Стальной кулак

Глава 6 Совершенная пушка

За окном полил дождь. Но команда Краснова забыла о погоде. Также, как и об обеде.

На стенде, имитирующем движение танка, установили башню с орудием. Мощные электромоторы раскачивали платформу, создавая колебания, характерные для движения по пересеченной местности.

— Смотрите! — Звонарев указал на ствол орудия. — Отклонение почти восемь градусов. Система не справляется.

Циркулев, щурясь через пенсне, сверялся с документами:

— На «Авроре» максимальное отклонение при качке составляло не более двух градусов. Но там частота колебаний была существенно ниже.

— Все дело в разнице условий, — Варвара задумчиво постукивала карандашом по чертежу. — Корабль качается медленно, плавно. А танк… Вот, смотрите, — она включила самописец. — Высокочастотные колебания от неровностей почвы накладываются на основные от движения корпуса.

Руднев, сняв очки в медной оправе, близоруко всматривался в график:

— Интересно… Тут явно видны две составляющие. Низкочастотные колебания — это крен и тангаж корпуса. А вот эта «гребенка» получается от ударов на неровностях.

— Позвольте заметить, — оживился Циркулев, — что в 1916 году на «Авроре» использовали систему демпферов с масляным наполнением. Они отлично гасили…

— Масляные демпферы слишком инертны для высоких частот, — перебила Варвара. — Тут нужно что-то другое.

Вороножский, до этого молча изучавший свою пробирку, вдруг встрепенулся:

— Николаус предлагает использовать резину! Разной жесткости, чтобы гасить разные частоты!

— А ведь в этом что-то есть, — Руднев развернул чистый лист. — Смотрите: делаем пакет амортизаторов. Внешний слой — мягкая резина для высоких частот. Внутренний — жесткая, для основных колебаний.

— И добавить масляное заполнение между слоями, — подхватил Звонарев. — Для лучшего демпфирования.

Варвара быстро считала в блокноте:

— Если правильно подобрать жесткость… Да, должно получиться!

Следующие несколько часов цех наполнился запахом вулканизированной резины. Руднев колдовал над пресс-формами, добиваясь идеальной геометрии. Вороножский проверял состав резиновой смеси, что-то шепча пробирке с катализатором.

Наконец, новые амортизаторы были готовы. Необычные, слоистые, они напоминали причудливые грибы.

— Включаю стенд, — скомандовала Варвара.

Платформа снова задрожала, имитируя движение танка. Но теперь ствол орудия словно застыл в пространстве, отклоняясь не более чем на градус.

— Отклонение ноль целых восемь десятых градуса! — торжествующе объявил Циркулев. — Даже лучше, чем на «Авроре»!

— Николаус просто сияет от счастья! — Вороножский прижимал к груди пробирку.

Варвара удовлетворенно кивнула:

— Теперь осталось решить проблему с прицелом.

Вечерело, когда команда приступила к последней серьезной проблеме. В полумраке цеха ярко горели лампы над испытательным стендом, где был установлен опытный образец прицела.

— Опять запотел! — с досадой воскликнул Звонарев, отрываясь от окуляра. — Стоит только температуре немного измениться, и линзы мгновенно затягивает пленкой влаги.

Циркулев, привычно сверяясь с блокнотом, пробормотал:

— При перепаде всего в пятнадцать градусов видимость падает до нуля. В боевых условиях это недопустимо.

Варвара внимательно разглядывала конструкцию прицела:

— Проблема в том, что внутри образуется конденсат. Теплый воздух из боевого отделения попадает в холодную трубу прицела.

— Позвольте заметить, — Циркулев поправил пенсне, — что раньше на морских дальномерах использовали специальные патроны с силикагелем для поглощения влаги.

— Николаус! — внезапно вскричал Вороножский, потрясая пробиркой. — Николаус предлагает гениальное решение! Новый состав для осушки воздуха!

Он метнулся к рабочему столу, заваленному химическими препаратами:

— Смотрите, можно смешать хлористый кальций с активированным углем и добавить особый катализатор.

Руднев, до этого молча изучавший прицел, вдруг оживился:

— А что если сделать двойную систему? И добавить принудительную вентиляцию?

— Поясните, — Варвара придвинула чистый лист бумаги.

— Вот смотрите, — Руднев начал быстро чертить. — Делаем двойные стенки трубы прицела. Между ними размещаем патроны с осушителем Бориса Ильича. А здесь, — он добавил несколько линий, — ставим эжектор.

— Эжектор? — переспросил Звонарев, протирая очки.

— Да! При движении танка встречный поток воздуха будет создавать разрежение. Эжектор направит этот поток между стенками прицела. Постоянная циркуляция сухого воздуха предотвратит запотевание.

Варвара восхищенно качнула головой:

— Блестящее решение! Это же пассивная система, не требующая дополнительной энергии.

— И никаких движущихся частей, — добавил Руднев. — Только геометрия воздушных каналов.

Работа закипела. Вороножский колдовал над составом осушителя, периодически советуясь с «Николаусом». Руднев с ювелирной точностью вытачивал детали эжектора. Циркулев педантично фиксировал все параметры.

Наконец, модернизированный прицел установили на стенд. В специальной камере создали перепад температур в тридцать градусов.

— Полная видимость! — радостно сообщил Звонарев, припав к окуляру. — Ни малейшего запотевания.

— Николаус в восторге! — Вороножский прижимал к груди пробирку с осушителем. — Он предсказывает большое будущее этому изобретению!

— Ладно, товарищи, — Варвара повернулась к команде. — Нам еще нужно все это собрать в единую систему. Время поджимает.

За окнами цеха уже стемнело, но работа продолжалась. Впереди было еще много дел, и каждая минута была на счету.

К вечеру система начала обретать законченный вид. Башня плавно поворачивалась, орудие четко удерживалось в заданном положении. Даже придирчивый Циркулев признал, что точность наведения превосходит все существующие аналоги.

— Еще бы, — проворчал Руднев, протирая очки в медной оправе. — С такими техническими решениями… Леонид Иванович просто гений. Это все его находки.

Варвара промолчала. Где-то в глубине души она понимала, что за этой гениальностью кроется какая-то тайна. Но сейчас было не до этого, нужно успеть подготовить систему к испытаниям.

В маленькой комнате старого дома на окраине города горела единственная лампа под зеленым абажуром. На столе были разложены какие-то бумаги, а в пепельнице дымилась папироса.

За окном шумел дождь. Весь день лил как из ведра, что весьма кстати для конспиративной встречи.

— Значит так, — Глушков разложил на столе фотографии. — Звяга каждый вечер ходит одним и тем же маршрутом. От заводоуправления до дома, строго по расписанию.

Я внимательно рассматривал снимки. Глушков, которого я срочно вызвал с Урала, работал четко и профессионально, как всегда.

— А вот здесь, — он указал на карту города, — живет наш человек. Бывший инженер с немецкими корнями. Он уже согласился подыграть нам за определенную компенсацию.

— Компрометирующие материалы готовы? — я взял одну из папок.

— Все как вы просили, — Глушков достал пачку документов. — Переписка с иностранными фирмами, закодированные сообщения, даже квитанции на денежные переводы. Комар носа не подточит.

Я пролистал бумаги. Действительно, сработано мастерски, легенда выглядела абсолютно достоверной.

— Канал связи проработан? — спросил я.

— До мелочей, — Глушков усмехнулся и закурил новую папиросу. — Наш «немец» якобы собирает информацию о новых разработках. Особенно их интересует ваш дизель. А Звяга, — он сделал паузу, — очень удачно пытается этому поспособствовать.

— А легенда надежная? — я внимательно посмотрел на Глушкова.

— Безупречная. Наш «немец» представится как связной от группы Рыкова. Якобы они обеспокоены «левацкими перегибами» в промышленности и ищут единомышленников на местах.

— И Звяга клюнет?

— Обязательно, — Глушков усмехнулся. — Он же идейный противник «технократического уклона». Для него ваш проект — пример вредного экспериментаторства. А тут влиятельные товарищи из центра разделяют его опасения.

— А связь с иностранцами?

— Тут все тонко, — Глушков понизил голос. — «Немец» как бы между делом упомянет о своих связях с германскими промышленниками. Мол, они тоже считают такие эксперименты опасными. Звяга даже не заметит, как окажется в ловушке. Думая, что борется за правое дело, невольно станет передавать информацию за рубеж.

— Слишком удачно, — я невесело усмехнулся.

— Именно. Когда наши друзья из ОГПУ получат информацию о его контактах с иностранным агентом, его сразу возьмут в оборот.

Я поморщился. Игра была жесткой, но выбора не оставалось. Звяга слишком усердно копал под проект.

— Не нравится мне это, Матвей Кузьмич, — признался я. — Как-то… не по-человечески.

Глушков внимательно посмотрел на меня:

— Леонид Иванович, я вас знаю не первый год. Еще по Москве помню, как вы умели находить нестандартные решения. Но сейчас время другое. Или мы их, или они нас. На войне, как на войне, говорится. Тем более, что вы сами предложили.

— Знаю, — я потер переносицу. — Но может есть другой способ?

— Нет, — Глушков покачал головой. — Я навел справки. За Звягой стоят серьезные люди. Черноярский всего лишь пешка. Они используют их, чтобы похоронить проект. А если мы не запустим танк в производство… — он сделал выразительную паузу.

Я молча кивнул. Последствия провала проекта представлялись слишком ясно.

— Когда начинаем? — спросил я после паузы.

— Завтра, — Глушков сверился с записной книжкой. — В семь вечера Звяга пойдет своим обычным маршрутом. А наш «немец» как раз будет возвращаться из булочной…

— Случайная встреча?

— Именно. Короткий разговор, передача конверта. Все будет выглядеть очень естественно.

— А наблюдение?

— Уже установлено, — Глушков усмехнулся. — Мои старые друзья из органов проявили большой интерес к возможной утечке секретных данных.

Мы помолчали.

— Жаль Звягу, — заметил я. — Он ведь искренне верит, что защищает интересы партии.

— В том-то и дело, — кивнул Глушков. — Именно поэтому он и попадется. Слишком прямолинейный, все видит в черно-белом цвете. Такими легко манипулировать, особенно если играть на их убеждениях.

Я вздохнул. Да, Звяга не предатель, просто человек, чья принципиальность сделала его удобным инструментом в чужих руках. Что ж, тем более важно, чтобы наказание было соразмерным — простой перевод на другую работу, без тяжелых последствий.

Я посмотрел на часы. Скоро полночь.

— Ладно, — я начал собирать документы. — Действуйте. Но постарайтесь… без лишней жестокости.

— Не беспокойтесь, — Глушков спрятал папки в потертый портфель. — Все будет чисто.

Когда я вышел на улицу, дождь уже прекратился. В лужах отражались фонари, где-то вдалеке слышались заводские гудки.

Я шел по пустынным улицам и думал о том, что иногда приходится выбирать между плохим и очень плохим. И надеяться, что выбрал правильно.

Завтра Звяга сделает последний шаг в подготовленную для него ловушку. А послезавтра… Что ж, послезавтра мы сможем спокойно работать над танком.

В конце концов, именно ради этого все и затевалось.

После встречи с Глушковым я вернулся домой за полночь. В квартире уютно горел светильник. Варвара ждала меня, как обычно, в спальне с книгой. Она любила читать технические журналы перед сном.

— Все в порядке? — спросила она, откладывая немецкий «Zeitschrift für Motortechnik».

Я присел на край кровати, ослабляя галстук:

— Завтра все решится. Как там наша система вооружения?

— Уже работает, — она потянулась ко мне. — Решили проблему с прицелом. Руднев придумал очень элегантное решение с эжектором…

— Потом расскажешь, — я наклонился к ней. От волос девушки пахло сиренью, этот странный аромат сводил меня с ума.

Позже, когда мы лежали в темноте, Варвара тихо спросила:

— Что ты задумал со Звягой?

— Лучше тебе не знать подробностей, — я провел рукой по её плечу. — Просто верь мне.

— Я верю, — она помолчала. — Только… не переусердствуй. Он ведь не злодей, просто фанатик.

— Знаю, — я поцеловал ее в висок. — Все будет в меру.

Утром я проснулся рано. Варвара еще спала, и я тихо оделся, стараясь её не разбудить. Впереди сложный день.

В семь утра мне позвонил Глушков:

— Все готово. «Немец» на позиции. Наблюдение установлено.

— Действуйте, — коротко ответил я и положил трубку.

Теперь оставалось только ждать.

На углу Малой Ямской и Ильинской улиц, у старой булочной с облупившейся вывеской, остановился высокий худощавый человек в потертом пальто и круглых очках в тонкой оправе. Эрнст Карлович Миллер, бывший инженер Коломенского завода, а ныне «случайный» участник тщательно спланированной операции, достал карманные часы. Время приближалось к назначенному.

В подворотне через дорогу Глушков поднял воротник потертого пальто, делая вид, что прикуривает. Неподалеку, у газетного киоска, застыл с развернутой «Правдой» молодой сотрудник ОГПУ.

В окне второго этажа напротив виднелся силуэт еще одного наблюдателя. Мальчишка-посыльный в картузе, якобы торгующий папиросами, был готов в любой момент передать условный сигнал.

По тротуару, опираясь на трость, шел Прокоп Силантьевич. Его потертая кожанка поблескивала от мороси, партийный значок ярко алел на лацкане. Глушков отметил характерную прихрамывающую походку. Старая рана давала о себе знать в сырую погоду.

Он сделал едва заметный жест рукой. Сигнал группе наблюдения быть наготове.

«Немец» как раз выходил из булочной с батоном под мышкой, когда столкнулся со Звягой.

— Ох, простите! — воскликнул он на чистом русском с едва заметным акцентом. — Товарищ Звяга? Какая встреча!

Прокоп Силантьевич нахмурился:

— Мы знакомы?

— Не имел чести лично, но наслышан о вашей принципиальной позиции, — «немец» понизил голос. — Особенно в отношении этих опасных экспериментов на вашем заводе.

Звяга насторожился, его маленькие глазки сузились:

— Вы от кого?

— От людей, разделяющих вашу озабоченность, — Миллер огляделся по сторонам. — Алексей Иванович Рыков очень интересуется ситуацией на местах. Особенно там, где под видом технического прогресса протаскивают чуждые идеи.

В глазах Звяги мелькнул интерес:

— Продолжайте.

— Может, пройдемся? — «немец» кивнул в сторону сквера. — Здесь не лучшее место для серьезного разговора.

В подворотне Глушков кивнул напарнику, и тот достал из потертого портфеля новенькую «Лейку», редкий немецкий фотоаппарат, полученный специально для этой операции. Бесшумно щелкнул затвор, фиксируя встречу.

Мальчишка-папиросник неторопливо двинулся в сторону переулка, где ждала опергруппа, условный сигнал к готовности.

Звяга и Миллер медленно шли по аллее. «Немец» что-то негромко говорил, активно жестикулируя. Парторг внимательно слушал, время от времени согласно кивая.

— Вот именно! — донеслось до наблюдателей. — Эти эксперименты с дизелем — типичный пример технократического уклона. А за ним стоят…

— … более серьезные силы, — закончил Звяга. — Я давно это подозревал!

— И не только вы, — Миллер достал из портфеля папку. — Вот некоторые материалы. Здесь анализ ситуации, подготовленный нашими товарищами. И кое-что интересное о связях Краснова.

Звяга взял папку, и в этот момент из-за угла вышли двое в штатском.

— Гражданин Звяга? — старший показал удостоверение ОГПУ. — Пройдемте с нами.

Прокоп Силантьевич побледнел, увидев, как «немец» быстро отступает в сторону:

— Это провокация!

— О да, — усмехнулся оперативник. — Только не с нашей стороны.

В машине Глушков удовлетворенно кивнул:

— Чисто сработано. Теперь надо правильно оформить документы. Пусть выглядит как идейная ошибка, а не предательство.

Глушков достал папиросу, закурил:

— Все-таки жаль мужика. Хотел как лучше, а попался на простейшей комбинации.

На углу улицы появился извозчик, заранее подготовленный транспорт для наблюдателей. Начинал накрапывать дождь, и в его каплях растворялись последние следы тщательно спланированной операции.

А в полутора километрах отсюда, в своем кабинете, Краснов ждал условленных новостей от Глушкова. Одна партия в этой сложной игре подходила к концу.

Я сидел в кабинете, пытаясь сосредоточиться на бумагах, но мысли все время возвращались к операции. Старинные английские часы на стене мерно отсчитывали минуты. За окном моросил дождь, на подоконнике тихо позвякивали капли.

Наконец в приемной раздались знакомые шаги. Глушков вошел без стука, отряхивая с пальто дождевые капли.

— Все прошло чисто, — он присел в кресло, достав потрепанный блокнот. — «Немец» сработал идеально. Звяга проглотил наживку сразу, как только услышал про группу Рыкова.

Я молча кивнул, разливая чай из дымящегося чайника.

— Вот, — Глушков положил на стол несколько фотоснимков. — Момент передачи папки зафиксирован. Плюс показания трех свидетелей и запись разговора, сделанная нашим стенографистом.

— Как он? — я взял верхний снимок, где Звяга что-то горячо доказывал своему собеседнику.

— Держится достойно. Твердит про провокацию, но… — Глушков усмехнулся, — сам понимает, в какое положение попал. Материалы уже у следователя. Тот получил соответствующие инструкции — оформить как идейную ошибку, без намека на измену.

Я отложил фотографии:

— Когда решение?

— К вечеру будет приказ о переводе на другой завод. Куда-то в Сибирь, подальше от здешних мест. Но без репрессий, как договаривались.

За окном прогромыхал трамвай. Я подошел к окну, глядя на мокрую улицу.

— Знаете, Матвей Кузьмич, — я обернулся к Глушкову, — в чем-то он был прав. Мы действительно ставим рискованный эксперимент. Только ставка в нем гораздо выше, чем он думает.

— Эх, Леонид Иванович, — Глушков поднялся, — я после Гражданской насмотрелся на таких идейных. Они как щепки, ломаются, но не гнутся. А время сейчас такое… гибкость нужна.

Он направился к двери, но у порога обернулся:

— Да, чуть не забыл. Варвара Никитична просила передать — у них какой-то прорыв с системой наведения.

Я кивнул. Жизнь возвращалась в нормальное русло. Теперь можно было спокойно заниматься тем, что действительно важно, нашим танком. Кстати, в поставленные сроки уложиться вряд ли успеем. Да и у Черноярского тоже проблемы с этим, как я слышал.

Взяв телефонную трубку, я набрал номер испытательного цеха. Пора было узнать, что там придумали мои инженеры.

А Звяга… что ж, каждый делает свой выбор сам. И несет за него ответственность.