Николай Спиридонович нахмурился, ещё раз откашлялся, потёр шею и глянул на Воронцова.
— Игорь Сергеевич, может, я после совещания уже, так сказать в частном порядке доведу до товарища Стрельца положение?
— Ну… — развёл руками шеф, — давайте так, я не возражаю. Здесь мы уже, всё равно заканчиваем. Я согласен с товарищем Стрельцом по поводу разработки и Сёмушкина, и Весёлкина. Мы, безусловно, очень даже заинтересованы в сборе данных по этим двум фигурам. В наше время, кто имеет информацию, тот и может претендовать на… объективность. Тем более, если Весёлкин действительно окажется связан с Жужжалкой в будущем и будет проводить мероприятия по линии КГБ, нам пригодятся результаты разработки. Понимаете меня, товарищи? Нам это нужно понимать, чтобы успеть присоединиться к этому делу и прийти к финишу не последними.
Я посмотрел на него с плохо скрываемым удивлением, глянул на остальных, но они опустили глаза вниз и внимательно изучали свои записи.
— Николай Спиридонович, составьте план, — продолжил Воронцов. — Продумайте, кого из личного состава можно задействовать и по каким направлениям. Что касается Стрельца…
Шеф помолчал, задумчиво глядя на меня.
— Во-первых, продолжаем сеансы с Элеонорой для составления полной хронологической картины. Сколько там ещё нужно?
— Около трёх сеансов, — кивнул Леонид Борисович.
— Не мало? Ну… смотрите сами, вам виднее. Ну, и внедрение. Полагаю, никаких школ товарищу Стрельцу проходить не нужно, учитывая его опыт участия в боевых действиях и других операциях. Мы вполне можем его засчитать даже без соответствующих документов, принимая, так сказать, к сведению, его признания. Готовьте, товарищи, используйте всю необходимую базу. И давайте будем работать. Прошу вас планы мероприятий составить до завтрашнего дня. Завтра всё пройдём, утвердим и начнём. А вы, товарищ Стрелец, пока можете возвращаться в общежитие. На первом этапе постараемся привлекать вас без отрыва от производства. Всё, на этом совещание считаю законченным.
Воронцов поднялся, блеснув очками, пожал всем присутствующим руки и заторопился на выход. Деловой и нацеленный на успех. Эффективный, бляха, менеджер. Вот только у меня осталось такое чувство, будто он нихрена не понимал в том, что тут нёс. После его ухода повисла пауза, я бы даже сказал, тяжёлая пауза.
— Николай Спиридонович, — кивнул я. — Что вы хотели мне сказать в частном порядке?
— Я? — нахмурился он. — Ах, да… Ничего особенного… У нас сейчас проходит подготовка к структурной реформе. Это информация секретная, но, думаю, тебе можно сказать, доверие за доверие, так сказать. Мы будем вливаться в госбезопасность. Принято решение об укреплении конторы и придании ей новых полномочий…
— Что-что⁈ — воскликнул я.
Я прямо обалдел. Какого хрена! Выходила невероятно херовая картина. И это было ещё очень и очень мягко сказано.
Леонид приложил палец к губам и кивнул в сторону двери.
— Да, рабочий момент, ничего особенного, — кивнул Львов и тоже приложил палец к губам. — Решение принято на самом верху. Но это, товарищи, не наше дело. Нам нужно выполнять приказы руководства. Задание товарища Воронцова вы все слышали, поэтому давайте приступим к делу. Ты, Григорий, можешь быть свободным сейчас, возвращайся в больницу к своей опекунше, забирай её и вези в общежитие. Полагаю, как использовать информацию о её ужасающем состоянии здоровья, не позволяющем продолжать службу, пояснять не надо?
Я хмыкнул.
— Ну, и отлично. А завтра мы тебя вызовем на кафедру, или к проректору, посмотрим. Она, естественно с тобой пойти не сможет, и мы отвезём тебя в лабораторию к Элеоноре.
Я сжал зубы, чтобы не сказануть в сердцах что-нибудь резкое и встал из-за стола. Товарищи мои тоже встали и молча вышли из зала. Мы снова прошли по коридорам, поднялись на лифте на первый этаж, миновали пункт тщательного досмотра и вышли в фойе обычного советского учреждения.
Самый обыкновенный холл, мраморный пол, стекляшка вахтёра, вертушка, охранник, служебный телефон. Вышли на крыльцо и спустившись по ступенькам широкого крыльца, подошли к москвичонку Прокофьева.
Я обернулся. Обычное здание со снующими служащими, почти как в «Служебном романе». Хм. «НИИ коммунальных систем малых городов».
— Хорошо замаскировались, — кивнул я.
— Садись уже, — хмуро бросил Львов и, открыв дверь, уселся на переднее сиденье.
Прокофьев забрался за руль, а я — назад.
— Не хлопай дверью, — предупредил Леонид.
Вчера в темноте я не заметил, интерьер был обит бордовой кожей и выглядел очень даже представительно.
— Машина по спецзаказу изготовлена, — пояснил он, заметив мой взгляд — Движок форсированный. Быстрее самолёта летает.
— А крылья имеются? — усмехнулся я.
— Разумеется, и табличка «Фантомас». Как без этого? Мы же КПК.
— Ага, пока ещё, — покачал я головой.
— Ты, Гриша… — грустно сказал Николай Спиридонович, — не иронизируй…
— Как же не иронизировать? — возразил я. — Провели вы меня. Отец сказал, что если…
— Да ты погоди, отца-то своего не трогай пока. Давай поговорим сначала. По душам. Поехали, Лёня, на дачу ко мне.
— Да, я понял, Николай Спиридонович, — кивнул тот.
— Там, в зале, в принципе, не должны слушать, но по нынешним временам лучше перестраховаться, — слегка повернулся ко мне Львов. — На даче поговорим спокойно. Наслаждайся пока ностальгическими видами. У вас-то там, теперь капитализм царит, человек человеку волк, а здесь вот она, власть рабочих и крестьян. Малость подпорченная и молью побитая, но пока ещё не проданная и окончательно не растоптанная, извини за брюзжание.
Я не ответил и молча уставился в окно. Вид мне нравился. Вид грел мне душу. Дорогая моя столица и золотая Москва, кумач, усталое, но ещё тёплое солнце, дымок в воздухе и арбузная свежесть по вечерам. А ещё лица людей. Не измученные, не загнанные, не потерянные, но радостные и спокойные. А вот моя ситуация в целом получалась весьма хреновой.
По любому выпадал мне валет с лицом Весёлкина. Хоть через ментов, хоть через чекистов, хоть через всех остальных. Теперь вот, оказывалось и партконтроль Андропову передавали. Ну и дела. В моё время ничего подобного не происходило.
Но тут было два варианта объяснения — либо эти структурные изменения реально были проведены, но остались засекреченными и данные архивов ещё не обнародованы, либо… Либо это всё началось уже после появления Весёлкина. Мог он запустить такую движуху? Мог, наверное… Прям Мефистофель, сука…
Лёня вдруг резко крутанул руль вправо, влетел во двор, спугнув голубей, бросившихся в разные стороны, просквозил на другую сторону, нырнул в узкую и тёмную арку и выскочил на дорогу, ведущую в противоположную сторону. Вжал газ и заставил машину рвануть вперёд распугивая других участников движения.
— На хвост сели? — нахмурился я.
— Нет, на всякий случай. Николай Спиридонович любит перестраховываться.
Он улыбнулся и глянул на Львова.
— Ты езжай, Лёня, и не болтай, — сердито отозвался тот. — За дорогой лучше следи.
Мы проехали стройки Крылатского, промчались по большим проспектам и бульварам, ощутив мощь, энергию и бесконечную силу государства российского.
Минут через двадцать дорога свернула в сосняк, и мы поехали по тенистому сказочному лесу. За сосняком вдруг появились широкие луга и пасущиеся коровы. Перескочив по мостику через речушку, мы въехали в небольшую деревеньку, перед которой даже знака не было. Доехали до сельского магазина и повернули в узкий переулок, где практически сразу упёрлись в деревянные ворота.
— Пойди, Гриша, открой, — попросил Львов и протянул мне ключ.
Я вышел и втянул полной грудью сладкий деревенский воздух. Кто-то топил дровишками, тянуло дымком. Я отомкнул висячий замок и раскрыл створки. Они распахнулись легко, даже не скрипнув. Участок оказался довольно большим. За воротами находились гараж, сарай, чёрная покосившаяся банька и бревенчатая изба, небольшая и старая.
— Заходите, гости дорогие, — кивнул Николай Спиридонович. — Сейчас чайник согреем, чайку с травками соорудим, пряники, мёд, варенье. Жена сама варит, между прочим.
На веранде висели пучки травы, наполняя помещение сумасшедшим ароматом.
— Ого, — покачал я головой. — Вы сами травы собираете?
— Это уж с июня висит, снять не можем, пересохла давно, выбросить надо.
— Вы что, такой аромат.
— Да какое там. Проходите в дом, давайте… Не разувайтесь.
Пройдя через низкую дверь, мы оказались в просторной комнате с печью, столом и кухонными шкафами.
— Давайте, давайте, идите за мной.
За этой комнатой было что-то вроде кладовой. Довольно большое помещение с полками, уставленными пустыми банками, коробками, пакетами и упаковками с сахаром, солью, макаронами, спичками и тушёнкой. В полу был вырезан люк, ведущий в погреб. Львов наклонился, потянул за кольцо и откинул тяжёлую крышку люка, сбитую из толстых досок. Вниз вела приставная лестница.
— Лезь, Лёня, — кивнул он. — Свет включи. Гриша, давай за ним.
Мы полезли. Сам он тоже спустился за нами. В погребе было прохладно и влажно. На полках стояли банки с соленьями. Огурцы, помидоры и целый стеллаж с пустыми банками. Леонид подошёл к нему и, легко отодвинул его в сторону. Банки тревожно задребезжали, но устояли, не попадали. За стеллажом показалась замшелая кирпичная стена.
Он на несколько секунд замер, отсчитывая нужный кирпич и с силой надавил на него. Раздался звук включившегося механизма, и одна плита в полу съехала в сторону, открыв бетонные ступени. Леонид уверенно спустился по ним в следующее помещение, и я снова двинулся за ним.
Теперь мы оказались в большом бетонном бункере, оборудованном под домом. Тут было сухо и светло. Вдоль одной стены стояли шкафы, имелся большой белый экран, ктнопроектор, письменный стол, диван, кресло и стулья. А ещё бак из нержавейки, вероятно, с питьевой водой, сухари и опять тушёнка.
— К ядерной войне готовились? — спросил я.
— Война, не война, но месяц здесь протяну без вопросов, — усмехнулся Львов. — Видишь, как тебе доверяю, в самое логово притащил. У меня даже жена не догадывается, что именно тут находится и как сюда попадают солдаты революции.
— Благодарю за доверие, — вздохнул я.
Я бы не удивился, если бы у него это было не единственное «логово». Скорее, удивился бы, окажись это не так.
Николай Спиридонович подошёл к шкафу и достал бутылку без этикетки.
— Коньяк, — сказал он, — товарищ из Узбекистана привозит. Вы такой не пили. Никакой «Луи тринадцатый» рядом не стоял. И четырнадцатый тоже.
Он поставил на стол бутылку, три мельхиоровых стопарика с изображением глухаря и коробку конфет «Ассорти».
— Лимон забыл прихватить, ёлки… — покачал он головой. — Ну, ладно, так как-нибудь. Давай, Лёнь, плесни нам на донышко. Что приуныл, Стрелец? Съешь конфетку и скажи, не разучились у вас такие делать?
— У нас такие чудеса с пальмовым маслом творят, вам и не снилось, — усмехнулся я и взял в руку рюмашку.
— За победу, ребятишки, — подмигнул Львов.
Мы выпили.
— Значит, ваш Воронцов человек Андропова? — спросил я после молчания.
— Хочет им стать, но пока нет. Нет, наоборот, Андропов его желает раздавить и забыть, что был такой. А на его место поставить своего человека.
— И как это стало возможным? — покачал я головой. — Не понимаю… Стражи революции, незримое око, партийная чистота, суды чести, секретные операции, справедливость, неотвратимость. Ведь перед вами трепетали даже генсеки. Как могло случиться, что вы, яростные судьи и палачи, превратились в… даже говорить не хочется во что…
— Видишь ли, — пожал плечами Львов и кивнул Прокофьеву, чтоб тот налил ещё, — как бы это сказать… В общем, после гибели твоего отца дела пошли не так, как хотелось бы. Короче говоря, растратили мы и материально-техническую базу, и способность воздействовать на политические фигуры, продвигая свои решения. Сейчас главными игроками на поле защиты и справедливости стали Андропов и Щёлоков. А раньше был товарищ Ян. В общем, подвинули нас. Поэтому, говорю прямо и без обиняков, те задачи, которые ты называл на совещании… они, конечно, правильные, только мы их не потянем. Скорее всего…
Повисла долгая пауза.
— Погодите, — наконец, сказал я. — А как же все эти тоннели, подземные города, ведомственные гостиницы, фея Элеонора, в конце концов?
— Ну, кое-что сохранилось, — пожал плечами Леонид, — а вот политического влияния почти не осталось.
— Не понимаю, — нахмурился я. — Пельше вроде же до конца жизни будет на своём месте сидеть и…
— Слушай, — покачал головой Львов. — Причём здесь Пельше? Он лично занимается разбором аморального поведения рядовых партийцев, пьянками, любовницами и злоупотреблениями служебным положением. Он никогда ничего не решал, это чистой воды дымовая завеса. И вот сейчас нас всех пытаются привести к тому, чтобы только эту чепуху и оставить на повестке.
— Материальную базу пытается перетянуть на себя КГБ, — добавил Прокофьев. — А Воронцов занимается тем, чтобы как можно более полно включить все наши службы в структуру КГБ.
— Получается, что напрасно я вам доверился, — усмехнулся я. — Всю мою инфу он прямиком Андропову и сольёт. И, простите, какого ляда он распоряжения давал по разработке Весёлкина?
— Не сольёт пока, — подмигнул Николай Спиридонович. — Он хочет себе хорошую должность добыть, чтобы на коне в КГБ въехать. Разрабатывает всех, кого можно, компру добывает, готовит козыри. Потом, конечно, выложит на стол, но пока — нет. Пара месяцев ещё есть.
— Николай Спиридонович, — нахмурился я. — При таком раскладе с Элеонорой я заниматься не буду. Исключено. Зачем мне выдавать ценную информацию?
— Зря, — усмехнулся он. — Эля баба хоть куда. Не понимаешь, от чего отказываешься.
Лёня засмеялся. Мы выпили ещё.
— И зачем вы доложили обо мне Воронцову?
— Ты позвонил на номер, побывал на квартире, понимаешь? Были задействованы медики. Отчёты пошли, скрыть невозможно. Но из того, что ты говорил под гипнозом, он не всё получил.
— На вот, посмотри, — заговорщицки подмигнул Львов и, взяв со стола папочку с надписью «Дело», передал её мне.
Я потянул за тесёмочки и раскрыл папку. Там лежало несколько фотографий. На первой из них отец встречал маму из роддома. Он держал на руках свёрток, в котором находился я, а мама усталая, но улыбающаяся стояла рядом с гвоздиками в руках.
Только в отличие от фоточки из семейного альбома, здесь были ещё нестарый Львов и молодой Прокофьев. Значит Лёне за полтинник, а выглядит значительно моложе. Я бросил на него быстрый взгляд и сразу отвёл глаза.
На остальных фотографиях тоже был отец в различные моменты жизни, и везде с ним рядом находились вот эти два человека.
— Неразлучные друзья, — покачал я головой, внимательно изучая каждый снимок, разглядывая, как говорится, каждый пиксель.
— Вот Фома неверующий, — усмехнулся Лёня.
— Как погиб отец? — спросил я. — В семье была версия, что произошёл несчастный случай во время учений.
Они оба сделались серьёзными и уставились на меня.
— Он погиб, — начал Николай Спиридонович и, плотно сжав губы, замолчал на некоторое время. — Он погиб, защищая товарища Яна…
— Боюсь, потребуются пояснения…
— Особо и объяснять нечего. Товарищ Ян создавал всю систему. Он всегда лично занимался оперативными вопросами, управлением. Всем вообще. Он и был бессменным руководителем нашей организации. Разрабатывал правила, устав, кодекс.
— И кому он перешёл дорогу?
— Шутишь? — усмехнулся Львов. — Проще сказать, кто НЕ точил на него зуб.
— Без сомнений, это контора. Они разработали операцию и реализовали.
— Точно? А почему именно они?
— Точно, я знаю абсолютно точно. Товарищ Ян держал за жабры всех, а уж Андропова… Тот очень боялся всегда, очень. И было отчего. Да и Суслов, Черненко тот же. Они просто не дышали, когда товарища Яна видели. У него имелись материалы на каждого из этих гусей лапчатых. И на генсека тоже. Причём материалы железобетонные, стопроцентные.
— Ну, а почему его раньше не устранили, в таком случае?
— Руки были коротки. Ну, а тут ударили по всем фронтам. Товарища Яна ликвидировали, сразу несколько сфабрикованных дел открыли по другим руководителям, нас с Лёней отстранили. Не знали наших настоящих функций. В общем, произошёл разгром. Давай, Лёня, по последней.
— Как именно погиб отец?
— Узнаешь ещё. Расскажу потом как-нибудь.
— Вам известно, кто его убил?
— Есть предположения. Доказательств нет.
— И кто это? Андропов? Кто? Кого вы подозреваете? Щёлокова?
— Погоди, не гони коней. Молодёжь, всё сразу им подавай, на блюдечке с каёмочкой.
— Точно, усмехнулся я. Молодо-зелено.
— Ну, — развёл он руками, — выглядишь молодо, да и по факту, сколько тебе? В общем улик у нас нет, а всё остальное домыслы. Хочу, чтобы ты сам составил мнение, но голова должна быть холодной.
— А материалы эти где? Компромат.
— Это не просто компромат, там результаты огромной работы. Агентурной, следственной, оперативной, политической.
— А почему эти документы не были обнародованы?
— А потому, что это очень серьёзная игра. Тебе ли не понимать? Игра с максимальными ставками! Тебе сколько лет, вообще-то, чтобы такие пионерские вопросы задавать?
Я замолчал.
— Не волнуйся, всё узнаешь. Если захочешь. А материалы находятся частично у меня, частично у Лёни, а частично были у твоего отца. Где они сейчас неизвестно. Только не вздумай их упомянуть, хоть где-нибудь. Ясно? Ты, как я понял, с сывороткой правды справился, да? Вот и запри эту информацию в такой сундучок, чтобы ни одна Элеонора не докопалась Это не шуточки тебе.
— Ясно, — кивнул я.
— В общем, Григорий Андреевич, что ты планируешь делать? — спросил у меня Львов.
— Какой хороший вопрос, Николай Спиридонович, — хмыкнул я. — Главное, очень простой.
— А если без иронии?
— Да какая уж тут ирония? Не особо много у меня вариантов. Либо выйти из игры, либо остаться в деле. Выйти я не могу, и оставаться в деле пока непросто. Разобраться надо.
— Я могу помочь тебе выйти. Сделаю документы, начнёшь новую жизнь, никто тебя не найдёт. Проживёшь счастливо, воспользуешься знаниями, сколотишь состояние, встретишь старость в достатке, в спокойном безопасном месте. Что скажешь?
— Серьёзно?
— Да, это уж мы с Лёней точно сможем тебе обеспечить. Так что?
— Нет, вы серьёзно думаете, будто узнав, что отца убили, я решу воспользоваться вашим предложением и оставлю всё как есть? У меня и изначально планы несколько другими были.
— Отца уже не вернуть… А планы…
Он махнул рукой.
— Страну вернуть ещё можно. Я уверен. И вычистить нечисть ещё не поздно…
— Ну, что же, — кивнул он и протянул мне руку. — Держи. Как думаешь, Лёнь, не взять ли нам в штат Стрельца?
— А что, Николай Спиридонович, неплохая идея. Стрелец молодец. Нам такой пригодится…
— Ну, тогда, держи, — подмигнул мне Львов и, вынул из сейфа ТТ. — Держи. Видишь, гравировку? Стрельцу А. П. за самоотверженную службу от председателя КПК. Документ мы тебе сделаем, а пока постарайся его не светить. Лёня, дай ему ключи от машины. Води на здоровье. Ну вот, поздравляю. Теперь ты стал одним из нас. Поздравляю, Гриша.
— Служу Советскому Союзу, — негромко, но чётко произнёс я.
Когда я приехал в больницу, Зои там уже не было.
— Выписалась, — равнодушно сказала дежурная медсестра и занялась своими делами, не обращая на меня внимания.
Блин. Не успел. Не очень хорошо, конечно, но ладно. Я рванул в общагу. Ехал на общественном транспорте. «Москвич» стоял у общежития, чтобы был, в случае чего, под рукой, но афишировать, что вдруг стал обладателем служебного авто я пока не слишком хотел. У общаги стоял Сомовский грузовик.
— И где же ты был? — недовольно спросила Зоя, когда я вернулся.
— Ездил в больницу, но медсестра сказала, что ты уже уехала. Чего не дождалась? Я ведь говорил, что приеду утром.
— Уже далеко не утро, — покачала она головой. — Уже даже и не полдень.
— Проспал малость, — улыбнулся я. — Со мной такое бывает.
— Правда что ли? А вот твой сосед Славик, сказал, что не видел тебя со вчерашнего дня. И где же это ты спал? У кого? Или даже с кем?
— Ой, нашла кому верить! Славик самого себя уже дней десять не видел, чего уж о других людях говорить.
— А ещё приходил Сомов. Мне, между прочим, выговор объявил.
— Поздравляю, — усмехнулся я. — Впрочем, не переживай. Больно не будет.
— Ох и злющий был! Ужас. И больно, вообще-то было. Очень больно…
— А ты взяла и всё ему рассказала, так?
— Ну, я же на службе, — развела она руками. — Пришлось. Он ведь уже знал, что мня всю ночь не было.
— Понятно, — кивнул я. — И где он сейчас? Васёк твой.
— Повёз подругу твою в деревню.
— Какую подругу? — нахмурился я, и сердце неприятно ёкнуло.
— Ту, что вчера тебя навещала.
— Чего-чего?
— Сказала, что забыла вчера тебе гостинцы оставить.
— И где они?
— Гостинцы? Не знаю, это ты у Славика спроси. Специально человек отгул взял и приехал, на перекладных, буквально.
— А Сомов? Сомов-то тут причём?
— Вася сказал, что здесь, похоже, большие чувства.
— Чего-чего?
— И раз ты не понимаешь нормальных слов, придётся тебе продемонстрировать, что всё очень даже серьёзно.
— Зоя, ты можешь нормально сказать, мать твою! Что он там демонстрировать собрался?
— Нет, я ведь не знаю, чего у него в голове перемыкает, когда он злится. Посадил её в грузовик и повёз.
— Куда повёз-то?
— Не знаю, в Красножопинск её, наверное. А может, на станцию или на автобусную остановку. Мне-то почём знать?
Она говорила жеманно, но я видел, что она тоже злится, не хуже Васи, видать он ей хорошо хвоста всыпал.
— Зой, ты меня разыгрываешь? Его машина только что перед входом стояла.
— Ну, значит, уже не стоит, — пожала она плечиками.
— Так это только что произошло?
— Выходит, что так.
— Ну, Зойка, змея, получишь ты у меня — дёрнул я головой и рванул вниз, перескакивая через несколько ступенек.
Далеко они уйти не могли. Точно не ушли ещё. Я выскочил из общаги. Васиного ГАЗа уже не было. Сука! Ну что за судак Вася этот. Васёк блин… Я засунул руку в карман и вытащил ключ. Ну что, придётся прокатиться с ветерком!