Сирийский рубеж 3

Глава 5

Линия визирования высветилась на индикаторе лобового стекла. Прицельная марка совмещена. Палец аккуратно зажал гашетку пуска. Одна секунда, две…

— Пуск произвёл, — доложил я, продолжая удерживать вертолёт на линии атаки.

Ракета вышла из контейнера, сделала пару витков и устремилась к цели. До взрыва 10 секунд. Перед собой наблюдаю, как тёмная точка приближается к искомому объекту. Ещё немного и…

— Есть. Ухожу вправо, — доложил я, наблюдая, как строение погрузилось в облако песка и пыли, а крыша обрушилась.

— Понял. На боевом. Внимание… атака! — произнёс в эфир Тобольский.

Я ввёл вертолёт в разворот, проносясь над крышами отдельно стоящих домов. Краем глаза увидел устремившуюся ракету, выпущенную с борта Ка-50 Олега Игоревича.

И вновь взрыв! Пыль ещё не осела, а очертания остатков строения уже видны. На месте здания, где занимали позиции боевики, образовалась груда камней и развалин.

— На повторный. Наблюдаю нашего. Здание в 150 метрах от взрыва, — произнёс я, заметив, как себя оранжевым дымом обозначил наш лётчик.

— 115-й, площадка готова. Можно…

— Запретил! Запретил! — влез я в эфир, заметив приближение противника.

Три пикапа с пулемётами уже неслись в район, где подымались клубы оранжевого дыма. Так легко нам лётчика местные духи, террористы, мятежники… неважно как их называть, не отдадут никогда.

— Понял. Запретили, — ответил Батыров.

Подлети Димон сейчас, и на посадке или взлёте вертолёт бы расстреляли.

— Справа бьют! — доложил я в эфир, уводя Ка-50 от очереди из крупнокалиберного пулемёта.

— Вижу. На боевом. Буду «трещоткой» работать, — ответил мне Тобольский.

Сейчас он будет применять пушку. В условиях, когда рядом наши войска или спасаемый нами человек в непосредственной близости с противником, точность превыше всего.

Я вновь сманеврировал, уводя вертолёт от очереди из пулемёта. Солнце слегка ослепило во время отворота, и в этот момент вертолёт сильно тряхнуло.

Ещё несколько выстрелов. Один из снарядов попал в правый борт. Ощущение, что булыжник в бок прилетел.

Надо дать возможность Тобольскому выйти в положение для атаки.

— Захожу от солнца, — доложил Олег Игоревич.

По курсу буквально выросла линия электропередач. Ручку отклонил на себя. Вертолёт слегка задрал нос и плавно набрал пару десятков метров высоты. Тут же ещё одна очередь.

Теперь отворот вправо. Силуэт на командно-пилотажном приборе показал очередные 45°. Голову слегка прижало к правому блистеру.

— Внимание! Атака! — произнёс в эфир Тобольский.

Взрыв. Затем ещё один. Две машины буквально подбросило вверх. А столб огня и пыли взметнулся на несколько метров. Я видел, как Олег Игоревич в последний момент успел сманеврировать и не попасть под осколки.

— Я 103-й! Терплю бедствие! Терплю бедствие! — пробивался в эфир голос нашего лётчика.

Помехи были большие и сложно было разобрать каждое слово.

Следующий заход на цель выполнял уже я. Нашлемное визированное устройство всё так же в работе.

— Цель вижу. К работе… готов, — доложил я после появления счётчика дальности до цели.

Силуэт машины аккуратно совместил с зоной визирования. Дальность 4.5.

— Пуск! — доложил я.

Ракета ушла в сторону пикапа.

Мощный взрыв, и автомобиль исчез в облаке пыли и пламени. Тобольский выполнил проход над местом боя, но больше сопротивления не было. Пора забирать.

— 115-й, наблюдаю площадку. Выполняю посадку, — доложил Батыров.

Ми-8 медленно подошёл к пустырю. Пока несущий винт вертолёта разметал вокруг себя камни и пыль, из покосившегося здания начал бежать наш лётчик. Давалось это ему с трудом. Видно было, что он сильно хромал.

Пока происходила эвакуация, мы продолжали с Тобольским кружить над местом боя.

Где-то вдалеке продолжались бои. Серые и чёрные клубы дыма поднимались над Идлибом, окутывая его подобием смога. Противник серьёзно окопался и не хочет сдавать позиций.

— На борту. Взлетаем, — произнёс Батыров и начал отрываться от поверхности.

Делал он это медленно, с присущей ему академичностью. Слишком плавно он разгонял вертолёт вдоль земли.

— Тарелочка, 115-й, забрали второго. Первый не обнаружен, — доложил Димон.

— Вас понял. Район поиска в районе хребта Ансария. Дальше подскажем.

— Тарелочка, 115-й понял. Ждём команды, — запросил Батыров.

Я проверил запас топлива. Вполне можем ещё час выполнять задачи, а затем долететь до Хама.

Батыров начал отворачивать на горный хребет. Если Мулин там, то его слишком далеко отнесло. Видимо, прыгнули с большой высоты.

— 115-й, вам на курс 330°. Поиск в районе Басанкуль.

— Понял, выполняем, — ответил Батыров.

Вот теперь будет всё гораздо сложнее. Указанный район — самая что ни есть территория «Чёрных орлов» — группировки, подконтрольной Турции.

И для них сбитый советский лётчик — трофей серьёзный.

Пролетев несколько километров, я обнаружил обломки самолёта. Части Су-24 были разбросаны среди нескольких сопок и уже почти догорели, отбрасывая вверх чёрный дым.

Узнать в этой груде покорёженных и обгоревших обломков «рашпиль» можно было только по одной из консолей крыла.

— Борт обнаружил. Четыре километра северо-западнее Басанкуль. Ориентир — отметка 507, — доложил я.

— Пошли вправо, — дал команду Тобольский, и мы начали выполнять вираж над местом падения.

Следов Мулина не видно. Яркий оранжевый купол парашюта должен быть недалеко. Не бывает такого, что он приземлился бы на слишком большой дальности от самолёта.

Странно, но никаких следов боевиков в этих местах. Ни брошенных опорников, ни разбитой техники. Даже пара деревень, что находятся на склонах холмов, выглядят брошенными.

— Пройду вдоль сопок, — сказал я в эфир, направляя вертолёт к расщелине между возвышенностями.

Не прошло и секунды, как Тобольский резко сманеврировал и ушёл ближе к земле.

— На склоне слева что-то мигнуло, — проговорил он, слегка запинаясь.

Я машинально отвернул вертолёт, но ничего за этим бликом не последовало.

— 115-й, над сопками повнимательнее, — сказал я в эфир.

— Понял, — ответил Батыров, но он держался в стороне.

Так не бывает, чтобы нам отдали так просто катапультировавшегося лётчика. Я смотрел по сторонам и продолжал искать следы Мулина. Ничего тут особого не было. Сопки невысокие и хорошо просматриваются.

Да только есть одно место, которое сильно меня настораживало.

— 201-й, над расщелиной пройду, — доложил я.

Подлетая к этому земляному провалу, я и увидел оранжевый купол. И недалеко от него Мулина. Без движения.

— Вижу его. На краю расщелины. Лежит и не…

В этот момент с вершины одной из сопок потянулся дымовой шлейф. Ощущение, будто кобра бросилась из укрытия.

— 2-й, слева ракета! Слева! — громко сказал Тобольский.

— Понял, понял. Вправо пошёл! — ответил я, уходя со снижением вниз.

Пока я начал маневрировать от ракеты отстреливая ловушки, по вершине отработал Олег Игоревич.

А ракета продолжала лететь в меня, извиваясь из стороны в сторону. Отстреливать ловушки не прекращал, но за столь ярким салютом, я потерял её из виду.

— Ушла в сторону, — произнёс Тобольский, отворачивая с боевого курса.

Но это было явно не всё.

— Справа, справа ещё одна! — произнёс я, прижимаясь к земле и пытаясь скрыться за неровностями рельефа.

— Потерял из виду. Не вижу! — громко сказал Тобольский.

Я тоже не видел самой ракеты. Стоило вынырнуть из-за сопки, как небо расчертил дымный след и что-то взорвалось на средней высоте.

— Мимо прошла! — громко сказал я.

Тобольский слишком сильно ушёл вперёд и спикировал вниз, пытаясь прикрыться складками местности.

Вдруг с вершины ещё одной сопки, практически в упор ударил крупнокалиберный пулемёт. Пара снарядов попали в правый борт, но Броня выдержала.

— 201-й, ещё работают, — произнёс я в эфир.

Ка-50 выдержал ещё пару попаданий, но на этом надо было заканчивать бегать. Ручку отклонил от себя, разогнавшись вдоль расщелины.

— Манёвр! — скомандовал я и выполнил горку.

Тут же резко развернулся, сбрасывая скорость до 120 км/ч. Вертолёт опустил нос, и теперь я мог рассмотреть расположение огневых точек.

Зенитные установки замаскировали прямо в склонах сопок и гор.

— Цель вижу. Атака! — доложил я, повисая на ремнях во время пикирования.

Я плавно нажал на гашетку пушки. Вертолёт от мощной отдачи начал «мандражировать». Эффективность этого оружия большая! Боевики побежали в разные стороны, а снаряды буквально перемололи на своём пути тела людей.

— Вывод, — произнес я, «взяв» ручку управления на себя.

Вертолёт вышел из пикирования, но передо мной оказался другой склон. И здесь тоже были засады.

— 115-й, иду забирать. Прикрывайте.

— Запретил посадку! — успел громко сказать Тобольский, разбираясь с целями на другом направлении.

Тут и я пустил один залп С-8 по боевикам. Ракеты ушли, а я успел отвернуть влево, чтобы не столкнуться со склоном. Воздушный поток буквально сметал верхний слой земли, поднимая пыль.

На выводе успел увидеть, как в воздух поднялись клубы дыма. Скучковались эти парни тут очень компактно.

Задумка ясна. За сбитым лётчиком прилетят обязательно. И вертолётов будет много. В три раза больше вариантов заработать гору «грязных денег»!

— 115-й, боевики на склонах, — сказал я, предупреждая Димона, что пока садиться нельзя.

Куда он только торопится? У нас ещё есть возможность зачистить всё.

— Понял, — ответил Батыров и снова отвернул в долину. — Тарелочка, Тарелочка, я 115-й. Противник в районе Басанкуль. Идут подкрепления.

Смысл последних слов я понял не сразу. Однако, пришло понимание, зачем Димон торопится. Выполнив горку, я отвернул в сторону Тобольского.

Олег Игоревич, выводя вертолёт из пикирования, уже вёл свой отдельный бой. Со стороны границы приближалось большое количество боевиков на бронемашинах и пикапах. И вот это было уже совсем плохо.

— Готов работать, 1-й, — доложил я.

— Понял. Захожу на колонну и атакую.

На индикаторе лобового стекла вновь высветилась прицельная марка. Нашлемное визирное устройство опустил на правый глаз. Начал совмещать с целью.

Первая машина была уже уничтожена. Осталось добить колонну до конца. На ИЛС высветилась команда С — пуск разрешён.

— Марка на цели. Пуск! — произнёс я, нажимая гашетку.

Ракета ушла к цели. На экране в центре приборной доски был виден силуэт бронированной машины. До встречи с целью оставалось пять секунд.

— Попал! Ушёл левее, — доложил я.

Тобольский подтвердил приём информации, но в его голосе не было оптимизма.

Напряжение росло с каждой атакой, а топливо продолжало уходить. Времени на решение у нас немного.

— Я 115-й, больше времени нет. Забираю, — произнёс Батыров.

— Понял, — ответил я, и направил вертолёт в сторону Ми-8.

Вертолёт Димона практически чиркал «брюхом» землю, чтобы подойти как можно ближе к месту посадки.

— Буду заскакивать, — произнёс Батыров.

Всё-таки Димон что-то ещё помнит из наших афганских заходов на площадки.

Рядом с котлованом может сесть только один вертолёт.

Тобольский дал ещё один залп по южному склону. Стали видны очередные подрывы, а дымом снова заволокло всю сопку.

— 202-й, иду на посадку, — доложил Батыров, начиная выполнять горку перед посадкой на возвышенность.

Его вертолёт пролетел в паре сотен метров от меня и направился к площадке рядом с котлованом.

— Прикрываю слева, — доложил я, пристроившись чуть выше Ми-8.

На северном склоне наблюдаю, как собирается ещё одна банда. Только никто не стремится спускаться вниз. Переключаюсь на пушку и даю залп.

Склон погрузился в пылевую завесу, а движение прекратилось.

— Вижу справа! — громко произнёс Тобольский, атакуя наступающих к сопке боевиков.

Я резко развернул вертолёт и встал в вираж над местом посадки Батырова. Только бы быстрее он забрал Мулина.

Во рту было совершенно сухо, а комбинезон под моим жилетом промок насквозь.

— 202-й, две минуты и взлетаю, — услышал я информацию от Димона.

Следом я выполнил очередной вираж, контролируя склоны, но взлёт затягивался. Внизу было видно, как полковника ещё только тащат в грузовую кабину.

— 115-й, побыстрее, — подсказывал в эфир Тобольский.

— 30 секунд.

Я выполнил ещё один залп из пушки по поступающим боевикам. Олег Игоревич, всё это время продолжал работать на дальних подступах.

— 115-й? — запросил я.

— Взлетаю! — громко доложил Дмитрий.

Ещё немного и он отойдёт от места приземления Мулина. Чем ближе этот момент завершения, тем больше наступает чувство тревоги. Чересчур ведь всё хорошо.

Ми-8 тяжело, но оторвался от площадки. Надо чтобы он тоже отстреливал ловушки, но этого нет.

В это время я заканчивал очередной разворот. Момент самый что ни есть хороший, чтобы пристроиться к вертолёту справа. Батыров уже в паре метров от склона и аккуратно наклонил нос, чтобы разогнаться.

Но слишком всё было гладко.

Столб дыма возник справа от Ми-8. Серый спутный след, будто змея, начал вилять из стороны в сторону и… устремился к «восьмёрке».

— Пуск! Пуск! Отстрел! — скомандовал я.

Расстояние совсем небольшое, и никуда Батырову уже не деться. Скорость он не набрал и высота маленькая.

Впереди сопка. Уйти в сторону уже не выйдет. Если выполню подскок, смогу прикрыть правый борт. А там уже Батыров увернётся.

— Влево уйди! — скомандовал я.

Тепловые ловушки вышли с правого и левого борта, чтобы прикрыть вертолёт во время манёвра.

Я отклонил ручку на себя, набирая высоту. Голову откинуло назад от столь резко набора высоты.

Ка-50 быстро перелетел вершину сопки. Вертолёт Батырова, словно в замедленной съёмке, начал уходить влево. Я быстро отклонил правую педаль, прикрыв левый борт «восьмёрки». От столкновения с ним ушёл, а вот серая «гадюка» совсем рядом…

Дыхание остановилось. Пульс практически пропал, но началась пульсирующая боль в районе висков. Внутри всё сжалось, словно пружина.

Взгляд мой был направлен влево. Вслед улетающему в сторону Ми-8 с людьми в грузовой кабине.

Удар в правый борт и вертолёт закрутило. Следом ещё один удар. Всё вокруг вращается. В ушах прерывистый тревожный сигнал. По всей кабине мощнейшая вибрация. Настолько сильная, что чувствуешь как дрожат щёки.

Приборная панель похожа на мигающую новогоднюю ёлку. А печально известная женщина начала зачитывать скороговорками список отказов.