Сирийский рубеж 3

Глава 10

В грузовую кабину Ил-76 продолжали затягивать Ка-50. Первоначально занесли лопасти и сняли втулку несущего винта, чтобы вертолёт смог пройти по высоте. Места на «Илюше» для этого вертолёта достаточно.

— Сан Саныч, и вы ничего не скажете? Вас лично генеральный конструктор попросил быть на совещании на Ухтомском вертолётном заводе, — продолжал меня спрашивать старший инженер испытательной бригады.

Да уж! Такими темпами я в отпуск доберусь ещё не скоро. А ведь ещё ВЛК нужно в госпитале пройти. В Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале в парке Сокольники в Москве, сделать это ещё тот квест.

— Так что вы молчите?

— Дар речи потерял от радости, товарищ инженер. Насколько я понимаю, приглашение сделано в добровольно-принудительной форме? — повернулся я к Батырову.

— Именно в такой форме.

— В Люберцы, так в Люберцы, — сказал я.

Инженер обрадовался и ушёл руководить погрузкой техники. А я слегка задумался над столь интересным предложением.

— Кто мне дал такую команду, Димон? — тихо спросил я у Батырова.

— Обратились к Чагаеву, а он уже вниз по цепочке. Ты конечно можешь не пойти на это совещание. Но тогда позвонят в Торск, и полковник Медведев будет недоволен.

Отказываться я и не собирался. Просто почему это нужно делать сразу с самолёта, мне непонятно.

— Да и смотри поаккуратнее там, Сань. Будут присутствовать люди из Министерства Авиационной промышленности. Ходят слухи, что у них сейчас весьма странный подход к новым разработкам. Чуть было палубную авиацию не загубили недавно…

Батыров поведал мне слухи о том, как тяжело у сторонников авианосного флота идёт процесс продвижения. Но оказалось, что в среде испытателей КБ МиГ и Сухого есть «пробивные» ребята.

— Так что от тебя многое зависит. Как ты подашь материал, как представишь Ка-50 на суд руководителей МинАвиапрома, как будешь сравнивать Ми-28 с ним, — сказал Димон, утирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

Жар от работающей вспомогательной силовой установки Ил-76 накалил воздух вокруг самолёта. А сирийское палящее солнце только добавляло к этому больше зноя.

— Ну вы и нашли оратора. Я ведь и послать могу, если мне что-то не понравится, — улыбнулся я.

Батыров кивнул и вспомнил про случай в Афганистане с полковником Берёзкиным, членом Военного совета 40й армии.

Погрузка закончилась, и всех пригласили занять места в грузовой кабине. Батыров пожал мне руку и крепко, по-дружески, обнял. Я даже не ожидал таких «нежностей» от него.

— Саныч, ещё раз спасибо. Ты ж мне жизнь спас. Такое не забывается, — сказал Димон, и я похлопал его по плечу.

— Вот и не трать эту жизнь только на карьеру и всякую ерунду, — подмигнул я, развернулся и ступил на рампу Ил-76.

Спустя 20 минут мы уже взлетели и взяли курс на Средиземное море. Через Турцию нам никто бы пролёт не дал, а в Иране и Ираке сейчас война. И не менее ожесточённая, чем в Сирии.

Отсюда и «крюк», который пришлось делать через Грецию, Болгарию и Румынию. Но длительный перелёт заставил меня слегка осмыслить будущее совещание. Я попытался узнать у представителей конструкторского бюро на борту, какова программа этого совещания, и почему именно моё экспертное мнение необходимо.

Но все только отшучивались, мол людям из Министерства Авиационной промышленности нужны доказательства, что катапультное кресло работает. А моё присутствие — железобетонный показатель надёжности данной системы. Также хотят услышать, кто же лучше Ка-50 или Ми-28.

— Просто хотят на тебя посмотреть, — улыбнулась старший инженерной бригады.

— Вы меня как слона везёте на обозрение всем в зоопарк? — удивился я.

— Сан Саныч, ни в коем случае. Ты не кипятись. Там же и товарищ «генеральный» будет, и старший лётчик-испытатель фирмы. Ты понял, к чему я клоню? — подмигнул он мне.

В общем, это что-то вроде смотрин или собеседования. Я начал вспоминать, как меня генерал Чагаев пытался подкупить возможностью заниматься испытательной работой. Да и Батыров сказал, что команда отправить меня в Люберцы была дана Василием Трофимовичем.

Но назад дороги нет. Всё равно мы летим на Чкаловскую, а потом мне ехать в Москву в госпиталь. Можно съездить и в Люберцы.

Самолёт через несколько часов приземлился в Подмосковье. Погода здесь не чета сирийской. Осень уже вовсю вступила в свои права.

Ветер задувал за воротник кожаной куртки. Капли мороси оседали на плечах, а под ногами хлюпали лужи.

Мне предложили место в одном из микроавтобусов РАФ, которые за испытательной бригадой прислало руководство конструкторского бюро. Тот самый груз и вертолёт, привезённый из Сирии, должны были доехать до Ухтомского вертолётного завода грузовым транспортом.

— Не были в Люберцах? Хороший городок! — восхищался подмосковным городом один из инженеров, когда мы выехали за территорию аэродрома Чкаловский.

— Кто бы сомневался, — тихо сказал я.

Мне же по душе мой Торск, который ещё и был родным для моего предшественника. Впрочем, климат Подмосковья и Калининской области одинаковый.

Больше часа мы добирались до окраин Люберец. При въезде у меня сразу сложилось мнение о нём, как о простом рабочем городке.

В Люберцах две основные железнодорожные платформы — Ухтомская и Люберцы. И обе недалеко от самого завода Камова.

— Мы ж к своим машинам относимся ласково, Сан Саныч. У нас даже завод на улице 8 марта находится,

Дома в основном сталинской и хрущёвской постройки. Но мне на глаза попались и три дома с эркерами.

— Интересные дома, — обратил я внимание своего соседа, который мне и рассказывал о городе.

— Это район «Люмпенка». Местные так называют.

Остановившись на перекрёстке, я заметил большое здание какого-то учебного заведения. Перед входом стоял памятник Гагарину. Совсем свежий и ещё не облюбованный птицами.

— В этом техникуме учился Юрий Алексеевич, — объяснил мне один из инженеров.

Присмотревшись, я смог разглядеть большой транспарант на фасаде здания в честь предстоящего Дня Великой Октябрьской Социалистической революции. А рядом с самим памятником уже проходили репетиции пионеров.

— А вот и Наташино! — воскликнул мой сосед.

— Что? — переспросил я.

— Мы въехали в Наташино. Скоро и сам завод покажется.

Инженер объяснил, что в Люберцах есть ещё громадный завод сельскохозяйственной техники, на который приезжал даже Фидель Кастро. И конечно же сам вертолётный завод, к проходной которого мы подъезжали сейчас.

А пока за окном были стройные ряды деревьев большого парка. Я разглядывал липы, клёны, лиственницы, рябины, вязы, дубы и многих других представителей местной флоры. За кронами деревьев можно было разглядеть аттракционы, которые в это время года уже не работали. Видимо, мы сейчас объехали центральный парк Люберец.

Как мне подсказали, он носит название Наташинский парк. А в его центре есть и самые настоящие Наташинские пруды.

— Приехали, — объявил водитель, когда мы подъехали к воротам на проходной завода.

Все начали выгружаться. Выйдя на улицу, я осмотрелся по сторонам и глубоко вдохнул воздух этого рабочего городка. Интересное сочетание керосина, гари и свежести парка.

— Товарищи инженеры, я вас рада приветствовать! — подошла к нашей группе молодая девушка.

Выглядела она не совсем по-советски. Стройная фигура. Волосы для объёмности сострижены слоями, прикрывают лоб и шею. На голове филировка в виде «пёрышек». А сама причёска с боковым пробором налево. Крупные серьги с какими-то тёмными камнями. Всё это прекрасно сочетается со светло-синим пальто и туфлями-лодочками.

— Не знаешь её, Сань? — подошёл ко мне сзади один из инженеров, кивая в сторону девушки.

— Не-а. Первый раз вижу.

— Зря! Это наша Анечка. Военный корреспондент газеты «Правда».

Странно. Мне казалось, что в этом издании только один военкор. И я его хорошо знаю.

— Мне сказали, что с вами приехал лётчик из Сирии. Где он? — спросила эта самая Анечка, пожимая руки инженерам.

Ещё более странно. Чем я так заинтересовал ещё и газету «Правда». Совсем недавно давал интервью Лёхе Карелину. Нарасхват просто!

— Вот наш Сан Саныч, — показал на меня один из представителей конструкторского бюро.

Девушка улыбнулась и быстро подошла ко мне, застучав каблуками по асфальту.

— Александр, меня зовут Анна. Военкор газеты «Правда». Не уделите мне несколько минут? — показала она свои документы.

Следом девушка протянула мне руку, но совсем не так, как это делают дамочки её фактуры и внешности. Своим движением она не предлагала поцеловать ей ладонь. Да и рукопожатие у неё было достойное.

— Здравствуйте. Вы извините, но я опаздываю на совещание. Если дождётесь, то после поговорим…

— В этом нет необходимости. Ещё никто не приехал, так что вы не опаздываете. Я всё рассчитала, молодой человек. Так как? — протараторила Анна.

— Никак. Не понимаю, что я могу вам рассказать?

Анна улыбнулась и обошла меня слева. Затем аккуратно потянулась к уху.

— Думаете, я буду вас спрашивать про ваше участие в рейде на Рош-Пинна? А может про события в Идлибе и успешную операцию против «Чёрных орлов»? Или вы думаете, что я не в курсе, как вы давали интервью Алексею Карелину в мае этого года в Сирии? Меня интересуют иные вопросы, товарищ Клюковкин, — зашептала девушка.

А вот меня уже сильно интересует, кто рядом со мной. И начинают одолевать смутные сомнения в реальной должности этой дамы.

Свою фамилию я не называл девушке. Да и осведомлена она о таких серьёзных операциях.

— И, кстати, у меня для вас подарок, — сказала Анна и достала из сумки плотный конверт.

«Передать моему другу А. Клюковкину». Почерк на лицевой стороне был Карелина.

— А вы свою фамилию не скажете? — спросил я, раскрывая конверт.

— Краснова. Анна Леонидовна Краснова.

— Приятно… познакомиться, — сказал я, достав содержимое конверта.

В душе стало тепло и приятно. Да так, что я не сдержал улыбки. На нескольких фотографиях были запечатлены мы с Антониной на рынке в Дамаске. Приятные воспоминания о том, как я покупал ей платье, прогуливался по рынку и… какая была классная шаурма!

И ещё одна фотография была сделана в стиле селфи. Улыбающееся лицо загорелого Карелина, а где-то на заднем фоне мы с Тосей. Теперь ясно, кто сделал эти снимки.

— Спасибо. И Лёхе, и вам.

— Пожалуйста. У вас очень красивая девушка. Вы отлично смотритесь. И это чистая правда, — ответила Анна.

Что ж, как я после такого подарка могу не уделить внимание красивой журналистке!

Я оставил сумку на проходной, дежурный записал мои данные, и мы отправились с Красновой сделать круг по Наташинским прудам.

Осенний парк, окружавший пруды, действовал на меня умиротворённо. Немногочисленные оставшиеся листья на деревьях создавали слегка унылый, но такой приятный фон. Есть ощущение, что природа готовится перейти в своё новое состояние. Вдыхая свежий воздух, я понимал, что это именно то, что мне нужно для перезагрузки.

Вопросы Анна задавала обо мне и моей службе.

— Как так вышло, что вы уже имеете такое количество наград? У вас я думаю уже места на кителе скоро не будет, Александр.

— Это всё заслуги моих экипажей, техников и подразделений обеспечения, отцов-командиров…

— Вот вы мне напоминание одного моего знакомого. Тоже лётчика, участника войны в Афганистане и Анголе. Но вы же не такой скромный, каким кажетесь?

— Я могу и покутить, и посмеяться. А уж некоторые командиры вам скажут, что я невыносим и чересчур умный, — ответил я.

— Вообще-то, мне сказали, что вы порой «совсем без царя в голове». Или вот — «не знает страха и не видит краёв». Это как понимать? — спросила Анна с серьёзным выражением лица.

— Да так и понимайте. Вы ж знаете, что на войне главное — не ссать. Кто ссыт, тот гибнет, — улыбнулся я.

— И вы ничего не боитесь, верно? О многих ваших вылетах говорят, что непонятно как вы вернулись. Например, спасение Басиля Асада. Это вы выполняли его эвакуацию?

— Кто ж его знает, — ответил я.

Анна кивнула и убрала в сумку блокнот.

— Вы хотите про страх услышать? — спросил я.

— Да. Интересно узнать ваше мнение и ощущение в моменты, когда, кажется, уже всё.

Давно… а может и никогда мне такие вопросы не задавали. Мы уже вышли из парка и направились к проходной. Анна ждала моего ответа, а я пытался вспомнить ощущения в моменты большей опасности.

— Время останавливается в такие моменты. Организм мобилизуется. Ты видишь всё от положения стрелок на приборе до песчинок пыли в кабине. Страшно? Конечно. Не боятся лгуны и дураки. Но ты просто берёшь ручку управления, отклоняешь педали, поднимаешь или опускаешь рычаг шаг-газ. Потому что за тобой люди, которые тебе верят. Потому что кроме тебя эту работу никто не сделает.

Краснова молча кивнула и ещё раз пожала мне руку.

— Благодарю. Номер «Правды» с вашим интервью я вам пришлю. Обещаю.

У самой проходной мы попрощались, но Краснова меня остановила.

— Будьте внимательны на совещании. Не всё так хорошо в авиационной промышленности. Ждите очень непростых вопросов. Особенно от руководства Авиапрома.

— Спасибо.

На территории завода меня встретил один из инженеров и сопроводил в зал для совещаний. Здесь уже собралось много людей. Были и представители армии.

Я подошёл к генерал-лейтенанту, который являлся начальником управления армейской авиации, и представился ему. Он меня достаточно сдержанно поприветствовал и спросил как моё состояние после катапультирования.

— Как вообще прошёл этот процесс? — спросил генерал.

— Необычные ощущения, — честно ответил я и пересказал, как всё проходило.

Генерал внимательно прослушал и сказал, чтобы я был готов рассказать об этом на совещании. А также об опыте применения как Ми-28, так и Ка-50.

Уже подойдя к большому столу, он бросил не самую обнадёживающую фразу.

— Основная борьба сейчас именно состоит в том, кто останется, — сказал начальник армейской авиации.

— МинАвиапром противник сейчас двух вертолётов, — сказал ему сидящий рядом полковник.

Двери в зал для совещаний открылись, и вошла делегация в составе пяти человек. Среди них я сразу выделил одного человека, который шёл в середине.

У него были светлые волосы. Уложены аккуратно. Глаза симметричные настолько, что их местами поменяй и ничего не изменится. Нос слишком узкий и выпирает вперёд. Так и норовит им проткнуть собеседника. Плечи широкие, а бёдра узкие. Ну и походка такая, будто передо мной минимум президент.

Судя по одежде и выправке, а также надменному взгляду, гость себя здесь чувствует хозяином.

— Вы чем здесь занимались? Почему сюда этот доклад принесли? — елейным голосом спросил блондин.

Пока он слушал какой-то доклад от коллеги, я столкнулся с ним взглядом. Даже на таком неблизком расстоянии я заметил стальной блеск в его голубых глазах.

— Нет, это не нужно. Мы и так сейчас всё бросили на помощь морякам, — ответил он коллеге, отдавая ему обратно документ.

Голос этого «начальника» звучал приторно ласково и, одновременно, угодливо. Будто маньяк жертву завлекает.

— Поймите, что эти изделия необходимы для развития транспортной авиации…

— Не понимаю. Свободны. Итак, добрый всем день! Мы с вами собрались по важному для… вас вопросу.

Когда все начальники сели за центральный стол, я занял своё место у стены вместе со многими другими инженерами и военными.

— А это кто? — спросил я у сидящего со мной рядом.

— Чубов. Он же Егор Алексеевич. Он же — министр авиационной промышленности.

Видно, что парень дикорастущий. Слишком молод для своего поста.

— Основная наша проблема — какой боевой вертолёт оставить для нашей армии? — спросил Чубов у присутствующих.