Стальной кулак

Глава 4 Стальные мускулы

Июньское солнце нещадно палило, когда я вошел в прохладный конференц-зал заводоуправления. Вся команда уже собралась, я специально отправил телеграмму с поезда, чтобы не терять времени.

Варвара хмурилась, нервно постукивая карандашом по чертежам. Руднев протирал очки в медной оправе, его лиловый сюртук топорщился и пошел большими складками. Звонарев что-то быстро писал в блокноте, то и дело поправляя рыжую челку.

— Ну что там в Москве? — не выдержала Варвара, как только я опустился в кресло.

Я обвел взглядом встревоженные лица:

— Там есть некий Черноярский. У него КБ по легким танкам. Он бросил нам вызов. Предложил провести сравнительные испытания двух танков. Нашего с дизелем и его с бензиновым мотором. В боевых условиях, на КВЖД.

По залу пронесся взволнованный шепот. Руднев снял очки, едко усмехнулся:

— На КВЖД? Но там же сейчас такая каша заварилась.

— Именно, — я кивнул. — Реальные бои с китайскими милитаристами. Черноярский рассчитывает, что в боевых условиях проявятся все недостатки нашей машины.

— Сколько у нас времени? — деловито спросил Звонарев, что-то чиркая в неизменном блокноте с расчетами.

— Неделя на подготовку. Потом отправка на Дальний Восток.

Вороножский, до этого молчавший в углу, вдруг встрепенулся:

— Николаус предсказывает успех! Звезды сейчас в благоприятном положении для технических свершений!

— Звезды звездами, — я развернул на столе привезенные документы, — но нам нужно срочно доработать ходовую часть. Особенно катки — они должны выдержать сопки и болота.

Варвара склонилась над чертежами:

— А что с трансмиссией? В горах потребуется особый режим работы.

— Именно поэтому я собрал вас всех. Нужно действовать быстро и слаженно. У каждого свой участок работы.

Я начал было распределять задания, когда в дверь постучали. Вошел взволнованный секретарь:

— Леонид Иванович, там это… Звяга собирает внеочередное партсобрание. Говорит, срочный вопрос о «нездоровых тенденциях» на производстве.

Я переглянулся с Варварой. В ее глазах мелькнуло беспокойство, она тоже поняла, что это неспроста.

— Вот еще забота, — пробормотал Руднев, нервно протирая очки. — Только партийных разборок нам сейчас не хватало.

— Ничего, — я поднялся. — Работайте по плану. С партсобранием я разберусь сам.

Уже у двери я обернулся:

— И да, учтите — все материалы по танку все также под грифом «совершенно секретно». Ни слова за пределами нашей группы.

Когда я шел по коридору, в открытое окно доносился заводской гудок, вызывающий рабочих на смену. Где-то вдалеке громыхал паровозный состав.

Я размышлял о том, что Черноярский явно действует не только в Москве. Похоже, у него есть свои люди и здесь, на заводе. И внезапная активность Звяги — лишнее тому подтверждение.

Надеюсь, я ошибаюсь, что это не так.

В противном случае, придется вести борьбу на два фронта — готовить танк к испытаниям и отбиваться от политических нападок. Впрочем, не привыкать…

Старый заводской клуб был набит до отказа. Душный летний вечер превратил помещение в настоящую парилку. Красные знамена на стенах безжизненно обвисли, портрет Ленина над сценой словно хмурился на происходящее.

Я сидел в президиуме, краем глаза наблюдая за Звягой. Он заметно нервничал, теребя партийный значок на лацкане потертой кожанки. Рядом с ним примостился незнакомый товарищ из райкома — худощавый, с острым крысиным лицом и блокнотом наготове.

В зале собрался весь партактив завода. Я узнавал знакомые лица: вот Потапов из литейного, всегда поддерживавший наши начинания, вот Семеныч из механического, убежденный сторонник «пролетарской линии». В задних рядах маячила массивная фигура Кондратьева, парторга инструментального цеха.

— Товарищи! — Звяга поднялся, опираясь на трость. Его хриплый голос эхом разнесся под высоким потолком. — Сегодня мы собрались для обсуждения крайне тревожной ситуации!

Я мысленно отметил, что формулировки явно не его — кто-то хорошо подготовил выступление.

— На нашем заводе, — продолжал Звяга, воинственно выставив подбородок, — сложилась нездоровая обстановка! Отдельные руководители, — он выразительно посмотрел в мою сторону, — увлеклись техническими экспериментами в ущерб партийной линии!

По залу прокатился ропот. Я заметил, как товарищ из райкома что-то быстро строчит в блокноте.

— Вместо развития массового производства для нужд индустриализации они гонятся за сомнительными новшествами! — Звяга повысил голос. — Окружают себя подозрительными специалистами! Игнорируют мнение рабочего коллектива!

Ах вот оно что. Нет, без Черноярского здесь явно не обошлось. Он решил ударить по самому больному — по политической благонадежности. Неплохой ход.

— А самое опасное, — Звяга сделал драматическую паузу, — это явные признаки правого уклона! Ставка на «спецов» вместо выдвижения рабочих кадров! Пренебрежение партийным контролем! Потакание частнособственническим настроениям!

Кондратьев в заднем ряду одобрительно загудел. Несколько активистов зааплодировали.

Я внимательно вглядывался в лица собравшихся, прикидывая расклад сил. Большинство пока заняло выжидательную позицию. Но если не переломить ситуацию, Звяга может добиться своего.

— В связи с этим, — парторг достал из планшетки какую-то бумагу, — предлагаю создать специальную комиссию для проверки всей деятельности технического руководства! Установить жесткий контроль над расходованием материалов! Пересмотреть кадровую политику!

Торопится, отметил я про себя. Значит, время поджимает. Видимо, Черноярскому нужно заблокировать наш проект до испытаний.

— А также, — Звяга повысил голос, — поставить перед райкомом вопрос о соответствии отдельных руководителей занимаемым должностям!

Я почувствовал, как напряглась спина. Вот оно — главное острие удара. Попытка снять меня с должности руками партийной организации.

Пока выступали «подготовленные товарищи», я молниеносно просчитывал варианты. Можно, конечно, пойти в лобовую атаку, напомнить о важности проекта, о поддержке высшего руководства. Но это рискованно, обвинят в зажиме критики.

Нет, нужно действовать тоньше. Для начала выпустить на трибуну Потапова и других сторонников. Пусть расскажут о реальных достижениях, о пользе новых технологий. Потом…

В этот момент я заметил, как в зал тихо вошла Варвара. Она встала у стены, скрестив руки на груди. В глазах читалось беспокойство.

Звяга между тем снова взял слово:

— Предлагаю проголосовать за создание комиссии! И немедленно начать проверку!

Я поднял руку, прося слова. Пора было переходить в контратаку.

Встал за трибуну, чувствуя на себе десятки настороженных взглядов. Душный воздух, казалось, сгустился еще больше.

— Товарищи, — начал я спокойно, — давайте посмотрим на факты. За последний год производительность труда выросла на сорок процентов. Освоены новые технологии. Налажен выпуск отечественных машин.

— А партийный контроль? — выкрикнул кто-то из зала. — Почему специалисты решают все без рабочих?

Я пытался перехватить инициативу:

— Именно поэтому мы создали комиссию под руководством товарища Звяги. Чтобы обеспечить участие партийной организации…

И тут я поймал взгляд парторга. В его маленьких глазах читалось плохо скрытое торжество.

Меня словно обожгло: как же я ошибся, когда считал, что нейтрализовал его этим назначением! Наоборот, дал ему официальный статус и полномочия, которые он теперь обращает против меня.

— Комиссия выявила серьезные нарушения! — Звяга поднялся, опираясь на трость. — Бесконтрольные расходы, сомнительные эксперименты, засилье старых специалистов.

Представитель райкома согласно кивал, строча что-то в блокноте.

Я попытался перевести разговор на производственные достижения, но было поздно. Зал уже гудел, требуя «навести порядок» и «укрепить партийное руководство».

— Предлагаю проголосовать! — выкрикнул Кондратьев из задних рядов.

Решение приняли подавляющим большинством: «признать работу технического руководства неудовлетворительной», «установить строжайший контроль», «поставить вопрос о кадровых решениях».

Я смотрел в зал и видел, как даже некоторые верные сторонники отводят глаза. Политическое обвинение в правом уклоне сделало свое дело. Никто не хотел рисковать собственной карьерой.

Когда собрание закончилось, ко мне подошла Варвара:

— Теперь что? — в ее голосе звучала неприкрытая тревога.

— Пока работаем, — я старался говорить уверенно. — Решение должны утвердить в Москве. У нас есть время.

Но внутри грызла досада. Как я мог так просчитаться со Звягой? Считал его простым службистом, которого легко приручить должностью председателя комиссии. А он оказался хитрым интриганом, умело разыгравшим свою партию.

Поздним вечером, сидя в кабинете над документами, я размышлял о случившемся. За окном громыхали товарные составы, где-то вдалеке кричал маневровый паровоз.

Звяга нанес серьезный удар. Теперь любое мое действие будет рассматриваться под лупой партийного контроля. Но хуже всего, что над проектом нависла реальная угроза. Если Москва утвердит решение о моем смещении, это будет катастрофа.

Я достал телеграмму от Медведева насчет испытаний в Маньчжурии. Времени в обрез, а тут еще эта партийная атака. Черноярский бьет сразу с двух направлений — и по техническому проекту, и по политической линии.

Что ж, придется принимать бой. Но действовать нужно крайне осторожно. Один неверный шаг, и все рухнет.

В дверь постучали. На пороге появился Звонарев, взъерошенный, с красными воспаленными глазами:

— Леонид Иванович, тут письма в ЦК пошли. Анонимные. Про «подозрительных специалистов» и «вредительские эксперименты».

Я устало кивнул. Что и следовало ожидать. Значит, Звяга начал и эту игру. Борьба обещает быть жесткой.

— Спасибо. Идите, отдыхайте. Утро вечера мудренее. Я все решу.

Утро следующего дня я начал в испытательном цехе. Несмотря на политические бури, работу никто не отменял. В просторном помещении с высокими сводами громыхали стенды, пахло машинным маслом и горячим металлом.

Руднев, склонившись над разрезанным катком, водил длинными пальцами по излому металла:

— Вот здесь, — он поправил очки в медной оправе, — видите следы усталостного разрушения? При нагрузке больше пяти тонн резиновый бандаж не выдерживает.

Я всмотрелся в изломанный образец. Действительно, характерный рисунок трещин говорил о серьезных проблемах с прочностью.

— На полигоне еще хуже, — подал голос Звонарев, протягивая мне графики испытаний. — При движении по пересеченной местности катки просто рассыпаются. А в Маньчжурии условия будут намного тяжелее.

Варвара, в простом синем халате, колдовала над чертежами трансмиссии:

— И это еще не все. При поворотах возникает такая нагрузка на бортовые передачи, что они просто не выдерживают. Особенно в горной местности.

Я задумчиво постукивал карандашом по столу. Времени на доработку почти нет, а проблем выявилось множество. И каждая может стать роковой на испытаниях.

— Что предлагаете? — спросил я, разглядывая разложенные на столе образцы и графики.

Руднев взял изношенный каток:

— У меня есть идея по новой конструкции. Можно сделать двойной бандаж с промежуточным демпфером.

— И добавить специальную систему смазки, — подхватил Звонарев, тут же быстро черкая схему.

— А еще можно изменить геометрию опорной поверхности, — Варвара подвинула свой чертеж. — Сделать более развитой, чтобы снизить удельное давление.

Я внимательно изучал предложения, когда в цех вошел взволнованный мастер:

— Товарищ Краснов! Там это… Комиссия Звяги требует остановить все испытания. Говорят, перерасход материалов и нарушение техники безопасности!

Я мысленно выругался. Ну конечно, теперь они будут тормозить работу под любым предлогом.

— Продолжайте работать, — твердо сказал я команде. — А с комиссией я разберусь сам.

Когда мастер ушел, Варвара тихо спросила:

— Как думаете, сможем успеть до их очередной проверки?

— Должны, — я разложил на столе график работ. — Руднев, сколько времени нужно на изготовление опытной партии катков по новой схеме?

— Три дня, если работать в три смены, — он нервно протер очки. — Но нужны особые материалы…

— Материалы я найду, — перебил я его. — Звонарев, готовьте испытательный стенд. Варвара, занимайтесь трансмиссией. Времени мало, но мы должны успеть.

В этот момент откуда-то сверху раздался грохот. Там на стенде испытывали новую конструкцию подвески. Звонарев метнулся к приборам:

— Опять разрушение! Не выдерживает нагрузки!

Я подошел к стенду. Обломки металла красноречиво говорили о серьезности проблемы.

— Так, — я взял себя в руки. — Работаем параллельно по всем направлениям. Руднев, ваша группа — катки. Звонарев — подвеска. Варвара…

— Я поняла, — она уже склонилась над чертежами трансмиссии. — Сделаю новый расчет с учетом повышенных нагрузок.

За окном разгорался летний день, но в цехе кипела работа. Грохотали стенды, свистели пневматические инструменты, шелестели чертежи. Я переходил от одного участка к другому, помогая решать возникающие проблемы.

Время играет против нас, думал я, глядя на очередной разрушенный образец. Звяга со своей комиссией будет вставлять палки в колеса. Черноярский в Москве готовит новые удары. А нам нужно успеть создать надежную машину.

К вечеру, когда основная часть рабочих разошлась, я задержался в конструкторском бюро. Варвара все еще сидела над расчетами трансмиссии, то и дело нервно поправляя выбившуюся прядь волос.

— Ничего не получается, — она с досадой отбросила карандаш. — При повороте в гору нагрузка на бортовые передачи превышает все допустимые пределы. А если усилить конструкцию, она становится слишком тяжелой.

Я склонился над чертежами. В памяти всплыли схемы танковых трансмиссий из будущего, которые я видел на выставке вооружений в двадцать первом веке. Тогда меня особенно заинтересовало решение немецких инженеров…

— А что если, — я взял карандаш, — сделать планетарный механизм поворота? С гидравлическим управлением?

Варвара удивленно подняла брови:

— Планетарный? Но это же… — она замолчала, вглядываясь в набросок, который я быстро чертил. — Постойте… А что, если водило связать с ведущим колесом, а солнечную шестерню с тормозом?

— Именно, — я продолжал рисовать схему. — При этом эпицикл постоянно вращается от двигателя. А поворот осуществляется подтормаживанием солнечной шестерни.

— Гениально! — ее глаза загорелись. — Это же снизит нагрузки на все элементы! И вес уменьшится.

— Потому что часть деталей работает одновременно и на передачу мощности, и на поворот, — закончил я за неё.

Варвара уже что-то быстро считала:

— Так… При максимальном радиусе поворота нагрузка распределяется равномерно… Коэффициент запаса прочности возрастает в полтора раза… — она подняла на меня сияющие глаза. — Но откуда вы знаете про такую конструкцию? Я никогда о подобном не слышала.

Я отвел взгляд, делая вид, что изучаю графики:

— Читал кое-какие немецкие технические журналы. Там были интересные идеи.

— Все равно удивительно, — она задумчиво постукивала карандашом. — Такое точное понимание принципа работы… Будто вы уже видели что-то подобное в действии.

— Главное, что решение найдено, — я поспешил перевести разговор. — Завтра с утра начнем делать рабочие чертежи. И нужно будет срочно заказать гидравлические агрегаты.

Варвара кивнула, но я заметил, что она все еще задумчиво смотрит на меня. Иногда ее интуиция начинала меня пугать.

Уже выходя из бюро, я услышал за спиной ее голос:

— Знаете, Леонид Иванович, иногда мне кажется, что вы знаете гораздо больше, чем говорите. Как будто видите на много шагов вперед.

Я ничего не ответил, только пожал плечами. Пусть лучше считает меня немного странным, чем узнает правду.

На следующий день, ближе к вечеру, я сидел в своем кабинете, просматривая отчеты по испытаниям новой трансмиссии, когда вошел Руднев. Его обычно невозмутимое лицо выражало тревогу.

— Леонид Иванович, плохи дела, — он прикрыл дверь и опустился в кресло. — Звяга развернулся не на шутку.

Я отложил бумаги:

— Выкладывайте.

— Во-первых, письма в ЦК. — Руднев достал потрепанный блокнот. — Уже три анонимки ушло. Про «засилье чуждых элементов», «вредительские эксперименты» и «разбазаривание государственных средств».

— Почерк угадывается, — усмехнулся я. — Чувствуется, что его направляет рука снаружи.

— Это еще не все. — Руднев понизил голос. — Звяга создал неофициальную группу из самых рьяных активистов. Они ходят по цехам, собирают компромат, запугивают ваших сторонников.

За окном прогремел товарный состав. В наступивших сумерках тускло светились окна заводских корпусов.

— А вот это серьезнее, — продолжал Руднев. — В райкоме готовится большое совещание по «борьбе с правым уклоном в промышленности». И наш завод будут разбирать как показательный пример.

Я встал, прошелся по кабинету. Начищенные половицы поскрипывали под ногами.

— Есть и хорошие новости, — Руднев извлек из планшетки несколько бумаг. — Удалось перехватить черновик доклада Звяги. Он собирается требовать полной ревизии всей технической документации. А это значит…

— Что они могут добраться до секретных чертежей, — закончил я за него. — Когда совещание?

— Через три дня. Кроме того, Леонид Иванович, только что узнал, они начали негласную проверку всех специалистов. Копают под каждого — происхождение, связи, политическое прошлое… А самое паршивое, — добавил он, — что в комиссию включили какого-то хмыря из ОГПУ. Некто Рыбкин, говорят, специалист по «вредителям».

Я вспомнил этого Рыбкина, невзрачный человечек с цепким взглядом, который крутился на партсобрании.

— Они ведь не остановятся, да? — тихо спросил Руднев.

— Нет, — я покачал головой. — Это война на уничтожение. Звяга получил карт-бланш из Москвы от моих недоброжелателей и теперь будет давить до конца.

В дверь постучали. На пороге появился бледный Сорокин:

— Беда, Леонид Иванович! Только что комиссия опечатала лабораторию Вороножского. Якобы для проверки расхода реактивов. А там же все наши образцы и расчеты!

Я быстро прикинул варианты:

— Так, срочно перепрячьте все секретные чертежи. Скажите Звонареву, чтобы собрал самые важные образцы и перенес в запасную лабораторию.

— Уже работаю, — кивнул он. — Поставлю своих людей для наблюдения за комиссией.

Когда все разошлись, я еще раз просмотрел документы. Звяга действовал на удивление грамотно. Бил сразу по всем направлениям — политические обвинения, проверка документации, давление на специалистов, негласный сбор компромата.

И ведь это тот самый человек, которого я считал простым службистом, в который раз с горечью подумал я. Которого пытался приручить должностью председателя комиссии. А он оказался матерым аппаратчиком, умело разыгрывающим партийную карту.

В дверь снова постучали. Вошел секретарь:

— Леонид Иванович, вам телеграмма из Москвы…

Я взял бланк, пробежал глазами текст и невольно поморщился. Черноярский не терял времени даром. Похоже, борьба выходит на новый уровень.