Стальной кулак

Глава 11 Разговор с мэтром

В моем кабинете в главном здании КБ царил полумрак. Только настольная лампа освещала горы бумаг. Часы пробили полночь, но я все еще разбирал тревожные донесения с мест.

«Связь с Уралом прервана третьи сутки…» — докладывал управляющий Нижнетагильского куста.

«Телеграф не справляется с потоком технической документации…» — жаловался директор Путиловского.

«Чертежи новой установки затерялись где-то между Москвой и Ижевском…» — сообщал главный инженер оружейного завода.

Я с досадой отбросил карандаш. За последний месяц проблемы со связью достигли критической точки. Наша промышленная империя разрасталась еще больше, количество секретных разработок увеличивалось, а надежной системы коммуникаций как не было, так и нет.

Так, надо что-то делать. Невозможно вести нормально бизнес, если нет нормальной системы коммуникации и обмена данными. Я позвонил Зотову и вызвал его.

Вскоре он постучал в дверь. Появился на пороге, как всегда взъерошенный, с папкой чертежей подмышкой.

— Входите, — я указал на стул перед моим столом. — Сразу к делу. Помните, мы обсуждали проект башен Шухова?

Зотов кивнул.

— Как же не помнить, Леонид Иванович, я же вам недавно про них напоминал, — он прошел к столу, раскладывая схемы. — Вот смотрите: если построить сеть таких башен, можно организовать не только надежную радиосвязь, но и закрытый канал телевещания для передачи чертежей!

Я склонился над схемами. Гиперболоидные конструкции Шухова я помнил еще по прошлой жизни — легкие, прочные, экономичные. А главное — идеально подходящие для установки радио- и телепередатчиков.

— Вот, смотрите… — я достал карту СССР с отмеченными предприятиями нашей империи. — Если расположить башни вот здесь, здесь и здесь… — карандаш чертил линии между городами, — мы сможем связать все ключевые точки!

— Именно! — Зотов оживился еще больше. — А если использовать схему Бонч-Бруевича для передачи изображений, сможем транслировать даже сложные чертежи. Я уже сделал предварительные расчеты.

В этот момент раздался дребезжащий звонок телефона. Это был Величковский, донельзя раздраженный:

— Прошу прощения, но у нас новая проблема — срочные расчеты для броневой стали застряли где-то между нашей лабораторией и Нижним. Загорская уже третий день не может их получить.

Я чуть было не стукнул кулаком по столу. Пообещал решить проблему. Повесил трубку и посмотрел на Зотова:

— Все, хватит! Нам нужна своя система связи. Зотов, готовьте подробный проект. Завтра же едем к Шухову.

— К самому Владимиру Григорьевичу? — Величковский поднял брови. — Он сейчас редко берется за новые проекты…

— Значит, придется его убедить, — я посмотрел на карту, где красные линии соединяли точки будущих башен. — Без надежной связи вся наша работа может пойти прахом.

Зотов быстро собрал чертежи:

— Я подготовлю все расчеты к утру. Но учтите — в такой политической обстановке Шухов может отказаться. Он стал очень осторожен в последнее время.

— Тем более нужно торопиться, — я взглянул на часы. — Завтра в девять жду вас с полным комплектом документов. И да, найдите мне все данные по текущим проблемам со связью — цифры, факты, последствия. Шухову нужно показать реальную картину.

Когда они ушли, я еще раз просмотрел карту. Идея зрела давно, но сегодняшний вал проблем стал последней каплей.

Без современной системы связи управлять растущей промышленной империей становилось все сложнее. А башни Шухова могли стать именно тем решением, которое нам необходимо.

Денёк сегодня и вправду выдался суматошный. С утра пришлось улаживать конфликт между двумя лабораториями из-за немецкого спектрографа, потом долгое совещание с военной приемкой, где Полуэктов настаивал на ужесточении режима секретности. После обеда — инспекция строительства нового корпуса, затем бесконечные документы, требующие немедленного решения.

Сейчас, после звонка Величковского, вечером, когда схлынул поток посетителей и Зотов ушел, я решил позвонить в Нижний. В последнее время мы с Варварой общались все реже — каждый поглощен своими проектами.

— Слушаю, — ее голос звучал устало, но как-то по-особенному мягко.

— Это я. Как у вас там дела?

— Ждем эти злосчастные расчеты уже третьи сутки, — она вздохнула. — А так… работаем. Борис Ильич опять что-то намудрил с катализатором, Звонарев возится с новым стендом…

В трубке повисла пауза. Раньше мы могли часами обсуждать технические детали, а сейчас будто не находили слов.

— Знаешь, — вдруг тихо сказала Варвара, — я скучаю по нашим вечерним чаепитиям. Помнишь, как спорили до хрипоты над чертежами?

Я невольно улыбнулся:

— Помню. Ты тогда разлила чай на расчеты термообработки и потом переписывала их до трех утра.

— А ты заснул прямо за столом, пытаясь найти ошибку в моих выкладках, — в ее голосе послышался смех.

Мы проговорили еще очень долго — о работе, о людях, о планах. Впервые за долгое время я чувствовал прежнюю теплоту в наших отношениях. Варвара рассказывала о новых идеях с таким увлечением, что я снова увидел в ней ту самую девушку, которая когда-то поразила меня невиданным инженерным чутьем.

Но именно во время этого разговора, когда она в очередной раз посетовала на задержку с документами, я окончательно утвердился в мысли — нам жизненно необходима надежная система связи.

Домой в Архангельский переулок я вернулся за полночь. Степан, как всегда, вел машину аккуратно, и я успел просмотреть еще раз все тревожные донесения о проблемах со связью.

В старинной квартире было тихо и прохладно. Через высокие окна пробивался свет уличных фонарей. Я механически повесил пальто, прошел в кабинет. Спать не хотелось, мысли крутились вокруг завтрашней встречи с Шуховым.

Я присел в любимое кожаное кресло, достал блокнот. Нужно четко выстроить линию разговора с великим инженером.

Зотов сказал, что Шухов был не только гениальным конструктором, но и очень осторожным человеком. Особенно в последние годы, когда политическая обстановка становилась все напряженнее.

Часы пробили два ночи, когда я наконец отправился спать. Утром предстоял важный разговор, нужно хоть немного отдохнуть.

Проснулся я рано, еще до звонка будильника. Наскоро позавтракал — Агафья Петровна, моя экономка, уже хлопотала на кухне, готовя неизменную яичницу с ветчиной и крепкий чай.

Ровно в восемь в дверь позвонил Зотов — взъерошенный, с темными кругами под глазами, но с горящим взглядом. Под мышкой он держал увесистую папку с документами.

— Все готово, Леонид Иванович! — он разложил на столе чертежи и расчеты. — Полная схема сети башен, предварительные сметы, обоснование экономического эффекта…

Я бегло просмотрел документы — работа проделана колоссальная. Зотов явно не спал всю ночь, готовя материалы.

В начале десятого мы с ним сели в машину. Степан повел «Бьюик» по утренней Москве, мимо Чистых прудов, через Мясницкую, в сторону Разгуляя, где в старинном особняке жил Владимир Григорьевич Шухов.

— Как думаете, согласится? — Зотов нервно теребил папку с чертежами.

— Должен, — отозвался я, глядя на проплывающие за окном дома. — Если сумеем правильно объяснить важность проекта.

Машина остановилась у двухэтажного особняка с колоннами. Здесь, в тихом московском переулке, жил человек, от решения которого сейчас зависело так много.

— Ну, с Богом, — пробормотал я, берясь за ручку дверцы. Впереди нас ждал непростой разговор.

Шухов нисколько не удивился нашему приезду. Зотов уже заранее с ним договорился.

Из темной прихожей хозяин дома провел нас в кабинет. В просторном помещении царил идеальный порядок.

Чертежные столы с аккуратно разложенными инструментами, стеллажи с техническими журналами, многие из которых были еще дореволюционными. На стенах — чертежи его знаменитых конструкций.

Сам Владимир Григорьевич, несмотря на свои семьдесят семь лет, держался прямо. Высокий, худощавый, с аккуратно подстриженной седой бородой и внимательным взглядом светлых глаз. Он встретил нас в простом темном костюме старого покроя, с неизменным карандашом за ухом.

— Присаживайтесь, товорищи, — он указал на кресла у небольшого столика. Даже в этом простом жесте чувствовалась инженерная точность движений.

Пока домработница расставляла чай в старинных фарфоровых чашках, Шухов внимательно разглядывал нас. Особенно его заинтересовали чертежи, которые Зотов машинально прижимал к груди.

— Вы, я слышал, создаете новое конструкторское бюро? — спросил он, разливая чай. — Интересное начинание. Особенно ваш подход к организации исследовательской работы.

— Да, Владимир Григорьевич, — я отметил про себя его осведомленность. — Пытаемся создать комплексную систему разработки новой техники.

— Я видел ваши разработки по металлургии, — Шухов слегка кивнул. — Любопытные решения для мартеновских печей. Особенно система подачи топлива — очень рациональная конструкция.

Зотов заметно оживился:

— Владимир Григорьевич, а мы как раз использовали ваш принцип минимальной материалоемкости! Помните, как в нефтяных резервуарах…

— Помню, — Шухов чуть улыбнулся. — Главное в инженерном деле — это простота и надежность. Сложные решения часто оказываются ненадежными.

Разговор потек неспешно. Шухов расспрашивал о новых разработках, делился воспоминаниями о строительстве первых нефтепроводов, рассказывал о своих последних расчетах.

— А знаете, — он вдруг поднялся и подошел к чертежному столу, — я недавно рассчитал новую конструкцию перекрытий. Вот, посмотрите…

Следующие полчаса мы увлеченно обсуждали технические детали. Шухов, обычно немногословный, загорался, когда речь заходила об инженерных решениях. Его худые пальцы быстро чертили схемы, объясняя принципы работы конструкций.

Наконец, я решил, что настал подходящий момент:

— Владимир Григорьевич, у нас есть проект, который может вас заинтересовать…

Зотов начал раскладывать чертежи сети башен. По мере того, как мы объясняли суть проекта, лицо Шухова становилось все более замкнутым. Он внимательно изучил расчеты, покачал головой:

— Технически все верно. Даже очень грамотно проработано. Но… — он помолчал, словно подбирая слова. — Сейчас не самое подходящее время для таких масштабных проектов.

— Но ведь страна нуждается в современной системе связи! — горячо начал Зотов.

Шухов поднял руку, останавливая его:

— Молодой человек, дело не в технической стороне. В нынешней… политической обстановке подобный проект может быть слишком рискованным. Для всех участников.

Он аккуратно сложил чертежи:

— Простите, но я вынужден отказаться. И вам советую быть осторожнее с подобными инициативами.

В его голосе звучала искренняя тревога. Я понял, что сегодня нам не удастся переубедить великого инженера. Что-то его по-настоящему пугало в этом проекте.

Уже в прихожей Шухов вдруг тихо сказал:

— Берегите своих людей, Леонид Иванович. Сейчас это важнее любых технических достижений.

Мы вышли на улицу. Зотов был явно расстроен:

— Как же так? Ведь все расчеты верны, проект технически безупречен.

— Дело не в расчетах, — задумчиво ответил я, глядя на окна особняка. — Похоже, Владимир Григорьевич знает что-то, о чем мы пока не догадываемся.

После обеда я вызвал к себе Мышкина. Начальник службы безопасности появился неслышно, как обычно, сутулый, с залысинами, в неизменном сером костюме. Только глаза за стеклами очков смотрели цепко и внимательно.

— Что известно о Шухове? — спросил я, разливая чай. — Почему он так напуган?

Мышкин близоруко прищурился, достал потрепанный блокнот:

— История там непростая, Леонид Иванович. В ОГПУ сейчас готовят большое дело против технических специалистов. Якобы вредительство в промышленности.

— Промпартия? — я вспомнил громкий процесс из прошлой жизни.

— Именно, — Мышкин заговорил тихо, почти шепотом. — Шухов знает, что его ученики под наблюдением. Особенно тяжелая ситуация у Михаила Петровича Сурина. Талантливейший инженер, между прочим.

— Что с ним?

— Готовится арест. Уже и ордер подписан, — Мышкин полистал блокнот. — Якобы нашли связи с эмигрантскими кругами через рижских знакомых. Формально ему приписывают шпионаж в пользу иностранных держав.

— А реально?

— А реально кому-то очень нужно его место в Гипромезе. Хотят освободить должность для своего человека, — Мышкин говорил все тише. — Шухов пытался заступиться, ходил в высокие кабинеты. Но только навредил, теперь и сам под подозрением.

Я откинулся в кресле, осмысливая услышанное. Теперь понятна настороженность Владимира Григорьевича. В такой ситуации любой масштабный проект мог стать поводом для обвинений.

— Что еще известно о Сурине?

— Блестящий специалист по металлоконструкциям. Участвовал в проектировании Шаболовской башни. Сейчас работает над новыми типами промышленных перекрытий, — Мышкин достал из портфеля тонкую папку. — Вот его последние разработки. Очень перспективные решения.

Я пролистал чертежи. Действительно, работа выдающаяся. Потерять такого специалиста было бы непростительно.

— Когда планируют арест?

— По моим данным — через три дня. В ночь на четверг.

Я взглянул на календарь. Времени в обрез.

— Можно что-то сделать?

Мышкин помолчал, протирая очки:

— Есть одна возможность… Только через доверенных людей. Только через хорошие связи. Если действовать быстро и аккуратно…

— Действуйте, — я придвинул к нему папку с документами. — Только очень осторожно. И держите меня в курсе.

Мышкин кивнул, пряча бумаги в потертый портфель:

— Будет сделано, Леонид Иванович. Только… — он помедлил у двери и тонко ухмыльнулся. — Если мы вытащим Сурина, Шухов будет у нас в неоплатном долгу.

— Я не об этом думаю, — покачал я головой. — Просто нельзя допустить, чтобы талантливые люди становились жертвами интриг.

Когда Мышкин ушел, я еще долго сидел в кабинете, глядя на ночную Москву. Где-то там, в тихом переулке, старый инженер наверняка не спит, тревожась за судьбу ученика. Нужно успеть помочь. Ради будущего проекта. Ради справедливости. Ради самого Шухова.

После разговора с Мышкиным я позвонил Полуэктову. Несмотря на поздний час, он еще был в штабе.

— Георгий Всеволодович, нужна срочная встреча.

Через полчаса мы сидели в его кабинете. Полуэктов, как всегда подтянутый, в безупречно отглаженной гимнастерке, внимательно слушал мой рассказ, машинально поглаживая старинный портсигар.

— Сурин… — задумчиво произнес он, когда я закончил. — Возможно, я слышал о нем. Отличный инженер, особенно по части металлоконструкций.

— Вот именно! И его собираются арестовать по надуманному обвинению. Нельзя ли оформить его к нам, под военное ведомство?

Полуэктов нахмурился, отложил портсигар:

— Леонид Иванович, вы же понимаете… ОГПУ — это не шутки. Если они всерьез взялись за человека, то их трудно отогнать.

— Но ведь можно что-то сделать? Оформить секретное назначение, специальный допуск…

— Нет, — он покачал головой. — Не в этом случае. У меня есть сведения, что дело ведет сам Агранов. А с его отделом связываться… — он красноречиво развел руками.

— Значит, вы отказываетесь помочь? — я почувствовал, как внутри закипает злость.

— Поймите правильно, — Полуэктов говорил тихо, но твердо. — Я всей душой за то, чтобы спасти толкового специалиста. Но вмешиваться в дела ОГПУ… Это может плохо кончиться для всех. Для проекта в том числе.

Я молча поднялся. На прощание Полуэктов добавил:

— И вам советую держаться от этого подальше. Слишком опасная игра.

Выйдя из штаба, я лихорадочно обдумывал следующий шаг. Оставалась надежда на Баумана. Может, через партийные каналы удастся что-то сделать.

Поэтому прямо отсюда я поехал в здание Московского комитета партии. Несмотря на поздний час, в окнах кабинета Баумана горел свет, второй секретарь МК славился фантастической работоспособностью.

Карл Янович встретил меня настороженно. Худощавый, подтянутый, в неизменном темном костюме и пенсне на черной ленте, он внимательно выслушал мой рассказ, то и дело нервно протирая стекла пенсне.

— Значит, хотите вытащить инженера Сурина? — он отложил платок, которым протирал стекла. — А вы знаете, что это дело курирует лично товарищ Агранов?

— Знаю. Но ведь можно что-то сделать? Сурин — блестящий специалист, ученик самого Шухова.

— Вот именно, — Бауман поморщился. — Ученик Шухова. А вы в курсе, что готовится большое дело о вредительстве в промышленности? И что там фигурируют многие известные инженеры старой школы?

— Но это же абсурд! Такие специалисты…

— Абсурд или нет — решать не нам, — он жестко прервал меня. — Я понимаю ваше стремление спасти ценного работника. Но сейчас любое вмешательство в дела ОГПУ может быть расценено как… — он помедлил, подбирая слова, — как пособничество вредителям.

— То есть вы тоже отказываетесь помочь? — я с трудом сдерживал раздражение.

Бауман снял пенсне, устало потер переносицу:

— Леонид Иванович, у вас большие планы, важные проекты. Не рискуйте всем этим ради одного человека. Как бы талантлив он ни был.

— Но…

— Нет, — он надел пенсне и выпрямился. — И я настоятельно рекомендую вам забыть об этом деле. В ваших же интересах. Как бы вам самому не попасть под раздачу.

Я вышел из здания МК с тяжелым сердцем. Два отказа подряд… Но я не мог просто так сдаться. Где-то должен быть выход.

В памяти всплыли слова Мышкина о том, что кому-то нужно место Сурина в Гипромезе. Значит, дело не столько в политике, сколько в банальной человеческой подлости. А если так, может быть, стоит копать именно в этом направлении?