Старый, но крепкий 9

Глава 1

Кровь.

Всюду кровь.

Темная, почти черная в тусклом свете магического светильника. Растеклась по шероховатому каменному полу жутковатой лужей, густая и вязкая. На каменном полу — широкий мазок, будто в кровь окунули тряпку, а потом — провели по полу. Это наследил тот, кто выносил отсюда тело.

— … тут его и нашли…

— Они слышали вчера какой-то шум, но значения не придали…

— … видели?

— Не, не видели, господин практик! Всех соседей опросили, и…

Смотрю на лужу и не слышу слова, доносящиеся со спины. Фразы долетают каким-то далеким, бессмысленным гулом, утопая в оглушительной тишине внутри моей головы.

В висках стучит кровь, а в черепе — пустота, ни одной мысли. В то, что видят мои глаза, не верю. Не хочется верить.

А как же хорошо все начиналось… Еще сутки назад я считал, что жизнь удалась, что все идет как нужно, куда нужно и с той скоростью, с какой нужно.

За последний месяц я сварил для себя собственный, кропотливо выверенный комплекс усиливающих зелий, который не просто улучшил меня, а значительно поменял мой организм, позволив ему остаться прежним в плане строения (без внедрения органов духовных зверей, без замещения частей тела магическими артефактами и прочего, чем в погоне за силой грешат некоторые практики), но качественно улучшив органы. Зелья изменили мои легкие, дав им возможность поглощать кислород куда лучше, чем прежде. После долгих обсуждений с целителями я разработал зелья, изменившие мои сосуды, сердце и мышцы для мгновенной транспортировки и усвоения этого кислорода. Теперь я мог бежать часами, и мое дыхание оставалось бы ровным и глубоким.

Комплекс на выносливость неизбежно затрагивал и печень. Я превратил ее в фильтр, способный поглощать и нейтрализовать большинство слабых ядов. К слову, после всех зелий, которыми я ее улучшал, моя печень стала настолько изменена, что сама по себе наверняка стала ценнейшим компонентом для эликсиров.

Не то что бы кому-то из других зельеваров достанется возможность проверить ее в деле.

Кровь…

М-м… Так о чем это я…

В общем, я не ограничился банальным расщеплением ядов. Еще одной тройкой эликсиров я совершил изящный трюк — я ускорил цикл Кори до немыслимых пределов. Молочная кислота теперь практически не успевала накапливаться в мышцах — ее транспортировало в печень и преобразовывало в глюкозу. Обычный процесс, которым может похвастаться любое тело, только вот процесс с такой скоростью сложно назвать обычным.

Вкупе с улучшенными легкими это значило одно: я теперь могу (в теории) биться не десять жалких минут, а час, два или целую вечность (пока хватит энергии), и не чувствовать ни единого признака усталости, не задыхаться, как загнанная лошадь. Микротравмы и растяжения, неизбежные для долгого боя, лечит регенерация. Теперь остался только вопрос ресурсов, потому как для столь долгого боя мне банально не хватит запасов гликогена и жиров.

— … ты чего застыл?

Донесшийся из-за спины голос мастера Линя пробился сквозь вату воспоминаний, которыми я отгородился от увиденного. Не холодный, не привычно насмешливый, а какой-то приглушенный голос, без прежней едкости. В нем даже сочувствие было.

Взгляд дернулся, судорожно выхватывая из периферии детали, которые мозг отказывался складывать в целую картину. Окровавленный угол каменной ванны. Красный след на полу. Тело… нет, тела не было, его уже унесли отсюда, уложили в комнате и накрыли покрывалом с кровати.

Зато осталась большая лужа. Темная, вязкая

Кровь.

Я не ответил мастеру, попросту не смог. Слова застряли где-то в горле комом; если бы я сейчас попытался заговорить, не выдавил бы ни одного связного слова.

С усилием я вернулся в воспоминания. Туда, где еще не было этой липкой, медленно остывающей лужи. Туда, где и таилась ее, лужи, причина.

С эссенциями опыта все прошло шикарно. Я сумел извлечь из разума стариков воспоминания, наполненные чистым умением. Эссенцию опыта, похожую на эссенцию эмоций, но куда более объемную и полную.

Эликсир подчинения, сваренный из чужой верности, дался мне относительно легко. Эмоции и чувства со временем возвращались к донору, пусть и притуплённые поначалу, но зелье мастерства… Его сварить было куда сложнее: требовалось поймать саму суть навыка, отфильтровать ее от личности, причем донор терял умение безвозвратно.

Но я справился, и теперь в пансионате (мы с Самиром его все-таки открыли) ждали своих будущих хозяев бутылочки с концентрированным человеческим опытом, с профессиями, на овладение которыми люди тратили жизнь.

А вот с зельями для усиления практиков меня ждала засада. Я так и не разобрался, как сварить идеальные зелья усиления, поэтому обошелся рецептами, до которых дошел сам.

Они работали, побивая все рекорды (кроме отравленных зелий Крайслеров, они все еще превосходили мои). Я сделал копию своих записок, формул, и передал их Квейту Крайслеру, как и договаривались. А потом сварил эти зелья, усиленные катализатором с расчетом на всех новых практиков нашей секты. Все склянки я передал мастеру Линю, чтобы выдавал тем, кого посчитает готовым их выпить.

Спустя сутки меня вызвали на общее собрание в зал без единого фонаря, светильника, без лучины и свечей. В зал, потолок и углы которого лизала тьма. В зал, где никому из собравшихся полнейшее отсутствие света не мешало.

По обе стороны длинного черного стола сидели мастера и наставники. Во главе стола восседал Свен Дэй.

— Китт, при всем уважении, я вынужден напомнить тебе об осторожности, — начал он. — Ты убедил меня в том, что зелья можно использовать, привел массу аргументов и даже показал на практике, что зелья могут быть полезны даже на моем ранге, кхм. Но я уже предупреждал, что игры с зельями до добра не доведут.

— Что я снова сделал не так? — вздохнул я тогда.

— Не совсем ты, — вильнув взглядом, вмешался мастер Линь. — Но чтобы защитить тебя, мы вынуждены снова приписать твои рецепты Сталевару.

— Согласен, — пожимаю плечами. — Можете поступать, как знаете. Мне все равно.

Через мгновение вижу, как сжались кулаки Сталевара на столе, как побелели костяшки.

— А вот я не согласен, — рубанул Сталевар. — Мне — не все равно! Господа практики, вы уже не в первый раз используете меня в качестве ширмы, и меня это ужасно коробит! Я не привык присваивать себе чужие успехи.

— Это куда безопаснее, чем объявить всему миру, что у нас есть зельевар, за полгода сумевший повторить усиливающий комплекс Дома Крайслеров, — вмешался мастер Линь. — Безопасные зелья, способные довести практиков первых рангов закалки до первой ступени ранга пробуждения. Ты понимаешь, какую бурю это вызовет?

После слов мастера в зале сгустилась тишина. Возможно, Сталевар и согласился бы, если бы у настоятеля оказалось чуть больше терпения. Но увы, Свен Дэй оказался собой, и поэтому громыхнул на весь зал:

— От твоего желания мало что зависит. Ты понимаешь, что если мальчишка будет выделяться, если он менее чем за полгода обучения покажет себя настолько умелым зельеваром, на него начнут охоту?

Сталевар медленно поднялся, оперся ладонями на стол и уперся взглядом в Свен Дэя.

— Ошибаешься, Свен, — голос Сталевара был тихим, но его четко слышал каждый в зале. А еще я впервые услышал, чтобы к настоятелю обращались по одному имени, без должности, без фамилии и сопутствующих регалий. — Похоже, ты перестал различать личные дела и дела секты. Ты не забыл, что мы здесь не рабы, а люди со своими привычками, желаниями, принципами? Сейчас ты пытаешься попирать мои желания, мои принципы. Ты уже однажды воспользовался моим именем, прикрыл мальчишку, и меня все еще коробит, что я позволил тебе сделать это. Тогда я пошел на поводу у вас, потому что ТОГДА Китт был несмышленышем, которого нужно было защищать. Второго раза не будет — с тех пор мальчишка вырос достаточно, чтобы постоять за себя. Я не позволю использовать свое имя как ярлык, который можно прилепить к чему вам возжелается.

Он обвел взглядом сидящих за столом и, не дождавшись возражений, указал на меня.

— Этот парень… Мальчишка!.. Варит едва ли не на коленке зелья, до которых я не дошел за свои шестьдесят лет! На днях он совершил прорыв, который перевернет всю нашу подготовку бойцов! И вы предлагаете спрятать его под крыло? Да он вырос уже, осознайте!

Тут вмешалась Сяо Фэн. Женщина с шириной плеч иного мужчины кашлянула и уронила:

— Сталевар, не будь ребенком. Мальчик — будущее секты, и…

Алхимик грохнул ладонью по столу и взревел:

— Так придумайте способ, чтобы защитить это будущее! Достаньте головы из норы и сделайте что-нибудь! Кто растрезвонил подросткам о зельях? Кто позволил им болтать в Циншуе о будущей силе, которую им дадут эликсиры? Кто, в конце концов, допустил кражу этих зелий, и почему за ваши ошибки я, Я должен идти против своих принципов и получать славу лучшего алхимика секты Тьмы⁈

Он оттолкнул кресло. Немаленькая мебель взмыла в воздух и с треском врезалась в стену. А Сталевар уже шагал к двери, договаривая на ходу:

— Я не хочу быть вывеской для чужих талантов! Припишите эти зелья кому угодно: припишите их призраку из саги, или скажите, что нашли рецепты в древней гробнице. Или просто объявите, что они — плод вашей коллективной работы. Но только не вмешивайте в свои выдумки и интриги меня! У меня есть честь!

Спустя неделю Сталевару пришло письмо от Дома Крайслеров. Конверт из дорогой бумаги, с восковой печатью в виде алхимических весов. Внутри — длинное, витиеватое послание с выражениями глубочайшей благодарности за «неоценимый вклад в алхимию» и «возрождение забытых рецептов». Прежде, чем сжечь письмо, Сталевар с выражением прочитал содержимое мне и Альфу, а потом — выгнал нас из лавки, запершись с самой ядреной настойкой, которая по свойствам была куда ближе к эликсиру, чем к алкоголю.

И вот я стою в его доме. Практик четвертого ранга, один из сильнейших в секте, поскользнулся на мокром полу и расшиб голову о край ванны.

— … придется сделать Альфа, — раздается голос Линя. — Руки у него из плеч растут, голова на месте. Да и вообще, последние два года он этой лавкой и управлял.

— Вы собираетесь каким-то образом искать виновных? — спрашиваю я, не оборачиваясь.

— Надеюсь, это не преддверие истерики, Китт? — спрашивает Линь. — Надеюсь, это просто вопрос?

Я промолчал. Тогда Линь тяжело вздохнул и добавил:

— Знаешь, я тоже хочу рвать и метать. Это для тебя он несколько месяцев был наставником, я же знал его не один десяток лет.

Слова пролетают мимо. Мой взгляд скользит по кафелю, по пятну крови на кромке ванны, по темной луже. Сам собой включается анализ.

Кто вообще поверит, что практик четвертого ранга мог «неудачно упасть»? Рефлексы у такого человека — на уровне инстинктов. Падая, он инстинктивно сгруппировался бы, подставил руку, оттолкнулся бы от пола, хоть как-то смягчил удар. А если нет — скорее расколол бы головой камень (утрирую, конечно, но кости такого человека куда прочнее, чем у обычных людей). Скорее его голову приложили с размаху об угол — вот в это поверю.

Дальше. Практика такого ранга нельзя было бы застать врасплох и убить одним ударом. Значит, применили что-то, что подавило волю, либо — отравили, прежде чем убить.

И наконец, самое главное, небрежность показанного «несчастного случая». Никто не заморачивался над проработкой убийства, сделали спустя рукава. Кроваво, жестоко и показательно. Из смерти практика сделали предупреждение, и письмо перед смертью Сталевара направили специально, чтобы каждый заинтересованный знал, за что.

А если замешаны Крайслеры, то и спрашивать надо с Крайслеров.

Я разворачиваюсь и, не глядя на занятого разговором Линя, иду к выходу, а потом — целеустремленно топаю по улице. Во мне нет ничего, кроме тоски, смешанной с усталой злобой.

— Все же было нормально, все в порядке было, так чего же вам, мразям, не хватало? — шепчу я, не обращая внимания на прохожих. — Чего вам хотелось?

Я знаю, чего им хотелось. Я представляю их мотивы, представляю желание быть самой крупной алхимической силой в регионе, не давая остальным взобраться на ту же вершину. Но сейчас мне не хочется быть рациональным, не хочется понимать этих людей. Хочется только выместить свою боль на всех, кто виноват в смерти одного из моих наставников — человека, который позволил мне расти, без которого я не отправился бы в Фейлянь, не посетил бы тамошнюю библиотеку и не стал бы таким зельеваром, каким все-таки стал.

Я что-то сказал стоящему у ворот стражнику Крайслеров. Что именно, не помню: какие-то правильные, пустые слова. Он кивнул и проводил меня через двор к особняку, где меня перехватил молчаливый и невозмутимый слуга и повёл по знакомым коридорам в зал для совещаний. И уже стоя на пороге зала, я более-менее пришел в себя.

В прошлый раз это место казалось блеклым, холодным и серым. Сейчас же воздух в помещении гудел, давил. Сотни защитных печатей светились под краской на стенах, на полу, на потолке, сплетаясь в смертоносную формацию. Между мной и Крайслером, сидевшим в кресле во главе стола, висела паутина из невидимых глазу энергетических барьеров, способных разорвать в клочья любого.

В отличие от прошлого раза Квейт был напряжен и сидел неестественно прямо. Стоило мне появиться, он предостерегающе поднял ладонь.

— Китт. Пожалуйста, не прими за оскорбление, но тебе лучше постоять на пороге. И если это уместно, приношу свои соболезнования: Сталевар был отличным алхимиком.

Я промолчал. Тогда Квейт перевел дух и заговорил снова:

— Это удар по всем…

— Ты убил его? — прервал я практика. И с издевкой повторил его же слова. — Не прими за оскорбление, но выглядит так, будто ты готов спустить на меня атакующую формацию.

Квейт вздохнул.

— Его убил не я. Но, вероятно, это произошло и по моей вине… Для тебя наверняка не секрет, что меня сослали сюда в том числе и для слежки. Каждый месяц я отправляю отчёты о происходящем в городе, и в последние пару месяцев мне приходили запросы от имени главы Дома. Глава интересовался сектой, задавал вопросы по зельеварам и конкретно по тебе. Интересовался, кто в Циншуе сумел повторить наши наработки. И вот здесь таится и моя вина. Я заинтересован в твоём благополучии, поэтому выгородил тебя. Выставил выскочкой, которого опекает Сталевар. Мол, все новые рецепты — это его заслуги, а тобой он прикрывается, чтобы обезопасить себя.

— Наверное, я должен поблагодарить тебя? — заулыбался я. Поводов для смеха не было, но отчего-то мне хотелось расхохотаться, да так, что с трудом переборол начинающуюся истерику.

Если бы я узнал об отчетах раньше и потребовал их изменить, убийцы пришли бы за мной, или от падения в ванной умерли бы и я, и Сталевар?

Смог бы я сделать что-то людям, которые справились с практиком четвертого ранга?

— Ходят слухи, что в Вейдаде… — заговорил Квейт, и вдруг осекся. Побагровел, будто ему не хватало воздуха.

— Клятва? — спросил я. И, получив кивок, задал новый вопрос. — В Вейдаде? Ты уверен?

Квейт снова кивнул.

Вейдаде, так Вейдаде. У меня было еще два вопроса: кто это сделал, если не Квейт? И где он сейчас, куда направился?

Кажется, теперь на один из вопросов я знаю ответ. Вполне логично — если убийца из столицы, из Дома, то сейчас он будет возвращаться как раз через Вейдаде. Обидно, что узнать его внешность не получится — если я полезу в память Крайслера, его защитная формация может оценить это, как нападение. А энергии здесь собрано столько, что меня распылит кровавой взвесью.

Не могу сказать «удачно совпало» (потому что смерть Сталевара — все, что угодно, но только не удача), однако поездка в Вейдаде будет кстати. Кроме поиска таинственного (или таинственных) ликвидатора есть еще задание от Чили по проверке школы Небесного Гнева. Вдобавок можно навестить Роя.

— Спасибо за помощь, — рассеянно поблагодарил я сипло дышащего Крайслера и направился в секту. Там споро собрал походный рюкзак, осмотрел комнату и, ни с кем не прощаясь, телепортировался прочь.