Старый, но крепкий 9

Глава 4

Валлис был убежден — если ты долго занимаешься устранением целей Дома, в какой-то момент становишься в этом мастером.

Нет, мужчина не знал о правиле «десяти тысяч часов». Зато он знал, что в их деле либо стараешься стать лучше, обрастаешь разными хорошими привычками вроде «не останавливаться два раза подряд на ночевку в одном и том же месте», и «останавливаясь на ночевку, устанавливай гранаты вокруг полянки», становишься параноидально внимательным, привыкаешь доверять интуиции и прочее, и прочее, либо в какой-то момент умираешь, оказавшись недостаточно хорош.

Естественный отбор во всей красе.

Иногда псов-ликвидаторов отправляли на дело в паре или даже в тройке. «Страховка для тех, кто не уверен, что справится в одиночку», — усмехался Валлис, когда ему давали задание, рассчитанное на двоих.

Устранение живущей в Циншуе цели прошло гладко, как и всегда. Пришли, обезвредили цель, обставили это как послание. Для кого предназначалось послание, и зачем нужно было оформлять работу именно так, практик не знал и никогда не интересовался. Сказали — сделал — получил деньги.

На городских воротах Вейдаде практики продемонстрировали поддельные документы. Валлис сидел в повозке, в то время как его пожилой напарник, играя роль отца, старшего купца семьи, вел вежливую беседу со стражей, ухитрившись между делом вытянуть информацию по последним происшествиям.

Валлис осматривался, от скуки отмечал количество часовых, тип и толщину засова на воротах, потенциальные места для лучников. Он уже мысленно составил план захвата ворот расслабленного городишки и от скуки составлял карту отступления.

Не успели они проехать и двухсот метров, углубляясь в переулочки, как практики услышали тихий чпокающий звук, будто в какой-то из окружающих хибар выпивоха вытащил пробку из бутылки рисовой водки.

А еще этот звук издавали открываемые боевые эликсиры.

Оба убийцы, не сговариваясь, оставили повозку и рванули назад по улице (если бы их увидели стражники, легенда полетела бы к демонам — простые купцы не способны перемещаться со скоростью ураганного ветра). В паре перекрестков от повозки практики скользнули в подворотню и затаились. Валлис уже держал в руках клинки, Зипун же успел обернуть руки до локтей каменной крошкой. Владение техниками земли позволяло практику обходиться без оружия, да и не нужно оно человеку, который ударами деревья валит.

Все было так же, как и всегда. Никто не стремился нападать, лишних звуков тоже не было, но Зипун показал жестами: «готовься», «опасность». Правда, для человека, который ощущает колебания почвы на расстоянии тридцати метров от себя, такой доклад был ну очень скупым.

Валлис выждал три долгих минуты, после чего выпрямился во весь рост, махнул рукой вглубь переулка и хотел показать на жестах «проверю». Нож выпал из неожиданно неуклюжей ладони.

«Досадная накладка», — хотел было произнести удивившийся практик, но язык словно онемел.

А потом и сам Валлис начал медленно падать лицом вперед. Время си-и-и-ильно растянулось: земля вонючего переулка медленно приближалась к лицу, пока не толкнула его голову и Валлис не отключился.

Практик выплывал из небытия медленно. Сперва вернулось сознание, потом — слух, осязание и, к сожалению, вкус.

Судя по звукам, Валлис находился где-то посреди леса. Щебетали птахи, скрипели ветками сосны, сквозь густые кроны падали редкие солнечные лучи.

Под головой подушка из мха, папоротника и сосновых иголок. Пахло сосной и свежестью, но сейчас практику было плевать на запахи. Он ощущал тупую, пульсирующую боль в затылке и тошнотворную слабость во всем теле. Во рту пересохло и бессовестно горчило.

Последнее, что он помнил — как они с напарником чудом избежали засады и затаились сами.

Валлис застонал и, собрав невеликие силы, распахнул глаза (получилось со второго раза и с изрядным трудом).

В метре от Валлиса сидел взъерошенный подросток и методично перебирал содержимое их рюкзаков. Тех самых, которые должны быть спрятаны в потайном отсеке повозки.

Мужчина попытался незаметно пошевелить пальцами рук, потом — напряг сами руки и ноги, но ничего не добился. Конечности будто занемели. Более того — даже шеей шевелить получалось с трудом.

— Не стоит, — произнес пацан, даже не поворачиваясь к нему. И тут же предложил. — Слушай, чтобы сэкономить нам обоим время, расскажу сразу. Да, я знаю, что вы — Крайслеры, знаю, что тебя зовут Валлис, а твоего напарника звали Зипун. Да, я в курсе, что вы делали в Циншуе, и по чьему приказу. И нет, я ни за что не поверю, что ты — младший купец, сопровождающий своего отца.

Из всего услышанного Валлис уяснил, что парнишка ему попался дюже информированный и не работающий с властями, потому что иначе его держали бы где угодно, но не в лесу.

А еще слово «звали» по отношению к Зипуну говорило, что с напарником приключилось кое-что, чего сам Валлис сейчас изо всех сил попытается избежать.

— Какого демона? — выдохнул Валлис.

Подросток его услышал и миролюбиво сказал:

— Понимаю, трудно сосредоточиться, когда сперва газа надышался, а потом очнулся посреди леса, рядом с мертвым напарником и не понимаешь, что происходит… Давай я упрощу тебе задачу и объясню ситуацию. Все, что тебе сейчас нужно — честно отвечать на мои вопросы. Ничего не утаивая, не отмалчиваясь, не запираясь и не пытаясь схитрить. В этом случае тебе не придется знакомиться с наказанием, которое я приготовил тебе за ложь, мне же не придется слушать твои крики. Что скажешь?

— Не понимаю, о чем ты, — дернул подбородком практик. — И Валлиса с Зипуном я не знаю и не знал никогда.

— Я говорил, что врать мне не нужно, — голос пацана прозвучал тихо, но Валлиса бросило в озноб. — И предупреждал, что последует за ложью.

Прежде чем Валлис успел что-нибудь сказать, подросток молниеносным, точным движением руки ткнул его в бок, чуть ниже рёбер.

Это не было обычным ударом. Валлис успел почувствовать вложенную в тычок Ци, а потом мир взорвался белой, обжигающей агонией. Валлис не закричал, попросту не мог — у него перехватило дыхание. Он захлебнулся беззвучным стоном. Мир сузился до одного лишь всепоглощающего ощущения раскалённых щипцов, разрывающих внутренние органы.

Убийца обмочился бы, если бы было, чем.

Агония продолжалась не меньше вечности. А когда начала стихать, над головой прозвучал спокойный голос:

— В следующий раз будет хуже. Скажи, ты сведущ в алхимии?

Слова с трудом толкались сквозь сухое горло:

— Нх… Нет…

— Верю. Тогда раскрою тебе маленький секрет. Ты знал, что в человеке есть те же эссенции, что и в лучших зельях? Нет, не надо коситься на меня, Валлис. Я не ведьма из сказки, я не собираюсь пускать тебя на эликсиры, и вопрос этот поднял для другого. В общем, в человеке есть эссенции, и если у тебя есть навык, есть опыт, с ними можно взаимодействовать.

Валлис сумел разглядеть метрах в пяти силуэт лежащего на земле Зипуна и понял, что надеяться придется только на себя.

— Не знаю, для чего ты это говоришь, — просипел практик. — Да, я Валлис. Ты ищешь меня из-за того, что произошло в Циншуе? Клянусь, я даже не трогал того зельевара!

— Знаю, — кивнул страшный пацан. — Но не строй из себя чистую невинность. Ты трогал остальных — булочника из Фейляня, пятерых подпольных варщиков из Чжаоюня, и многих других. Кого-то за компанию, кого-то — по приказу начальства.

Тут ликвидатор Дома понял, что их с напарником слили давно.

— Ты считаешь, что виноват исполнитель, но так ли он виноват? Если правая твоя рука по твоему же приказу тянет из ножен кинжал, отсечешь ли ты ее?

Парень улыбнулся уголком рта.

— О, так ты философ! Знаешь, философ, я слышал о традиции, ходившей во времена самураев: когда самурай доставал меч без намерения пустить его в ход, он резал себе палец. Эта ситуация чуть иная, чем с исполнителем и человеком, который выписал приказ на убийство, однако это не мешало человеку наказывать себя. Ты спросишь: «Зачем?» А я отвечу. Это для того, чтобы преподать себе урок. Чтобы когда самурай тянул клинок в следующий раз, он делал это не для того, чтобы побахвалиться отличным металлом и ковкой, или напугать кого-то, а имея четкую цель убить или покалечить. Мне кажется, это добавляло людям серьезности.

Поганец отложил в сторону опустевшие рюкзаки и после недолгого молчания произнес:

— Мне эта традиция кажется хорошей. Правда, редкий человек станет причинять себе боль преднамеренно: тушить о себя сигареты, или там вериги носить. Зачастую урок человеку преподают другие люди.

Валлису не понравилось сравнение. Ничем хорошим от него не веяло. И самое скверное — чуйка, которая обычно вытаскивала практика из самых разных жоп, сейчас лишь тоскливо выла.

— Парень, я более, чем уверен, что мы можем разойтись мирно, — попытался он снова достучаться до странного подростка.

Тот энергично кивнул:

— Верно! Не каменный ведь век, и не в пещерах живем: всегда можно найти выход и договориться. Только один вопрос: чего же вы раньше мирно не расходились?

— Потому, что я — дерьмо, как ты это уже понял, — заговорил Валлис торопливее. Голос практика стал глубже, он заговорил с таким жаром, что сам поверил в свои слова. — Но ты ведь не такой! Слышишь? Мир огромен, чтобы в нём потеряться, и тесен, чтобы мы еще хоть раз друг на друга наткнулись. Мы же не дикари, да? Да ведь, парень? Мы умеем говорить, а значит, сможем и договориться. Или просто… Да! Давай просто разойдемся. Хочешь денег? Считай, ты победил, чисто по фактам победил, уделал нас, как младенцев. Там, в рюкзаках должны быть кошельки, бери их. А вдобавок я отдам тебе все, что припас на старость, в захоронках больше спрятано.

Убийца сделал паузу, пытаясь поймать взгляд подростка, но тот смотрел, как на рыбу в пруду. По взгляду не понять, чего хочет.

Валлис сглотнул появившуюся слюну, смачивая горло, и продолжил:

— Я сам годами обманывал себя. Думал, что сделаю еще заказ, и все. Но всем чем можно тебе клянусь, парень, вот этот последний заказ — и я завязываю. Честное слово. Куплю домик у моря, буду рыбачить. На небо смотреть. Просто жить. Жадность меня попутала, парень. Крайслеры предлагали мне выйти на заслуженный покой, но эта работа, грязная работа, она как наркотик: ты уже почти что свободен, ты уже почти что чист, ты уже почти что другой человек… но вдруг не хватает денег на что-то, и этот «последний раз» тянется и тянется. Я оглянуться не успел, как «вот-вот» превратилось во «всегда». Но теперь я завяжу!

Подросток слушал, не перебивая. А когда Валлис замолчал, выдохнув, парень медленно покачал головой.

— Верю в твои слова, но так же верю и в то, что ты о сказанном забудешь через сутки. Скажи, у тебя есть семья?

Врать после испытанных ощущений не хотелось. Вдобавок ко всему Валлис больше не называл практика «пацаном» даже мысленно: в серых глазах получилось разглядеть безучастность, которую жертвы часто видели в его. Даже если бы парень был психом, получающим удовольствие от чужой боли, его можно было переубедить, раскачать на эмоции, пообещать привести к тем, кто отдает приказы. А тут — будто делает не слишком приятное, но необходимое дело.

— Да, — выдохнул он сквозь сухое горло, надеясь, что сказанное смягчит сердце паренька. — Жена и дочь.

Практик нараспев продекламировал:

— Щиплет газ пороховой, слёзы в уголках глазниц

Из-за встречи роковой не увидишь близких лиц

Пёр по жизни до конца, честный труд ты порицал

Лез из кожи вон, чтоб доказать себе, что не овца

А в сухом остатке что? Осталась доча без отца…

Практик на пару секунд прервался, а потом буднично спросил:

— Как выглядит твоя дочь?

Стихи Валлиса не впечатлили, и отвечать на столь простой вопрос он не спешил. Если практик хочет найти его семью, помогать в этом не нужно.

— Это ведь простой вопрос, — с сочувствием сказал пленивший его практик. — Белокурая такая, с кудряшками. Улыбается еще так забавно. Помнишь же?

Валлис похолодел. Изнутри поднимался настоящий ужас, стискивал сердце ледяными когтями. Каждый, кто ходит под смертью, мысленно готов к тому, что однажды проснется в такой обстановке, как сейчас, но семья…

— Не беспокойся, ты меня неправильно понял, — поспешил успокоить парень. — Я не трону непричастных и даже искать ее и твою жену не буду. Я просто хочу, чтобы ты закрыл глаза и подумал о них. Хочу, чтобы ты вспомнил и жену и дочь. Представь, что они рядом. Вообрази их так ярко, как только можешь, и когда сделаешь это, сообщи мне. И лучше бы тебе не врать.

Валлис сделал, как велено. Почему-то вообразить близких получилось так ярко, будто они на самом деле здесь. Жена — сидит в бежевом платье рядом с ним, и если протянуть руку, можно коснуться ее. Дочь… Дочь же обнимает свою тряпичную куклу и смотрит на папу, насупив брови.

Веки почему-то потяжелели так, что поднять их стало невозможно. Зато воображаемая картинка налилась еще более яркими красками.

— А теперь подумай о том, сколько чудесных мгновений упущено, — вкрадчиво сказал адепт. — Сколько счастливых часов никогда не станут реальностью. Ты каторжно убивал, чтобы обеспечить семью, почти не проводил с ними время, откладывая жизнь на потом, чтобы в какой-то момент заработать кучу золота и начать проводить с ними дни напролет. Но момент почему-то не приближался, тебе все время было не до родных. И вот сейчас ты понимаешь, что уже никогда не поднимешь дочь на руки, не коснешься жены. И в этом виноват ты сам. Каково тебе?

Валлис не видел и не чувствовал, как адепт коснулся его груди и потянул на себя разноцветные нити эссенций. Как ловко двигая в воздухе пальцами, маленький практик какие-то нити рвал надвое, развеивая в воздухе оторванную часть, и засовывал обратно оставшееся. Какие-то сплетал одни с другими, а часть выпалывал напрочь. Что-то доставал, вливал собственную Ци и прятал обратно под кожу.

Если бы Валлис стал свидетелем этой операции, он бы мог изрядно повредиться умом — мало кто останется в порядке, проснувшись, к примеру, на открытой операции сердца. Увы, Валлис всего этого не видел и не ощущал, как в его голове, откликаясь на каждое действие кошмарного ткача, происходят изменения. Как жутковатый адепт с равнодушными глазами лезет пальцами прямо в душу, перекраивая ее по желаемым лекалам.

Непреодолимый страх перед Крайслерами становится весьма преодолимым, а потом будто бы и несущественным.

Ужас и ненависть к пленившему его парню угасают, будто и не было их. Зато взамен появляется странное желание слушать и выполнять его приказы.

Любовь перед семьей вырастает до невиданных ранее размеров — если бы Валлис мол плакать, он разрыдался бы от глубины открывшегося перед ним чувства. Всеобъемлющая нежность к дочери, любовь к жене — такая, что хочется целовать песок, по которому она ходила. А подставить ее под удар не хочется — он скорее себе вены вскроет.

Клятвы Крайслерам остались на прежнем уровне, хотя молодой практик, шипя ругательства, пытался подцепить ногтями и их.

Работа длилась не меньше пары часов, а когда закончилась, молодой практик умело залил в глотку Валлиса целительное зелье, после чего растолкал убийцу и долго объяснял ему новые задачи.

— Если тебе дорога семья, если ты любишь жену и дочь и желаешь им только хорошего, сделай ровно то, что я тебе сказал, — повторил практик. — Более того — если сделаешь все правильно, тогда и ты, и твои друзья перестанут быть в подчинении у Крайслеров.

— Но начнем работать на тебя, — слабым голосом сказал Валлис. В голове смешалась каша, откуда-то возникло доверие к жутковатому практику, но Валлис, не обращая внимания не эмоции, пытался мыслить рационально.

— Верно, — кивнул практик. — Однако я не стану посылать вас убивать людей. Подлечу каждому печень с поджелудочной, кровь и сосуды почищу, добавлю малость морали, купирую маньячные наклонности и будете косить тварей на границах с дикими землями. Глядишь, вам еще и памятник при жизни поставят… Ладно, отдыхай. И помни, что я тебе сказал. Кстати, напарника своего закопаешь сам.