Стальной кулак

Глава 18 Топливо для танков

Дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял комбриг Смородин в парадной форме.

— Добрый день, товарищи, — он спокойно прошел к столу. — Петр Смородин, начальник управления связи РККА. Надеюсь, не помешал?

Кузьмин привстал:

— Товарищ комбриг… Мы тут как раз обсуждаем…

— Знаю, что обсуждаете, — Смородин положил на стол папку с красной полосой. — Вот директива Реввоенсовета. Проект имеет особый статус. Все перерасходы утверждены лично наркомом обороны.

По лицам чиновников пробежала тень беспокойства. Зарубин торопливо протирал пенсне.

— Более того, — продолжал Смородин, — есть указание ускорить строительство. Времени на бюрократические проволочки нет.

— Но позвольте… — начал было Семенов.

— Не позволю, — отрезал Смородин. — Проект находится под личным контролем товарища Ворошилова. Надеюсь, этого достаточно?

Кузьмин побледнел:

— Конечно-конечно… Мы немедленно оформим все документы…

— К вечеру чтобы все было готово, — Смородин повернулся ко мне. — Пойдемте, Леонид Иванович, нас ждут в штабе.

Уже в коридоре он тихо сказал:

— Простите, что задержался. Пробки на Лубянке. Но, кажется, успел вовремя?

— В самый раз, Петр Данилович. Они собирались заморозить проект на несколько месяцев.

— Ничего, теперь не посмеют. А если что, снова сразу ко мне. Или прямо к Климу Ефремовичу.

Вечером на стройку пришла телеграмма: «Финансирование открыто в полном объеме. Работы продолжать согласно графику. Подпись — зам. наркома Кузьмин.»

Октябрьское утро выдалось промозглым. Пока машина пробиралась через московские переулки к лаборатории Коробейщикова, я просматривал утренние сводки.

Строительство первой башни Шухова шло по графику. Уже заложили фундамент и начали монтаж нижних секций. Но сейчас меня больше беспокоило производство танков. Вернее, проблемы КБ.

Лаборатория располагалась в дальнем конце нового КБ, неподалеку от нашего бывшего тайного исследовательского центра в подвалах. Когда я вошел, Коробейщиков, как всегда в прожженном сюртуке, колдовал над каким-то агрегатом, разбрасывающим синие искры.

— А, Леонид Иванович! — он размашисто вытер руки ветошью. — Как раз вовремя! Сейчас покажу что-то невероятное!

Его длинная нескладная фигура заметалась между установками. На стене я заметил аккуратно развешенные схемы. Почерк Патона Оскаровича, его методики автоматической сварки под флюсом.

Кстати, история с самим Оскаровичем получилась почти детективная.

После заседания технического совета в Наркомтяжпроме я специально задержался в коридоре. Евгений Оскарович как раз выходил из зала. Высокий, подтянутый, с аккуратно подстриженной бородкой. В руках он держал потертый портфель с чертежами.

Я сделал вид, что случайно столкнулся с ним у окна. Завязался разговор о качестве советской стали.

Патон говорил скупо, внимательно вглядываясь в собеседника. Чувствовалось, что после истории с обвинениями во вредительстве в 1929 году он стал очень осторожен.

— Знаете, — сказал я, доставая образец сварного шва, — у нас серьезные проблемы с броневой сталью.

Патон взял образец, внимательно изучил излом. В его глазах мелькнул профессиональный интерес.

— Неправильно подобран режим сварки, — заметил он. — И электроды никуда не годятся.

Мы проговорили больше часа. Я рассказал о проекте, не вдаваясь в детали. Патон слушал молча, иногда делая пометки в блокноте.

— Интересная задача, — наконец произнес он. — Но у меня сейчас много работы в моем институте, не здесь.

— А если мы организуем лабораторию здесь, в Москве? — предложил я. — Под вашим научным руководством. Есть толковый инженер Коробейщиков, который мог бы вести практическую работу.

Патон задумался, разглядывая в окно московскую улицу.

— Коробейщикова я знаю, грамотный специалист. Хоть и странный. Ладно. Присылайте документацию и образцы, — наконец сказал он. — Буду консультировать. Но при одном условии. Никакой официальной должности. Просто научное сотрудничество. Я уже наслышан про вас, Леонид Иванович. Про вашу гениальную команду. Рад буду присоединиться.

Так и начали работать. Оскарович присылал подробные инструкции, чертежи, расчеты режимов. А Коробейщиков со своей неуемной энергией воплощал все это в металле.

— Вот, смотрите! — он включил подачу проволоки. — Евгений Оскарович прислал новые расчеты. Мы модифицировали систему подачи флюса.

Сварочная дуга вспыхнула ослепительным светом. Я наблюдал, как ровный шов ложится на броневую пластину. Действительно впечатляюще. Никаких брызг, идеальное проплавление.

— Через тернии к звездам! — провозгласил Коробейщиков, поднимая защитную маску. — А теперь главное!

Он схватил уже остывшую пластину, согнул ее в тисках. Шов даже не дрогнул.

— Прочность выше основного металла! И главное — скорость. Представляете, сколько корпусов можно будет варить?

Я внимательно изучал образец. Действительно, качество превосходное. Надо поставить такое оборудование на поток.

— Хорошо, — я положил пластину. — Сколько времени нужно на подготовку серийного производства?

— Месяц на отладку автоматов, еще месяц на обучение сварщиков, — Коробейщиков уже что-то чертил карандашом прямо на верстаке. — Но мне нужны точные копии установок. И конечно, хорошее электропитание.

В этот момент зазвонил телефон. Звонили из моторного цеха. Просили срочно приехать. Возникли проблемы с новым двигателем.

— Поехали вместе, — предложил я Коробейщикову. — Заодно посмотрите, где можно разместить сварочную линию.

По дороге в моторный цех я размышлял о предстоящей поездке в Нижний. Нужно будет проверить все узлы танка, от ходовой части до вооружения. А пока надо разобраться с московскими делами.

В моторном отделении КБ нас встретил Воробьев, невысокий худощавый человек в круглых очках и мешковатом костюме старого покроя. Он нервно протирал очки, глядя на показания приборов.

— Леонид Иванович, хорошо что вы приехали, — его тихий, слегка дрожащий голос выдавал волнение. — У нас проблема с системой охлаждения нового дизеля.

На испытательном стенде был закреплен опытный образец двигателя. Вокруг него суетились техники, протягивая провода к измерительным приборам.

— При длительной работе на максимальных оборотах температура поднимается выше расчетной, — Воробьев развернул график испытаний. — А нижегородская группа ждет окончательный вариант для серийного производства.

Коробейщиков тут же полез разглядывать двигатель, бормоча что-то себе под нос. Его длинная фигура нависла над агрегатом.

— А что если… — он вдруг оживился. — Вот здесь, в районе гильз, можно применить новый метод сварки. Увеличим теплоотдачу на тридцать процентов!

Я внимательно изучал показания приборов. Действительно, проблема серьезная. Без надежной системы охлаждения нечего и думать о запуске в серию.

— От Варвары Никитичны пришли расчеты по модификации радиатора, — продолжал Воробьев, привычно теребя пуговицу на пиджаке. — Но нужно провести полный цикл испытаний в Нижнем.

Я взглянул на часы. До поезда оставалось четыре часа.

— Сколько времени нужно на доработку чертежей?

— К вечеру подготовим полный комплект, — Воробьев уже раскладывал бумаги в идеальном порядке, как он всегда делал. — Успеете забрать с собой в Нижний.

Я кивнул.

— Ладно. Все документы и отчеты заберу с собой. Будем думать, что делать с системой охлаждения.

Выйдя из моторного отделения, мы направились в броневую лабораторию.

По пути я размышлял о том, как изменилось старое здание усадьбы Рябушинского за последние месяцы. В бывших парадных залах теперь размещались кульманы и чертежные столы, в подвалах оборудовали испытательные стенды, а в мезонине расположилась техническая библиотека.

Величковский встретил нас у входа в лабораторию.

— Пойдемте, Леонид Иванович, — он широким жестом указал в сторону. — Только что получили результаты испытаний новой марки брони.

В лаборатории пахло металлом и химическими реактивами. На длинном столе лежали образцы стали с аккуратно пронумерованными бирками. Рядом громоздился новый немецкий спектрограф.

— Вот, смотрите, — Величковский поднес к свету металлографический снимок. — При добавлении хрома в определенной пропорции структура металла существенно улучшается.

Коробейщиков тут же схватил образец:

— Через тернии к звездам! А ведь такую сталь вполне можно варить моим методом!

— Тише, Семен Артурович, — мягко остановил его Величковский. — Сначала нужно закончить все испытания. Вот здесь, — он указал на графики, — данные по вязкости и прочности. А вот результаты обстрела.

В этот момент в лабораторию вошел Мышкин, начальник службы безопасности. Его неприметная фигура в сером костюме словно соткалась из воздуха.

— Леонид Иванович, — он говорил тихо, как всегда. — Пришло сообщение от Северцева. На строительстве башни задержали подозрительного фотографа.

Я кивнул. Вопросы безопасности требовали постоянного внимания.

— Разберитесь и доложите, — коротко ответил я. Мышкин тут же испарился. — Что у нас дальше, Николай Александрович?

— Артиллерийское отделение, — Величковский сверился с записями. — Там интересные наработки по стабилизатору орудия.

По пути я отметил, как четко организована работа в КБ. Полуэктов хорошо поставил систему допусков. На каждой двери таблички с уровнем секретности, у сотрудников цветные пропуска на груди.

В артиллерийском отделении нас встретил гул работающих станков. Здесь создавались макеты и опытные образцы орудийных систем.

Над чертежами колдовал Гаврюшин, педантичный до мелочей специалист по баллистике. Его тонкие пальцы были испачканы чернилами. Видимо, снова всю ночь делал расчеты.

— Владислав Арнольдович, показывайте, — я подошел к его столу.

— Вот, смотрите, — он достал из ящика стола потертый блокнот с бесконечными формулами. — Мы решили проблему с отдачей. Новая система компенсаторов позволяет существенно повысить точность.

На стене висела огромная схема орудия в разрезе. Рядом таблицы с результатами последних испытаний.

— А самое интересное здесь, — Гаврюшин развернул чертеж стабилизатора. — Совершенно новая конструкция. Позволяет вести прицельный огонь даже на ходу.

Коробейщиков, который все это время изучал макет казенной части, вдруг встрепенулся:

— А что если здесь, в креплении люльки… — он схватил карандаш, начал быстро чертить прямо на полях схемы.

— Семен Артурович! — в голосе Гаврюшина прозвучал легкий ужас. — Это же чистовой чертеж!

— Но посмотрите! — Коробейщиков уже был в своей стихии. — Если изменить геометрию сварного шва, жесткость конструкции увеличится вдвое!

Я внимательно вгляделся в его набросок. Идея действительно была интересной.

— Владислав Арнольдович, сделайте расчеты по этому варианту. И подготовьте полный комплект документации для Нижнего.

В этот момент в отделение заглянул Воробьев:

— Леонид Иванович, я вас по всему КБ ищу. Чертежи по двигателю готовы. И еще… — он нервно потер ладони, — пришла телеграмма из нефтяной лаборатории. У них какие-то странные результаты анализа топлива.

Я посмотрел на часы. До поезда оставалось меньше трех часов, а нужно еще проверить электронный отдел, где Сорокин разрабатывал новую систему управления огнем.

— Хорошо, — я повернулся к Гаврюшину. — Когда будут готовы расчеты по новому варианту крепления?

— К завтрашнему утру, — он уже делал пометки в блокноте. — Отправлю с фельдъегерской почтой в Нижний.

В электронном отделе царил полумрак. Для работы с радиолампами требовалось особое освещение.

Сорокин колдовал над каким-то прибором, напоминающим помесь радиоприемника с артиллерийским прицелом. Вокруг него громоздились измерительные приборы производства «Сименс», привезенные из Германии.

— Вот, смотрите, — он поднял голову от паяльника. — Первый в мире электронный стабилизатор прицела.

Прибор выглядел внушительно. Массивный корпус, несколько крупных радиоламп РВ-5, система линз и зеркал.

— На основе разработок Бонч-Бруевича, — продолжал Сорокин, протирая запотевшие очки. — Радиолампы работают как усилители сигнала от гироскопа.

Коробейщиков тут же полез разглядывать конструкцию:

— Надежность? Выдержит ли фронтовые условия?

— В том-то и проблема, — вздохнул Сорокин. — Лампы капризные, боятся тряски. А еще нужен очень стабильный источник питания.

Я внимательно изучал схему. Для 1930 года это невероятный технический прорыв. Но Сорокин прав. Надежность пока оставляет желать лучшего.

— А что с отечественными лампами? — спросил я. — Не можем же мы зависеть от немецких поставок.

— Работаем с заводом имени Коминтерна, — Сорокин развернул чертежи. — Они обещают наладить производство специальных ламп по нашим требованиям. Но пока качество намного хуже.

Он замолчал, красноречиво показав на корзину с разбитыми лампами отечественного производства.

— Нужно форсировать это направление, — я сделал пометку в блокноте. — Подготовьте подробный отчет по требованиям к лампам. Я переговорю с руководством завода.

В этот момент снова появился Воробьев, уже заметно встревоженный:

— Леонид Иванович, простите, но вам действительно нужно взглянуть на результаты анализа топлива. Там что-то странное с цетановым числом…

Ну что же. Раз так, придется. Я оставил Коробейщикова у Сорокина. Сам отправился вместе с Воробьевым.

Впрочем, вскоре Коробейщиков нагнать нас. Он бормотал поговорки под нос.

В кабинете Воробьев развернул на столе телеграмму из нефтяной лаборатории. Его руки слегка подрагивали. Воробьев всегда нервничал, когда сталкивался с серьезными проблемами.

— Вот, смотрите, — он протер очки рукавом рубашки. — Анализ последней партии топлива из Грозного. Октановое число едва дотягивает до шестидесяти.

Я внимательно изучал цифры. Ситуация действительно тревожная. Для наших новых дизелей требовалось топливо гораздо лучшего качества.

— Это еще не все, — Воробьев достал вторую телеграмму. — Бакинские нефтепереработчики пишут, что на существующем оборудовании не могут обеспечить нужные характеристики. У них все установки еще дореволюционные, системы Нобеля.

Коробейщиков, который все это время молча слушал, вдруг оживился:

— А я видел в немецком журнале статью про крекинг-процесс! Установки фирмы «Баджер»…

— В том-то и дело, — перебил его Воробьев. — Американцы и немцы ушли далеко вперед в нефтепереработке. А у нас еще средневековье, — он беспомощно развел руками.

Я подошел к окну. За стеклом моросил октябрьский дождь. Ситуация складывалась серьезная. Без качественного топлива все наши разработки могли оказаться бесполезными.

— Что предлагает профессор Наметкин? — спросил я, вспомнив о консультанте по нефтехимии.

— Он считает, что нужно строить новый завод, — Воробьев достал еще один документ. — С современными установками каталитического крекинга. Но это огромные затраты.

— И главное, где строить? — добавил я. — Бакинская нефть не обеспечит всех потребностей. Нужны новые месторождения.

В этот момент в кабинет заглянул Головачев:

— Леонид Иванович, машина подана. До отхода поезда сорок минут.

— Хорошо, — я собрал документы. — Воробьев, готовьте подробную записку по топливной проблеме. Нужны четкие расчеты — что требуется для производства качественного горючего, какие установки, где размещать…

— Дорога появляется под ногами идущего! — вставил любимую поговорку Коробейщиков.

Спускаясь по лестнице, я мысленно выстраивал план действий. В Нижнем нужно проверить испытания танка, но уже очевидно, что без решения топливной проблемы дальше двигаться невозможно.

Значит, придется параллельно разворачивать масштабный нефтяной проект. Впрочем, я уже получил добро.

«Полет-Д» ждал у подъезда. Степан, мой шофер, уже уложил чемодан и папки с документами.

— На Казанский вокзал, — скомандовал я, усаживаясь в машину.

Впереди была поездка в Нижний. Мысли уже крутились вокруг новой задачи. Создание современной нефтеперерабатывающей промышленности.

Уже на выходе мою машину остановил запыхавшийся Величковский:

— Леонид Иванович, один момент, — он нервно вытер шею платком. — Насчет нефтепереработки… Есть человек, который мог бы нам помочь.

— Кто? — я наполовину высунулся из кабины.

— Владимир Николаевич Ипатьев. Я учился по его учебникам. Гений катализа, создатель промышленных процессов нефтепереработки. Сейчас он руководит Лабораторией высоких давлений при ВСНХ. Но ходят слухи, что он собирается в длительную командировку в Германию.

По дороге на вокзал я размышлял над словами Величковского. Ипатьев — это действительно серьезно.

Его работы по каталитическим процессам я знал еще в будущем. Изучал, когда учился на инженера.

Но как привлечь его к работе? Нужно срочно встретиться с ним, пока он не уехал за границу. Может быть, даже предложить возглавить нефтяное направление в нашем проекте.

Может, попробовать действовать через научные круги? Или задействовать дипломатические каналы? Нужно будет посоветоваться со Смородиным, у военных свои возможности…

— Приехали, Леонид Иванович, — голос Степана прервал мои размышления. — До отхода поезда пятнадцать минут.