Старый, но крепкий 9

Глава 9

Впечатление от разговора с Чили осталось странным.

С одной стороны, мы вроде как мирно разошлись после того, как я принёс ему клятву на переносном артефакте. Расстались без угроз моей семье, без требований хранить молчание и без каких-либо ритуалов на крови, какими иной практик мог бы попытаться запугать другого.

А с другой — я не понимал, врёт ли мне Чили насчёт своих мотивов и поступков, или говорит правду? Можно ли вообще этому человеку верить?

Он действительно заинтересован в защите стены от ползущих из Диких земель монструозных тварей? Или же пытается убедить меня и других, пряча за такими мотивами менее благородные.

Вопросов к иллюзионисту оставалось много, причём таких, которые и задавать-то опасно. Например, почему защита того же особняка реагировала на Чили, как на лицо королевской крови, как должна была реагировать на принца Эдвина? Каким таким ритуалом он этого добился, и как закончил жизнь настоящий принц? Вопросы хорошие, но на них можно получить не ответ, а проблемы.

Зато благодаря этому разговору прояснились кое-какие нюансы. Например, тот самый старик — сильнейший из встреченных мной практиков, любитель посидеть у костра, — пытался склонить меня к убийству Гуань-ди, а вот о том, что тот пробуждается из-за орды монстров, которая движется к людским землям, старик рассказывать не стал. Я получил лишнее подтверждение, что на людей ему наплевать (это было понятно ещё из первого разговора, где он сравнивал людей с муравьями). Его интересует исключительно смерть Гуань-ди.

Размышления о Чили и безымянном практике не помешали мне приготовить усыпляющий газ, заказать у горшечника глиняные таблички и нанести на них руны. После четырёх телепортаций я переместился в комнату на вершине Тянь-Шань. Теневая печать в комнате всё ещё стояла. Точнее, стояла до моего появления. Стоило мне переместиться, как печать распалась в черный дым, не выдержав нагрузки.

Я телепортировался ночью, и в закрытой комнате было черным-черно. Не будь я практиком тьмы, пришлось бы разжигать огонь, чтобы хоть что-то рассмотреть.

Дверь снова была заперта. Осязание подсказывало, что дверь опять завалена снаружи мешками и тюками.

Выходит, рунную комнату действительно прятали? Хотя мне не показалось, что Ардану Тарсу было до этой комнаты какое-то дело. Скорее всего, в соседнем помещении просто складировали припасы, а эту комнату закрыли, чтобы какой-нибудь дурачок из практиков не залез внутрь, чтобы потыкать пальцем в руны. Или, к примеру, пошутить — дорисовать руну, похожую на русскую «3», до изображения члена, испортив тем самым целую печать.

Снаружи не доносилось ни звука. Для верности выждал пару минут, но никто не спешил искать телепортировавшегося практика.

Я обернулся тенью, просочился в дверную щель, проскользнул между пыльными тюками и оказался в кладовке. Там я достал из кармана на поясе прохладный и гладкий стеклянный бутылёк.

Задержав дыхание, выдернул пробку. Газ без цвета и запаха сейчас расползался по подвалу, проникая в дверные щели, и (по плану) усыпил всех практиков, которые здесь находились.

Досчитав до трехсот, я медленно перевёл дух. К этому моменту газ должен распасться на безобидные составляющие.

Никто не поднял тревоги, и в коридоре, куда я вышел, никого не было. Зато в следующей комнате, попавшейся мне на пути, в креслах спали двое практиков. Третий полулежал, прислонившись к стене. Я прошёл по соседним помещениям и насчитал тринадцать спящих человек. Девять из них лежали в кроватях, двое сидели в креслах, а еще двух — того, кто заснул рядом со стеной, и караульного у входной двери пришлось поднять и перетащить на свободную узкую койку, чтобы холод каменного пола не застудил практикам почки и мочевой. Конечно, они поймут, что здесь кто-то был, когда проснутся поутру, но они в любом случае это поймут.

Я поймал себя на мысли, что забота о благополучии тех, кого только что бесцеремонно уложил спать с помощью усыпляющего газа, отдаёт лицемерием. Это как подставить человеку подножку, а потом подать ему руку, отряхнуть от пыли и вручить пластырь для разбитой коленки. Но проще уж так, чем пытаться договориться со Школой Небесного Гнева. Вряд ли глава позволит мне исправить их печати, если я заикнусь об их недостатках. И уж точно не позволит в награду использовать комнату по назначению.

К сожалению, без таких предосторожностей не обойтись, и скрытно провернуть ритуал повышения сродства со льдом не получится. Его сможет пропустить только практик, которого усыпили, или накачали какими-то наркотиками; остальные обязательно ощутят постороннее воздействие, токи бегущих энергий. А потом найдут ритуалиста, который эту энергию и поглощает.

В итоге я вернулся в комнату с рунами, предварительно удостоверившись, что с практиками всё в порядке. На коррекцию печатей я потратил не больше пяти минут, а потом ещё дважды перепроверил всю рунную формацию.

Следующие сорок минут я потратил на подготовку ритуала. Мне предстоит поглощать огромные объёмы Ци льда. Здесь не Королевский зверинец, где собранную энергию тебе отфильтруют, подготовят и будут преподносить ровно в том темпе, в котором ты сможешь её поглощать. Местные печати грубы, как пещерный флирт, и эту грубость я смягчал, размещая по периметру комнаты принесённые в рюкзаке глиняные таблички. Формация, которую я уложил поверх существующей, должна была немного смягчить поглощение. По крайней мере, под громадной волной духовной энергии меня не похоронит — всегда можно либо выйти из комнаты, либо прервать ритуал.

Когда глиняные таблички были размещены, я приступил к последнему действию. Поскольку ритуал должен усилить во мне сродство со льдом, а духовная энергия, которую я буду поглощать, была ледяного аспекта, было само собой разумеющимся усилить комнату и печати с помощью магического льда. Следующий час я потратил, чтобы наморозить на стены и потолок комнаты лёд толстенными слоями. Я оставил свободным лишь место от комнаты до двери — ровно столько, чтобы я, пусть и согнувшись в три погибели, мог залезть в оставшуюся каверну.

Завершив подготовку, я сел на пол, скрестив ноги, и коснулся ладонью ледяного пола, отправляя крохотный огонек энергии в нужную точку.

И ритуал начался. По стенам пробежал поток Ци, активируя рунные печати. Вокруг меня заскрежетало, заскрипело, затрещал лёд, реагируя на движение духовных сил.

Мой разум будто подхватило потоками энергий. Я на минуту стал этими энергиями, сроднился с ними: моё восприятие разом расширилось на несколько километров во все стороны. Я видел десятки тысяч растений, растущих на склонах горы, видел нежить, которая, спотыкаясь, брела через снег, сжимая в костяных пальцах ржавое оружие. Я видел как могучих зверей, чуявших моё внимание и насторожённо озирающихся, видел и крошечную мышь, зарывшуюся в снег, и духовного волка, бредущего по следам такого же духовного оленя.

Ритуал раскручивал окружающую духовную энергию, и в центре этой воронки находился я. Ци — духовная кровь мира, густая и наполненная силой, — хлынула ко мне, в эпицентр созданного мной смерча. Влекомая ритуалом, она тончайшими нитями тянулась вверх. Духовную Ци создавали духовные и даже обычные звери — по каплям, по микроскопическим крохам. Сплетаясь с другими энергетическими потоками, энергия становилась гуще и поднималась выше, где кружились постоянные бури, напитывалась холодом и энергиями льда.

Я поднимался вместе с этими потоками, пока не достиг самой высокой точки горы — той самой, где лежал громаднейший из местных духовных зверей. Взглянув в его сторону, я едва не ослеп от исходящего от него сияния.

Я посмотрел на спящего духовного зверя, а тот в ответ обратил внимание на меня. Его физическое тело даже не шелохнулось, зато дух дотянулся до комнаты, заполненной льдом и ледяной духовной энергией, и завис передо мной крошечным, но невероятно могущественным огоньком.

Он не мог причинить мне вреда, не мог повлиять на реальный мир — лишь общаться. Но даже так было мало приятного от такого изменения в ритуале.

По моему виску стекает пот, парадоксально горячий, учитывая окружающую прохладу и толщу льда вокруг. Вдобавок ко всему ритуал всё ещё продолжался, энергия копилась и вливалась в меня.

Я пытался придумать, что делать с духом духовного зверя. Но мне даже думать было сложно: в ушах нарастал гул, в комнате копилась и тяжело пульсировала Ци. Сила, которую я так жаждал обуздать, теперь протекала через меня мощным потоком, заполняя ядро, остужая тело. Поток был не настолько сильным, чтобы нанести вред телу или духу, но приятного в этом тоже было мало.

Я откупорил ледяными пальцами бутылёк с зельем, которое, как гласило описание, «при наличии в достаточном количестве соответствующих энергий повысит сродство с льдом».

В меня потекла новая порция льда, царапая горло. В суматошном ритме забилось сердце, разгоняя леденеющую кровь. Ци под воздействием зелья пришла в движение, меняя энергетическое и физическое тела. А я тем временем придушил страх и послал навстречу духу вопрос. Не словами, а самой их сутью, чистым смыслом, которым мы могли обмениваться здесь и сейчас:

— Чего ты желаешь?

Ответ пришёл мгновенно. Обрушился вихрем чужих ощущений, образов, чётких и жадных. Пар, поднимающийся от тёплой крови на снегу, ужас человека понимающего конечность жизни и чувствующего слабеющий ритм сердца. Жизнь, утекающая из тела вместе с алым и теплым.

Дух желал горячей крови: наполненной жизнью и вместе с жизнью из тела уходящей. Причём не моей крови, а тринадцати тёплых тел, беззащитно спящих в креслах и на кроватях.

— Нет, — моя мысль была столь же твердой и яркой. — Не дам.

Огонёк затрепетал и ответил новой волной видений. В этот раз он не просил, а предлагал то, что он даст на обмен. Мне показали, что лёд подчинится любой моей мимолётной мысли. Стоит мне только пожелать, и на целые долины обрушатся бураны, что смогут погрести под снегом города. Даже в самом тёплом краю по мановению моей руки опустится температура, и будет опускаться, пока я буду того желать. Моя жалкая и калечная (по мнению духа) способность к криокинезу, вырастет в абсолютный суверенитет над холодом, в право быть богом льда и стужи.

Дух предлагал такую силу, которая преобразит мою суть. Здесь и сейчас он мог (и хотел, я чувствовал это) мне ее дать.

И всё же такую жертву я не мог принести. Одно дело просто усыпить людей и тихонько провести свой ритуал, и совсем другое — приносить в жертву людей.

Мой мысленный ответ прозвучал тише, но с той же незыблемой твёрдостью.

— Нет. Нельзя.

Крошечный огонёк, висевший передо мной, не дрогнул, но пространство вокруг наполнилось гнетущим, невыразимым разочарованием. Существо не стало торговаться или угрожать. Оно просто затопило меня новыми образами. Мне явилось его тело — не столько спящее, сколько скованное невидимыми цепями, вечными и неподвижными. Это была не спячка, а паралич, длящийся эпохи. В теле почти не осталось жира, его вытопило за века, почти не осталось мышц — оскудели без движения. Шкура обвисла на костях, органы почти отказали. Дух скованного зверя показал мне, каково это — быть веками запертым в недвижимом теле, чувствовать каждый камешек под собой, чувствовать смену ветра и рост мха на шкуре, но не иметь ни воли, ни силы пошевелить не то что лапой, даже когтем дернуть.

Он видел, как рождаются и умирают леса на склонах горы, как тают и снова намерзают снег и лед, но не мог повлиять ни на что. Вечно беспомощный, подошедший к самой грани безумия.

Следом за этими видениями он прислал просьбу, обжигающую своей простотой и отчаянием. Образ моего копья, вонзающегося в плоть спящего исполина.

— Убей, — молил исполин. — Дай мне умереть.

Но и на эту просьбу я, поколебавшись, покачал головой.

Не могу и не буду вмешиваться в дела бога, который и поместил духовного зверя на гору.

Внимание! Сродство со льдом улучшено!

Оставшаяся энергия нехотя рассеивалась в воздухе. Дух уже не мог цепляться за это место и не мог контактировать со мной. Огонек поблек и пропал.

Время прибраться.

Я протянул руку и коснулся ближайшей ледяной глыбы. Я не стал растапливать лед, просто отколол большой кусок и телепортировал наружу. Один, другой. Кусок за куском, фрагмент за фрагментом.

Я работал методично, выбивал со стен и потолка и телепортировал прочь огромные глыбы.

Вскоре комната приняла свой первоначальный вид, если не считать влажных пятен на стенах и лужиц талой воды на полу.

Перед тем, как уйти, я проверил коридор и подсобные помещения. Всё было тихо. Спящие практики по-прежнему не двигались, их дыхание оставалось ровным и глубоким. Никто ничего не видел, не слышал.

Вслед за льдом телепортировался и я, выбрав место рядом с рощицей вековых елей.

Я вытянул копье и призвал ледяного дракона.

На этот раз призыв прошел куда сложнее — я аж ухнул, когда из меня выдернули разом две трети резерва.

Сотканный изо льда дракон тут же полетел вперед. Достигнув линии елей, дракон пролетел сквозь них. Гигантские деревья, столетия противостоявшие ветрам, обращались в щепу и ледяную пыль. Призрачный дракон прошел сквозь лес, оставив после себя просеку с торчащими пнями.

Тишина, наступившая после рёва техники, была оглушительной. Даже пурга на мгновение стихла.

Ультимативная техника — хоть на Свен Дэя выходи. Правда, и духовной энергии требует немало.