёд, его голос стал тише, убедительнее.
— Этот Совет, командор, это же очевидная ловушка. Они соберут всех своих воинов. Они позволят Вам войти в центр их круга с горсткой телохранителей. А потом просто вырежут вас. И никакой «вечный позор» их не остановит. Тем более, что ты даже не орк. А история пишется победителями. Остальным скажут, что чужак сам нарушил перемирие. И всё.
Фомир откинулся назад, его лицо выражало абсолютную уверенность в своей правоте.
— У нас есть заложники, — значительно спокойнее продолжил говорить Фомир. — Шесть вождей. Это наш реальный рычаг давления. Мы должны использовать его — требовать подчинения, право прохода, возможности говорить с ними на единственном языке, который они понимают. На языке страха и силы. Всё остальное — это наивные иллюзии, которые будут стоить тебе жизни.
Он замолчал. Его позиция была ясна. Надёжная, проверенная временем стратегия. Низкий риск, предсказуемый, хоть и не самый впечатляющий результат.
Правда, орки даже пленные не выглядят напуганными и, хотя Штатгаль произвёл на них неизгладимое впечатление, они не спешили заключать какие-то сделки.
Я перевёл взгляд на Хайцгруга. Орк всё это время стоял неподвижно, скрестив руки на мощной груди. Его лицо было непроницаемо. Он выслушал всю тираду мага, не перебив его ни разу.
— Хайцгруг, — сказал я. — Что скажешь?
Орк медленно повернул свою массивную голову в сторону Фомира. Его взгляд был тяжёлым, как удар молота.
— Маг умён, — сказал он неожиданно спокойным, ровным голосом. — Он мыслит, как человек. По-своему, он прав.
Фомир удивленно моргнул. Он явно не ожидал такого начала.
— Но в Лесу Шершней нет ничего важнее гордости, важнее обычаев и устоев. Нападают ли кланы друг на друга? Да, постоянно. Война тут длится уже много поколений, — продолжил Хайцгруг, и в его голосе появились стальные нотки. — В мире Леса обычаи важны. Слово имеет вес не меньше, чем копьё или топор. Маг говорит, что честь для орка — это пустой звук. Он сильно ошибается. Честь для орка — это всё! У всех этих пленных, — он ткнул пальцем в притихших сородичей, — нет ничего, кроме чести и многие из них готовы с ней умереть, но не поступиться.
Он указал своим толстым пальцем на грязные полотнища.
— Эти знамёна. Для мага это просто тряпки. Для орка это душа клана. Они принесли их на бой, чтобы победить с ними, чтобы знамёна видели, что сыновья клана — достойные воины и не забывают памяти предков и знают, с какой стороны держать топор. Рискованно ли брать с собой знамя? Да, но это дело чести. Сейчас мы взяли их знамёна, и они захотят их вернуть, выкупить, обменять или отбить силой. Вождя можно избрать нового, сыновей родить новых, а вот честь ты новую нигде не возьмёшь. Григгас видит всё!
От последних слов по рядам пленных прошёлся лёгкий ропот, а несколько орков из моей армии склонили головы. Григгас — бог огня и пепла, наиболее почитаемый среди орков бог, они считают его своим праотцом.
Фомир хотел возразить, он уже открыл рот, но я увидел в его глазах сомнение. Аргументы Хайцгруга, хоть и были ему чужды, были эмоциональны, однако именно эмоции были основой жизни орочьего общества.
Я мысленно анализировал оба варианта.
План Фомира. Надёжно. Безопасно и кроваво. Мы получаем несколько сотен рабов, возможность вести пленников в составе колонны в качестве заложников, угрожать ближайшим кланам и временное затишье. Но в долгосрочной перспективе мы получаем ненависть, отсутствие контакта с местными и партизанскую войну без возможности её завершения. Да и ещё постоянную угрозу в тылу.
Афганистан никто никогда не покорил.
Это краткосрочное решение.
План Хайцгруга был рискованным, причём я не собирался отправлять его одного. Хрен там плавал, пойду вместе с ним, поговорю напрямую, может быть, получится найти с орками точки соприкосновения. Тем более, что Хайцгруг дал мне подсказку — разрешение на поединки.
Я собирался использовать лес, как прикрытие от армии Бруосакса. Мне критически важно, чтобы лес был, если не дружественной территорией, то по крайней мере, не враждебной.
На меня смотрели и мои бойцы, и пленные. Смотрели, слушали, готовые ловить каждый звук.
— Армия, которая боится рисковать, никогда не победит. Она может не проиграть, но победа ей недоступна. Мы «иные», мы армия нового типа, поэтому мы обратимся к обычаям Леса.
Лицо Хайцгруга осталось непроницаемым, но я увидел, как в глубине его глаз вспыхнул огонёк.
Фомир же физически сдулся. Его плечи опустились. Краска сошла с его лица, оставив после себя нездоровую бледность. Он ничего не сказал.
Я отошёл в сторону, освобождая сцену для главного актёра этого представления. И он не заставил себя ждать.
Хайцгруг махнул своему капралу, который держал знамёна и вот уже скоро они оказались в руках орка.
Он держал их, как регалии. Как доказательство своего права.
Он развернулся к пленным вождям. Его рост и мощь сами по себе были аргументом.
— Вожди южного леса! — его голос пророкотал среди деревьев, перекрикивая стук топоров.
Он говорил на древнем орочьем наречии, гортанном и полном силы. Я, как и многие в Штатгале, причём не только орки, отлично понимали каждое слово. — Слушайте слово Хайцгруга, сына Хайцгуттона, из рода волков Серых Скал!
Он сделал паузу, позволяя своему имени и имени своего рода проникнуть в их умы. Я видел, как меняются их лица. Хайцгруг ссылался на право древнего, уважаемого рода. Не вождь, но и не грязь под ногтями. Свой. Один из них.
— Сегодня ваша кровь была пролита, но ваша жизнь сохранена! — Хайцгруг поднял одно из знамён. — Ваша честь была забрана, но не растоптана! По праву «окровавленной цепи», я, глашатай своего Владыки, созываю Всеобщий Совет Вождей!
Он говорил, как тот, кто имеет на это право:
— Место Совета — Каменные Стражи, что к северу от Гнилой реки! Время — закат третьей ночи от этого дня! Каждый вождь пусть придёт или не смеет возражать против решения Совета. Пусть будут соблюдены обычаи. Таков закон!
Он поднял знамёна над головой:
— До тех пор, пока Совет не состоится, эти знамёна дают моему вождю право свободного прохода. Любая стрела, выпущенная в спину, любое копьё, брошенное из засады, будет считаться нарушением древнего закона! Позор ляжет не только на клан клятвопреступника, но и на его детей, и на детей его детей! Вечный позор!
Он замолчал. Его слова, вероятно, были частью какого-то ритуала, потому что мне показалось, что применена магия, хотя сам Хайцгруг магом не был.
Пленные вожди слушали его, и на их лицах отражалась сложная гамма чувств. Ненависть к человеку, который их победил. Презрение к орку, который ему служит. И глубоко въевшийся в их подсознание страх перед нарушением древних устоев.
Мангришт Змеелов, самый дерзкий из них, сплюнул на землю.
— Мы подчиняемся закону, — прорычал он, глядя не на меня, а на Хайцгруга. — Но не тебе, тот-кто-служит-человеку. Мы придём на Совет.
Остальные вожди молча заворчали в знак согласия. Они явно ненавидели эту ситуацию, они ненавидели нас, но они были загнаны в угол своими же собственными традициями.
— Я беру с вас клятву данников. С каждого из вас, — громко провозгласил Хайцгруг. — До тех пор, пока вы не выкупите свои жизни, вы мои данники.
Орки его словам не удивились, вероятно, это тоже было частью ритуала и традиций.
Хайцгруг дал указание своим солдатам и орков начали освобождать от пут.
Что характерно, первыми освободили вождей и они не показали никаких попыток на нас напасть или сбежать.
Все орки дождались, пока будет освобождён последний из них, потом какое-то время смотрели на Хайцгруга (кто-то и на меня бросил взгляд).
— Наши раненые? — негромко спросил один из вождей.
— Мы отпустим тех, про кого орк Зульген скажет, что они могут уйти, утром, — спокойно ответил за весь Штатгаль Хайцгруг.
Я порадовался. Растёт, чертяка, прямо на моих глазах растёт.
Орки услышали эти слова, после чего молча и без всяких резких движений ушли.
Я дал команду внутри Роя, чтобы их не трогали.
Их уход не был похож на бегство. Выглядело, словно они пришли на экскурсию, которая закончилась.
Я потёр виски. Использование Роя утомляло, а сегодня я разгонял его по полной.
И, вероятно, драк сегодня больше не будет.
— Босс, Ваш шатёр готов, — из толпы вынырнул Иртык, мой телохранитель.
— Спасибо.
После дня полного событий, беспокойного и опасного, вечер, казалось, нёс спокойствие и отдых.
Ну, когда твой лагерь окружён примитивными, но действенными навалами из веток, грунта и корней, усилен противотанковыми ежами. Когда по всему лагерю горят костры, а в полевых кухнях готовится сытная похлёбка и суп. Когда твой обоз, вывезенный из Эклатия, так велик, что ты можешь неторопливо построить целый город и прожить в нём год. Причём всё это время у тебя будет, что кушать, без экономии пайков, тогда отдых получается сытным и приятным.
Начиналась ночь, в небе над лесом загорались первые звёзды, а пение птиц сменилось на беспокойный шум ветвей под действием ветра.
Ночь в Лесу Шершней не была похожа на обычную ночь. Она не была ни тихой, ни мирной. Она была живой и эта жизнь была мятежной, недружелюбной.
Костры под стволами деревьев давали свет и тепло. Солдаты не спали. Они отдыхали, чистили оружие, проверяли снаряжение. Их движения были медленными, экономичными, но в каждом чувствовалось глухое напряжение.
Лес давил, особенно на людей и гномов.
А ещё лес больше не награждал нас тишиной. Из его темноты, из бесконечного пространства под кронами, которое даже днём было мрачным и тёмным, постоянно доносились пренеприятнейшие звуки. То далёкий, протяжный звериный вой, от которого стыла кровь. То резкий, панический крик какого-то ночного животного, который внезапно обрывался.
Казалось, что по лесу, за пределами лагеря кто-то ходит, большой, беспокойный, ломает ветви и сопит. Так громко, что этот звук рикошетом разносился по всему лагерю.
Наёмники, приведённые из Эклатия, испуганно жались к кострам и озирались на сапёров, около которых их разместил Мурранг.
Сапёры храбрились, но и сами чувствовали себя неуютно. Лес неиллюзорно «давил на уши».
«Орофин, у нас часовые за пределами периметра?» — спросил я через Рой.
Вопрос был риторический, при помощи Роя я и так отслеживал местоположение всего войска.
«Да».
«Я хочу перевести их внутрь периметра. Не нравятся мне эти звуки, а рисковать своими я не хочу».
«Есть. Я пройдусь и сниму посты, оборудую на самом периметре».
Каждый звук был как булавочный укол в нервы.
Разведчики, вернувшиеся из-за пределов периметра, доложили, что прямой угрозы нет. Лес просто жил своей жизнью. Казалось, у него есть душа, характер, мнение. Лес не особенно любил чужаков.
Я стоял у входа в свой шатёр, вдыхая сырой, пахнущий хвоей и прелой листвой воздух. Как и большая часть лагеря, я не мог спать, несмотря на усталость на марше.
«Хайцгруг, можешь зайти ко мне, если у тебя нет срочных дел».
«Сейчас иду, командор».
Хайцгруг вошёл в палатку через несколько минут. Была ли это магия леса, либо он пребывал в хорошем расположении духа, но он двигался бесшумно, его огромная фигура легко и естественно заполнила собой небольшое пространство. Он остановился перед столом, ожидая приказа.
Я указал ему на табурет.
— Присаживайся, друг орк, надо поговорить.
Орк повиновался, присел на походное кресло, которое под его весом протестующе скрипнуло.
— Итак, давай исходить из того, что орки оповестят своих и Совет ЦК КПСС… Не важно, кто это… В общем, Совет Вождей состоится, — начал я без предисловий. — Мы идём в логово врага. А я не особенно люблю ходить вслепую. Мне нужна информация.
Хайцгруг кивнул:
— Я расскажу всё, что знаю, командор.
— Слушай, давай я вопросы позадаю, а если что существенное забуду, ты сам скажешь, ладно?
Орк кивнул.
— Давай начнём с того, почему ты упорно называл меня… как там было… Владыка Орды. И по карте пройдёмся.
— Для орков Леса, если у тебя есть три десятка воинов, значит твой клан силён. Если десять десятков — очень силён.
— А есть кланы крупнее?
— Не в Лесу. Лес не прокармливает много сынов, но даже три десятка орков стоят сотни людей.
Я не стал спорить с его обменным курсом. У всех были свои завышенные представления о своей расе.
— А есть кланы, чтобы двести воинов, триста?
— Я давно не был в лесу, больше двадцати лет, — задумчиво ответил Хайцгруг. — Но я склонен считать, что таких кланов нет. В былые времена, когда охота была удачной, а наши женщины рождали много детей, клан мог бы… а сейчас, скорее всего, нет.
— Выходит, что Орда — это прямо-таки надплеменная структура?
— Что? Я не понял, босс.
— Ну, если много кланов объединятся вместе, это и будет Орда? И их лидер — Владыка Орды?
— Именно так и бывает. У орков нет понятия «армия». Есть понятие «воины под рукой», то есть ватага, которую ведёт один вождь. Несколько ватаг. Но если собрать весь лес и поскрести по округе… Будет Орда.
— Ага, то есть, Владыка Орды — это вопрос терминологии?
— Дело не в названиях. Обычный орк не ровня орку-воину. А орк-воин не ровня Вождю.
— А Владыка, получается, выше всех? Как король?
— У Леса никогда не было короля. Если бы Лес хотел стать королевством, он бы им стал. Владыка Орды самая высокая ступень, которую можно представить. И это совершенно особенный статус, его не с чем сравнить.
— О, как… Буду знать. Поможешь с картой? Сможем туда нанести метки кланов?
— Только некоторые. Многие кланы свои берлоги скрывают, это вопрос безопасности.
— Интересно, люди строят замки, а орки берлоги, замки защищаются стенами, а орки — прячутся.
— В этом нет малодушия. Когда вражеский клан не знает, где ты, то и навредить не сможет.
— Но замки в Лесу есть? — уточнил я. — Вернее Замок. Замок Шершней. То, что от него осталось.
— Древняя крепость людей, — ответил Хайцгруг. — Разрушена сотни лет назад. Никто не ходит туда. Место проклято.
— Не ходят, значит и по камушкам не разбирают, — задумчиво прокомментировал я.