Союз трёх императоров

Битва у Скагеррака

звестный факт: на войне заблуждения стоят неимоверно дорого. Любовь «Владычицы морей» к линкорам и крейсерам привела к парадоксальной ситуации: британский флот был сильнейшим в мире, но при этом на морях и океанах терпел одно поражение за другим. Череда позорных оплеух в Эгейском море, потеря Мальты, Гибралтара и Суэцкого канала, да тут ещё эти чёртовы подводные лодки!.. Смена британского военно-морского командования стала неизбежной. Черчилль и Фишер ушли в отставку. Новым Первым лордом Адмиралтейства, то есть морским министром, стал Артур Бальфур, а Первым морским лордом – адмирал Генри Джексон. Оба были интеллектуалами-теоретиками – имели учёные степени и научные труды, но… у них напрочь отсутствовали такие необходимые на войне качества, как решительность, способность быстро действовать и брать на себя ответственность за допущенные ошибки. Они хорошо смотрелись бы на академической кафедре, но не на высших постах Ройял Нэйви в столь критичное для империи время. К тому же Генри Джексон был типичным «паркетным адмиралом» – за последние шесть лет он ни разу не выходил в море и потому среди «морских волков» не пользовался никаким авторитетом.

А положение «Владычицы морей» стремительно ухудшалось. К апрелю 1916 года (то есть ещё до начала ввода в строй подводных лодок новой программы) на счету немецких, русских и австрийских субмарин было 211 потопленных английских торговых судов общим тоннажем более полумиллиона тонн. Тогда Адмиралтейству подобные цифры казались огромными, но на самом деле это были даже не цветочки, а ещё бутончики. Ягодки созрели полгода спустя, когда потери британского торгового флота возросли на порядок!

Тем не менее, уже первые результаты подводной войны начали сказываться на экономике страны. Из-за дефицита продуктов в метрополии ввели продовольственные карточки. С полок магазинов исчез мармелад – любимое лакомство англичан. Дома и промышленные помещения не отапливались – ощущалась нехватка топлива. Из-за многократно выросшей цены на бензин автомобилей на улицах Лондона становилось всё меньше – они вновь уступили место гужевому транспорту.

Моральное состояние общества становилось удручающим. Жителей Британских островов угнетало то, что сильнейший в мире флот бездействовал – нанести поражение врагу он то ли не хотел, то ли не мог. Стране как никогда нужна была громкая победа, способная вызвать моральный подъём, всплеск патриотизма. В сложившейся ситуации достичь этого можно лишь одним путём: разбить неприятеля в генеральном сражении на море. Вот ведь ирония судьбы: величайшую в истории морскую битву довелось осуществить вовсе не лихим авантюристам Черчиллю и Фишеру, а осторожным академистам Бальфуру и Джексону…

В начале апреля 1916 года военно-морскую базу Скапа-Флоу на Оркнейских островах, где находились основные силы Гранд Флита, посетили король Георг V, военный министр лорд Китченер и высшие чины Адмиралтейства. Высокие гости прибыли на неприметном, но быстроходном эсминце «Тартар». Чтобы свести к минимуму возможность атаки вражеской субмариной, эсминец весь путь от Глазго до Скапа шёл полным ходом, а королевский штандарт в целях соблюдения секретности на мачте не поднимался. Ещё два однотипных эсминца сопровождали импровизированную яхту в качестве эскорта.

Церемония встречи первых лиц государства выглядела весьма скромно. Команды кораблей в почётные шеренги не выстраивались – протокольные почести мирного времени в британском флоте были отменены. Монарха и его свиту у трапа приветствовали только офицеры. Причём все они были без эполет, аксельбантов и холодного оружия – от всех этих парадных атрибутов на время войны тоже отказались.

На совещание, состоявшееся в кают-компании флагманского линкора «Айрон Дьюк», были приглашены командиры соединений и некоторых наиболее крупных кораблей. Тон встрече задал военный министр:

– Славные традиции Королевского флота… Меч против русско-прусского милитаризма и деспотизма… Общественность ждёт от великого флота великой победы!

Не менее пафосно выступили Бальфур и Джексон. Монарх же, взявший слово последним, был чрезвычайно краток.

– Родина ждёт, что каждый из вас с честью исполнит свой долг, – процитировал он Нельсона и поднял бокал с шампанским.

Стало ясно, что генеральное сражение двух линейных флотов отныне неизбежно. И произойдёт оно очень скоро – месяца через два, а то и раньше.

Утром 23 мая на Копенгагенский рейд вошли два корабля-исполина – линейные крейсера «Измаил» и «Бородино». Сопровождавшие их эсминцы-«новики» стали на якорь мористее. Через двадцать минут к борту штабного судна «Кречет» подвалил моторный катер с флагманского «Бородино». По трапу поднялся командующий прибывшим отрядом контр-адмирал Свиты Его Императорского Величества Михаил Весёлкин. На палубе его встречал командующий Балтфлотом вице-адмирал Канин.

– С благополучным прибытием вас! – приветствовал гостя командующий. – Вижу, вижу ваших богатырей! Обратно поедем вместе – мне не терпится побывать на новых кораблях. Очень хочется взглянуть на них поближе.

Весёлкин улыбнулся:

– Разумеется. Подготовка к смотру ведётся полным ходом. Только, Василий Александрович, мне бы хотелось узнать последние новости о подготовке операции… Успеем ли мы принять в ней участие?

– Отряд вице-адмирала Бахирева в составе четырёх линкоров включён в состав Хохзеефлотте и будет действовать совместно с эскадрой Хиппера. Прикрывать отряд будут 1-й и 3-й дивизионы эсминцев под общим командованием капитана 1-го ранга Щастного. Возможно, в состав главных сил также войдут «Андрей» и «Павел».

– Меня интересует участие моих линкоров, – уточнил Весёлкин.

– Увольте, Михал Михалыч! – удивился Канин. – Оба ваших корабля только-только приняты флотом. Экипажи не сплаванные, техника ещё не освоена… Вам нужно как минимум месяца три усиленной подготовки, и только потом можно будет говорить о включении линкоров в первую линию.

– Смею вас заверить: экипажи отлично освоили свои корабли в процессе заводских испытаний. Я в этом абсолютно уверен. За время перехода из Кронштадта в Копенгаген не произошло ни одного сбоя или отказа техники. Все офицеры рвутся в бой и будут разочарованы, если долгожданное генеральное сражение с Гранд Флитом пройдёт без них. Я тоже считаю, что наши корабли – сильнейшие в мире, и потому обязаны участвовать в предстоящей операции.

– Нет, я этого позволить не могу! Мы не можем рисковать столь ценными боевыми единицами.

– Василий Александрович! Прошу вас – под мою личную ответственность!

Командующий Балтийским флотом поправил указательным пальцем пенсне на переносице и строго посмотрел снизу вверх на румяного богатыря Весёлкина:

– Хорошо, мы рассмотрим ваше предложение на завтрашнем совещании. Послушаем, что скажут младшие флагманы. Но заявляю вам ещё раз: лично я буду против!..

По силуэту новые сверхдредноуты были похожи на своих предшественников типа «Севастополь» – те же разнесённые по длине корпуса трёхорудийные башни главного калибра, две толстые дымовые трубы, невысокие мачты, почти полное отсутствие надстроек… Но чем ближе к ним подходил адмиральский катер, тем заметнее становилась разница. Водоизмещение «измаилов» в нормальном грузу составляло 34 тысячи тонн – в полтора раза больше, чем у «севастополей». Корпус был значительно длиннее, надводный борт, особенно в носу, выше. Но самое сильное впечатление производила артиллерия. Двенадцать чудовищных 14-дюймовых орудий могли за один залп выбросить 8976 кг взрывчатки и стали, в то время как 12-дюймовки линкора «Севастополь» – 5652 кг. Но это ещё не всё. Огромная длина орудийных стволов – 52 калибра или 18,5 метра – обеспечивала тяжёлому 750-килограммовому снаряду очень высокую для такого веса начальную скорость – 731 м/с. Ну, а если к сказанному добавить 28-узловую скорость линейного крейсера, то мнение об «Измаиле» как о самом сильном артиллерийском корабле мира начинает выглядеть небезосновательным. Новый корабль представлял собой подлинный шедевр, символ достижений отечественного судостроения. Да и не только судостроения – научно-технического прогресса вообще.

Вахтенный офицер линейного крейсера «Бородино» Митенька Климентьев – или, если следовать официозу, мичман Климентьев 3-й – пристально вглядывался в подходивший к парадному трапу катер, пытаясь по виду адмирала Весёлкина понять, с какими вестями тот прибыл из штаба. Час назад мичман заключил с гардемарином Радивановским пари на серебряный рубль: он считал, что им в ближайшие пару недель предстоит серьёзное дело, а его оппонент был уверен в обратном. Мол, осторожный командующий флотом ни за что не станет риско-

вать новейшими кораблями, и в предстоящей операции Флот Открытого моря будет действовать без них. Примечательно, что о вроде как секретном плане выхода в Немецкое море для генерального сражения знали поголовно все моряки.

Весёлкин взбежал по трапу, мимолётно козырнул вытянувшемуся вахтенному мичману и в сопровождении адъютанта помчался на шкафут. «Ага, – подумал Митенька. – Похоже, мой капитал увеличился на рубль!».

Митенька был однокашником Казанцева, Мунивердича и Аренса. В Морском корпусе к нему почему-то приклеилось прозвище Прынц. Возможно, из-за своего высокомерия или из-за манер, казавшихся его товарищам аристократическими. По происхождению он был из родовитых, но небогатых дворян; учился довольно хорошо, однако во время морской практики сильно страдал от качки, из-за чего среди сокурсников часто становился объектом насмешек. Отец Климентьева, отставной полковник-кавалерист, с детства приучил Митю к верховой езде, но тот, подобно Казанцеву, вдруг захотел стать моряком. Потом, оказавшись на практике на учебном судне «Верный», он слегка засомневался в правильности своего выбора, но было уже поздно. После выпуска из Морского корпуса Климентьев попал гардемарином на строившийся линейный крейсер «Бородино». Начало карьеры складывалось удачно: участие в постройке и испытаниях корабля позволило хорошо изучить его материальную часть, а пребывание в Петербурге и Кронштадте – окончить Артиллерийский класс без отрыва от службы. Через год Климентьев получил чин мичмана, а ещё через восемь месяцев стал командиром плутонга противоминных 130-мм орудий.

На построении перед спуском флага было объявлено, что русская эскадра в составе шести дредноутов войдёт в состав главных сил объединённого российско-германского флота. Командующим эскадрой назначается вице-адмирал Бахирев, а младшим флагманом – контр-адмирал Весёлкин. Экипаж «Бородино» встретил эту новость дружным «ура».

Для Михаила Коронатовича Бахирева, произведённого в вице-адмиралы всего две недели назад, весть о том, что именно он, а не Колчак, возглавит русскую эскадру, стала неожиданностью. Конечно же, он обрадовался: судьба дарит ему уникальный шанс войти в историю! Зато Михаил Михайлович Весёлкин решению командующего Атлантическим флотом адмирала

Колчака остаться на берегу нисколько не удивился. В личной беседе с Бахиревым он выразил свою мысль так:

– Я хорошо знаю Александра Василича: он ни за что не согласится быть на вторых ролях. Оказаться в подчинении, пусть даже формальном, у адмирала Шеера – это не для него. А-Вэ всегда должен быть первым, должен быть главным, и никак иначе!

Был и ещё один повод для нежелания Колчака подчиняться командующему Флотом Открытого моря, о котором Весёлкин не стал говорить вслух. Дело в том, что Рейнхард Шеер не был дворянином. Его продвижение по службе шло с трудом, но всё же благодаря выдающимся способностям он пробился наверх. Заметим, что в Российской империи, где в Морской корпус принимали только потомственных дворян, такая карьера была просто невозможной. А для русского адмирала сама мысль, что ему придётся выполнять приказы безродного выскочки, казалась оскорбительной.

В отличие от Колчака, адмирал Весёлкин был куда толерантнее и к титулам особого почтения не испытывал. Он относился к тому редкому типу отцов-командиров, которых все любили – и офицеры, и нижние чины. Ещё бы его не любить: весельчак и чудо-богатырь, знаток кулинарных тонкостей и дамский угодник, обладатель громоподобного голоса и талантливый декламатор скабрёзных анекдотов… Он был личным другом государя императора и адъютантом морского министра. Конечно, под горячую руку Весёлкину лучше было не попадаться, но вспыльчивость в нём сочеталась с отходчивостью. Злопамятность – не его черта. Вообще, Мих-Мих, как звали его меж собой младшие офицеры, во многом был очень похож на своего черноморского коллегу князя Трубецкого. Разве что внешность имел более щёгольскую. Например, его лихо закрученные напомаженные усы не только прочно вошли во флотский фольклор, но и породили целый сонм подражателей. В числе последних в будущем окажется даже такая знаменитость, как испанский пижон и повеса Сальвадор Дали.

Линкоры адмирала Буэ де Лапейрера прибыли в Англию уже с сильным некомплектом команды, а из-за последовавшего вскоре массового дезертирства численность их экипажей вообще сократилась до тридцати-сорока процентов от штат-

ной. Призывы к отмщению и борьбе с нашествием варваров до победного конца не находили в сердцах французских моряков никакого отклика. Ну не хотели они воевать! Англичане пытались доукомплектовать корабли своего ненадёжного союзника франкоязычными канадцами из Квебека, но и эта затея удалась лишь частично. В итоге из семи укрывшихся в Портсмуте французских дредноутов три пришлось поставить на прикол. В более-менее боеспособном состоянии поддерживалась лишь троица наиболее сильных линкора типа «Бретань», вооружённых 340-мм артиллерией. В марте они под флагом командующего французским флотом перешли из Портсмута в Скапа-Флоу. В конце апреля к ним добавился четвёртый дредноут – 12-дюймовый «Франс». Экипаж на него удалось собрать с огромным трудом. Здесь были и завербованные в африканских колониях французы, и марокканские рыбаки, и вольнонаёмные креолы с Карибских островов… Особенно впечатляли кочегары-сенегальцы: чёрные и лоснящиеся от пота, они, казалось, сами были сделаны из антрацита.

Честно говоря, слабо вооружённый и маломореходный «Франс», с его плохо обученной разношёрстной командой, вряд ли мог стать хоть каким-то усилением британского Гранд Флита. Но тут был важен моральный эффект. Само название корабля весьма символично: Лондону надо было продемонстрировать, что Франция продолжает бороться. А капитулировавшие в Версале коллаборационисты – суть предатели, которым в будущем ещё предъявят счёт…

Пожалуй, ещё никогда в истории не собиралась в одном месте столь колоссальная морская сила… Утром 31 мая 1916 года настал звёздный час пресловутой «эпохи маринизма», критерий истины для проверки теорий Тирпица, Мэхена и Коломба. Стальные чудовища Гранд Флита двумя параллельными колоннами шли на восток, алча встретить своего противника и разорвать его в клочья. С разведывательного дирижабля обе колонны выглядели исполинскими дымящими змеями, хвосты которых сплетались где-то далеко за горизонтом. Это было утро Великой Битвы.

Во главе первой колонны шёл линейный корабль «Айрон Дьюк» под флагом командующего Гранд Флитом адмирала Джона Джеллико. Ему в кильватер следовали 1-я и 4-я эска-

дры линкоров и эскадра линейных крейсеров контр-адмирала Хорейшио Худа. Замыкала линию баталии 2-я эскадра броненосных крейсеров контр-адмирала Херберта Хита в сопровождении нескольких соединений лёгких крейсеров и эсминцев.

Вторую колонну Гранд Флита возглавляла мощная 5-я эскадра линкоров контр-адмирала Хью Эван-Томаса, состоявшая из семи новейших дредноутов с 15-дюймовой артиллерией. За ней шли 2-я эскадра линкоров вице-адмирала Мартина Джеррама и 6-я французская эскадра линкоров вице-адмирала Буэ де Лапейрера. В арьергарде находилась 1-я эскадра броненосных крейсеров под флагом контр-адмирала барона Роберта Арбетнота. Колонну также сопровождали лёгкие крейсера и эсминцы.

Но это ещё не всё. Впереди обеих кильватерных колонн двигался авангард – эскадра линейных крейсеров вице-адмирала сэра Дэвида Битти. В общей сложности численность британской армады вместе с французским «довеском» составляла 167 кораблей, в том числе 43 дредноута.

Этим же утром навстречу Великому Флоту двигалась другая армада, чуть меньшая по численности, но столь же грозная. Впереди Хохзеефлотте, то есть Флота Открытого моря, шёл быстроходный авангард – эскадра линейных крейсеров адмирала Хиппера и дивизия русских линкоров вице-адмирала Бахирева, к которой была присоединена полудивизия линейных крейсеров контр-адмирала Весёлкина. Авангард сопровождали 6 немецких лёгких крейсеров и два дивизиона русских эсминцев, в том числе 7 новейших типа «Новик». Далее с некоторым отрывом следовали главные силы флота – 18 линкоров во главе с «Байерном» под флагом адмирала Рейнхарда Шеера. Роль мобильного резерва играла кильватерная колонна из восьми линкоров-додредноутов, во главе которой шли русские корабли «Андрей Первозванный» и «Император Павел I». Главные силы флота сопровождали крейсера и многочисленные эсминцы. В цифрах русско-германский флот выглядел так: 143 вымпела, в том числе 30 дредноутов, 8 броненосцев, 29 крейсеров и 76 эсминцев. Кроме того, действия объединённого флота поддерживали семь цеппелинов и 18 подводных лодок, расставленных впереди на путях вероятного появления противника.

Авангардные силы обеих сторон – линейные крейсера Битти и Хиппера сошлись в 15:58 в южной части пролива Скагеррак. Первым открыли огонь немцы, англичане ответили почти сразу. Оба соединения шли на зюйд-вест сходящимися курсами со скоростью около 25 узлов. Хиппер, видя, что уступает противнику, намеревался заманить британский авангард под огонь главных сил Флота Открытого моря, которые находились немного южнее. В течение этого этапа сражения, который позже аналитики назовут «бегом на юг», фортуна сопутствовала Хипперу. Уже на первых минутах боя немецкий снаряд, поразивший среднюю башню флагманского линейного крейсера «Лайон», едва не отправил корабль на дно: от катастрофы спасло лишь экстренное затопление пороховых погребов. Вскоре одиннадцатидюймовые снаряды «Фон дер Танна» уничтожили линейный крейсер «Индефатигебл», а затем «Дерфлингер» и «Зейдлиц» расправились с «Куин Мэри». Погибшие дредноуты унесли с собой жизни почти 2300 британских моряков. Тогда-то Дэвид Битти и произнёс свою знаменитую фразу: «Что-то неладное творится с этими чёртовыми линейными крейсерами!»…

Наблюдая в бинокль за первой фазой боя, контр-адмирал Весёлкин сострил, передразнивая малоросскую речь:

– У Битти даже фамилия говорит, что его трэба бити!

Окружавшие его офицеры засмеялись. Русские корабли из-за большой дистанции огня пока не открывали, но артиллеристы готовы были сделать это в любую минуту. Настроение у личного состава было приподнятым: все понимали, что впереди – их звёздный час, испытание, к которому они готовились долгие годы.

Первый раунд боя Хиппер выиграл вчистую, однако вскоре его положение резко осложнилось. К кораблям Битти подоспела 5-я эскадра линкоров контр-адмирала Эван-Томаса, каким-то чудом ухитрившаяся развить ход более 24-х узлов. Сверхтяжёлым пятнадцатидюймовым снарядам новейших дредноутов не могла противостоять даже самая совершенная крупповская броня германских кораблей. «Лютцов», «Мольтке», «Фон дер Танн», «Зейдлиц» один за другим стали получать чувствительные удары. Туго пришлось бы Хипперу, если бы не своевременная помощь русских союзников…

Эскадра вице-адмирала Бахирева организационно входила в состав авангардных сил и подчинялись Хипперу, однако последний предоставил русскому коллеге достаточно большую свободу действий. В начале боя шесть русских линкоров шли в сопровождении эсминцев самостоятельной группой немно-

го позади линейных крейсеров Хиппера. Но когда последние увеличили ход до 25-ти узлов, корабли Бахирева начали отставать. Лишь последовавшее затем маневрирование противоборствующих сторон позволило русским дредноутам подойти к месту боя и с ходу включиться в артиллерийскую дуэль.

Михаил Коронатович Бахирев держал флаг на линкоре «Петропавловск»; за ним строем кильватера шли однотипные «Полтава», «Гангут» и «Севастополь». Гораздо более крупные и мощные дредноуты «Измаил» и «Бородино» были поставлены замыкающими, так как уровень подготовки их экипажей вызывал некоторые сомнения. На последнем корабле находился младший флагман контр-адмирал Весёлкин.

Следует заметить, что для дредноутов Балтийского флота это сражение стало их первым реальным боестолкновением; ранее нашим кораблям приходилось выполнять только учебные стрельбы. И вдруг – сразу оказаться в преисподней! Поскольку противниками русской эскадры стали самые сильные корабли в мире…

Да, это не преувеличение. Британская 5-я эскадра состояла из семи новейших линкоров типов «Куин Элизабет» и «Ривендж». Все они имели полное водоизмещение более 30 тысяч тонн, развивали скорость 23-24 узла, были защищены бронёй толщиной до 300 мм и, что самое главное, несли по восемь сверхмощных 381-мм пушек, стрелявших снарядами весом по 880 кг! Эта артиллерия на данный момент считалась непревзойдённой; с ней могли сравниться орудия главного калибра только немецких линкоров «Байерн» и «Баден». Однако германские 380-мм пушки имели всё же более лёгкие снаряды; и к тому же немцы располагали пока лишь двумя линкорами такого ранга, а англичане – семью. Причём их могло бы быть восемь, если бы не бой в заливе Эт-Тина, предрешивший участь головного корабля «Куин Элизабет». Который в итоге уже почти полгода покоился на дне гавани Александрии в далёком Египте…

Отдавая команду открыть огонь, вице-адмирал Бахирев осознавал, сколь опасен его противник. Не были для него секретом и недостатки его собственных кораблей: слабая броневая защита, плохая мореходность и малая дальность плавания. Но знал он и о достоинствах: удачном размещении артиллерии, высокой начальной скорости снаряда, значительном числе стволов главного калибра, оптимальном для ведения пристрелки и залповой стрельбы. Поэтому Бахирев перед открытием огня по-

строил линкоры строем уступа и выбрал максимально острый курс, чтобы тяжёлые вражеские снаряды рикошетили от вертикальных броневых плит.

Линкоры типа «Севастополь» безусловно уступали свои противникам: по водоизмещению и толщине бортовой брони – на треть, по весу снаряда главного калибра – вдвое. Правда, число стволов главной артиллерии – 12 против 8 – позволяло буквально забрасывать противника усовершенствованными «послецусимскими» снарялами, начинёнными уже не пироксилином, а гораздо более мощным тринитротолуолом. Если же учесть и более высокую начальную скорость русских снарядов, обеспечивающую отличную бронепробиваемость, то при умелом использовании этих преимуществ шансы на победу у дивизии Бахирева были отнюдь не нулевыми.

Что касается линейных крейсеров типа «Измаил», то они и английские линкоры типа «Куин Элизабет» теоретически были примерно равными соперниками. По толщине вертикальной брони некоторое преимущество имели англичане, по горизонтальной защите, важной при больших дистанциях боя, когда снаряды падают под большим углом, превосходство оставалось за «Измаилом». Английские 15-дюймовые снаряды были тяжелее русских, но главный калибр «Королевы Елизаветы» и её сестёр был представлен, как уже говорилось, всего восемью орудиями, и суммарный вес залпа британского линкора составлял лишь 78 процентов от нашего корабля. Однако Бахирев, как и командующий Балтийским флотом адмирал Канин, не верил в боеспособность обоих русских сверхдредноутов, считая, что их экипажи вряд ли полностью освоили сложнейшую технику. Бахирев поначалу был категорически против их присоединения к своей дивизии и смирился с этим фактом лишь после соответствующего распоряжения адмирала Колчака.

К моменту подхода русских дредноутов четыре головных линкора 5-й эскадры – «Бархэм», «Вэлиент», «Уорспайт» и «Малайя» – были связаны боем с линейными крейсерами Хиппера, поэтому в течение четверти часа дивизия Бахирева вела дуэль с тремя концевыми линкорами 5-й эскадры – «Ривенджем», «Резолюшеном» и «Ройял Совереном». Все русские линкоры стреляли четырёхорудийными залпами: сначала изрыгали снаряды крайние стволы концевых башен, через 30 секунд – крайние стволы внутренних башен и ещё через 30 секунд – центральные стволы всех четырёх башен. Интенсивные артиллерийские учения за прошедшие полтора года дали свой результат: «Полтава» с дистанции 85 кабельтовых добилась накрытия уже четвёртым залпом, а снаряд шестого залпа с флагманского «Петропавловска» поразил «Ривендж» в кормовую надстройку. Вскоре яркая вспышка и султан бурого дыма отметили попадание в шестидюймовую батарею «Ройял Соверена» – это был снаряд с «Гангута» или «Севастополя». Британские пятнадцатидюймовые «чемоданы» (так со времён японской войны наши моряки называли тяжёлые вражеские снаряды, хотя теперь их следовало бы именовать скорее «комодами» или хотя бы «сундуками») только вздымали исполинские столбы воды, а их осколки барабанили по броне русских кораблей. За первый этап дуэли англичане добились лишь одного попадания в «Петропавловск», разворотив тому борт в надводной части и уничтожив якорные шпили. Зато британские дредноуты поймали шесть бронебойных двенадцатидюймовых «подарков», один из которых вывел из строя кормовую башню на «Резолюшене». Бахирева и его походный штаб охватило воодушевление: похоже, им представился шанс освободить русский флот от синдрома Цусимы!

Однако в 16:45 ситуация для русских моряков ухудшилась. Линейные крейсера Хиппера отправили на дно третий британский дредноут – «Инвинсибл», но при этом сами получили тяжёлые повреждения, и, совершив поворот «все вдруг» на семь румбов, вышли из боя. Англичане разделились: пощипанный Битти последовал за Хиппером, держась, правда, на почтительном удалении от своего грозного противника, а дредноуты Эван-Томаса направились на помощь своему арьергарду. И если до этого момента русские линкоры сражались вшестером против трёх, то теперь им противостояло семь лучших кораблей Ройял Нэйви.

Предстояла жаркая битва. Помощи ждать было неоткуда: главные линейные силы Шеера и Джеллико уже сцепились в генеральном сражении, а изрядно потрёпанная эскадра Хиппера удалялась в противоположном направлении. Стало ясно: рассчитывать придётся исключительно на свои собственные силы.

Видя, что англичане намереваются поставить русский отряд в два огня, после чего они смогут совершить классический манёвр «crossing the T», то есть сосредоточить массированный огонь на головном корабле противника, Бахирев заблаговре-

менно совершил поворот «все вдруг» на 16 румбов (то есть на 180 градусов) и дал самый полный ход. Таким образом, во главе дивизии, по-прежнему выстроенной уступом, теперь шёл «Бородино» младшего флагмана Весёлкина.

Контр-адмирал Эван-Томас вынужден был изменить план и перестроил эскадру в одну колонну, приказав линкорам типа «R» вступить в кильватер концевой «Малайе». В ходе образовавшейся кратковременной передышки вице-адмирал Бахирев провёл совещание со своим походным штабом и по радиотелеграфу с Весёлкиным. Последний получал добро на самостоятельные действия пары своих дредноутов, если это станет тактически целесообразным. Кроме того, командирам обоих дивизионов эсминцев приказано держаться в 15 кабельтовых от нестреляющего борта кораблей и быть готовыми к выполнению торпедной атаки.

На флагманском «Петропавловске» расчёты артиллерийских башен с целью поднятия боевого духа писали на снарядах масляной краской: «Жоре от Вани». «Жорой номер пять» или просто «Жорой» наши моряки звали короля Георга V. А вице-адмирал Бахирев, подражая Нельсону и Того, поднял на мачте флажный сигнал: «Надеюсь, каждый исполнит свой долг»…

Англичане вновь открыли огонь с дистанции около 90 кабельтовых и довольно быстро пристрелялись. У самого борта «Петропавловска» вздымались гигантские водяные фонтаны, а вскоре начались прямые попадания. Если первые два не принесли особого ущерба (один снаряд пробил дымовую трубу, не разорвавшись, другой поразил ют и разнёс адмиральский салон), то третье попадание вывело из строя кормовую 12-дюймовую башню. Почти одновременно тяжёлые повреждения получил «Гангут»: английский снаряд попал в район ватерлинии, сорвал с гужонов броневую плиту главного пояса и сделал подводную пробоину площадью в тридцать квадратных футов. Два кормовых отсека линкора в течение нескольких минут были затоплены, скорость корабля упала на полтора узла.

Впрочем, русские линкоры тоже стреляли очень хорошо. На флагманском «Бархэме» был уничтожен пост управления артиллерийским огнём и пробита броневая плита в носовой части; через пробоину внутрь линкора начала поступать вода. Ощутимый удар получил «Уорспайт»: русский 12-дюймовый снаряд, попавший в барбет носовой башни, не пробил броню, но от сотрясения вращаюцуюся часть башни сдвинуло с шаро-

вого погона и наглухо заклинило. Линкор продолжал бой лишь с шестью орудиями главного калибра.

Видя, что на достаточно больших дистанциях боя русские благодаря более многочисленной артиллерии имеют преимущества, Эван-Томас пошёл на сближение, хотя кабинетные теоретические расчёты штабных специалистов не рекомендовали этого делать. Но теории теорией, а на практике было видно, что пока русские стреляют лучше. Поэтому англичане развили полный ход и сократили дистанцию сначала до 75, а затем до 60 кабельтовых.

…Трагедия произошла в 17:38. 15-дюймовый снаряд, выпущенный с дальней дистанции одним из концевых кораблей («Резолюшеном» или «Ройял Совереном»), падая под большим углом к горизонту, угодил под барбет носовой башни «Петропавловска», пробил тонкую броню и, пронзив все подбашенные отделения, разорвался у самого днища, в районе пороховых погребов. Огромный столб пламени из чрева линкора и взмыл в небо, разбросав обломки металла и клочья человеческой плоти на несколько сотен метров. Тысячетонную трёхорудийную башню силой взрыва подбросило как спичечный коробок. Многоярусную надстройку вместе с рубками и мостиками, дальномерными и прожекторными постами разорвало на куски. Через минуту смертельно раненный дредноут скрылся в клубах бурого дыма, сквозь которые просвечивали вспышки продолжавшихся взрывов. Когда дым рассеялся, корабля на поверхности моря уже не было – только обгоревшие деревянные обломки, спасательные круги и пробковые жилеты. Из экипажа линкора, насчитывавшего 1229 человек, не выжил никто.

Гибель русского флагманского линкора, произошедшая на глазах всей эскадры, произвела тягостное впечатление. Невольно возникла мрачная аналогия: нынешний «Петропавловск» в точности повторил трагическую судьбу своего предшественника – одноимённого броненосца. Двенадцать лет назад под Порт-Артуром старый «Петропавловск» наткнулся на мину, взорвался и в считанные минуты затонул. На нём тоже произошла детонация пороховых погребов и тоже погибла большая часть экипажа, включая находившегося на его борту командующего флотом вице-адмирала Макарова. Михаил Коронатович Бахирев стал следующим по счёту русским адмиралом, принявшим геройскую смерть на мостике флагманского корабля.

Контр-адмирал Весёлкин, вступив в командование эскадрой (по отечественной терминологии дивизией), совершил поворот «все вдруг» и попытался увеличить дистанцию боя. Однако прежде, чем это удалось сделать, линкор «Полтава» получил несколько попаданий и выкатился из строя с заметным креном на правый борт. На его мачте взвился сигнал: «не могу держать строй». Весёлкин направил ему на помощь два эсминца, а сам продолжал маневрировать отрядом из четырёх дредноутов. Чтобы затруднить противнику наводку, русские корабли часто меняли курс, но при этом их собственный огонь также стал менее точным.

Следующие полчаса стали самым большим испытанием русских моряков на прочность. Эскадры сблизились до 45 кабельтовых, и выражение «кромешный ад» выглядит слишком мягким для описания того, что творилось в отсеках линкоров… В линейный крейсер «Измаил» один за другим попало семь тяжёлых снарядов. Броневые плиты разлетались на осколки, словно стекло, вода хлестала сквозь пробоины, человеческие тела разрывало на кровавые ошмётки, а те, кого пощадили взрывчатка и сталь, задыхались в облаках ядовитых газов… Но линейный крейсер, как заговорённый, упрямо шёл вперёд, громко огрызаясь из своих оставшихся орудий. Один английский офицер после боя сказал: «Мне кажется, русские при равенстве сил воюют так себе, с ленцой, зато когда они остаются в меньшинстве, то дерутся как львы! Они становятся отчаянными, их ничто не испугает и ничто не остановит».

«Измаилом» командовал Георгиевский кавалер капитан 1-го ранга Константин Петрович Иванов-Тринадцатый. Во время Русско-японской войны он, будучи тогда лейтенантом Ивановым 13-м, участвовал в героическом бою крейсера «Рюрик» с эскадрой Камимуры и волею судеб стал последним командиром этого корабля – когда все старшие офицеры были убиты или тяжело ранены. Он сам был трижды ранен и дважды контужен, но оставался на боевом посту до самой гибели крейсера. После боя ему было высочайше разрешено свой офицерский номер «13-й» сохранить на всю жизнь, сделав его составной частью своей фамилии. Так Константин Иванов стал Ивановым-Тринадцатым.

В этом бою командир «Измаила» получил ещё одно осколочное ранение – к счастью, не опасное. После возвращения в базу он даже отказывался ложиться в госпиталь, но по настоя-

нию врачей всё же оказался на больничной койке.

В госпитале на него набросились российские журналисты и стали наперебой задавать дурацкие вопросы.

– Что для вас было самое трудное в бою?

Иванов-Тринадцатый усмехнулся:

– Выполнять команды флагмана, переданные на немецком языке. Знаете, например, как звучит команда: поворот «все вдруг»? Gefechtskehrtwendung!

Золотые перья России бойко зашуршали блокнотами и карандашами. Они спешили талантливо переврать услышанное для завтрашних газет.

Сверхдредноуту «Бородино» досталось не меньше, чем его собрату «Измаилу». Что неудивительно: флагманский корабль всегда становится главной мишенью. За время боя он получил пятнадцать попаданий снарядами калибром 343 и 381 мм. Три из них, правда, не взорвались, но всё равно повреждения линейного крейсера казались почти несовместимыми с жизнью. Лишь ценой неимоверных усилий экипажу удалось спасти свой корабль от почти неминуемой гибели.

Командир 4-го плутонга противоминных орудий мичман Климентьев, он же Прынц, позже вспоминал: «Тяжело, невыносимо тяжело было ждать под огнём. Это когда в тебя стреляют, а ты не можешь отвечать и ждёшь, пока сократится дистанция. И невольно завидуешь командирам башен главного калибра, которые ведут дуэль с противником, а ты со своими противоминными пушками чувствуешь полную бесполезность и беззащитность»…

Мучительное ожидание мичмана прервал оглушительный взрыв. Полубронебойный пятнадцатидюймовый снаряд пробил броневую плиту батареи 130-мм орудий; сталь раскрошилась, от неё во все стороны полетели острые как бритвы осколки. Помещение плутонга заполнилось едким дымом; и те немногие, кто ещё был жив, катались по палубе, заходясь в припадке дикого кашля…

Митеньку отбросило взрывной водной и ударило о переборку. Он потерял сознание и очнулся только через час в судовом лазарете. Наверху продолжали грохотать орудия, но оглохший мичман ничего не слышал и почти ничего не чувствовал. Санитары не обращали на него внимания: никто не верил, что он выживет.

…В 17:55 «Бородино» оказался на волосок от гибели. Очередной снаряд попал в кромку амбразуры носовой башни и расколол броневую плиту на несколько кусков. Но самое опасное было то, что внутри башни вспыхнули поданные пороховые заряды; весь расчёт башни сгорел заживо. Огонь по элеватору ворвался в подбашенное перегрузочное отделение, и если бы не сработали автоматические противопожарные задвижки, корабль почти наверняка взлетел бы на воздух, как только что взлетели один за другим британские линейные крейсера и «Петропавловск»… Но Бог миловал, и «Бородино» отделался наименьшей потерей из всех возможных. Он продолжал бой, хотя и лишился четверти своей главной артиллерии и семидесяти человек экипажа.

Более того, именно «Бородино» довелось отквитаться за свои потери, причём отквитаться сполна. Примерно в 18:15 его залп накрыл флагманский «Бархэм», и британский линкор получил сразу два прямых попадания. Как минимум одно из них оказалось роковым. И русские моряки стали свидетелями очередной эпической картины: вспышка, разлетающиеся во все стороны обломки и скрывший всё исполинский султан дыма… Новейший английский сверхдредноут стал самой крупной жертвой сражения в Скагерраке. Весь его экипаж, а также находившийся на борту контр-адмирал Хью Эван-Томас со своим штабом, погибли.

Для русских это был переломный момент сражения. Хотя в составе 5-й эскадры оставалось шесть линкоров против четырёх русских, англичане повернули на вест и вышли из боя. Очевидно, гибель флагмана настолько деморализовала командиров оставшихся кораблей, что они напрочь забыли заветы Нельсона и Роднея. Самая мощная эскадра Гранд Флита прекратила преследование противника, позволив тому уйти, и тем самым лишила себя локальной победы.

С наступлением темноты артиллерийский бой главных сил прекратился, флоты разошлись, и дальнейший ход сражения представлял собой хаотичное маневрирование и серию спонтанных стычек разрозненных групп эсминцев и лёгких крейсеров. Обе стороны понесли некоторые потери, но на общий итог боя они принципиально не повлияли. К утру флоты окончательно потеряли контакт и взяли курс на свои базы.

Израненные русские линкоры присоединились к отходившим в Вильгельмсхафен главным силам Хохзеефлотте уже в темноте. На подходе они были приняты за англичан и обстреляны германскими крейсерами. К счастью, недоразумение вскоре выяснилось, и обошлось без жертв. На следующий день отряд контр-адмирала Весёлкина вместе с флотом Шеера достиг эстуария реки Яде.

Однако о пятом дредноуте – отставшей от эскадры «Полтаве» – не было никаких вестей. В базу он не вернулся, а посланные ему на помощь эсминцы «Войсковой» и «Генерал Кондратенко» попали под огонь английских крейсеров, получили повреждения и вынуждены были отойти. Позже они пытались подойти к линкору ещё раз, но в условиях плохой видимости найти его не смогли.

Судьба «Полтавы» оставалась неизвестной до тех пор, пока о ней не поведал экипаж цеппелина «L-5», ставший свидетелем последних минут линкора. Около шести часов вечера истерзанный русский корабль вёл бой с тремя английскими броненосными крейсерами, причём он отстреливался лишь из одного 12-дюймового и пары 120-мм орудий – остальные были или подбиты, или у них закончились снаряды. С высоты «Полтава» казалась похожей на лежащего кверху брюхом раненного бронтозавра. Четыре замершие орудийные башни выглядели как его гигантские лапы, а торчавшие из них стволы – как длинные, но уже не опасные когти. Вокруг поверженного титана кружила стая шустрых и кровожадных миноносцев. Мелкие хищники скалили свои клыки-торпеды, но пока держались на расстоянии, опасаясь приближаться к едва живому противнику вплотную. Они маневрировали позади своего вожака-лидера и ждали команды, чтобы наброситься на линкор и нанести ему смертельные раны.

Лишь перед самым заходом солнца, когда из-за увеличившегося крена противоминные орудия «Полтавы» почти коснулись стволами воды и уже не могли вести огонь по противнику, английские миноносцы ринулись в атаку. Две торпеды, угодившие в левый борт линкора, решили его участь. Дредноут, дрожа изувеченным корпусом и хрипя вырывавшимся из него недр паром, медленно перевернулся. Две-три минуты его чёрное днище оставалось на поверхности, а затем исчезло в волнах. И почти одновременно на море опустилась ночная тьма. Кровавая драма в проливе Скагеррак подходила к концу.

«Полтава» стала могилой для более чем тысячи русских моряков. Вместе с кораблём погиб и его командир – Георгиевский кавалер и герой «Варяга» капитан 1-го ранга Сергей Валерьянович Зарубаев…

Главной мишенью ночной атаки британских эсминцев стали русские линкоры «Андрей» и «Павел». И вряд ли бы они избежали торпед, если б не самоотверженные действия эскорта, особенно немецких мореходных миноносцев «V-99»и «V-100». С этими кораблями русские линкоры неоднократно участвовали в манёврах, а офицеры обеих дружественных наций хорошо знали друг друга по совместным пирушкам. Миноносцы кайзеровского флота даже получили русские прозвища – «Фауст» («Фау сто» – «V-100») и «Фрау Нет-нет» («Фау нойн-нойн» -«V-99»). В ночном бою «Фауст» и «Фрау» ринулись на перехват британских эсминцев и вступили в неравный бой вдвоём против четырёх. «V-99» погиб, а его собрат получил тяжелейшие повреждения и потерял почти половину своего экипажа. Однако боевую задачу они выполнили и не подпустили англичан на дальность торпедного выстрела. Вообще, ночные атаки британских эсминцев оказались малоэффективными. 64 дестройера Ройял Нэйви в сумме выпустили почти сотню торпед, но сумели потопить только старый линкор «Поммерн».

Торпедные силы русско-германского флота оказались более удачливыми. Немецкие миноносцы потопили отставший от эскадры Буа де Лапейрера дредноут «Франс». А эсминцы «Новик» и «Победитель» отправили на дно большой броненосный крейсер «Трафальгар», входивший в состав эскадры адмирала Арбетнота. В моральном плане это была очень важная победа – месть за британское вероломство. Дело в том, что «Трафальгар» изначально был заказан Россией как «Рюрик», но коварные англичане после заключения русско-германского союза реквизировали его на стапеле и достроили для своего флота. Весьма символично, что незаконно присвоенный корабль в итоге пошёл ко дну от русских торпед.

В ночном бою героически погиб русский эсминец «Гром». Он получил прямое попадание 12-дюймового снаряда, лишился хода и был прокинут экипажем. Однако один человек – матрос Самончук – остался на борту и, когда к его кораблю подошёл английский миноносец, он в упор выпустил в противника торпеду. А затем повторил подвиг незабвенного капитана Остен-Сакена, взорвав свой корабль вместе с находившимся рядом врагом. Но, в отличие от героя эпохи покорения Очакова, Самончук остался жив: взрывом его выбросило за борт. Потом его, едва живого, подобрал немецкий миноносец. Отважный матрос стал героем сразу двух наций и обладателем многочисленных наград.

Общий итог сражения в Скагерраке в цифрах был следующим. Гранд Флит потерял 5 дредноутов (три линейных крейсера и два линкора, включая новейший «Бархэм»), 4 броненосных крейсера, два лёгких крейсера и 8 эсминцев. Потери личного состава – около восьми тысяч человек погибшими и утонувшими. Русско-германский флот пострадал меньше: из его состава пошли ко дну три дредноута («Петропавловск», «Полтава» и линейный крейсер «Лютцов»), один линкор-додреднут, один лёгкий крейсер и 7 эсминцев, в том числе русский «Гром». Людские потери – 4188 офицеров и нижних чинов, из них почти половина русских.

Английский флот вместе с французским придатком имел солидный перевес в силах, однако, как мы видим, не только не смог реализовать своё преимущество, но и понёс заметно большие потери. На этом основании в Берлине и Петербурге поспешили объявить о своей бесспорной победе. Эта весть вызвала в обеих странах новую волну эйфории. Гремели оркестры, пенилось шампанское, моряков щедро одаривали орденами и медалями. Пресса пыталась уверить читателей, что Британия уже вовсе не «Владычица морей», её хвалёный флот грозен только на бумаге, а адмиралы сильны лишь своими речами в залах Адмиралтейства. Газеты пестрели заголовками: «Победа при Скагерраке», «Избиение англичан», «Гранд Флит: курсом на дно», «Разящий меч арийской Европы» и так далее.

Однако умело срежиссированная волна всеобщего ликования предназначалась для плебса, для воодушевления масс. Военные штабы и правительства в Берлине и Петербурге понимали, что результат состоявшегося сражения далеко не однозначен. Ведь Тройственному Союзу была нужна решительная победа с разгромным счётом, в то время как англичан вполне устраивала ничья. И даже проигрыш «по очкам» для Лондона был равносилен победе, поскольку такой результат сохранял статус-кво. А это означало, что в атлантических водах господство на море остаётся за англичанами. И, соответственно,

десантная операция против островов «Туманного Альбиона» британской короне пока не грозит. Поэтому когда в Лондоне заявили, пусть и в сдержанных тонах, о своей победе, то следует признать: некоторые основания у такого утверждения тоже имелись.

Серьёзные повреждения, полученные в бою германскими кораблями, предопределили полную загрузку немецких верфей на несколько месяцев вперёд. Из-за этого русские дредноуты «Бородино», «Измаил» и «Гангут» пришлось отправить на ремонт в Кронштадт, а наименее пострадавший «Севастополь» – в Копенгаген. Планировалось, что боеспособность всех четырёх кораблей удастся полностью восстановить через полгода.

Опыт сражения при Скагерраке заставил наших кораблестроителей пересмотреть подход к противоминной защите. Так, вторую пару сверхдредноутов типа «Измаил» – «Наварин» и «Кинбурн» – решили оснастить противоминными наделками – блистерами, уже опробованными на черноморских броненосцах «Синоп» и «Ростислав». По расчётам, контактный взрыв торпеды или мины с 75-процентной вероятностью не приводил к разрушению главной продольной переборки внутри корпуса. Ширина корабля при этом увеличилась на 5,1 метра, осадка оставалась прежней, а скорость хода уменьшилась на два с половиной узла. После вступления в строй «Наварина» и «Кинбурна» аналогичные работы предполагалось провести и на первой паре сверхдредноутов. Забегая вперёд, заметим, что после модернизации «измаилы» наконец-то были официально переклассифицированы из линейных крейсеров в линкоры, коими они по сути и являлись с самого рождения.

В Вильгельмсхафене мичмана Климентьева срочно переправили в немецкий морской госпиталь. Раны юного офицера были ужасны. В него попало девять осколков, он потерял левый глаз, у него были повреждены сухожилия правой ноги, сильно иссечено левое предплечье. Три раздробленных пальца левой руки пришлось ампутировать.

К счастью, врачи, полагавшие, что Климентьев не выживет, ошиблись. Возможности у его молодого организма оказались просто фантастическими. Три месяца в госпиталях – сначала в Германии, затем в России, месячный отпуск на кавказских водах, и мичман снова вернулся в строй. На кителе у него красо-

валась заслуженная награда – орден Святого Георгия 4-й степени. Правда, о корабельной службе уже не могло быть и речи: Митенька прихрамывал, плохо слышал, один глаз практически ничего не видел, а на левой руке осталось всего два пальца – большой и мизинец. Но офицер-герой очень просил не увольнять его, а оставить на флоте в любой должности, «хоть священником» (вот наивность, ха-ха!). Каким-то образом его прошение попало в руки Колчаку. Невероятно, но адмирал, довольно жёсткий по характеру и лишённый какой-либо сентиментальности, вдруг проникся к Прынцу симпатией и… назначил его своим адъютантом! О такой карьере Митенька даже не мог и мечтать, но чудеса всё же случаются, пусть и крайне редко.