За окном служебного купе проплывали осенние пейзажи. Желтые леса перемежались полями, где уже закончилась уборка. Поезд Москва-Нижний мерно постукивал на стыках рельсов.
Я в очередной раз перечитывал отчет о последних испытаниях танкового дизеля. Цифры неутешительные. При работе на существующем топливе мощность падала почти на треть. А без нормального горючего весь проект под угрозой.
На столике громоздились папки с документами. Чертежи, расчеты, сводки с производства. Среди них затесался старый конверт с нижегородским штемпелем. Последнее письмо от Варвары, датированное еще августом. С тех пор — молчание.
Я отложил бумаги и прикрыл глаза. В памяти всплыло ее лицо. Упрямый подбородок, золотистые искорки в карих глазах, короткая стрижка «под мальчика».
Варвара никогда не была похожа на типичную инженерную барышню. Слишком яркая, слишком живая. Может, поэтому и не выдержала моего постоянного отсутствия?
За дверью купе послышались шаги проводника, звякнул подстаканник. Я махнул рукой, мол, не нужно. Какой тут чай, когда столько всего навалилось…
Достал из портфеля свежий номер «Технической газеты». На третьей странице статья о новых методах нефтепереработки в США. Установки термического крекинга, каталитические процессы, октановые числа… Все то, чего катастрофически не хватает нашей промышленности.
Снова взялся за отчеты. Нужно было подготовиться к разговору с нижегородскими инженерами. Производство грузовиков требовало внимания. Там тоже возникли проблемы с двигателями.
В кармане пиджака что-то зашуршало. Достал — еще один конверт, совсем свежий. Письмо от Величковского с пометкой «срочно». Старый профессор тоже писал о проблемах.
Поезд начал замедлять ход. Впереди показалась небольшая станция. Деревянное здание вокзала, водонапорная башня, штабеля дров вдоль путей. Обычная картина нашей глубинки.
В голове крутились обрывки мыслей — танки, нефть, Варвара… Как все это соединить? Как не упустить главное? И почему она молчит уже второй месяц?
За окном снова замелькали деревья. До Нижнего оставалось часа четыре.
Нужно собраться с мыслями и подготовиться к непростому разговору. Я достал блокнот и начал составлять план действий. Пункт первый — производство. Пункт второй — Варвара. Пункт третий — нефть…
Колеса выстукивали бесконечный ритм. Советская Россия медленно проплывала за окном, а я пытался найти решение уравнения с множеством неизвестных. Время неумолимо поджимало, и в делах, и в личной жизни.
От стука колес и бумажной работы меня отвлек аппетитный запах. В соседнем купе группа инженеров, ехавших в Горький, расположилась с основательным дорожным обедом.
Жареные цыплята, домашние пирожки, вареные яйца… Кто-то достал гитару, и через пару минут по вагону разнеслось негромкое:
— Там вдали, за рекой, загорались огни…
Я улыбнулся. Типичная картина для советского поезда. Хотя сам предпочитал уединение служебного купе, слишком много требовало внимания.
Вернулся к документам. Последние отчеты с ГАЗа внушали осторожный оптимизм.
Звонарев с группой успешно справился с доводкой подвески для грузовиков. Руднев, как всегда въедливый в мелочах, довел точность обработки деталей до небывалого уровня. Циркулев, педантичный до занудства, наладил безупречный контроль качества.
А вот отчет Вороножского по химической лаборатории был тревожным. Проблемы с катализаторами для переработки нефти становились все острее. Без современных технологий мы упирались в потолок.
Директор завода Бойков в сводке жаловался на нехватку квалифицированных рабочих, а главный инженер Нестеров требовал срочно решить вопрос с поставками специальной стали.
За окном начало темнеть. Гитара в коридоре смолкла, зато теперь оттуда доносился оживленный спор о преимуществах различных типов двигателей. Технари везде найдут повод для дискуссии.
Мысли снова вернулись к предстоящей встрече с Ипатьевым. Я знал, что он собирается уезжать из страны. Слухи об этом ходили в научных кругах. Нужно успеть привлечь его к нефтяному проекту, пока не поздно. У него бесценные знания в области катализа.
Поезд начал замедлять ход. Впереди показались огни Нижнего. Я собрал бумаги в портфель, накинул пальто. Предстояло много работы.
На перроне, я знал, меня будет встречать заводской «Полет». И где-то там, в городе, в своей маленькой квартире на Свердловской набережной, Варвара, возможно, тоже не спит, склонившись над чертежами. Если, конечно, она еще думает обо мне.
Так и есть. Меня встретили на вокзале.
«Полет» мягко катил по булыжной мостовой. За рулем сидел Бережной, по обыкновению что-то напевая себе под нос. Его массивная фигура почти полностью заполняла водительское место.
— С прибытием, Леонид Иванович, — прогудел он басом, ловко маневрируя между выбоинами. — А у нас тут новый конвейер запустили…
Первым делом я отправился на съемную квартирку. Переночевал и отдохнул. На рассвете вскочил, позавтракал, оделся и отправился на работу.
Утренний завод встретил меня привычным гулом. У проходной толпились рабочие первой смены. От печей тянуло горячим металлическим духом.
В заводоуправлении уже ждали. Бойков, грузный мужчина с вечно озабоченным лицом, встретил меня у входа:
— Наконец-то, Леонид Иванович! У нас тут столько вопросов накопилось…
В его кабинете собралось все руководство. Нестеров, худой и подвижный, как ртуть, сразу развернул чертежи новой линии. Звонарев, привычно взъерошенный, теребил рыжую шевелюру. Руднев протирал неизменные очки в медной оправе.
— Вот, смотрите, — Нестеров ткнул карандашом в схему. — Конвейер работает, но есть проблемы с синхронизацией подачи узлов. Особенно в момент стыковки кабины с рамой…
— А еще, — заметил Звонарев, — мы модифицировали подвеску. Теперь грузоподъемность увеличилась на полтонны без потери устойчивости.
Я внимательно изучал документы. Усовершенствованная модель «Полет-Д2» с выглядела многообещающе. Но те же проблемы с топливом грозили помешать запуску.
— Что показывают испытания двигателя? — спросил я, поворачиваясь к Вороножскому.
Тот нервно поправил черный халат:
— Николаус… то есть, наш новый катализатор показывает неплохие результаты. Но для массового производства качественного топлива нужны совсем другие установки.
В этот момент дверь приоткрылась. На пороге стояла Варвара в неизменном синем комбинезоне. Наши взгляды встретились, и я почувствовал, как что-то болезненно сжалось внутри.
— Прошу прощения за опоздание, — сказала она сухо. — У нас проблемы с настройкой карбюраторов на новой партии…
После совещания мы отправились в цеха. Огромное пространство сборочного корпуса наполнял лязг металла, шипение пневматики и гул голосов. Конвейер медленно двигался, унося на ленте постепенно обрастающие деталями шасси будущих грузовиков.
Циркулев, педантично поправляя пенсне на цепочке, докладывал на ходу:
— Вот здесь, Леонид Иванович, мы установили дополнительные контрольные посты. Теперь каждый узел проходит тройную проверку.
Руднев, шагавший рядом, остановился у поста сборки двигателей:
— А вот тут у нас возникла проблема с точностью подгонки коленвалов. Допуски не выдерживаются…
Я наклонился к верстаку. Действительно, на металле виднелись характерные следы неравномерного износа. Молодой рабочий, собиравший мотор, пояснил:
— Станок шалит, товарищ начальник. Который из Германии привезли. То работает как часы, то вдруг начинает гулять…
Варвара, державшаяся чуть поодаль, подошла ближе:
— Я говорила об этом еще месяц назад. Нужно менять систему охлаждения станка. При интенсивной работе возникают температурные деформации.
Она осеклась, встретившись со мной взглядом. Между нами повисло неловкое молчание.
Звонарев, почувствовав напряжение, поспешил отвлечь внимание:
— А вот здесь мы модифицировали узел крепления рессор. Теперь нам не грозят даже самые разбитые дороги.
Мы двигались вдоль конвейера, останавливаясь у каждого проблемного участка. Вороножский, похожий в черном халате на средневекового алхимика, демонстрировал новую систему контроля качества топлива:
— Видите характерный цвет пламени? Это говорит о повышенном содержании серы. А вот здесь…
К нам подошел бригадир сборщиков, пожилой рабочий с обширным брюшком:
— Товарищ Краснов, тут такое дело… С обеспечением инструментом перебои начались. Особенно с микрометрами. А без них как точность проверять?
Я записывал все замечания в блокнот. Проблем накопилось много, от банальной нехватки инструмента до сложных технических вопросов.
Но главное, что бросалось в глаза, то, что завод работал. Несмотря на все трудности, конвейер двигался, машины собирались, люди делали дело.
В дальнем углу цеха грохотал испытательный стенд. Там обкатывали новый дизель для «Полета-Д2». Варвара, что-то быстро записывая в журнал, командовала испытаниями:
— Выводите на максимальные обороты! Держите температуру! Следите за давлением масла!
Ее профессионализм всегда восхищал меня. Даже сейчас, когда между нами выросла стена отчуждения, я не мог не любоваться тем, как уверенно она управляется со сложной техникой.
Но мысли о личном пришлось отогнать. Предстояло решать насущные проблемы завода. А их накопилось немало…
Мы собрались в маленьком конструкторском бюро в боковом крыле заводоуправления. Здесь все дышало работой. Стены увешаны чертежами, на столах громоздились детали и приборы, в углу примостился самодельный испытательный стенд.
— Итак, что у нас с танковым дизелем? — я обвел взглядом собравшихся.
Варвара, стоявшая у окна, даже не повернулась в мою сторону. Только плечи напряглись, выдавая внутреннее напряжение.
Звонарев первым развернул чертежи:
— Мы доработали систему охлаждения. Теперь температурный режим стабилизировался, но… — он замялся, теребя рыжую шевелюру.
— Но что? — я чувствовал, что сейчас услышу главную проблему.
— Но все упирается в топливо, — Вороножский шагнул вперед, размахивая какими-то графиками. — Николаус… то есть, наши катализаторы не справляются. Цетановое число падает, детонация растет.
Руднев, близоруко щурясь через круглые очки, добавил:
— И это сказывается на всем. Прецизионные детали не выдерживают повышенных нагрузок при работе на некачественном топливе.
— Я предупреждала об этом еще три месяца назад, — холодно произнесла Варвара, по-прежнему глядя в окно. — Когда вы были слишком заняты в Москве.
В комнате повисло неловкое молчание. Циркулев нервно протер пенсне, делая вид, что полностью поглощен изучением каких-то формул.
— Что конкретно показывают испытания? — я старался говорить ровно, сосредоточившись на технических вопросах.
Варвара резко развернулась, подошла к столу и выложила журнал испытаний:
— Вот. При работе на существующем топливе мощность падает на тридцать процентов, ресурс уменьшается вдвое, расход увеличивается на четверть. Можете сами посмотреть результаты, — она подчеркнула последние слова с едва заметной горечью.
Я склонился над записями. Цифры были неутешительными. Без качественного топлива весь проект оказывался под угрозой.
— Есть еще одна проблема, — подал голос Звонарев. — Мы не можем наладить массовое производство без гарантированных поставок горючего. А существующие нефтеперерабатывающие заводы не справляются с запросами.
— Я знаю, — перебил я его. — Именно поэтому я готовлю новый проект. Нефтеперерабатывающий завод с современными установками крекинга.
Варвара впервые за весь разговор посмотрела мне прямо в глаза:
— И снова новый проект в Москве? — в ее голосе смешались профессиональный интерес и личная обида.
— Да. И он не менее важен, чем танки, — я выдержал взгляд девушки. — Без него все остальное теряет смысл.
Она отвернулась, снова уходя в свою отстраненность:
— Что ж, вам виднее. Вы теперь московский начальник.
Ладно, эмоции потом.
— Хорошо, что с остальными системами? — я разложил на столе полный комплект чертежей. — Давайте по порядку.
Руднев выступил вперед:
— С ходовой частью удалось решить проблему износа катков. Новый сплав показывает хорошие результаты. Но есть сложности с траками, на высоких скоростях наблюдается биение.
— Я говорила, что нужно менять геометрию зацепления, — Варвара подошла к столу и ткнула карандашом в чертеж. — Вот здесь и здесь. Иначе на скорости выше тридцати километров начинается резонанс.
Звонарев согласно кивнул:
— С подвеской тоже не все гладко. Торсионы выдерживают, а вот амортизаторы летят. Особенно при движении по пересеченной местности.
— Что с броней? — я повернулся к Циркулеву.
Тот педантично разложил образцы сварных швов:
— Качество соединений улучшилось после внедрения новой технологии. Но есть проблема с неравномерностью прогрева при сварке. В результате имеются внутренние напряжения в броне.
— А самое сложное — это трансмиссия, — Варвара снова включилась в обсуждение, хотя по-прежнему избегала смотреть мне в глаза. — При резких поворотах происходит заклинивание бортовых фрикционов. Мы перепробовали разные варианты компоновки…
— И что предлагаете? — я старался сосредоточиться на технических деталях, хотя ее близость заставляла сердце биться чаще.
— Нужно полностью менять конструкцию поворотного механизма, — она быстро набросала схему. — Вот такая система позволит…
— А как обстоят дела с пушкой? — перебил я, заметив, что остальные начали переглядываться.
Звонарев потер затылок:
— Стабилизатор работает нормально, но есть проблемы с откатом при стрельбе. И еще, механизм заряжания иногда клинит при больших углах возвышения.
Мы проговорили еще около часа, разбирая каждый узел, каждую деталь. Проблем оказалось много, но все они были решаемы. Технически решаемы. А вот что делать с нарастающим отчуждением между мной и Варварой, я не знал…
После технического совещания день у меня был заполнен делами. Я посетил новый цех термической обработки, где Руднев демонстрировал усовершенствованную технологию закалки броневых листов. Затем долго беседовал с рабочими-сборщиками, выясняя их мнение о новом конвейере.
После обеда в заводской столовой, где по-прежнему неплохо кормили, встретился с Бойковым. Директор озабочен вопросами снабжения и нехваткой квалифицированных кадров.
К вечеру, когда большинство сотрудников разошлись по домам, я наконец решился. Позвонил Варваре в конструкторское бюро:
— Нам нужно поговорить. Не только о работе.
Пауза в трубке показалась бесконечной.
— Хорошо, — наконец ответила она. — Приходи ко мне. Ты помнишь адрес?
Как я мог забыть? Маленькая квартира на Свердловской набережной, где мы провели столько вечеров за чертежами и спорами о будущем…
В семь часов я поднимался по знакомой лестнице. В окно подъезда виднелась Волга, по которой медленно плыла грузовая баржа. Наверху скрипнула дверь.
Варвара стояла на пороге. Уже не в рабочем комбинезоне, а в простом домашнем платье. От этого она казалась особенно беззащитной.
— Проходи, — сказала она тихо. — Чай будешь?
В маленькой кухне все осталось по-прежнему. Старый буфет, чертежи на стене, любимая чашка с отбитой ручкой. Только между нами теперь словно выросла невидимая стена.
В тесной кухне повисло молчание. Варвара разливала чай, стараясь не встречаться со мной взглядом. На столе, помимо чертежей, лежало несколько писем. Я узнал московские штемпели.
— Не отвечала на письма, потому что не знала, что ответить, — вдруг сказала она, словно прочитав мои мысли. — Да и что тут скажешь? Ты теперь в Москве, у тебя большие проекты, танки, теперь вот нефть…
— Варя…
— Нет, дай договорить, — она наконец посмотрела мне в глаза. — Я все понимаю. Правда. Ты не можешь иначе, тебе нужен размах, большое дело. А я… я просто инженер. Мне интересно возиться с моторами, решать конкретные задачи.
— Ты не просто инженер. Ты…
— Я знаю, кто я, — она слабо улыбнулась. — Девчонка из гаража «Автодора», которая влюбилась в большого начальника. Думала, что смогу быть твоим соратником. Но ты уходишь все дальше и дальше. Сначала танки, теперь нефть… А я остаюсь здесь, со своими двигателями.
Я смотрел на ее руки — сильные, умелые руки инженера, с въевшимися пятнами машинного масла. Руки, которые могли так нежно обнимать…
— Мы могли бы…
— Нет, — она покачала головой. — Не могли бы. Ты уже сделал свой выбор. И я… я тоже должна сделать свой.
За окном догорал осенний вечер. Где-то внизу шумела Волга. А мы сидели в полутемной кухне и прощались — с любовью, с мечтами, с тем, что могло бы быть, но не случилось.
— Береги себя, — сказала она, когда я уже стоял в дверях. — И… удачи с твоими проектами.
Дверь закрылась. Я медленно спускался по лестнице, понимая, что эта глава моей жизни завершена. Впереди новый проект, новые задачи, новые горизонты. Но часть меня навсегда останется здесь, в маленькой квартире на Свердловской набережной…
Неделя прошла как в тумане. Я приезжал на завод раньше всех и уходил последним. Работа стала спасением. Только погрузившись в производственные проблемы с головой, можно не думать о пустой квартире на Свердловской набережной.
Каждое утро начиналось с обхода цехов. Звонарев докладывал о доводке подвески, Руднев демонстрировал улучшения в механической обработке. Циркулев педантично фиксировал все параметры испытаний в своих бесконечных журналах.
С Варварой мы встречались только на технических совещаниях. Она держалась подчеркнуто официально, обсуждая исключительно рабочие вопросы. Лишь иногда я ловил на себе ее взгляд, и тогда сердце снова начинало ныть.
К среде удалось наладить производство коробок передач. Новый участок заработал в полную силу.
Четверг ушел на решение проблем с поставками инструмента. В пятницу провели успешные испытания модифицированной системы охлаждения.
По вечерам я сидел в заводском кабинете, разрабатывая план нефтяного проекта. Страницы блокнота заполнялись схемами установок крекинга, расчетами мощностей, списками необходимого оборудования.
Вороножский, зайдя как-то вечером, долго рассматривал мои наброски:
— Масштабно задумано… Но без современных катализаторов это все будет работать вполсилы.
— Знаю, — я показал ему письмо от Величковского об Ипатьеве. — Поэтому и готовлю почву для серьезного разговора.
В субботу провели расширенное совещание по качеству. Бойков хмурился, глядя на графики брака, но я видел, что завод постепенно выходит на нужный уровень.
В воскресенье я собрал чемодан. Утром понедельника предстояло возвращаться в Москву. Новый проект требовал полной отдачи, а значит, нужно окончательно оставить прошлое позади.
Из окна поезда я смотрел на удаляющиеся заводские трубы. Где-то там, в лабиринте цехов и конструкторских бюро, оставалась часть моей жизни. Но впереди ждала другая работа. Может быть, самая важная из всех.
В портфеле лежал толстый блокнот с планами нефтяного завода. Пора начинать новую главу.