Сирийский рубеж 3

Глава 17

Всё внимание было направлено на Юрия Фёдоровича. Отец Антонины шёл медленно, вчитываясь в строки на последней странице газеты «Правда».

Передовица этого издания вещала о Дне Советской милиции и призывах «По-ударному завершить год».

— 28 ноября с немцами спартачи будут играть. Надо посмотреть, — пробубнил себе под нос Юрий Фёдорович.

Видимо, он изучал спортивную страницу газеты. Услышав фразу про футбольный матч, Тося громко выдохнула и села на стул.

— Доча, ты чего? — удивился Белецкий, подойдя ближе к столу.

— Да… так…

Надо уже заканчивать с игрой в молчанку. Только вот есть один опасный фактор, который надо бы устранить для успокоения.

— Юрий Фёдорович, а разрешите ружьё посмотреть? — спросил я.

— Держи. Только не поранься, — громко захохотал отец Тоси, протягивая мне ружьё с оптическим прицелом.

Сам Юрий Фёдорович сел за стол, и ему тут же Серафима Григорьевна принесла кастрюлю с варёной картошкой, посыпанной зеленью.

— Саша, присаживайся, а то остынет, — приглашала меня мама Тоси, но я старался выдержать паузу.

Пока я осматривал ружьё, внимательно следил за Юрием Фёдоровичем, читающим газету. Однако он только листал её и изредка поднимал глаза на меня и Тоню.

Он нахмурил брови и заскрипел зубами. Главное, что у него нет ружья.

— Ну что, молодёжь, испугались? Думали, мы не поймём, что Сашка — тот самый лётчик, — сказал Юрий Фёдорович.

Он раскрыл газету и показал на статью. В газете «Правда» была та самая статья обо мне, интервью для которой у меня брала Анна Краснова. Тут и моё фото в парадной форме, и фото в шлеме после какого-то вылета в Торске. Ну и материала немало написано.

— Тут вон всё есть. Я когда читал, прям радовался за Сашку. Уважаю. Целый майор. Главное — не побоялся признаться мать. А ты дочь, зачем путала нашего Сашку, а?

— Папа, ты его пристрелить хотел, — сказала Тося.

— Ну не ври…

— Хотел-хотел, — сказал Серафима Григорьевна.

— Она ведь так страдала, что… в Афган потом помчалась. Как мне надо было реагировать? Единственная дочь и на войну из-за какого-то коз… Саня это не про тебя сейчас, — извинялся Юрий Фёдорович.

Надо было заканчивать с этим спором. А то так мы не пообщаемся. Да и Тоне уже нехорошо.

— А давайте я тост скажу, — решил перехватить я инициативу.

— Это по-нашему. Смелость в тайге — не последнее дело. Давай, Сашка, — открыл бутылку с настойкой Юрий Фёдорович и нагнулся, чтобы налить мне.

— Не стоит. Я вообще-то не совсем пьющий, — опередил я отца Тоси.

Юрий Фёдорович сощурился, посмотрев на Тоню, супругу, а потом и снова на меня.

— Ну ладно. Мне больше достанется.

Белецкий налил себе полную рюмку и посмотрел на меня. Я поставил ружьё рядом с собой и взял бокал.

— Юрий Фёдорович и Серафима Григорьевна, дорогие родители. Как я понимаю, обо мне вы немного знаете, — начал я издалека.

— Да, почти ничего, — развела руками мама над газетной статьёй.

— Ну кроме того что ты не совсем пьющий и у тебя… четыре ордена Красной Звёзды, — посмотрел Юрий Фёдорович на фотографию в «Правде».

— Значит, сейчас устраним этот пробел.

Я взял Тосю за руку, чтобы хоть немного её поддержать.

— Итак, меня зовут Александр Александрович Клюковкин, майор Советской Армии. Вырос в детском доме. Мамы в живых нет, а отца я и не знал никогда. Большая часть моей жизни описана в этих строках. И несмотря на то что перед вами тот самый лётчик, с которым у Тоси сорвалась свадьба, я её люблю, — поднял я бокал.

Все чокнулись бокалами и выпили. Атмосфера за столом немного разрядилась. Тося тоже перестала вздрагивать.

— Саш, теперь ружьё верни, — сказал Юрий Фёдорович.

— Не-а. Не дам, — ответил я и выпил компот.

Всё же с ружьём лучше, чем без него. Юрий Фёдорович улыбнулся и «принял на душу» настойку.

— Так, а теперь про это расскажи, — закусил картошкой отец Тоси.

Он раскрыл газету и протянул её мне. Отцу Тоси было интересно, что это за медаль у меня висит после всех наград.

— Герой Республики. Сирийская награда, — ответил я.

— А я тебе говорил мать, что это иностранная. Молодец, — похлопал Юрий Фёдорович меня по плечу.

— Красивая. А… ты… дочь ты чего не говорила, что это твой Сашка — сирийский герой? — спросила Серафима Григорьевна, смотря на мою фотографию.

— Вы не спрашивали.

— Нам, кстати, вместе вручали эти награды. Сам президент Сирии, — ответил я.

Ситуация постепенно успокоилась, и мы перешли к нормальной трапезе.

— И вообще, молодцы что не поторопились. Всё как мы с матерью — тайга, тундра, БАМ, а потом и поженились, — вспоминал Юрий Фёдорович.

Мама Тоси охнула и налила себе настойки.

— Да-да. Познакомились и через четыре дня расписались, — улыбнулась Серафима Григорьевна.

Однако, у мамы Тоси был ещё один нерешённый вопрос с Юрием Борисовичем.

— Юра, я тебе говорила, чтобы больше не делал схроны себе? Ты ж мне сказал, что сало в холодильнике в гараже хранишь? — возмутилась Серафима Григорьевна.

— Мать, так и есть. Вон Сашка подтвердит, — указал на меня папа Тоси.

— Да. Сала много в холодильнике, — ответил я.

— Угу. А выпивку где взял? К соседу ходили? — продолжала давить мама.

Надо было как-то переключить тему. А то сейчас Юрий Фёдорович точно нарвётся на проверку гаража.

Но отец Тоси и сам это понял.

— Сашка, а ты на охоте хоть раз был?

— Нет.

— Вот!

Тут отец Антонины активизировался. Ощущение такое, будто он хоть сейчас готов сорваться в лес.

— Саша, ну пожалей ты меня. Побудь дома под присмотром, — вновь зашептала Тося.

— Всё хорошо, дочь. Я за Сашкой присмотрю. Стрелять научу. По-отцовски, так сказать, — стукнул Юрий Фёдорович по столу кулаком.

— Когда начнём тренироваться? — уточнил я.

— Да вот прям сейчас. А то вы в армии с ПМ или «калаша» только раз в год наверное стреляете. Двухстволка — совсем другое оружие.

Юрий Фёдорович пошёл одеваться, чтобы потренировать меня в стрельбе.

— Только, Саш, дай ружьё. Я в гараж отнесу, — протянул мне руку папа Тони.

— Я с неё постреляю, Юрий Фёдорович, — ответил я.

— Ладно. Сейчас тренироваться, а завтра «полевать» пойдём.

Никогда не думал, что мне придётся заняться охотой. Одно дело стрелять по шарикам и кружкам в тире, другое по душманам и боевикам на поле боя. Но по зверям — дело третье.

Утром мы выехали на мотоцикле «Днепр» в лес, чтобы добраться до мест обитания нужных нам животных. Снега выпало за ночь достаточно, чтобы тропить и добыть беляка.

Оказывается, что не всё так просто в выборе места для охоты.

— Смотри и учись, Саня. Это тебе не в горах летать. Тут надо чувствовать, ждать, терпеть, спиваться… ой, сливаться с природой, — поправился Юрий Фёдорович, когда мы начали пробираться сквозь чащу леса.

Отец Тоси шёл впереди, держа наготове своё ружьё ТОЗ-БМ. Мне же он оставил двустволку ТОЗ-55.

Первое, что я понял на охоте — всё надо познавать самому. Говорил Юрий Фёдорович много и часто странными терминами.

— Запомни, хорошее ружьё тебя промысловиком-таёжником не сделает. Ходи, броди, да смотри в оба. Где и какой писк услышишь, гогот… ну или другие не самые знакомые тебе звуки. Лес он такой, — задрал нос вверх отец Антонины.

— Какой? — спросил я, идя след в след за Белецким.

— Ну… разный.

Тут Юрий Фёдорович замер. Я аккуратно снял с плеча ружьё и прислушался.

— Так, Санёк, сейчас всё будет. Не одного кабана загонял в своё время, — шептал Юрий Фёдорович.

— А зайцев?

— С зайцами дело имел реже.

Рядом с нами обнаружили припорошенный след. Судя по всему, не так давно пробегал рядом «косой».

— Пошли в лог, — показал на овраг Юрий Фёдорович.

Спускаемся в этот самый лог. Уже и я сам вижу, что след зайца уходит в низину. По глубокому снегу идти не так уж и просто. Чувствую, как уже начал потеть.

— Сейчас тут тропить будем, — вновь тихо сказал Юрий Фёдорович.

На его висках уже выступили капли пота, но держался он «огурцом». Видна старая закалка.

Тут он меня останавливает и показывает на другой склон оврага. Там как раз было продолжение следов.

— Начинает мудрить, — ещё раз шепнул Белецкий и подмигнул мне, уступая право выстрела.

Ружьё наготове. Появился адреналин, заставляющий пульсировать виски. Стрелять по животным ещё мне не приходилось.

Приклад приставил к плечу. Держу в прицеле куст, пытаясь разглядеть беляка. Тут я увидел круглый зрачок. Заяц безотрывно смотрел на меня. Прижатые уши начали подниматься.

И тут беляк сорвался с места.

— Уйдёт, — быстро проворчал Юрий Фёдорович, но беляка я держал в поле зрения хорошо.

Заяц быстро помчался по склону, уходя вверх.

Выстрел разорвал тишину. Заряд приподнял зайца. Секунда и он упал набок, прокатившись вниз.

— С полем, Санёк! Даже не подранок, — сказал Юрий Фёдорович и мы с ним направились к добытому зайцу.

По традиции, в пасть положили веточку дерева, отдавая дань уважения животному.

Добыв ещё пару беляков, мы на сегодня закончили. Впечатлений масса, а вот у Юрия Фёдоровича, кажется, остался эффект незавершённого действия.

— Сань, ну заяц это хорошо. А по-крупному не желаешь? — спросил он, когда мы разделывали зайца у накрытого стола рядом с костром.

— Смотря что это значит, — улыбнулся я.

— На загонную пойдёшь? Завтра мужиками собираемся кабана добыть.

Как тут откажешь. Тем более что «аппетит» к новым ощущениям разыгрался.

— Почему бы и нет.

Утром мы выдвинулись на загонную охоту. Распределившись по «номерам», я и Юрий Фёдорович заняли своё место недалеко от реки.

Нам с Юрием Фёдоровичем достался десятый номер в загонной охоте. То есть, до нас стояли ещё девять охотников, на которых сейчас будут гнать кабана.

— Ничего, Саш. У нас номер хороший. Кабан к реке любит бежать, чтоб скрыться, — всматривался в чащу леса Белецкий.

Время шло, а ни кабана, ни гончих неслышно. Уже и следов нашли достаточно.

— Вот видишь. Следы кабанов имеют двойные отпечатки — кроме главных копыт видны маленькие боковые копытца, направленные в стороны, — показывал мне Юрий Фёдорович следы.

С другими охотниками нашли и места его жировки, и лёжки. Вообще, лексикон охотников — отдельная тема. К началу загонной охоты я уже знал некоторые термины. И всё благодаря Юрию Фёдоровичу.

— Знаешь, как в старину говорили. Идёшь на медвежью охоту — приготовь постель и позови доктора, а идёшь на кабана — закажи гроб, — улыбнулся Юрий Фёдорович.

— Настолько страшен кабан? — спросил я.

— По-разному бывает. Он быстрый, мощный. Одного дуплета не хватит, чтобы его добыть.

Тут-то и началось само действие. Выжлецы и выжловки начали гнать в нашу сторону кабана.

— Мазок на мазке, — говорил отец Тоси, когда началась стрельба.

Один выстрел, второй, третий… Прицел сбился сегодня у всех.

В нашу сторону, не замечая преград и гончих «на хвосте», бежал кабан, размером с маленького медведя. Только вот скорость у него была солидная.

Выглядел секач свирепо. Огромная голова, покатый лоб, массивная хрюшка с длинными клыками. И ведь у него кости толстые и крепкие. Чувство такое, что на меня несётся танк с хорошей лобовой бронёй.

— Смотри-смотри, на штык идёт, — громко сказал Юрий Фёдорович, заметив, что секач мчится прямо на нас.

Чуть отойдя с линии пути кабана, я и Юрий Фёдорович встали за деревьями. На случай если придётся спрятаться. Юрий Фёдорович вскинул ружьё и выстрелил дважды. Кабан взвизгнул, но так и не остановился.

— Саня, не жди, — подгонял меня Белецкий, перезаряжая ружьё.

Неподготовленный человек в такой ситуации, прямо скажем, офигеет. Я даже не представлял себе, что на корнях и желудях можно так «раскабанеть».

Я взял упреждение по ходу движения кабана.

Выстрел, и кабан рухнул.

— Попал. Ну, и ещё раз с полем, сынок, — приобнял меня Юрий Фёдорович.

Если честно, мне, как человеку росшему без родителей, было приятно общаться с папой Тоси. Его наставления, советы, подколы были не злостные, а какие-то отцовские.

И уже вечером мы спокойно ехали на отцовском «Днепре» домой. У меня в рюкзаке замотанная голова кабана, оставленная мне в качестве трофея. А вот в люльке тихо и мирно спал Юрий Фёдорович.

— За гончих… ик, — говорил отец Тоси во сне, вспоминая застолье после загонной охоты.

И действительно, столько тостов, посвящённых природе, я никогда не слышал. Вообще, чувствуется, насколько тонко ощущается среди охотников единение с природой, их благодарность лесу, полю, даже добытому зверю. И сама охота не представляется каким-то убийством. Скорее ещё одним проявлением принципа «выживает сильнейший».

Заехав в гараж, я закрыл ворота и начал рассуждать. Мне нужно было каким-то образом доставить в дом Юрия Фёдоровича.

— Саня, а вот я говорил, что хотел пристрелить тебя?

— Раза четыре за сегодня, — тянул я за собой Юрия Фёдоровича, приближаясь к входу в дом.

— Угу. А ты мне говорил, что любишь Тосю?

— Тоже раза… четыре, Юрий Фёдорович.

В дверях нас уже ждали Серафима Григорьевна и Тося. Вид у них был почти как у комсоргов на партсобрании по случаю осуждения того или иного коммуниста.

— Мы чуть-чуть, — сказал я.

— Э, нет, сынок. Так и говори. Мы выпили много, съели тоже много. И вообще, мы были на охоте, — возмутился Юрий Фёдорович и постарался выпрямиться перед женщинами.

Получилось это у него совсем плохо, и он чуть было не рухнул назад.

— Совсем не стойкий оловянный солдатик. Заноси его, Саша, — покрутила головой Серафима Григорьевна.

Переступив порог дома, Юрия Фёдорович никак не мог успокоиться.

— Дорогая, а вот Саня сегодня добыл кабана. Вот его голова, — вытянул он перед собой рюкзак.

— Добытчики, — произнесла под нос Серафима Григоревна и повела наверх в комнату мужа.

Тося тоже смотрела на меня с укором.

— А чего случилось?

— Совсем ничего. Просто кто-то на радостях решил «развязать». Тебе мало одного случая с УАЗиком?

Господи, да что ж там такое произошло с этим УАЗиком⁈

— Чего все вспоминают этот рядовой случай?

Глаза Тоси округлились, и она вытолкала меня в гостиную.

— Рядовой, говоришь⁈ Поехал пьяный, в наряде, с дочкой начальника штаба. Ещё по дороге колесо потеряли, и задний мост на машине сломали.

На этом моменте Антонину и понесло. Да так, что у меня в голове наступило просветление. Во дурак-то был Клюковкин!

— Ладно. Это всё в прошлом.

— Вот зачем пить, Саша? Да ещё так!

— Успокойся. С твоим отцом для хорошей беседы и установления доверительных отношений выпили.

Тоня фыркнула, сложила руки на груди и подошла к окну в комнате.

— Смысл?

Как ей объяснить, что всё дело в отношении ко мне со стороны Юрия Фёдоровича. Того самого отцовского внимания, которого у меня никогда не было.

— Я не знаю, поймёшь ты или нет. Мне бы всегда хотелось, чтобы хоть кто-то пришёл ко мне в детский дом, в училище бы прислал письмо со словами «Привет, сынок!». Я был бы счастлив, если бы появился такой человек. Будь он дядей, дедушкой или тестем. Но именно как отец. А сегодня я это почувствовал. И как видишь, я же сейчас после застолья на УАЗиках не езжу.

— Поездил бы ты у меня. Мне и… вертолётов хватает, — ответила Тося и села на диван.

Возникла небольшая пауза, нарушаемая только звуками хода стрелки часов на стене. Антонина продолжала сидеть задумчивой, поправляя изредка волосы.

— Есть не хочешь? — спросила Тося.

— Нет. Шулюма и шашлыка хватило. Кабанчик был килограмм на 150, — ответил я и начал снимать куртку.

Всё же два дня на охоте придали телу не самый приятный аромат.

— Тось, я в баню. Со мной пойдёшь? — спросил я.

— Я уже мылась.

— А я тебя мыться и не зову, — подмигнул я.

Тоня подняла на меня глаза. Сначала сильно нахмурилась, надув щёки. Но в глазах-то огоньки взыграли.

— Ну пошли, — улыбнулась Белецкая.

Пожалуй, у меня давно не было такого приятного отпуска, когда я смог отдохнуть и телом, и душой. Родители Антонины — прекрасные люди, к которым я по-настоящему проникся всей душой.

Загрузившись через месяц на борт Ил-76 в Чкаловской, я спокойно занял привычное место у иллюминатора. Очередной рейс на войну в полной людьми грузовой кабине.

Осмотревшись, я увидел перед собой молодых ребят, нескольких девушек и парочку умудрённых опытом полковников, следующих вместе со мной в Хмеймим. Пока что у всех весёлые разговоры и радужные ожидания от заграничной командировки.

— Ты уже посчитал, сколько заплатят? — обратился один лейтенант к другому.

— Да. Хватит ремонт сделать. У меня сосед в Афгане на машину заработал. А тут говорят больше дают. Да и обстановка спокойная.

— У меня ротный тоже говорил, что через местных что угодно можно достать…

Мало кто в самолёте горячо выражал желание выполнить интернациональный долг, но и такие присутствовали.

— А вы первый раз в Сирию? — спросил сидящий рядом со мной капитан.

— Нет. В отпуске был, теперь обратно еду.

— Я вот тоже. В Афганистане не был, но сюда попросился сам, — ответил капитан.

— Почему захотели?

— Знаете, а что ещё должен делать офицер? Это наша жизнь — война, служба. Как минимум, лучше, чем командовать ротой в инженерной учебке, — ответил он.

Может и прав капитан. Но лучше на войну без веских на то оснований никогда не проситься.

Ил-76 мягко коснулся полосы и начал пробег. Срулив с полосы, мы начали двигаться в направлении стоянки. В иллюминаторе можно было увидеть, как преобразилась база.

Стоянки самолётов и вертолётов приведены в порядок. Все борта разделены между собой габионами, а дежурные экипажи стоят в отдельных капонирах. Командно-диспетчерский пункт покрашен и отремонтирован, а штаб полка теперь находится под охраной и затянут маскировочными сетями. На фасаде натянут красный транспарант с очередным лозунгом. С такого расстояния не прочитать его содержания. И сам жилой городок теперь превратился в огромный «человейник» из модулей, скрытый за высоким частоколом ограждения.

Как только я вышел на залитую солнцем бетонку, то в душе было очередное ощущение будто и не уезжал никуда. Солнце припекает, тёплый ветер сушит губы, а под ногами раскалённый бетон.

Под громкие разговоры людей я получал истинное удовольствие, глядя на развивающиеся флаги Советского Союза и Сирии. Звук трепыхания на ветру этих полотен всегда приятно слышать.

Не торопясь и оглядываясь по сторонам, я направился к модулям. Надо было теперь найти, где мне проживать. На входе в жилой городок солдаты меня проверили и пропустили. Видно, что теперь нас целый батальон охраняет. Эти же солдаты и подсказали мне, где живут вертолётчики.

Несмотря на то что с Тосей мне было хорошо, по своим однополчанам я немного соскучился. Поэтому и взял с собой немного подарков от Юрия Фёдоровича. Он мне предлагал бочку с дистиллятом, но я согласился только на пару бутылок его самогона. А вот сало взял столько, сколько предложили. Этот натуральный продукт точно не залежится долго.

Достигнув нужного мне жилища, я вошёл внутрь. Не надеялся кого-нибудь здесь встретить, но обуви на входе в комнаты было много. Такое ощущение, что все сейчас охлаждаются под кондиционерами.

— Хозяева, разрешите войти, — громко сказал я, открывая дверь комнаты.

Но мне никто не ответил. Я сделал шаг за порог и увидел больше десятка человек, собравшихся за столом. Все повернулись на меня, но никто и слова не произнёс. Кто-то сидел на кровати, кто-то на стульях, а кто-то и вовсе стоял у стены, сложив руки на груди.

— Сан Саныч… — повернулся ко мне один из лётчиков-штурманов Ми-8, но дальше говорить не стал.

Улыбаться мне уже не хотелось. Собравшиеся в комнате были в подавленном состоянии.

— Кто? — задал я вопрос.