В здании высотного снаряжения, ставшем нам домом на время операции, стоял мягкий полумрак. Лётчики отдыхали после вылета или готовились к ночным полётам. Железные кровати при малейшем движении отзывались жалобным скрипом.
На большой вешалке были развешены лётные комбинезоны, пахнущие керосином, потом и какой‑то странной тряпичной сыростью. Сам запах комнаты был особый: смесь пыли, табака и масла для оружия, хранившегося в небольшой пирамиде и двух больших ящиках.
Кто-то уже протяжно храпел. Храп одного из моих подчинённых гудел так, будто у него в груди двигатель от Ан-2.
Раньше бы я мог пойти в кабинет «психологической разгрузки» и спокойно посмотреть в красивые глаза Антонины Белецкой.
Я сидел за небольшим столом между рядами кроватей и продолжал смотреть на письмо от Антонины. В нём она писала, что скучает. А также выразила уверенность, что скоро доберётся до Чкаловской и сядет на первый же рейс в Сирию. Всё в лучших традициях жён декабристов. Невольно почувствовал, как рот начал расплываться в улыбке.
Мысли об Антонине перемешивались с ожиданием завтрашнего дня.
— Сан Саныч, всё хорошо? — поинтересовался в этот момент Кеша.
За столом к этой минуте собрались Хачатрян и Ибрагимов, расстелив перед собой «двухкилометровку» и разложив фотопланшеты высоты 939.
— Да, а что? — спросил я, убирая письмо в конверт.
— Ну… улыбаешься просто. Давно ты так не улыбался, командир, — ответил Петров.
Хачатрян что-то сказал на армянском, а Ибрагимов покачал головой.
— Кешечка, я на тебя смотрю, и душа радуется. Человек при деле, напоен, накормлен. Где ж тут плакать.
— Насчёт накормлен — не согласен. Каша была сегодня отвратительная. Вот если завтра с утра картошку жареную с салом дадут, я готов хоть три раза слетать.
На сказанных Кешой словах кровать одного из лётчиков жалобно взвизгнула. А сидящий напротив Рашид Ибрагимов громко сглотнул. По глазам вижу, что сейчас он тоже бы не отказался от картошки с салом.
— Тебе хоть пиджак пожаренный дай — сожрёшь, — буркнул Хачатрян, отпивающий крепкий чай из кружки.
— Ну а что? Картошка с салом — это сила! От неё лопасти быстрее крутятся. Вот помню, мама у нас дома нарежет картошечку, сало из морозилки достанет. Маслице на сковородке уже шипит. Начнёт готовить и запах такой приятный по дому…
— Кеша! — одновременно возмутились несколько человек.
— Понял, молчу, — закончил Иннокентий своё признание в любви к картошке с салом.
В комнату вошёл Батыров, а следом за ним и Могилкин. Пора было уже переходить к обсуждению завтрашнего вылета.
Димон водил пальцем по карте, пока шло обсуждение, где и как лучше высадить группу.
— Эта гора не такая, как 505-я отметка. Она выше, круче. Сопротивление здесь будет жёстче. Вот, видите дорогу, — показал я на фотопланшет.
На нём была запечатлена высота 939 и ведущая к ней извилистая просёлочная дорога. И вела она от самых окраин Пальмиры — тех самых садов, где концентрировались основные силы противника.
— Думаешь, отправят к ней сразу колонну? — спросил Димон.
— Определённо. Вторую господствующую высоту им терять нельзя. Иначе они ставят под удар и «пальмирский треугольник», и сады, и, даже аэродром Тадмор. Да вообще все свои позиции.
Батыров почесал подбородок и придвинул к себе карту.
— Не добомбили сегодня, — прошептал Димон.
— Перестраховалось командование. Надо было дать нам доработать. Мы с командиром уже на боевом были, — добавил Хачатрян.
— Рубен, без обсуждений, ладно⁈ Руководитель операции принял такое решение. В сердцах или из каких-то иных соображений — неважно, — ответил ему Батыров.
— Надеюсь, что они были существенные. Эти самые «соображения», — добавил я.
Димон поднял на меня глаза и молча кивнул. Дальше он несколько секунд смотрел на карту, пока Кеша и Рашид Ибрагимов заполняли лётную книжку. Хачатрян в это время объяснял Могилкину особенности рельефа в районе высоты 939.
— Здесь мы пройдём, но прикрыться будет нечем. Но тут есть альтернатива, — показал Батыров на расчётный район высадки десанта.
Я посмотрел на Кешу, который закончил с документацией. Петров придвинул мне фотопланшет и показал на ту самую «альтернативу».
— Что здесь? — спросил я.
— Юго-восточная часть хребта Табиг. Здесь есть небольшое плато. Думаю, что два вертолёта одновременно здесь сядут. Это и скрытно, и быстро, и разумно, — объяснил Кеша.
— Я его слова подтверждаю. И… я уже доложил командованию, что именно там и будет высадка.
— Поспешили, — покачал я головой, отодвинув от себя карту.
За столом все друг с другом переглянулись. Но больше внимание было уделено именно мне. Будто бы ждали, что я ещё скажу по поводу варианта с высадкой на плато.
Посмотрев на карту, я понял, что в данном месте садиться нельзя. Это единственное пригодное место. И об этом однозначно знает противник. Плюс слив информации будет обязательно.
Но факт в том, что рассчитать место посадки — не значит садиться именно там.
— Думаю, план менять в данную минуту не стоит. Работаем как обычно. Идём звеном и прикрываем. Десантная группа ждёт команду на высадку. Обрабатываем площадку, гасим оставшиеся после сегодняшнего удара огневые точки…
Тут мои слова резко прервались звуком упавшей металлической кружки. Моментально все взгляды были направлены на одного человека, сидящего рядом со мной. Показательно, что в руках у Иннокентия в этот момент осталась часть кружки.
— Мужики, она как-то сама. У них тут всё «на соплях», — объяснил Кеша, показывая оторванную металлическую ручку от кружки.
— Ай, Кеша-джан, как ты так можешь⁈ Такие кружки как Арарат — вечные и несокрушимые, — возмутился Рубен Хачатрян.
— В «умелых» руках и не такое возможно, — улыбнулся я, похлопав Иннокентия по плечу.
В ответ несколько хохотков пронеслись по помещению. Приглушённых, но искренних, незлобных.
Общая, сдержанная в темноте волна веселья прошла по комнате. Даже храп отдыхающих лётчиков прервался. Обсуждение завтрашнего вылета закончили и разошлись по кроватям.
Моё место отдыха было рядом с Батыровым, а на втором ярусе спал Кеша. Когда свет в комнате выключили, тишина установилась моментально.
— Саныч, что после Сирии будешь делать? — шепнул мне Батыров, повернувшись в мою сторону.
В голове возникла одна мысль. Сейчас бы я с удовольствием поучаствовал в мероприятии, которому уделил много времени в отпуске.
— Хотел на охоту сходить. Или на рыбалку.
— А в целом, так и останешься в Торске? Может в академию пойдёшь учиться?
— Не знаю. До академии идти далеко. А охота и рыбалка близко, — ответил я, и Димон еле слышно посмеялся.
Кеша тем временем, дёрнул одеяло, и оно с лёгким треском пошло по швам.
— Вот ведь, — пробормотал он. — Тут всё слабое: ручки отваливаются, одеяла рвутся. Ладно хоть вертолёт держится.
Несколько голосов в темноте прыснули, кто-то кашлем прикрыл смех.
А после снова воцарилась ночная тишина. Скрипы, сопение, редкий кашель, запах керосина и ощущение, что весь этот простой, грубоватый быт был родным и своим. Завтра снова подниматься в небо, а пока ночь, общая комната и редкие простые шутки, от которых не менее приятно на душе, чем от любой картошки с салом.
Утром всё было готово к вылету. Боевые действия в районе Пальмиры не останавливались. На аэродроме была лёгкая суматоха.
Мы с Кешей и экипажем Батырова шли по бетонке к вертолётам.
— Сан Саныч, вот всё думаю… когда мы уже нормальной шаурмы покушаем? — ворчал Иннокентий.
Я поправил свой жилет и подтянул автомат.
— Ты час назад тарелку каши заправил тушёнкой так, что повар чуть в обморок не упал.
— Так это ж час назад! — возмутился Кеша. — Мы, кстати, с Леной двойню ждём. Ты думаешь почему? Питаться правильно нужно!
Я усмехнулся.
— С твоими аппетитами, скоро у тебя целое полевое подразделение будет.
Кеша коротко захохотал, и тут же посерьёзнел, увидев группу бойцов рядом с Ми-8.
— Никого не узнаёшь? — указал на одного из советских солдат Петров.
— Не-а. Он такой один. Его ни с кем не перепутаешь, — ответил я.
Кешу я отправил к нашему Ми-28, а сам решил подойти с Батыровым вместе к советским бойцам. В одной из групп высадки оказался наш старый знакомый Виталий Иванович Казанов. Пару дней назад мы с ним виделись в Хмеймиме.
Теперь же он в «прыжковке», с автоматом и с полным «лифчиком» боеприпасов, стоял рядом с Ми-8 в готовности к погрузке.
— Мои юные друзья, рад вас приветствовать, — махнул он нам рукой.
Я и Димон поздоровались с Казановым.
— Не думал, что вы любитель работать «в поле», — отметил я.
— Приходится. Но я пойду не с вами. Мы с группой высаживаемся в Древней Пальмире. Хочу, так сказать, к истории прикоснуться. Как в пятом классе, — улыбнулся Виталий, намекая, что на советских учебниках истории были изображены развалины Пальмиры.
— Да вы любитель древности, Виталий Иванович, — сказал я.
— У каждого свои недостатки. До встречи, — крепко пожал он мне с Батыровым руки и ушёл на запускающийся Ми-8 сирийцев.
Димон застегнул шлем и посмотрел на меня.
— Погнали, — улыбнулся он.
— По вертолётам, — ответил я, пожимая ему руку.
Ми-28 стоял в капонире, готовый к запуску. На подходе меня встретил мой заместитель по инженерно-авиационной службе Гвоздев.
— Командир, вертолёт готов. Как и ставили задачу — по 8 «Атак» и по блоку Б-8 с каждой стороны, — показал он на точки подвески.
— Достаточно. Благодарю, Михалыч. Остальные? — спросил я, надевая шлем.
— Готовы. «Водители» на борту, — ответил Гвоздев, вытягиваясь в струнку и прикладывая руку к голове. — Хорошей работы, командир.
— Спасибо!
Я подошёл к вертолёту ближе. Лопасти тихо покачивались на утреннем ветру, желая вот-вот раскрутиться. Я погладил фюзеляж в районе кабины, нащупав несколько заплаток от попаданий крупнокалиберных пулемётов. В груди слегка сжалось. Увы, эти пробоины не последние на этом вертолёте.
Кеша в это время присел на корточки и заглянул под брюхо машины. Как всегда любопытствующий.
— Знаешь, Саныч, вот как смотрю я на эту махину… у меня внутри живот урчит. Наверное, я так голоден до полёта, что надо было ещё съесть гречки.
Я только покачал головой и махнул рукой.
— В кабину, философ. Мир сам себя не спасёт.
Несколько минут спустя наша группа запустилась и вырулила на магистральную рулёжку для взлёта. К этому времени в эфире уже был слышен радиообмен сирийцев. Звучали доклады наших бомбардировщиков, наносивших удары с больших высот. Там их боевики не достанут из «Стингеров».
— Тифор-старт, группа 302-го к взлёту готова, — сказал я в эфир и аккуратно взялся за органы управления.
— Группе взлёт.
Вертолёт слегка задрожал. Каждый миллиметр поднятия рычага шаг-газ приближал нас к моменту отрыва. Нос вертолёта чуть дёрнулся влево перед отрывом.
И в тот же момент Ми-28 оторвался от бетонной поверхности. Справа от меня завис Ми-28 Хачатряна. Чуть дальше пара Ми-24 начинала свой отрыв от магистральной рулёжки.
— Внимание! Паашли! — скомандовал я, отклоняя ручку управления от себя.
Вертолёт разогнался, и мы взяли курс на Пальмиру.
Я держал ручку управления, каждый раз отклоняя её перед очередной неровностью рельефа. Буквально, повторяя каждый изгиб холмов, которые с заходом солнца стали хищно чёрными.
Парой мы полетели над камнями. Тут же пришлось сделать резкий манёвр и уйти по извилистому оврагу. Утренняя дымка всё ещё поднималась от земли. Будто, тёплое дыхание, вперемешку с гарью пожарищ.
— 316-й, не отставай, — подгонял я ведомую пару Ми-24.
— Понял. Вас наблюдаем. Прошли овраг.
В стороне, под круговыми всплесками пыли было видно, как работают танки по позициям боевиков.
— До цели 10 километров. Высоту наблюдаю, — доложил Кеша.
Впереди уже было видно возвышающиеся холмы над «Пальмирским треугольником» и ту самую отметку 939.
— 11-й, влево пошли на площадку. 316-й, пока не торопись. Вставай в вираж, — дал я команду ведущему второй пары.
— 16-й, понял.
Позади нас тянулся Хачатряна с Ибрагимовым, стараясь далеко не отставать.
Под нами было плато, у кромки которого за каменными хижинами вились полосы опорников.
И тут всё начало оживать.
— «Сварка» слева работает, — произнёс я.
Рубен слишком резко отклонил ручку влево.
Я успел уйти в сторону, чтобы мы не столкнулись в воздухе. Но тут же и справа с одной из высот открыли огонь с другой позиции.
— Наблюдаю, 2-й. Главный включён. Атака, — доложил Рубен.
В зеркале я увидел, как он выпустил пару очередей из пушки. Пыльные всполохи шли прямо в направлении плато, куда планировалась посадка Ми-8.
— Главный включён, — произнёс я по внутренней связи, выбирая на панели вооружения неуправляемые ракеты.
На индикаторе лобового стекла высветился символ НАР. Начала мигать команда выставить прицельную марку на цель.
— Вижу цель. Справа под 20, — доложил Кеша, и я увидел на склоне позицию большой зенитной установки.
Начал аккуратно совмещать прицельную марку с силуэтом опорника. Тут же по фюзеляжу вновь прилетело. Очередь от ДШК прошла хоть рядом, но слегка зацепило.
— Марка на цели. Дальность 3.4… 3.2… 3.0, — начал отсчёт Кеша.
— 11-й, цель по курсу. Работаем «гвоздями». Держи интервал, — произнёс я в эфир, опуская гашетку ПУСК вниз.
— Отстрел, — скомандовал Кеша, выпустив несколько тепловых ловушек.
Цель перед глазами. Осталось только нажать на гашетку.
— Пуск! Ухожу влево, — произнёс я.
Нос вертолёта слегка дёрнуло. Обзор слегка заволокло дымом. Ракеты ушли к цели, но смотреть результат возможности нет. Быстрее нужно выходить из опасной зоны.
— Разобрали опорный пункт, — спокойно сказал Кеша, в процессе разворота.
— 11-й, на боевом. Цель вижу, — доложил Хачатрян.
Его машина выдала длинный залп. НАРы, будто связка молний, обрушились на дальний край склона, где таились позиции противника. Там поднялся столб пыли с камнями.
— 16-й, выходите на боевой. Работай по разрывам, — дал я команду в эфир второй паре.
— 16-й, выходим на боевой. Цели наблюдаем.
Не успел я ответить, как из‑за гребня справа выстрелил факел. Ракеты ПЗРК полетели нам наперерез.
— Пуск! Пуск! Справа! — закричал в эфир Хачатрян, но я уже маневрировал к земле.
— Отстрел, — вновь скомандовал я, но Кеша и без меня знал, что нужно спасться как только возможно.
Огненные гирлянды ловушек ушли в стороны. Тут же слева я увидел, как извивалась ракета, оставляя в воздухе серый спутный след. Взрыв и вертолёт качнуло ударной волной.
— Мимо ушла, — тихо произнёс в эфир Хачатрян.
Пара Ми-24 отработала свой заход, и на боевой курс вернулись мы с Хачатряном.
— Вижу позицию. Справа под 30. Марка… марка на цели.
— Понял, — ответил я, нажимая на рычаге шаг-газ кнопку привязки к цели.
Слишком большой был перепад высот в этот момент. На индикаторе высветился символ лазерного дальномера. Символа ПР пока нет, но счётчик дальности уже начал работу.
— Есть ПР! — громко объявил Кеша.
— Пуск! Вправо уходим, — сказал я, нажима на гашетку пуска ракет.
Короткий залп НАР, будто бы веером, накрыл позицию, превратив её в огненный кратер.
Ещё несколько заходов на цель практически опустошили наши блоки неуправляемых ракет. Ощущение, что во вчерашней атаке мы никого не поразили.
— 2-й, 16-му. Левый в отказ ушёл, — доложил мне ведущий второй пары.
Этого ещё не хватало!
— Понял тебя. Выход влево и домой. Поднимайте резерв. 17-й, прикрываешь ведущего, — дал я команду уходить паре Ми-24 на аэродром.
— 302-й, ответь 115-му, — запросил меня Батыров.
На горизонте показался строй из четырёх Ми-8.
— Ответил.
— Группу высаживаю у подножья. Дальше пойдут сами.
— Понял, — ответил я, продолжая разворот рядом с одной из невысоких гор.
Пролетели мы с Кешей у самого склона этой высоты, подняв воздушным потоком пыль и камни.
Вертолёты начали заходить на посадку.
Только сдвижные двери открывались, как весь десант разбегался и занимал второпях оборону.
Ещё один вираж, и я уже наблюдал, как Ми‑8 уходили в сторону: отработали высадку и освобождали площадку для других. На земле бойцы «Сил Тигра» и нашего отряда специального назначения заняли гребень, развернули пулемёты, готовясь вести зачистку на склонах.
— 115-й, я Астра-1. На земле, контакт есть. Работаем, — доложил командир нашей наземной группы.
Я посмотрел вниз, где на плато мелькали цепочки бойцов.
— Начало положено, — сказал я по внутренней связи.
— 115-й, ушли домой. Спасибо за работу, — произнёс в эфир Батыров, уводя своё звено от высоты.
Теперь нам нужно оказать поддержку войскам на земле.
— 11-й, остаток, — запросил я у Хачатряна.
— 800.
Не так уж и много. А ещё нужно резерв дождаться. Но тут кое-что поменялось.
— Командир, наблюдаю на юго-востоке. Пыль в пустыне поднимается. Много, — доложил Кеша.
Я резко отклонил ручку управления вправо, чтобы выйти в указанном направлении.
— Сейчас прямо по курсу, — произнёс Иннокентий, но я уже и сам всё увидел.
В направлении высоты шли три колонны техники. До прибытия к отметке 939 считанные минуты. Колонны шли длинными, дрожащими змеям по серым дорогам пустыни, наперерез нашим войскам.
— Их сейчас отрежут, — произнёс Кеша.