Союз трёх императоров

На сопках Маньчжурии. И над сопками

ервое крупномасштабное сражение в Маньчжурии началось в декабре 1915 года. Оно было кровавым и долгим – продолжалось больше месяца, однако для российского обывателя осталось практически незамеченным. Его затмили другие яркие события: бой в заливе Эт-Тина, захват Египта, наступление на Иерусалим, капитуляция Франции и Италии… На фоне судьбоносных побед битва у далёкого города Сыпингай воспринималась как нечто второстепенное. Но это было не так.

Главнокомандующий русской армией в Маньчжурии генерал Алексеев спланировал наступательную операцию по всем правилам военного искусства. На направлении главного удара он достиг необходимого превосходства над противником – полуторного в числе штыков и сабель, а также почти двукратного а артиллерии. Атаке предшествовала интенсивная четырёхчасовая артподготовка. Прорыв японской линии обороны и обход Сыпингая с восточной стороны казался предрешённым, но… На деле всё оказалось гораздо сложнее. Противник сопротивлялся с поразительным упорством, фанатизмом и фатализмом. Японские солдаты очень хорошо научились зарываться в землю и выживали там, где, казалось бы, выжить невозможно. Наша артиллерия полностью перепахивала передовые линии окопов, но японцы вылезали из разных щелей и встречали атакующие цепи прицельным винтовочным огнём. Русские и чехословацкие части трижды пытались взять штурмом вражеские позиции на участке между населёнными пунктами Лишу и Туаньшаньцзу, но каждый раз были вынуждены отступить. Артподготовка перед каждой атакой становилась всё ожесточённее, но выбить противника так и не удалось. Тут не помогли ни героизм простых солдат, ни рекомендации германских советников. После долгих споров генерал Алексеев уступил настоятельным просьбам-рапортам командира Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска барона Врангеля и дал тому возможность совершить пару кавалерийских рейдов по флангам, но и это не принесло никаких результатов кроме дополнительных потерь.

Сражение у Сыпингая завершилось только в январе шестнадцатого года. Его итоги не радовали: наступление сорвалось,

линия фронта на большинстве участков осталась прежней. Лишь на гористом восточном фланге русским войскам удалось захватить несколько важных высот и продвинуться вперёд на пять-шесть вёрст. Но плата за столь ничтожный успех была непомерной: 19 тысяч убитых и раненых, в том числе более пятисот офицеров. По строго засекреченным данным разведки, потери японцев были примерно вдвое меньше.

Генерал Алексеев выглядел мрачным, но выводы из случившегося сделал правильные. Маневренная тактика на данном театре невозможна из-за отсутствия коммуникаций и жёсткой привязки снабжения к железной дороге. Отсюда единственный путь к успеху: продолжать концентрировать силы, добиваясь трёхкратного, а если будет мало, то и четырёхкратного численного перевеса. Надо всеми мерами увеличивать концентрацию артиллерийских орудий на версту линии фронта в зоне предстоящего наступления. Количество снарядов, приходящихся на каждый ствол полевой артиллерии, должно быть увеличено в несколько раз – до полутора тысяч и более. В пехотных частях необходимо ввести ручные пулемёты.

Но даже в случае выполнения всех этих планов несомненно одно: битва за Маньчжурию будет длительной и неимоверно трудной.

Второе сражение у Сыпингая произошло через четыре месяца, в мае. В течение всего этого времени в Маньчжурию один за другим шли эшелоны с пополнением и оружием. Железнодорожники сделали невозможное: товарные составы на Транссибирской магистрали стали вдвое длиннее, а интервалы между поездами – втрое меньше. Военные грузы на Восток текли непрерывным потоком. Скорострельные трёхдюймовки, лёгкие горные пушки, крупнокалиберные крупповские гаубицы, ручные и станковые пулемёты… Тысячи тонн боеприпасов, продовольствия, медикаментов… Сапоги, шинели, папахи… Огромные табуны лошадей, вагоны упряжи… Автомобили, мотоциклеты, артиллерийские тягачи и даже новомодные диковинки – немецкие и французские самоходные бронированные лохани, иногда именуемые на «аглицкий манер» танками. В ХХ веке исход войны определяют прежде всего национальная экономика и техническая оснащённость армии. И Россия, поддерживаемая европейскими союзниками, просто обязана раз-

давить отсталого азиатского противника своей экономической мощью.

Цель была достигнута: перед новым наступлением генерал Алексеев располагал трёхкратным численным превосходством и в личном составе, и в артиллерии. Не говоря уже об аэропланах-бомбовозах, цеппелинах и прочей экзотической военной технике, которой у маршала Кавамуры не было и в помине.

Операция началась с яростного артобстрела японских позиций. Шесть часов непрерывной канонады превратили землю вокруг трёх линий окопов и блиндажей в безжизненную пустыню. И последующее наступление русской пехоты происходило в полной тишине. В них никто не стрелял, и солдаты этому не удивлялись. Трудно было представить, что в недавнем огненном аду мог кто-то выжить.

Правда, уже после боя выяснилось, что противник покинул свои позиции сразу после первых выстрелов, и русская артиллерия шесть часов стреляла по пустым окопам. На сей раз Кавамура приказал отступить к Чантуфу практически без сопротивления. Лишь во второй половине дня произошло несколько перестрелок – небольших стычек японского арьергарда с передовыми частями русских.

Столь лёгкий захват вражеских позиций для нашего командования стал неожиданностью. Алексеев подозревал, что противник задумал какую-то хитрость, и продолжал наступление крайне осторожно.

На самом деле Кавамура, не ввязываясь в генеральное сражение, преследовал сразу несколько целей. Во-первых, он знал о численном превосходстве противника и не хотел нести неоправданных потерь. Во-вторых, он отводил войска на заранее подготовленные позиции, оснащённые глубокими землянками, схронами и огневыми точками. Имелись все основания полагать, что оборонять новую линию фронта можно будет ещё эффективнее, чем предыдущую. В-третьих, маршал Кавамура выполнял распоряжение Токио: избегать потерь среди местного китайского населения. Япония всячески пыталась втянуть в войну Китай – как своего союзника, разумеется. И один из рычагов воздействия на диктатора Юань Шикая – недовольство мирных китайцев действиями русской армии, сеявшей смерть и наносившей огромный ущерб их хозяйству. В случае же упорной обороны Сыпингая многие китайские деревни неизбежно пострадали бы от японского огня, что в данный момент выглядело нежелательным.

Вторую неделю шли дожди. Это современные танки грязи не боятся, а тогдашние немецкие и французские «бронелохани» очень даже боялись. Опрометчиво выехав на поле гаоляна, новенькие «сен-шамоны» увязли в раскисшем чернозёме по самое немогу. Но ещё хуже было колёсной технике. Дивизион бронеавтомобилей «Даймлер-Путиловец» встречали в Сыпингае с цветами и музыкой, но броневики смогли отъехать от города всего на пять вёрст. Залитые обильными дождями грунтовые дороги оказались для тяжёлых машин непроходимыми. Чтобы вытащить застрявшую бронетехнику, с окрестных деревень согнали полторы сотни голов тяглового скота – пятьдесят быков и сто китайцев. Именно такую формулировку применил в поданном начальству рапорте командир бронедивизиона капитан Заблудский.

Надо заметить, что к следующему сражению противоборствующие стороны готовились каждая по-своему. Японцы трудились как муравьи – рыли окопы, строили люнеты, редуты, пулемётные огневые точки и закрытые артиллерийские позиции. Русские же вели себя как цыгане на свадьбе – играли на гармошках, распевали бойкие частушки и изредка постреливали из винтовок в сторону неприятеля. Но на самом деле генерал Алексеев и группа засекреченных немецких специалистов просто ждали погоды и нужного направления ветра. Ибо сражению при Чантуфу предстояло стать важной вехой в истории военного искусства, если только слово «искусство» здесь вообще уместно. Именно здесь 29 июня 1916 года впервые в истории было применено оружие массового поражения – удушающий газ.

Ранним утром со стороны деревни Судзягоу появились густые клубы грязно-жёлтого цвета. Ветер понёс их в направлении японских позиций. Это был хлор – подарок кайзера, доставленный из Германии специальным эшелоном. Более тысячи баллонов с газом, заранее установленные в окопах, две недели ждали своего часа – вернее, своего ветра.

Газ был тяжелее воздуха и потому буквально катился по земле широким – около шести вёрст – фронтом. На своём пути он убивал всё живое – людей, лошадей, домашний скот. По-

гибла даже растительность: листья на деревьях мгновенно пожелтели и опали, трава и посевы гаоляна почернели и легли на землю. Потери японской армии превысили десять тысяч человек; а столько было жертв среди мирного китайского населения, никто не считал. Когда русские войска и их союзники двинулись в наступление, их глазам предстало жуткое зрелище: вся обширная долина была усеяна трупами японцев, китайцев, лошадей, собак, кур и прочей живности. Медные пуговицы и пряжки ремней у мёртвых солдат стали ярко-зелёными – они покрылись толстым слоем окиси хлора.

Японский солдат неприхотлив, отважен и стоек, это неоспоримый факт. Но применение удушающих газов сломило его самурайский дух. Не ожидал он от просвещённых европейцев такой подлости. Все, кто выжил в химическом аду, были деморализованы и в панике бежали. Марафон, не имевший ничего общего с организованным отступлением, продолжался почти две недели, и лишь в пригороде Телина японские войска остановились передохнуть. Здесь бойцам вручили самодельные противогазы – пока лишь по одному на троих. Командованию было известно, что от отравляющих газов эти кустарные изделия не защищают, оно преследовало другие цели – успокоить солдат и хотя бы немного поднять боевой дух.

В Пекине факт применения химического оружия, ставшего причиной массовой гибели китайского мирного населения, вызвал бурю гнева. Но Юань Шикай проявил сдержанность и объявлять войну России, к неудовольствию Токио, не стал. Он знал, что война с северным соседом для его страны ничего кроме новых бед не принесёт. Вместе с тем диктатор-император повелел оказывать негласную поддержку партизанскому движению в Маньчжурии. В итоге численность банд хунхузов в тылу русской армии резко возросла, и для борьбы с ними пришлось создавать специальные охранные отряды, пикеты и укреплённые лагеря вдоль всей линии КВЖД.

Мунивердича вызвал командующий воздушной эскадрой полковник Никитин. В его кабинете в кресле сидел немолодой почтенный господин в кителе с погонами капитана 1-го ранга. Нил Нилыч представил гостя:

– Знакомьтесь: представитель МГШ Николай Николаевич Апостоли. Вам вместе предстоит выполнить особое задание –

совершить длительный полёт по необычному маршруту.

Фамилия каперанга показалась Мунивердичу знакомой. А когда Никитин добавил, что Николай Николаевич является признанным авторитетом в области фотографии, то – ба! – последние сомнения исчезли.

– Ах, так это ваши фотооткрытки с изображением кораблей продаются во всех книжных лавках?

Апостоли усмехнулся:

– Мои, мои… Только это в основном давнишние работы, ещё моих лейтенантских времён. Ныне обычная съёмка меня не привлекает – поднадоела изрядно. Так что полетим вместе фотографировать в совершенно другом ракурсе. Сверху.

Вот так волею судеб Мунивердич оказался причастен к зарождению аэрофотосъёмки – принципиально нового направления в области разведки и картографии.

На Дальнем Востоке для проведения воздушной разведки май – самый благоприятный месяц. Густые весенние туманы уже относительно редки, а затяжные летние дожди ещё не начались. Чтобы не терять время, «Цыпу номер семь» готовили к вылету в режиме аврала. Пока штурман прокладывал курс будущего маршрута, Мунивердич помогал основоположнику русской морской фотографии монтировать на нижнем переходном мостике массивную деревянную фотокамеру. Честно говоря, столь габаритный и тяжёлый аппарат ему доводилось видеть впервые. Апостоли пояснил: для съёмки с воздуха разрешение негатива должно быть максимальным, отсюда и размер фотопластинок – наибольший из возможных.

– Вы знаете, один мой немецкий коллега, доктор Юлиус Нойброннер, попытался использовать для воздушной фоторазведки дрессированных голубей. На птицу навешивалась миниатюрная фотокамера. Спуск затвора производился автоматически таймером. Вообще, доктор наизобретал множество всяких оригинальных штучек, потратил уйму времени и денег… Но, к сожалению, главный недостаток голубя – птичьи мозги – никак не исправить. Опыт показал, что из двадцати отснятых кадров девятнадцать уходят в брак. Да и те немногие снимки, которые можно считать полезными, обычно сделаны криво, бестолково и нерезко. К тому же мини-камера – вещь очень дорогая. Будет крайне досадно потерять её, если бедная птица-

фотограф станет обедом какому-нибудь соколу или коршуну. Так что из затеи моего коллеги ничего не вышло.

Перед экипажем цеппелина «Ц-7» была поставлена непростая задача: сделать фотоснимки японских укреплений и тыловых сооружений Порт-Артура. Мунивердич воспринял это задание с нескрываемой радостью. Нетрудно догадаться: несмотря на то, что линия фронта пока находится где-то глубоко в Маньчжурии, генштаб уже планирует операцию по освобождению Артура – города русской боевой славы. Гремислав много знал о Порт-Артуре: в отрочестве он любил читать заметки и рассматривать картинки в «Ниве» и «Иллюстрированной летописи Русско-японской войны». Тогда он мечтал оказаться на сражавшихся артурских бастионах. И вот теперь судьба дарит ему шанс взглянуть на легендарный город-крепость с высоты птичьего полёта.

Перелёт через Маньчжурию был довольно рутинным и очень долгим – почти двое суток. В районе Гирина цеппелину пришлось бороться с сильным встречным ветром, из-за чего его скорость упала до 10 км/ч. Мученье продолжалось пять часов; злой как чёрт старлей Рихтер уже был готов возвращаться назад, но тут ветер стал ослабевать. Легли на прежний курс. Береговую черту пересекли в районе бухты Бизцыво, там определились с местом. К конечной цели – Порт-Артуру – подлетели ночью и несколько часов до рассвета кружили над морем южнее мыса Лаотешань.

С первыми лучами солнца капитан 1-го ранга Апостоли обратился к командиру цеппелина Рихтеру:

– Эдуард Францевич, над объектом прошу вас лететь пониже и как можно медленнее, иначе фотоснимки могут получиться смазанными.

Рихтер с изумлением посмотрел на именитого фотографа:

– Николай Николаевич, прошу прощения, мы с вами не на увеселительной прогулке! По нам, кстати, наверняка будут стрелять.

Апостоли нахмурился:

– На войне всегда стреляют, на то она и война. Но если фотоснимки будут нерезкими, значит, наша экспедиция окажется бесполезной, а задание невыполненным.

Рихтер стиснул зубы и скомандовал:

– Курс норд-тень-ост 21 градус, высота 500 метров, скорость 55 километров!

Вероятно, с маяка Лаотешань было хорошо видно, как воздушный крейсер развернулся и, сверкнув серебристой обшивкой, двинулся в сторону Тигрового полуострова. Так что японцы определённо знали о его приближении и, вероятно, сейчас докладывали по телефону в штаб. Если, конечно, наблюдатели на маяке бодрствовали, а не досматривали утренние сны.

В этом полёте Мунивердича назначили помощником Апостоли. Вместе с мэтром-фотографом они находились на открытом переходном мостике, рядом с установленной там камерой. Мунивердичу поручалось подавать чистые фотопластинки и относить в кормовую гондолу отснятые. Работа была не слишком квалифицированной, но Гремислав сознательно вызвался её выполнять, так как в будущем планировал оснастить цеппелин штатной фотокамерой. Внутренний голос подсказывал ему, что такой аппарат будет очень полезен при выполнении боевых операций.

…А внизу под брюхом огромного летательного аппарата проплывала коса Тигровый Хвост – её очертания, знакомые Мунивердичу по картам минувшей войны, невозможно спутать с каким-либо другим местом на планете. Сверху было хорошо видно, эта извилистая оконечность полуострова действительно похожа на хвост хищника из семейства кошачьих.

Сделав тридцать снимков, Апостоли потребовал развернуться и пролететь над береговыми укреплениями крепости – от форта № 2 до Высокой горы. Но в этот момент носовая гондола цеппелина начала как-то странно позвякивать. А когда одновременно с позвякиванием что-то просвистело над ухом рулевого Шкуратова, стало ясно: это японские пули. По цеппелину стреляли и довольо метко.

– Слить балласт из цистерн номер два и четыре! Высота тысяча метров! – скомандовал Рихтер, и цеппелин начал быстро подниматься всё выше и выше. Позвякивания продолжались, но теперь они стали реже.

– Мы отсняли только половину стёкол! – закричал Апостоли и приказал своему ассистенту: Скорее бегите в рубку и передайте командиру: нужно сделать второй круг!

Но Мунивердич не успел ещё добежать до передней гондолы, как фотокамере что-то щёлкнуло – в неё попала винтовочная пуля. Мэтр вскрикнул будто от боли – видимо, он настолько сросся со своим любимым инструментом, что его ранение он чувствовал как своё.

Рихтер слушать вбежавшего в рубку Мунивердича не стал. Вместо этого он приказал:

– Экстренно набираем предельную высоту и ложимся на обратный курс!

И сделал он это вовремя: из кормовой гондолы пулемётчик сообщил по телефону:

– У нас за кормой японские истребители! Веду по ним огонь.

Как назло, небо было чистым, что напрочь лишало возможности скрыться в облаках. Поэтому единственным надёжным способом защиты от вражеских самолётов был подъём на высоту, недоступную для обычных аэропланов. «Ну, Цыпонька, не подведи!» – прошептал Мунивердич. Слив весь балласт и яростно отстреливаясь из всех восьми «максимов», «Ц-7» стремительно набирал высоту. От резкого перепада давления и разреженного воздуха у экипажа закладывало уши, кружилась голова и замедлилась реакция. Особенно тяжко было капитану 1-го ранга Апостоли – ввиду его возраста и отнюдь не блестящего состояния здоровья.

На высоте 4500 метров японские самолёты и огонь с земли цеппелину уже не угрожали, но к высотной болезни добавился дикий холод. Тёплая одежда не помогала – воздухоплавателей знобило так, что зубы отбивали чечётку. К тому же усилившийся боковой ветер сносил воздушный крейсер к осту, и штурман Кондратов боялся сбиться с курса. К счастью, внизу показались острова – это был архипелаг Эллиот. Уточнив по их очертаниям своё место, Рихтер приказал стравить часть водорода и снизиться до высоты в тысячу метров. Шансы попасть под огонь неприятеля теперь были ничтожно малы, к тому же впереди виднелся облачный фронт.

«Ц-7» вернулся в Стрелку лишь через пять суток после вылета. Сослуживцы устроили экипажу цеппелина торжественную встречу. Они уже были не на шутку встревожены долгим отсутствием «семёрки» и искренне обрадовались её возвращению. На проявленных фотопластинках выявилось много интересных подробностей инфраструктуры и оборонительных сооружений Порт-Артура, так что в Петербурге посчитали задание успешно выполненным. Месяц спустя экипажу «Ц-7» была объявлена Высочайшая благодарность.

В июне «Цыпу номер семь» завели в крытый ангар для текущего ремонта. Тогда и выяснилось, что во время своего рейда на Порт-Артур цеппелин получил 98 пулевых пробоин. Просто чудо, что никто из экипажа воздушного корабля не пострадал.

Как нередко случается, на войне судьбоносные решения принимаются далеко от линии фронта. Далеко – во всех смыслах.

Секретная телеграмма, пришедшая в штаб маршала Кавамуры из Токио, ввергла её адресата в состояние шока. Командующему Маньчжурской армией предписывалось в срочном порядке провести полную передислокацию вверенных ему войск. Армию надлежало разделить на две. Первая, командовать которой надлежало самому Кавамуре, занимала новые позиции на правом фланге – с северо-востока на юго-запад, вдоль рек Хуньцзян и Айхэ, перекрывая таким образом направление возможного удара противника в направлении Кореи. На нынешних позициях оставалась вторая армия, командовать которой поручалось герою Циндао генералу Камио Мицуоми.

В кратких комментариях начальник генерального штаба Японии маршал Хасегава Ёсимити лично от себя пояснял приказ следующими аргументами. Смещение линии фронта к Мукдену и огромная концентрация неприятельских сил в Маньчжурии создавали серьёзную угрозу Корее. По имеющимся агентурным сведениям, Россия и её союзники готовятся открыть второй фронт и начать наступление в сторону Корейского полуострова. Надо ли говорить, что для Японии Корея имеет важнейшее значение. Куда более важное, чем юг Маньчжурии и Квантунский полуостров. Передислокация первой армии в меридиональном направлении должно воспрепятствовать возможному наступлению русских. Кроме того, в случае дальнейшего перемещения маньчжурского фронта на юг она будет угрожать противнику ударом с тыла и вынудит того рассредоточить свои силы.

Кавамура был категорически не согласен. В ответной шифрограмме он изложил свою позицию. Во-первых, разделение сил недопустимо ослабит оборону на главном направлении удара противника и в конечном счёте существенно облегчит русским выполнить их главную задачу – захватить Квантунский полуостров и Порт-Артур. Потеря нами Порт-Артура будет иметь очень важное моральное значение. Во-вторых, возможность удара первой армии в тыл неприятеля крайне сомнительна. При существующем соотношении сил наше наступление вряд ли мо-

жет стать успешным. Да и вообще, растягивать линию фронта не в наших интересах. В-третьих, проблему защиты Кореи куда целесообразнее решить, не ослабляя Маньчжурскую армию. Для этого достаточно создать оборонительные линии в районе корейско-китайской границы и разместить там несколько вновь сформированных пехотных дивизий. Отсутствие дорог и труднодоступный горный рельеф региона позволят успешно противостоять потенциальному вторжению сравнительно малыми силами.

Увы, граф Хасегава Ёсимити не согласился с доводами своего коллеги. Маршал Кавамура попытался подать в отставку, но та не была принята. В конце концов ему пришлось выполнять приказ. В течение октября девять дивизий, составивших вновь сформированную 1-ю Маньчжурскую армию, перешли через хребет Фэншуйлин и заняли новые позиции, теперь растянувшиеся по вершинам сопок от городка Дунхуа до Фынхуанчена. Оставшиеся восемь дивизий, ныне представлявшие собой 2-ю Маньчжурскую армию, перешли под командование генерала Камио.

Генерал Алексеев с недоумением читал шифрограммы разведки о странных манёврах неприятеля. Он долго не мог поверить, что японцы преподнесли ему такой подарок. Но когда все сомнения отпали, едва не захлебнулся от восторга. Ещё бы: заветная цель – город-герой Порт-Артур – теперь становилась гораздо ближе!

В начале ноября 1916 года на подступах к Мукдену развернулось очередное крупномасштабное сражение. Опрометчивое решение японского генштаба ослабить свои силы на основном направлении обеспечило генералу Алексееву весьма благоприятные условия для наступления. Используя более чем трёхкратное преимущество в силах, русские войска теснили противника по всему фронту. Японцы впервые применили против атакующих отравляющие газы, но неудачно: переменившийся ветер отнёс ядовитые облака хлора на них самих. Дважды использовали газовые атаки и русские войска. Однако эффект от применения хлора на сей раз оказался незначительным: обе стороны успели оснастить свои войска противогазами и отделались минимальными потерями. Гораздо больше ущерба японцам нанёс обстрел химическими снарядами, впервые применённый артиллеристами чехословацкого корпуса. Их боеприпасы были снаряжены маслянистой жидкостью с запахом чеснока. Это новое химическое оружие чехам подарили немцы. Оно представляло собой вещество кожно-нарывного действия: человек получал тяжёлое отравление при любом контакте с ним, и противогаз тут не служил защитой. Жертвами химического артобстрела стали примерно триста японских солдат и офицеров. По месту своего первого применения – позиций у реки Ляохэ – новое вещество получило наименование ляохит.

После недели упорных боёв генерал Камио отдал приказ отходить к Ляояну. В штабе генерала Алексеева ликовали. Какие знакомые слова: Мукден, Ляоян!

– Господа! Поздравляю вас с блестящей победой! – голос главнокомандующего звучал особо торжественно. – Начался обратный отсчёт времени, и я не сомневаюсь, что через два-три месяца мы пройдём победным строем по улицам города русской воинской славы Порт-Артура! Ура!

Из «Летописи Великой войны», сентябрь 1916 г.

«Гибель цеппелина «Ц-6». …Когда до базы Стрелок оставалось каких-нибудь тридцать-сорок миль, воздушный крейсер «Ц-6» сообщил по радио: впереди густые тучи, сверкают молнии. Командир цеппелина старший лейтенант Эверс объявил о намерении подняться на предельную высоту, чтобы пройти над облаками. Но выполнить этого он не смог: то ли запоздал, то ли у дирижабля имелись какие-то повреждения… Последнее сообщение, принятое от него береговым радиотелеграфистом, гласило: «На высоте в две тысячи метров попали в грозовой фронт». Затем связь с «шестёркой» прервалась.

Через несколько дней стало известно, что с дозорного миноносца «Твёрдый», находившегося в проливе Аскольд, наблюдали грозу и необычное явление: в один момент облака на горизонте вдруг окрасились в ярко-оранжевый цвет, и образовался огненный шар диаметром не менее километра. Сейчас можно с полной уверенностью утверждать: экипаж миноносца стал свидетелем гибели цеппелина «Ц-4». Скорее всего, в него попала молния.

Теоретически удар молнии в цеппелин не опасен: алюминиевая конструкция воздушного судна является своеобразным громоотводом, и заряд электричества протекает по каркасу, а затем выходит наружу. Но это только в том случае, если оболочка не повреждена, и газ из баллонетов не травится. Если же происходит утечка водорода, то в воздухе и под наружной обо-

лочкой образуется взрывоопасная смесь. Очевидно, на «Ц-6» именно так и было.

Никаких следов на поверхности Японского моря не осталось: огромный объём находившегося под обшивкой водорода испепелил всё, что могло держаться на воде, а искорёженные металлические конструкции мгновенно ушли на дно. Все находившиеся на борту 18 человек, включая командира старшего лейтенанта Эверса 2-го, погибли. За боевые успехи, достигнутые в течение десяти месяцев войны, все члены экипажа были посмертно удостоены различных наград».