Союз трёх императоров

Прощай, постылый Портсмут!

Какое всё-таки благозвучное слово: Портсмут! Кажется, будто в нём одновременно слились портвейн и вермут. Но такая ассоциация возникает лишь у человека стороннего, непосвящённого. А у посвящённого заключённого – конечно же, речь о Казанцеве – отношение к Портсмуту сложилось совсем иное. Самое что ни на есть мрачное.

Три месяца в тёмной промозглой камере, холод, сырость, ужасная еда… Семеро соседей-заключённых, один другого краше. Похожий на бизона угрюмый убийца Билл, зарезавший троих собутыльников. Дезертир-членовредитель Китс, мерзкий и абсолютно аморальный тип. Насильник и душегуб Роджер, симулирующий сумасшествие. Садист-анархист Нэстор – худощавый субъект с колючим взглядом и гибкими змееподобными руками, будто бы лишёнными суставов. Самым приличным из сокамерников оказался уголовник Джон Кэш – вор, врун, мошенник и карточный шулер. С ним у Казанцева сложились отношения, отдалённо похожие на дружбу. Кто бы мог раньше подумать, что у русского потомственного дворянина-офицера появятся такие, с позволения сказать, друзья?..

Впрочем, хитросплетения Её Величества Судьбы неподвластны разуму. В том, что два друга и однокашника в одно и то же время, но в разных частях света оказались во вражеском плену, есть что-то символическое. Даже названия мест их заточения – Порт-Артур и Порт-смут – перекликаются между собой. Как сказал поэт:

В течение всего 1916 года ремень подводной блокады затягивался на горле «Владычицы морей» всё туже и туже. Империя задыхалась, а в феврале 17-го уже билась в конвульсиях. Никто не предполагал, что самая мощная держава мира получит смертельный удар не от армады сверхдредноутов, не от воздушного флота гигантских цеппелинов и тяжёлых бомбар-

дировщиков, а от маленьких и невзрачных подводных лодок! Тех самых «консервных банок», которых совсем недавно никто не принимал всерьёз.

Правда, надо заметить, что успехи подводных лодок кажутся неожиданными только людям непосвящённым. На самом деле результативность подводного оружия отнюдь не случайна – она предопределена большой предшествующей работой. Во-первых, немецкие конструкторы смогли спроектировать лучшие в мире субмарины – хорошо сбалансированные, надёжные, обладавшие высокой автономностью за счёт внедрения дизелей вместо бензиновых и керосиновых моторов. Во-вторых, промышленность Германии смогла в рекордные сроки развернуть их массовое строительство. В-третьих, была создана разветвлённая сеть базирования подлодок – не только в германских портах, но и в датских, французских (Брест, Сен-Назер, Лорьян, Бордо) и испанских (Бильбао, Эль-Ферроль, Виго, Сан-Фернандо). В четвёртых, кайзер Вильгельм откровенно наплевал на довоенные международные конвенции и объявил Англии «неограниченную подводную войну». Последнее означало, что на обширной акватории вокруг Британских островов подводникам разрешалось топить любое судно, британское или нейтральное, без досмотра его груза и даже без предупреждения. Кайзер освобождал своих моряков от ответственности за возможную гибель гражданских команд атакованных судов и их пассажиров.

Результаты не заставили себя ждать. Потери британского торгового флота от месяца к месяцу росли в геометрической прогрессии. Весной 1917 года они достигли максимума: в марте было потоплено 211 судов общим тоннажем 507 тысяч регистровых тонн, а в апреле – соответственно 354 судна и 835 тысяч тонн. Всего же с начала войны пошли ко дну без малого пять тысяч грузовых, пассажирских и рыболовных судов суммарным водоизмещением около 12 миллионов тонн!

Некоторые подводники добились потрясающих результатов и приобрели статус национальных героев. Так, командир немецкой субмарины «U-39» Макс Валентинер за один боевой поход отправил на дно 22 грузовых парохода, 5 рыбацких шхун и 3 больших парусника. В сумме тоннаж жертв одного его рейда превысил 70 тысяч регистровых тонн. Абсолютным же рекордсменом стал подводный ас Лотар фон Арно де ла Перьер, командовавший субмаринами «U-35» и «U-139». За всю войну он на Средиземном море и в Атлантике потопил 219 судов Антанты общим водоизмещением 526 507 тонн.

В основном блокаду Британии осуществлял Кайзерлих-марине, но существенную помощь им оказывали русские и австро-венгерские моряки. Российские подводные лодки Черноморского флота базировались на французский Брест и испанский Эль-Ферроль; балтийские субмарины отправлялись к Британским островам из датских портов Копенгаген и Эсбьерг. Наиболее результативными нашими подводниками стали черноморец Михаил Китицин (подводная лодка «Тюлень», 16 захваченных или потопленных судов) и балтиец Иван Мессер («Волк», 10 потопленных судов).

Широкий резонанс вызвала гибель канадского лайнера «Эмпресс оф Иджипт». Этот крупный (17 000 брт) пароход 9 февраля 1917 года вышел из Бристоля в Монреаль и на следующий день в 45 милях от берегов Ирландии был потоплен русской подводной лодкой «И-1», которой командовал старший лейтенант Иван Ризнич. «И-1» (или «И-раз», как звали её наши моряки) – это бывшая итальянка, она имела небольшую дальность плавания и плохо подходила для дальних атлантических рейдов. Тем не менее, Ризнич ухитрялся уходить на ней в автономку на 40 суток и более. И в этом зимнем походе первые три недели изнурительного патрулирования в районе островов Силли не принесли успеха. Но 10 февраля Ризнич был вознаграждён за долготерпение. Обнаруженный в бинокль транспорт шёл без охранения и держал курс прямо на субмарину. Ризнич приказал погрузиться на перископную глубину и занять исходное положение для торпедной стрельбы. Плохая видимость (шёл мелкий дождь) не помешала осуществить атаку. Улучив момент, лодка с «пистолетной» дистанции в три кабельтова дала двухторпедный залп. Обе торпеды попали в цель, огромный трёхтрубный пароход остановился и начал быстро крениться на левый борт. Примерно через двадцать минут он лёг на борт и затонул. Как выяснилось позже, на этом военном транспорте, бывшем трансатлантическом лайнере «Эмпресс оф Иджипт», находилось шесть тысяч английских подводников, направлявшихся в Канаду принимать построенные там субмарины. Их гибель для британского флота стала настоящей катастрофой. Говорят, в Англии по этому случаю был объявлен трёхдневный траур, а Первый лорд Адмиралтейства Артур Бальфур объявил командира «И-1» Ризнича своим личным врагом. Во всяком случае, так написала одна шведская газета со ссылкой на своего корреспондента в Уругвае.

Правда, англо-американская пресса преподнесла гибель «Эмпресс оф Иджипт» совсем иначе: мол, на лайнере были только гражданские лица, почти исключительно женщины и дети, направлявшиеся в Америку с целью переждать лихолетье за океаном. Никаких военных моряков там якобы не было, и потопление гражданского судна без предупреждения, повлёкшее большое количество жертв – около 1300 человек – нужно квалифицировать как военное преступление, а его виновников судить. Впрочем, англосаксы во все времена пытались оболгать Россию и принизить её военные успехи. Так что верить им никак нельзя.

На жизни англичан результаты подводной войны отражались самым непосредственным образом. Перед войной все посевные площади Туманного Альбиона могли обеспечить лишь четвёртую часть потребляемого зерна; остальные три четверти соответственно доставлялись по морю из британских доминионов и других стран. Теперь приходилось урезать норму распределяемого среди населения хлеба до минимума. В ресторанах запрещалось заказывать больше двух блюд на человека. А ещё вводились штрафы для любителей животных – тех, кто кормил голубей или бездомных собак.

В феврале 1917 года по всей стране прокатилась волна забастовок – начиная с Шотландии и кончая столицей. Самое неприятное – бастовали рабочие оборонных заводов, заявлявших, что их семьи замерзают и голодают. Правительство вынуждено было пойти на уступки рабочим: им повысили норму выдачи хлеба, а угольную промышленность фактически национализировали.

Но если с рабочими кое-как договорились, то с моряками всё оказалось сложнее. Тут поистине роковую роль сыграл приказ Адмиралтейства о сокращении продовольственного пайка нижним чинам флота. Особенно возмутило матросов уменьшение суточной нормы мяса до восьми унций. На кораблях начались митинги и стихийные бунты. Появились провокаторы, внушавшие командам кораблей, будто офицеры, аристократы и капиталисты жируют, в неограниченных количествах употребляя бифштексы, пирожные, мармелад и овсянку. В Шотландии моряков поддержали рабочие верфей на реке Клайд: они снова объявляют всеобщую забастовку. В числе их требований на сей раз появились политические лозунги: «Долой монархию!» и «Да здравствует народно-демократический строй!»… Ни король, ни правительство не были готовы к такому повороту событий.

Второго марта на аудиенцию к королю в Букингемский дворец прибыла разношёрстная делегация политиков и политиканов. В их числе – новый премьер Ллойд-Джордж, лорд Керзон, профсоюзный демагог Хендерсон… Ллойд-Джордж употребил всё своё красноречие, чтобы убедить Георга V отречься от престола. Мол, это позволит избежать глубокого политического кризиса. Монарх смалодушничал и согласился. Вечером того же дня он записал в своём дневнике: «Кругом измена и трусость и обман»…

Весть об отречении короля потрясла империю. Да и не только империю – весь мир. Одни ликовали, другие впали в глубокую депрессию. Конечно, власть монарха в Великобритании была далеко не абсолютной, а, скорее, символической; но умалять её значение никак нельзя. Именно король считался высшим третейским судьёй и гарантом незыблемости империи. И то, что им пожертвовали ради заигрывания с бунтующим плебсом, ситуацию в стране ничуть не улучшило. «Туманный Альбион» продолжал катиться в пропасть. Стало окончательно ясно, что верхи не могут, а низы не хотят. Почуяв возможную поживу, в Лондон устремились отъявленные мошенники, разного рода проходимцы, авантюристы, уголовники, социалисты и прочие любители рыбной ловли в мутной воде.

Политики, как водится, начали с того, что перегрызлись между собой. При этом их стремление к власти странным образом переплеталось с нежеланием брать на себя ответственность за происходящее. Сформированное на основе Палаты лордов Кратковременное правительство должно было управлять империей до созыва Всебританского Конгресса Прогрессивных Сил. Но ни конгресса, ни прогресса страна не дождалась. Само слово «правительство» следует писать в кавычках, так как собравшихся под его крышей пустозвонов, люто ненавидящих друг друга, меньше всего заботили государственные проблемы. Процесс пошёл от прогресса к абсцессу…

Как грибы после дождя росли какие-то партии, объединения, союзы и банды. Появились новые символы – например, красные флаги и красные пентаграммы. Наиболее радикальные группировки, называющие себя коммунистами, заявляли,

будто красный цвет – это цвет крови, пролитой революционерами в борьбе за всеобщее счастье. Именно из их уст впервые прозвучало ужасное словосочетание: «красный террор».

Выслать в охваченную революцией Англию социалистов, марксистов, смутьянов и прочих подрывных элементов первым предложил российский министр внутренних дел Протопопов. Мол, пусть потратят свою бурную энергию на окончательное разрушение и без того дышащей на ладан империи. Правителям Тройственного Союза идея понравилась. И вскоре в Гамбург со всей Европы и даже из Сибири потянулись опломбированные вагоны с разным революционным сбродом… Первыми прибыли Карл Либкнехт, Карл Радек, Клара Цеткин и Роза Люксембург, скромно именовавшие себя лидерами рабочего (?!) движения. За ними последовали Борух Аксельрод и Израиль Парвус. Из нейтральной Швейцарии приехал француз-дезертир – громогласно-бескомпромиссный наполеончик по имени (псевдониму) Лео Нин. Его сопровождали две эмансипированные дамы без комплексов – Инесса д’Арман и Жанна Ля Бурб. Из Австро-Венгрии в Гамбург под конвоем доставили воинствующих евреев-ортодоксов Белу Куна и Матьяша Ракоши. В их компании оказались также болгарин Раковский, словак Масарик и чех Бенеш.

Списки лиц, депортируемых из России, готовились под руководством Протопопова и утверждались лично государем императором. Поимённый перечень своих подпольных недругов царь увидел впервые и искренне подивился звучности их фамилий: Розенфельд, Апфельбаум, Губельман, Розалия Залкинд… Дзержинский, Менжинский, Мануильский… Воровский, Володарский, Урицкий… Особенно понравилась самодержцу фамилия Луначарский. Типа «Луной очарованный». Какая прелесть!

Прибывавших пассажиров сразу препровождали на шведский пароход «Дроттнинг София», стоявший в гамбургском порту под белым флагом с красным крестом. Это судно имело статус санитарного транспорта. Швеция, несмотря на свою политическую и экономическую ангажированность, формально считалась нейтральной страной, и именно через её посольство удалось договориться с Лондоном о предстоящем рейсе. Подлежащих высылке горлопанов разместили в опломбированных каютах; выйти из них им дозволялось лишь после того, как судно покинет территориальные воды Германии.

Дав прощальный гудок, «Дроттнинг София» двинулась в путь. До Гельголанда её сопровождали тральщики и лёгкий крейсер «Грауденц», на котором, между прочим, находились оба командующих союзными флотами – адмиралы Шеер и Колчак.

– Пустить бы торпеду в этот Ноев ковчег изгоев! – мечтательно произнёс русский адмирал.

– Что вы, этого делать ни в коем случае нельзя! – возразил его германский коллега. – Поверьте, находящиеся на его борту мерзавцы могут принести Англии больше вреда, чем наши пушки и торпеды!

– Возможно, – согласился Колчак. – Но где гарантия, что потом они не причинят такой же вред нашим государствам?

Шеер не нашёлся что ответить и промолчал. Порыв ветра донёс до мостика крейсера хоровое пение – это выстроившиеся вдоль борта революционные смутьяны дружно затянули «Интернационал». Позже они назовут себя Коммунистическим Интернационалом – Коминтерном. Ну, пусть будет так. Принимай, Англия, дорогих гостей!

Дверь камеры с лязгом открылась. Через порог перешагнули четверо – трое расхристанных матросов с винтовками и низкорослый гражданин в кожаной куртке и кобурой на ремне – явно главный. У всех на груди алели красные банты.

– Кто здесь Нэстор Мэхноу?

– Я, – отозвался обладатель змееподобных конечностей и колючего взора.

– Вы свободны! – торжественно произнёс главарь в кожанке. – Революционная власть отменяет несправедливый приговор и выпускает вас из темницы на волю!

Обитатели камеры посмотрели на Нэстора с завистью и ненавистью. Не растерялся только Казанцев:

– А я? Вы про меня забыли!

Низкорослый обжёг его пламенным революционным взглядом и спросил с недоброй ухмылкой:

– А ты кто такой?

– Я тоже политический! – нагло соврал узник. – Я аргентинский марксист Вольф Касаново. Упрятан в застенки королевским режимом за пропаганду революционных идей!

– Чем ты это можешь доказать?

– Я подтверждаю его слова! – уверенно заявил уголовник Джон Кэш. – Мы оба марксисты. Нас посадили за то, что мы рассказывали анекдоты про короля!

Трудно сказать, насколько убедительно выглядели слова заключённых, но Казанцева и Кэша из тюрьмы таки выпустили. Правда, их тут же принудительно записали в революционный ударный отряд «Ред Каттроутс» («Red Cutthroats») – дословно «Красные перерезатели горла», то есть «Красные головорезы». Командовал отрядом колоритный сипай Чаппай – смуглый коренастый индус с лихо закрученными усами и орлиным носом. Он был облачён в длинный восточный кафтан, на голове красовалась чалма, на поясе у левого бедра висела кривая персидская сабля, а у правого – кобура со здоровенным пистолетом «Кольт» 45-го калибра. Говорили, что перед боем и по особо торжественным случаям Чаппай подпоясывает свой кафтан живой коброй, и у всякого, кто встретится с её змеиным взглядом, мгновенно немеет язык и подкашиваются ноги. А ещё ходили слухи, будто из всех деликатесов свирепый сипай предпочитает сырую печень поверженного врага. Якобы в индийском Ахмадабаде его по обвинению в каннибализме пытались судить, но отпустили за недостаточностью улик.

Новобранцу-головорезу Казанцеву выдали песочного цвета форму колониального бойца с нелепым в здешних местах пробковым шлемом, высокие кожаные ботинки со шнурками саженной длины (шнуровкой они напомнили Казанове дамский корсет), винтовку системы Ли-Энфильда калибра 7,71 мм и подсумок с патронами. Но строго-настрого предупредили: любого красного бойца за невыполнение революционных приказов или за попытку дезертирства ждёт расстрел без суда и следствия. И для острастки указали на четверых звероподобных волосатых сикхов, стоявших поодаль и державших в руках ручные пулемёты «Льюис». Сикхи были худые, а кожухи пулемётных стволов – толстые; вместе они хорошо гармонировали друг с другом. Не вызывало сомнений, что эти басурмане откроют огонь не задумываясь, поэтому лучше всего стараться держаться от них подальше.

По команде ударный отряд начал грузиться на открытые железнодорожные платформы. Над паровозным тендером реял кумачовый транспарант, на котором корявыми белыми буквами было написано: «Freedom or Death» («Свобода или смерть»). На одну из платформ по настилу закатили две 12-фунтовые десантные пушки. В два часа пополудни прозвучал длинный паровозный гудок, и эшелон с «красными головорезами» двинулся в сторону столицы.

Личный состав ударного отряда «Ред Каттроутс» оказался пёстрым, как халат Чаппая. Преобладали здесь матросы, пропитанные спиртом и революционным духом. Встречались также шахтёры с тяжёлыми взглядами и ещё более тяжёлыми кулаками, каторжники, которым нечего было терять кроме своих цепей, и бездомные бродяги, которые даже цепей не имели. Трудно вообразить, но был даже один доктор наук – филолог, специалист по творчеству Вильяма Блейка. Он добровольно примкнул к революционному движению исключительно из идейных соображений.

Матросы, с которыми ехали Казанцев и Кэш, загрузились в вагон вместе с где-то раздобытой индийской фисгармонией. Все они были изрядно навеселе и в дороге под некое подобие музыки лихо отплясывали матросский танец «Эппл», истово горланя при этом скабрёзные куплеты: Oh, apple, where are you rolling?.. Don’t kiss me, I’m virgin! (Эх, яблоко, куда ты катишься?.. Не целуй меня, я – девственница!). Из первого вагона, в котором ехал командир отряда, тянуло дымом гашиша, отчего рядовым бойцам становилось ещё веселее.

Бывший уголовник Джон Кэш, как и подобает профессионалу, по пути исчез настолько незаметно, что его хватились лишь по прибытии в Лондон. Даже наблюдательные сикхи-пулемётчики из заградотряда только растерянно развели руками…

Поезд поставили в тупик на станции Воксхолл, неподалёку от центра Лондона. Первые дни «Красные головорезы» жили в вагонах. В город их выпускали лишь повзводно, на один час и под надзором сикхов. Кормили один раз в день отвратительным рыбным супом; чтобы не умереть с голоду, рядовым бойцам революционного ударного отряда приходилось силой отбирать продукты у привокзальных торговцев, оставляя взамен расписки с печатью самого Чаппая. Вообще жизнь на станции Воксхолл мало отличалась от тюрьмы в Портсмуте, но бывалого Казанову этим уже не испугать…

Ситуация резко изменилась на пятый день. По приказу Чаппая отряд «Ред Каттроутс» построился в колонну и с оружием, флагами и песнями зашагал по Воксхолл-бридж на другой бе-

рег Темзы, пугая случайных прохожих. Командир всё в той же чалме и парадном восточном кафтане ехал позади своего пёстрого воинства на где-то раздобытом «роллс-ройсе».

Пройдя по улицам километра два, отряд остановился перед стенами Букингемского дворца. Оказывается, отрёкшийся от престола король и его семья покинули свою знаменитую резиденцию и уехали куда-то в Шотландию. Жилплощадь, освободившуюся за выездом королевской семьи, тотчас же занял штаб так называемого Революционного альянса, которому подчинялся и отряд «Красных головорезов». Чаппай подсуетился и отхватил себе апартаменты бывшего дворцового церемониймейстера. А рядовым бойцам отряда отдали королевскую конюшню. За три дня просторное помещение собственными силами переоборудовали в казарму. После тюремной камеры и товарного вагона жить в ней было вполне комфортабельно, хотя избавиться от запаха навоза так и не удалось.