12. Привет — Мальчишу!

Нет, планка, конечно, у меня не упала, но сердчишко сжалось, чего скрывать. Дориш нырнула в темноту. Плеснула на меня водой, весело фыркнула и ушла в глубину. Она превратилась в русалку, злую, неодолимую фею, дразнящую, тянущую во мрак, но дарящую восторг. Как там у классика? Чую с гибельным восторгом, пропадаю, пропадаю? Вот так как-то.

Через пару минут мы вышли на берег и, сопровождаемые взглядами, шёпотом туземок и пронизывающей воздух истомой, двинули к хижине. Закутались в коровьи шкуры, подхватили одежду и шагали под низким небом с мерцающими звёздами, которые можно было потрогать рукой. А кто-то незримый и неосязаемый нашёптывал в самое ухо:

Покроется небо пылинками звезд

И выгнутся ветви упруго

Тебя я услышу за тысячу верст

Мы эхо мы эхо

Мы долгое эхо друг друга…

Глупость, конечно, но сладкая, дразнящая, возбуждающая…

И мы выгибались, как те ветви, катались по земляному полу, сбивая расстеленные на нём звериные шкуры. Впивались зубами в плоть, сминая и разрывая друг друга, соединяясь, растворяясь, умирая и снова рождаясь.

Худая, ненасытная, умелая, злая до любви. Доришшш… Даже имя опасное, шипящее. И ещё Гришшш… Она разбрасывала густые непокорные и жёсткие пряди волос, хрипела и сжималась, как пружина, а я сдавливал её упругие груди, целовал тонкую шею, впивался в жадные губы… В общем, вся эта свистопляска длилась почти до самого утра. Не знаю, как занимались любовью в этой деревне до нас, но, думаю, в грязь лицом перед дикарями мы точно не ударили.

Я положил голову на вещмешок и закрыл глаза, когда за порогом уже брезжил рассвет. Закрыл и погрузился в сон, или, скорее, дремоту. Я чувствовал каждое движение Дориш и прислушивался к тому, что происходило снаружи. Но там было тихо.

Ровно через три часа, как Штирлиц, я открыл глаза. Чувствовал себя спокойным и отдохнувшим, хоть и не полностью. Сквозь щели в кожаном пологе, закрывающем вход, проникал нежный утренний свет. Я потянулся и посмотрел на Дориш. Она тут же открыла глаза и улыбнулась.

— Привет, — промурлыкала она и, потянувшись ко мне, нежно поцеловала.

— Привет, — ответил я и прижал её к себе.

— Оу, оу, оу! — рассмеялась она, ощутив твёрдость моих намерений. — Я вижу, кто-то здесь совершенно не знает усталости.

Ну, тут дело такое, достойного, а тем более, такого дикого и отвязного секса у меня уже лет… м-м-м…лет пятнадцать не было, вернее… ну, неважно…

— Знаешь, ты очень хороший… — прошептала она. — Правда… Я бы могла тебя любить и каждый день делать с тобой… фодер. Жалко, что это невозможно…

Она отстранилась, рассматривая моё лицо и мне показалось, что ей действительно стало грустно.

— Объясни, — улыбнулась она, меняя тему, — ты сказал мне вчера «манда португалскайа»… Что это такое?

Упс…

— Что? — засмеялся я.

— Нет-нет, объясни, что это значит! — настаивала она.

— Ну… это значит… значит, что ты… хорошая девушка.

— Нет! — она замотала головой и тоже засмеялась.

Её непослушные космы рассыпались, щекоча мне нос и глаза.

— Ты врёшь! — со смехом воскликнула Дориш, вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону. — Это значит вот это, да⁈

Дориш весело похлопала себя по курчавому лобку, и я широко улыбнулся. И даже когда увидел свой кольт в другой её руке, улыбка не сошла с моего лица. Пистолет был спрятан в вещмешке, и она вытащила его, когда обнимала меня. Сучка.

— Ах, ты коварная и притворная!

— Да? Я угадала? Правильно?

Она весело засмеялась, не отрывая от меня глаз, передёрнула затвор и направила взведённый пистолет в мою сторону.

— Ну, что тебе сказать? — развёл я руками. — Да. Именно это я и имел в виду…

— Я запомню это словечко, — подмигнула Дориш, натягивая мои брюки, не отпуская и не отводя ствола.

Я ничего не предпринимал и продолжал улыбаться, наблюдая за ней. Зрелище было приятным, несмотря на обстоятельства. Кое-как затянув одной рукой ремень, она вдела руку в рукав моей рубашки, переложила пистолет в другую и натянула вторую часть.

— Рюкзак! — требовательно воскликнула она. — Кидай мне рюкзак. И ключи от машины.

— Они в брюках, — пожал я плечами и кинул ей вещмешок.

Она набросила лямку на плечо, подхватила мои ботинки, кивнула и выскользнула из хижины. Я посидел несколько секунд, потом не торопясь поднялся, опоясал бёдра большим куском мягкой кожи и вышел вслед за Дориш. Она уже была в машине и сидела, склонясь над рулём.

— Не заводится? — участливо спросил я и сложил руки на груди.

— Что⁈ — вскрикнула она. — Что ты сделал⁈

— Да ничего не делал, — пожал я плечами. — Давай я попробую, это же русская машина, меня должна послушать.

— А ну! Отойди!

Она направила на меня ствол.

— Ну, как я могу бросить девушку в беде? — улыбнулся я и сделал шаг в её сторону. — Это никак невозможно. Кстати, я вспомнил. Я же отключил аккумулятор.

— Не подходи! Я выстрелю!

— Неужели выстрелишь? В меня? А как же то, что ты мне шептала ночью?

— Не будь идиотом! Я тебе врала, чтобы усыпить внимание.

— Вероломная. Не хотел повторять то слово, но как вот тебя назвать!

Я сделал ещё пару шагов.

— Я не шучу! — закричала она. — Я правда выстрелю!

— Не верю! — покачал я головой и сделал ещё шаг.

— Ну и дурак! — воскликнула она и нажала на спуск.

И… ничего не произошло. Механизм сухо щёлкнул, но выстрела не последовало.

— Что⁈ Что такое?!!!

Она нажала на спусковой крючок ещё раз, а потом ещё и ещё раз. Но не раздалось ни одного выстрела. Тогда она упёрла пистолет мне в грудь, потому что я приблизился к ней уже вплотную. Она уткнула холодный металл прямо в то место, которое покрывала ночью поцелуями.

— Ну, попробуй ещё разик, — посоветовал я.

Она зарычала и бросила кольт на землю.

— Негодяй! Мерзавец! Подлец!

— А ты не удивилась, почему пистолет такой лёгкий? — спросил я, поднимая оружие. — Ведь он не заряжен. В нём нет патронов. Вот они.

Я разжал кулак и показал сверкающие на солнце пузатые металлические цилиндрики с круглыми головками.

— Почему ты ничего не сказал, ещё когда я одевалась?

— Потому что в тот момент представлял, как буду тебя раздевать. Пойдём в палатку. Мне придётся тебя наказать.


Накормив нас яичницей со свежим сыром, Юра показал на карте, куда ехать и отправил в путь. Я выдал ему пачку баксов на нужды деревни и оборудование медицинского кабинета. Разбазарил, можно сказать, народное достояние. Но, поскольку, справедливость в свои семьдесят три я стал ценить выше закона, совесть даже не пикнула. А Юра чистосердечно и совершенно по-детски обрадовался и обнял меня от полноты чувств.

Грину после лечения стало намного лучше, и тут трудно было сказать, что этому способствовало больше — медицинское образование Юры или народные традиции племени Химба.

Так или иначе, старлея пришлось держать прикованным к сиденью. Дориш, укутанной в кожу и сидевшей справа от меня, наручников не досталось, и мне пришлось связать её кожаными ремнями. Правда, связал я её не слишком жёстко. Хоть она и стреляла в меня дважды, были у неё на счету и другие деяния, весьма меня прошлой ночью порадовавшие.

В общем, ехали мы, ехали и, наконец, встретились с кубинскими друзьями. Они под охраной переправили нас в Луанду, и с той поры я уже не видел ни Дориш, ни Грина. А тот, кого видел, был совершенно скучным и неинтересным типом с постной незапоминающейся физиономией. Он заставил меня переписать «отчёт о командировке» раз пятнадцать, задавал одни и те же идиотские вопросы, а потом просто исчез, и пять дней я провёл в тесной комнате с кроватью и умывальником. В неё мне приносили еду и по требованию выводили в туалет.

Что поделать, я был не в обиде. Мало ли кто чего наговорит да нафантазирует о своих похождениях? А ты пойди да проверь. Поэтому нужно всё тщательно сопоставлять и соотносить. Когда речь идёт об интересах государства, личные обиды в расчёт не принимаются.

Тем не менее, молодость не могла смириться с бездействием и жаждала восстановления личной свободы. И вскоре свобода была восстановлена. Никто мне ничего не объявлял и не сообщал. Пришёл молодой парняга в песчаной хэбэшке с погонами без звёзд и опознавательных знаков и сказал собираться.

У меня кроме такой же хэбэшки, по сути, ничего не было. Поэтому собрался я быстро. На старой едва живой «Хонде» он довёз меня до аэродрома, показал несколько бумажек на КПП, объяснил, размахивая руками, ситуацию и подвёз к Ил-76.

— Домой хотя бы? — спросил я.

— Домой-домой, — кивнул он и убыл.

А я по уже известному маршруту отправился в город-герой Москва. Там меня встретил недовольный гэбист с обиженным видом, румяными щеками и красными корочками. Корочки он не раскрывал, просто на пару сантиметров вытянул из кармана и тут же задвинул обратно.

— Я от Весёлкина, — с лёгким вызовом сообщил он и отдал мне мой паспорт, после чего провёз через лётное поле и высадил у вертолёта.

— Когда прилетишь, никому ничего докладывать не нужно, — безучастно, с видом, будто повторяет это в сотый раз, заявил он. — Выйдешь, сядешь на автобус и поедешь к себе в общежитие. С тобой свяжутся, когда придёт время.

— А когда оно придёт? — уточнил я.

Он молча отвернулся.

— Многовато в последнее время вертолётов, — усмехнулся я, но не получил никакого ответа и на это замечание.

Сопровождающий, не прощаясь, ретировался, а я на досаафовском вертолёте долетел до точки назначения. Пилот сказал мне, что мы летим в Тушино, но я и так это понял, разглядывая с высоты птичьего полёта картины трудового оптимизма и торжества социалистической идеи. Большая энергия большой страны была видна невооружённым взглядом. Новостройки, краны, дороги, грузовики, товарные составы — неслись поезда, летели стальные птицы и всё в таком духе.

Сердце отреагировало на знакомые картины юности, сжалось, затрепыхалось от радости и чувства утраченного рая. Ностальгия дело такое… Да только печалиться о безвозвратно ушедшей молодости было не время. Она, молодость эта, меня и не думала отпускать, заново ворвавшись в жизнь. Да ещё с каким напором!

На тушинском аэродроме я увидел стайку кукурузников и планеров, и несколько винтокрылых машин ВВС. Меня никто не встречал, и я, руководствуясь инструкцией, зашагал по пожелтевшей траве. Вдали виднелись одинаковые коробки пятиэтажек и новостройки повыше. Подъёмные краны махали своими железными руками, приветствуя моё возвращение. Привет! Привет! Привет — Мальчишу!

Я прошагал мимо здания Государственной авиационной комендатуры и спокойно вышел через КПП. До общаги было рукой подать… Вернее, было бы… Сунул руку в карман, заранее зная, что там ничего нет. Метро было рядом и ехать всего две станции, но пятачка в кармане, разумеется, не оказалось. Етит твою за ногу!

На мне всё ещё была песчаная хэбэшка с короткими рукавами. Впрочем, мне выдали и бушлатик, так что холода я не почувствовал. Но вот про деньжата товарищи комитетчики забыли и теперь до общаги нужно было ехать на автобусе зайцем или на попутке. Или пешком… Автобус мог быть и с кондуктором, да и прямого, насколько я помню, не существовало. Поэтому я решил попробовать поймать попутку. Подвезут добрые люди.

Прошёл через площадь, мимо остановки и поджидающих пассажиров такси, и двинул по дороге, поднимая руку перед каждой проезжающей машиной. Водитель голубого ЕрАЗа затребовал рубль, москвичонку было не по пути. Я пошёл дальше и махнул тёмно-синему ГАЗ-51 с оцинкованной будкой. Машина с недовольным вздохом затормозила, я открыл дверь и увидел молодого небритого шофёра в кепке.

— Друг, до улицы Вилиса Лациса не подкинешь? — спросил я у него без особой надежды, но он согласился.

Он кивнул, с интересом глядя на моё одеяние, а я забрался в кабину.

— Это что на тебе? — прищурился он. — Новая форма что ли?

— Нет, Осоавиахим пошил, — мотнул я головой. — Для членов авиаклуба.

— Кто-кто? — наморщил он лоб.

Надо же, не слышал названия такого.

— Да ДОСААФ, он раньше так назывался. Пошутил я.

— А-а-а… — протянул он. — А я думаю, — чё за ерунда. Понятно теперь. Ничё так хэбэшка, только почему жёлтая такая?

— Да, какую ткань нашли, из той и пошили.

— Ну, ясно. А я-то уж думал… Я просто недавно дембельнулся, так что взгляд намётанный. Ты сам-то служил, авиахим?

— Было дело, — кивнул я, невольно вспоминая те далёкие дни. — До института ещё.

Поступил я не сразу, год целый проваландался, работая в ПАТП автослесарем, а потом ушёл в армию. Ну а после уже был институт. То есть, он и сейчас ещё вроде не закончен, хотя товарищ Весёлкин предлагал разные весёлые штуки.

— Не в Войсках Дяди Васи, случаем?

— Допустим, — прищурился я.

— Да ты чё! — обрадовался водитель и его круглое лицо разъехалось в широкой улыбке. — Зёма! Я ведь и сам в ВДВ два года отмотал! На бэмсе катался. А ты где служил?

Щетина у него была редкой и пшенично-рыжей, улыбка широкой, а взгляд оценивающе-холодным, как у хулигана, безоговорочно верующего во всесокрушающую силу своих кулаков. Или, как у животного. Всё вместе это делало его похожим на здорового хряка.

Он мне категорически не нравился. А ещё мне не нравилось, что он как лошка втянул меня в разговор. Вот же бляха… Теперь врать смысла уже не было. Если это продолжение проверки, то незачем им понимать, что я ход раскусил. А если вдруг, ну бывает же всё-таки… В общем, если это действительно совпадение, то и хрен с ним, чего от него шифроваться…

— В Оше, — ответил я.

— О-о-о! — округлил он глаза. — Братан! САВО! Не в триста восемьдесят третьем пдп?

Ну, понятно. Совпадение. Это, как картишки раскинуть в машине с незнакомцами.

— Ну надо же, — покачал я головой. — Именно в триста восемьдесят третьем. Майор Бугаев жив ещё?

Я мотнул головой. Конечно жив, ему лет-то сейчас не больше сорока. М-да… Ладно. Чувака этого ко мне подвели специально. Это можно было бы назвать паранойей, но после того, как в меня стрелял гаишник с вертолёта, а потом — африканские головорезы и одна португальская девка…

— Да, Ёпэрэсэтэ на месте! — захохотал водила. — Куда он денется-то?

— Точно, Ёпэрэсэтэ, — улыбнулся я, припомнив нелепую кличку грозного начальника штаба.

— Здоровый, как бочка, бухает по-чёрному. Он у нас одному духу прям на плацу челюсть вынес.

— Замашки всё те же, — хмыкнул я.

— Ну, брат, у нас с тобой просто встреча на Эльбе, да? Я, кстати, Васёк.

Он протянул руку.

— А я Григорий, — как можно более открыто и чистосердечно ответил я.

— Ну, чё Гришка, надо за встречу замахнуть! Ты как?

— Идея хорошая, да только я на мели, брат. Ноль повдоль по всем фронтам. А степуха будет в конце месяца. Так что…

— Да ладно, чё, — перебил меня он, — свои ж братаны, сочтёмся. Я ведь понимаю, студент, хрустов нема. Хорошо хоть рабочий класс деньгу зашибает, да? Короче, приглашаю. Тут недалеко есть место козырное, тебе понравится.

Какого хрена! Час назад меня встречал кэгэбэшник с корочками, вполне официально представлялся, никаких тайн мадридского двора, всё открыто, а тут — пожалуйста. Вася, блин. Решили меня не выпускать из поля зрения и подвести информатора? Да только разных мы полей ягоды с Васей этим. Ясно же, дружбу с ним я водить не стану… Зачем тогда?

— Слушай, сейчас не получится, — качнул я головой. — Никак не могу сегодня.

— Да ладно, не кипишуй, мне сегодня и самому в рейс. Давай завтра часиков в шесть, а?

— А что за место? — поинтересовался я.

— Увидишь, — довольно улыбнулся он и блеснул золотой фиксой. — Сейчас-то ты куда едешь? На Вилиса Лациса? В Крест что ли?

— Точно, — кивнул я.

— Знатную вам общагу отгрохали. Как там, нормально?

В сечении здания лежал большой крест. Четыре крыла двадцатиэтажки смотрели в четыре стороны, как огромная фигура из какого-нибудь тетриса. Так что в народе здание моментально прозвали крестом.

— Да не обжились ещё толком, её же только сдали, считай.

— Понятно. А девки у вас какие? Отзывчивые?

— Не слишком.

Он хохотнул.

— Ладно, довезу тебя, авиатор, — подмигнул Васёк. — Серьёзную вам общагу отгрохали. Ты, стало быть, физик?

— Точно, — усмехнулся я. — Только не физик, а химик.

— Ай, — махнул рукой он. — Одна печенюшка — что физик, что шизик. А я там рядом живу, поэтому и знаю. У бабы своей обитаюсь. Я себе вдовушку нашёл, представь? В самом соку, тридцатник, мужик того, а ей куда деться теперь? А оно как, мужика-то надо? Надо. И мне тоже лафа, пусть немолодая уже, но баба умелая, в постели такое вытворяет, только свист стоит. Молодухам фору даст на тыщу рэ. Ну и, опять же, дома чистота, всегда жратва готова, ждёт меня, крутится вокруг, рюмочку подносит, Васенька, да Васенька.

Он засмеялся.

— Ты, значит, свою гавань нашёл уже, — кивнул я для поддержания разговора.

— Посмотрим, — пожал он плечами. — Меня чё, привязали что ли? Печати в паспорте нет? Нет. Когда захочу, тогда и полечу дальше.

За окном мелькали знакомые кварталы, улицы, новостройки. Неслись давно забытые железные кони — «Москвичи», «Волги», «Кубани», «ЛАЗы», «Икарусы», «Восходы» и «Уралы». А кроме этих механических реликтов, я узнавал запах далёких времён. А уж его-то подделать было нельзя. Бензин, металл, машинное масло. В аскетичной кабине грузовика это чувствовалось очень хорошо.

Васёк, не меняя тему, всё молотил и молотил языком, расписывая плюсы жизни с женщиной старше себя. Потом перешёл на выгоды своей работы и, наконец, ударился в воспоминания о службе. Я слушал в пол-уха, размышляя, почему мне подогнали именно такого типчика. Явно ведь, на долгую дружбу между нами рассчитывать было бы наивно. Альфонс водитель и студент последнего курса. А это могло значить только одно…

— Вась, Вась, куда? Там надо было прямо ехать.

— Да знаю, зёма, знаю. Ну, слушай, по пути просто, мне домой надо на секунду заскочить, я кошель не взял. Просто чик и всё. Ты братана встретил! В Москве! Можешь такое представить? Ну и что, минутку не обождёшь?

Это могло значить только то, что наш контакт планировался, как одноразовый. Стало быть, сейчас всё и будет решаться. Правда, есть вопрос. Что именно мы должны были решить? Являлась ли эта акция продолжением гэбэшного испытания или продолжением эксцесса, когда по нам с Весёлкиным палили из гаишного вертолёта?

— Щас, — приговаривал Васёк с застывшей ухмылкой. — Щас. На одну минуточку раз и всё. Только лопатничек возьму и дальше поедем. Возьму только…

Оба варианта казались фантастическими и невероятными. Куда меня готовят и почему? Опять же, если я перенёсся из будущего, то почему не мог перенестись и Весёлкин? Метод, правда, не выглядел, как готовая технология. Так ведь затылков не напасёшься… Но даже если не лично Весёлкин, он мог знать, быть в курсе… И, судя по оговоркам или намеренным намёкам, и мог и знал что-то.

Грузовик подкатил к воротам частного дома. Подкатил, но не остановился. Ворота, как по волшебству, распахнулись и мы, не сбавляя скорости, влетели внутрь. Лицо водилы стало напряжённым. Понимаю, чего уж. Нужно было действовать. И не потом, а прямо сейчас.

Во дворе стояла легковушка, прикрытая брезентом, рядом с ней у покосившейся стены бани я заметил чувака в пальто и шляпе. На крыльце дома появился мужик лет сорока с благожелательным выражением лица. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, он из органов. Из каких только…

Я быстро оглянулся. Сзади два крепких гренадёра в режиме «бегом марш» замуровывали ворота. Т-а-а-а-к… Понятно… Непонятно только, можно ли их убивать, или нужно было действовать деликатно…

— Слушай, земеля, — нагло, с чувством превосходства разулыбался Васёк. — Пошли в дом зайдём. На секундочку, я обещаю. С бабой своей познакомлю.

К двери подбежал ещё один здоровяк и рванул ручку.

— И это… Лучше без фокусов, — подмигнул мой брат десантник, и я снова обратил внимание на его холодные глаза, безразличные, как у животного.

Загрузка...