Новость об атаке на базу была почти что шокирующей. Пока неизвестен масштаб повреждений, но само событие вызывает у меня желание выругаться и вспомнить об «арктическом звере».
— Да как так-то⁈
— Мы не с ополчением воюем, Кеша. Так что где-то пропустили.
Подробности придётся узнать позже. Какие бы они ни были печальные.
Земля постепенно начала приближаться в процессе выполнения посадки. Вертолёт заходил на посадку тяжело. Будто сам устал вместе с экипажем. Небольшая вибрация шла по корпусу.
— ПЗУ включены, — произнёс я по внутренней связи, обозначая включение пылезащитных устройств.
Пыль и камни летели во все стороны, закрывая обзор впереди.
— Давление установлено. 30… 20… 10, — вёл отсчёт высоты Кеша.
Через пару секунд Ми-28 коснулся земной поверхности, и я опустил рычаг шаг-газ.
— Выключение, — выдохнул я, выводя рукоятку коррекции влево.
Несущий винт остановился, и я открыл дверь кабины, впуская прохладный пустынный воздух. Сухость ощутил мгновенно, а Кеша и вовсе начал чихать.
— Будь здоров! — крикнул я Петрову, который от очередного чиха чуть головой не ударился об фюзеляж.
— Спасибо. Как там в фильме говорилось: ' — Вот это драка была?', — сказал Иннокентий, снимая с плеча автомат.
Я кивнул и медленно выбрался из кабины. Прогнувшись от усталости в спине, я подошёл к Петрову. К вертолёту в это время подошли Хачатрян и Ибрагимов. Вид у каждого был уставший, как у бурлака на Волге. Я заметил, что у Рубена даже коленки вспотели и на комбинезоне проступили тёмные пятна.
— Командир, мы уже отсюда никуда. Базу атаковали. Ущерб пока ещё оценивают… ай, блин! — объяснил Хачатрян, облокотившись на фюзеляж Ми-28.
Он тут же отдёрнул руку, как будто обжёгся об вертолёт. Я сделал пару шагов к Ми-28 и увидел пробоину, края которой были острые.
— Наши вертолёты хорошо держат удар, — сделал вывод Рубен, потирая ладонь.
— Согласен. «Боевой мышонок», — похлопал я вертолёт в районе хвостовой балки. — Ждём команду техпомощи и дальнейших указаний.
В стороне, где сейчас шли боестолкновения, поднимались огромные клубы дыма. Разрывы были слышны всё чаще, а стрельба из пулемётов и зенитных установок не прекращалась.
Через 15 минут на горизонте показались два вертолёта Ми-8. Сделав круг над местом нашего приземления, они начали снижаться и произвели посадку на дорогу в сотне метров от нас. Как только вертолёты выключились, из грузовой кабины начали выскакивать солдаты и техсостав.
— Кстати, а что с редуктором случилось? — спросил я у ведомого.
Ибрагимов пожал плечами, посмотрев на Рубена.
— Командир, вот мамой десять тыщ раз клянусь! Хочешь верь, а хочешь нет. Говорю, как есть. Тысячекратно…
— Рубенчик, давай без прелюдий.
— Сан Саныч, я уже почти закончил. Эм… чтоб меня черти…
— Да говори уже! — хором сказали мы втроём.
— Понял, по-братски говорю. Скрежет какой-то, над головой зашумело, лампочка загорелась. А уже перед посадкой и давление масла в редукторе скакнуло, как Рашид на ту повариху…
Тут Рубену моментально прилетел кулак в плечо.
— Эу, я тебе что сказал⁈ Зачем так говоришь⁈ Я к ней подошёл по-братски… ну, по-мужски. И предложил отойти в сторону. Я не виноват, что там кровать была…
Я улыбнулся, переглянувшись с Кешей. Пока «братья по-разному» спорили, ко мне подошёл заместитель по инженерно-авиационной службе, прибывший с техниками.
— Сан Саныч, как тут у вас? Через полчаса топливозаправщик выйдет, чтобы вас дозаправить. Вам команда перегнать вертолёт, — сказал мне Евгений Михайлович Гвоздев.
— Да я уже понял. Что у нас на базе?
— Двое с осколочными ранениями. Один вертолёт сгорел. Похоже, что не зря мы по вашей команде всё расставили по базе.
— Рассредоточение техники — не самая надёжная, но необходимая мера для снижения потерь. Кстати, на борту Хачатряна действительно редуктор… того, короче. Нагрузок не выдержал, — указал я на другой Ми-28.
— Это как⁈ Такого не может быть, чтобы не выдержал, — удивился майор.
Для Гвоздева такое слышать странно. Но в моём прошлом подобная проблема была на первых образцах Ми-28. Главный редуктор ВР-28 пропускал только 3300 лошадиных сил, тогда как двигатели выдавали почти 4500 л. с. Отсюда и повышенные нагрузки на корпус и конструкцию редуктора. Соответственно и снижение его надёжности.
— Может. Видимо, не исправили конструкторы, — выдохнул я.
Пока Кеша и экипаж Хачатряна разговаривали с техниками, ко мне подошёл Дима Батыров. Вид у него был не самый спокойный. Я не успел ничего спросить, как он тут же начал рассказывать об ударе по базе.
— Там всё плохо. Ударили с миномётов и эрэсами. Куда охрана базы смотрела, мне непонятно. Техники побили у сирийцев достаточно. Такое ощущение, что знали, куда бить. Наши вертолёты стояли в разных местах, поэтому не столь сильно пострадали.
— Потери?
— У сирийцев есть потери, а у нас двое легкораненых. Зато по командному пункту не попали, — рассказал Батыров.
— Совсем? Даже в сторону КП не стреляли? — уточнил я.
— Да. Ни один снаряд не упал ближе 500 метров. А ведь там весь генералитет был. В машину Басиля Асада попали, но его там не оказалось. Он в другой ехал.
На последних словах Димона я призадумался. Вот уж действительно странно, что били по базе, по машинам сына президента, и всё мимо.
— Мда, ничего не меняется, — ответил я, скрестив руки на груди и пройдясь вдоль вертолёта.
Батыров на меня внимательно смотрел, ожидая продолжения разговора.
— Сань, вот это твоё выражение лица мне знакомо. Что у тебя там за выводы родились? — спросил Дима.
— Стандартные выводы. Очередной слив информации. Теперь уже со стороны тех, кто был с нами в подвале. Знали, куда и когда бить. К тому же дождались, пока выйдет наружу Басиль Асад.
Батыров почесал слегка небритый подбородок и покачал головой.
— Думаешь, что не вертолёты были целью?
— Наши машины — дополнительная цель. Либо противник хочет, чтобы мы думали, что били только по вертолётам.
Спустя несколько минут появился сирийский топливозаправщик в сопровождении БМП и ещё нескольких пикапов. Мой вертолёт быстро заправили и подготовили к вылету. Уже через пять минут мы с Кешей приступили к запуску одновременно с вертолётом Батырова, который забрал с собой и Хачатряна с Ибрагимовым.
На подлёте к базе Эт-Тияс я установил связь с руководителем полётами.
— 302-й, я Тифор-старт, посадку рассчитывайте на полосу. Далее вам встречающие подскажут, куда встать.
— Понял вас, — ответил я, рассматривая последствия удара по базе.
Ещё два часа назад здесь всё было спокойно. Тифор виделся опорной точкой в сирийской пустыне, ровный прямоугольник лётного поля в песках.
Над базой висел тяжёлый колпак дыма, солнце в нём вязло тусклым световым пятном. Вдоль периметра зияли воронки. На песке видна чернота от взрывов. Где-то ещё рвался боекомплект, который попал под один из снарядов душманов.
Вокруг аэродрома «нарезали» круги вертолёты сирийских ВВС, осуществляя облёт и поиск противника. Правда, надо было это делать раньше.
— Посадка, 302-й, — доложил я и начал заруливать по рулёжной дорожке.
Пришлось принять влево, чтобы объехать две воронки от разрывов эрэсов, попавшихся на пути.
Несколько вертолётов, стоящих на стоянке, были превращены в металлические скелеты. Переломанные лопасти выглядели как крылья у погибших птиц.
Пара топливозаправщиков, находящихся рядом со сгоревшими Ми-24, выглядела как закопчённые коробки.
— Выключение по готовности, — доложил я, зарулив на указанное техниками место.
— До вылета, 302-й.
Выйдя из кабины и спрыгнув на бетон, я осмотрелся по сторонам.
Два самолёта МиГ-23 на дальнем краю полосы в капонирах дежурного звена превратились в чёрные пятна. Даже фонарь кабины спёкся и сполз в сторону стеклянным бликом. Позади МиГ-23 в воздух поднимался густой дым, пахло горелой резиной, керосином и металлом.
Вокруг суетились люди: солдаты в пыли, пожарные машины с чёрными от копоти бортиками, заливающие водой горящий ангар с обрушавшейся крышей. Там раньше был склад. Теперь же зияла выжженная дыра.
— Они тут как следует прошлись, — заметил Кеша.
Я только кивнул. Слов не находилось. Осмотрев оставшиеся в строю вертолёты, мне пришло в голову сравнение.
— А мы как будто на островке среди пепла, — указал я на нашу стоянку, где не было повреждений.
Я снял шлем и положил его на кресло в кабину. Вокруг стоял запах пожара, который был более густым и въедливым, чем когда-либо.
Пока Кеша ушёл в класс в здании высотного снаряжения, я отправился проведать раненых техников. Двоих ребят уже перевязывал наш фельдшер.
— Разрешите, доктор? — спросил я, заглянув в кабинет медосмотра.
Бойцы в оборванных футболках сидели на койке и спокойно ждали окончания обработки ран.
— Товарищ командир… — начали вставать ребята, но я их остановил.
— Сидите. Вам нужен покой, — махнул я рукой.
— Мы готовы работать дальше, несмотря на ранения, — объяснял один из них с ранением в ногу и руку.
У второго была уже перевязана голова и забинтованы обе руки.
— Благодарю за такое рвение, мужики, — поблагодарил я их.
Фельдшер сказал, что раны не серьёзные, но в госпиталь отправить техников нужно. Я пообещал, что первым рейсом отправим. Сейчас нужно разобраться с теми вертолётами, которые будут работать дальше по задачам группировки.
Только я вышел из кабинета врача, меня тут же перехватил Могилкин.
— Сан Саныч! Командир! Так нельзя! — возмущался он.
— Конечно, нельзя. Орать, как ты, в присутствии командира может только кот. И то в марте.
— Виноват. Меня отправляют в тыл. Везти раненых. А там в Пальмире…
— Приказ ты от командования получил? — уточнил я.
— Да, но есть же вон ещё два экипажа Ми-8. А вдруг…
— Петруччо, ты приказ получил?
— Так точно.
— Вот и выполняй, дружище, — ответил я и прошёл в направлении класса подготовки.
Не успел я и нескольких шагов сделать, как меня вновь окликнул Могилкин.
— Командир, там в Пальмире… короче, там сейчас всё сложно. Наши войска блокированы. И сирийские вертолёты уничтожены на базе. Сейчас спешно вызывают с Дамаска. Может мне остаться? Вдруг понадоблюсь здесь? Ну эвакуация же нужна нашим бойцам с передовой.
Я посмотрел на Могилкина, который так отчаянно хотел полететь в район Древней Пальмиры. Как мотылёк на огонь.
— У тебя есть приказ — доставить раненых в госпиталь. Это не меньшая эвакуация, чем из Пальмиры. Выполняй, Петруччо, — спокойно сказал я.
— Есть, товарищ командир, — вытянулся Могилкин и вошёл в кабинет фельдшера, чтобы сопроводить наших техников.
В классе было много людей. Тут и мои подчинённые, и сирийские лётчики. Вот только вертолёты теперь есть пока только у нас. Рядом с картой стоял задумчивый Сопин, а за центральным столом сидел полковник Каргин. Он просматривал фотопланшеты с изображением Пальмиры.
Здесь же было двое сирийских командиров с эмблемами «Сил Тигра» на плече.
— Сан Саныч, только вас и ждём. Присаживайтесь. Пора лететь в Пальмиру, — заявил Виктор Викторович.
— Думаю, что долго нам беседовать нельзя. Надо быстрее решать, — сказал я, подойдя к столу и склонившись над фотопланшетами.
Сопин отвлёкся от карты и подошёл тоже.
— Основные бои сейчас в районе амфитеатра и храма Баала. Боевики оттуда были выбиты, но у них получилось провести быструю контратаку.
Я посмотрел на Игоря Геннадьевича с некоторым укором.
— Неужели вы не знали, что именно так и действуют всегда боевики и мятежники. Это их тактика. Отступление и быстрый ввод сил в контратаку.
— Знали. И говорили всем. Но там уже есть более умные представители командного состава, — возмутился Сопин.
— Ладно, Геннадьевич. Все знают, что и ты, и командир «Сил Тигра» об этом говорили. А этот генерал, чтоб ему! Короче, надо думать, как нам поддерживать наших ребят, — сказал Каргин.
Двое сирийцев начали выдвигать свои предложения. Они указали на позиции, где удалось закрепиться их бойцам. Вышло так, что «тигры» обороняются в районе Большой колоннады.
— Это почти километр по фронту. Их просто сейчас как в тире перестреляют, — почесал затылок Сопин.
Колоннада идёт практически через весь древний город. И похоже, что именно там и заблокированы наши и сирийские бойцы.
— Предложения, Сан Саныч? — спросил у меня Каргин.
Я ещё раз посмотрел на фотопланшеты и подозвал Кешу. Ему хватило одного взгляда для вердикта.
— Сложно. Работать точечно только из пушки или «сигарами». Боюсь, что памятники нам не сохранить.
Каргин сощурился, помассировав виски.
— Значит, как получится. Люди важнее, верно?
— Так точно, — ответил я.
Мы быстро обсудили порядок действий в районе Пальмиры. Атаковать придётся с разных направлений и больше работать пушкой.
— Внимательно слушать авианаводчика. Его позывной Байкал. Расстояние между противником и нашими войсками в районе Древнего города минимальное. Наносить удар только по команде ПАНа. Вопросы? — спросил я, но в ответ были только уверенные взгляды моих подчинённых. — Тогда по вертолётам.
Каргин пожал мне руку и пожелал удачи.
— Да, и ещё. Помните про удар бомбардировщиков. Время удара через 2 часа, — добавил Виктор Викторович.
О них говорили ещё на главной постановке задач. Тогда ещё Каргин спрашивал, где находятся пропавшие установки «Квадрата».
— И куда они ударят?
Каргин выдохнул и посмотрел на сирийцев.
— По противнику, аль-каид. Надо торопиться, — ответил один из командиров «Сил Тигра».