Сирийский рубеж 3

Глава 22

Начались дни ожидания. Каждое утро я просыпался с мыслью, что сейчас в дверь моего с Батыровым жилья постучится кто-то из солдат. И когда Димон выйдет его встречать, прозвучит до боли знакомая команда «Лётчики на КП».

Однако, пока что я лежал в кровати и рассматривал интерьер нашей «полубочки». Лучи солнца пробивались через щель между брезентовой накидкой и форточкой, подсвечивая стоявшие на столе две алюминиевые кружки. Холодильник начал рычать, слегка вибрируя в углу комнаты. А в динамиках радиоприёмника едва слышно говорил диктор на арабском.

— В Латакии сегодня до +16°, — смог я разобрать фразу из прогноза погоды.

Димон всхрапнул и перевернулся набок, даже и не думая просыпаться. Пока он вращался, скрип его койки подействовал на меня пробуждающе, а продолжающийся храп заставил окончательно проснуться.

— Ну, тут уже не поспишь, — проговорил я, вставая ногами на пол и включая лампу, стоящую на тумбочке рядом с кроватью.

Наручные часы показывали 7:15 местного времени. Пора было готовиться к очередным вылетам. Сегодня у меня по плану провести учебно-тренировочные полёты с некоторыми лётчиками. Три дня я ходил с Батыровым за Бунтовым, чтобы он дал добро на такие вылеты.

Сколько было услышано «а вот если» не пересчитать. Но в итоге Леонид Викторович дал слабину и согласился.

Надев спортивные штаны и обув кеды, я вышел на улицу, чтобы сделать небольшую зарядку. Спокойная пробежка, два-три подхода на турнике и можно собираться на завтрак.

Пока я шёл в столовую, в небо поднялась пара Ми-8, чтобы совершить очередной облёт территории базы и подходов к ней. Такие вылеты три-четыре раза в день происходят. Только надо мной прошла одна из «восьмёрок», как утреннюю тишину разорвал рёв двигателей пары МиГ-29.

Навстречу мне как раз шли ещё двое лётчиков-истребителей. Судя по тому, что они были взъерошены, под мышкой шлем и свисающая кислородная маска, думаю, утро для них началось уже давно.

— Сан Саныч, с добрым военно-воздушным! — поздоровался со мной один из них.

— Доброе! Снова сирийцев прикрывали? — спросил я, пожимая каждому из них руку.

— Опять на север летали. Не спится боевикам на границе.

Пока я дошёл до столовой, перездоровался с доброй половиной личного состава, заступавшего на дежурство и сменившейся с него. Я с удовлетворением для себя наблюдал, как жизнь смешанного авиационного полка на базе Хмеймим в Сирии шла своим чередом. Уже как две недели.

— А я тебя по всей бочке ищу, — ворчал Батыров у меня за спиной.

— Везде смотрел? И под кровать заглядывал? — уточнил я, войдя в столовую.

— Смешно. Мне уже становится сложно вставать. Обещанная командующим операция куда-то запропастилась.

Чем ближе я был к обеденному залу, тем сильнее ощущался запах какао.

— Приятного аппетита! — громко сказал я, войдя в обеденный зал.

— Спасибо, — ответили мне немногочисленные однополчане, вкушающие завтрак.

Димон всегда фыркал, когда я так делал при входе в зал. А по мне — нормальное проявление вежливости.

— Тебе самому не надоело на базе сидеть? — спросил Батыров, когда мы сели за свободный стол.

— У тебя в каком месте зачесалось, что ты подпрыгиваешь уже который день? Никуда не денется от нас операция, — тихо сказал я, улыбаясь официантке, которая уже скользила по полу в резиновых шлёпках с подносом в руках.

Молодая девушка подошла к нам и предложила отведать кашу или гречку с тушёнкой.

— Мне кашу. Спасибо, Милана, — поблагодарил я официантку.

— Гречку. Сегодня нормально приготовили? — буркнул Димон, снимая тарелку с подноса.

— Ваши замечания были учтены. Начпрод следил за технологией готовки лично, — выпрямилась девушка перед Батыровым.

Он, какой-никакой, заместитель командира. Может и повыпендриваться. Димон попробовал гречку и в лице не поменялся.

— Уже лучше. Спасибо, — сказал Батыров, не поднимая головы.

Милана закатила от возмущения глаза.

— Александр, сейчас принесу, — тихо сказала девушка и вновь заскользила по полу.

Пока я ел кашу, Димон вопросительно на меня смотрел. Да так, будто я у него отобрал тарелку и готовлюсь вприкуску ещё и гречку съесть.

— Что не так?

— Да ничего. Опять выпросил оладушки с вареньем? — возмутился Батыров.

— Дмитрий Сергеевич, вы разве слышали, чтобы я пользовался своим и вашим служебным положением поэтому вопросу? — сказал я официальным тоном.

— Ешь давай. Указания скоро на твои «жиденькие» полёты.

— На наши. Ты, вообще-то, тоже летаешь.

Атмосфера в столовой была весьма расслабленная. В углу играл кассетный «Шарп», воспроизводя ритмы зарубежной и отечественной эстрады. Слова из песни «Каракум» от группы «Круг» напевала каждая из официанток, разносящих еду.

Лётный состав вспоминал о прошедших вылетах, техники смешные случаи на стоянке. Ну а Батыров был сосредоточен на работе.

— Ну а если не договорились с мятежниками, что тогда? Время-то идёт.

— Если не смогли договориться, то сирийская армия, наш полк, ты и я — последний довод, — произнёс я, вспомнив строчку из песни Николая Анисимова.

Тут заиграл будущий легендарный хит группы «Опус». Одна из официанток по просьбе техников сделала погромче.

«- На-на-на-на-на-на, жизнь есть жизнь», — пел вокалист группы.

Димон обвёл всех взглядом и встал из-за стола недовольным.

— Бардак, — произнёс он.

— Дмитрий Сергеевич, вы же заместитель командира. Дайте команду и всё прекратиться, — намекнул я.

Батыров задумался.

— А песня неплохая. Такая долгоиграющая, слова не навязчивые. На-на-на, — подхватил он проигрыш песни и пошёл в направлении выхода.

Полёты мы запланировали неинтенсивные. Зато сами упражнения, пожалуй, одни из самых сложных. Летать на предельно малой высоте нелегко. В горах уворачиваться от очередей из ДШК сложно. А вот висеть в 20–30 метрах над землёй да ещё и со спасателями на тросе куда сложнее.

Сегодня решено было потренировать спасателей из парашютно-десантной службы. Да и командиры вертолётов вспомнят, что у них есть подобные навыки. Для этого была выбрана небольшая площадка рядом с аэродромом, чтобы не мешать другим полётам.

Крайний из запланированных полётов я выполнял с Могилкиным. Как раз сейчас он должен был зайти в квадрат и начать спуск спасателя. После взлёта Петя выполнил разворот и начал медленно выполнять подлёт в квадрат.

— Высота для работы 20 метров, — произнёс он в эфир, замедляя поступательное движение вертолёта.

— Я пошёл, — похлопал меня по плечу Карим и вышел в грузовую кабину.

Сейчас у него будет не менее сложная работа, чем у лётчика. Он будет управлять лебёдкой для спуска одного из спасателей. Я выглянул в грузовую кабину, где к своим обязанностям приступил и капитан Лютиков.

— Выпускающий готов, — крикнул он, показывая мне поднятый вверх большой палец.

Я кивнул, и Лютиков надел шлем и кожаные перчатки. Спускающийся подошёл ближе к выпускающему для проверки обмундирования.

Лютиков быстро проверил у него подвесную систему и стал ждать команды от Могилкина.

Пока Карим подсоединял страховочный трос, вертолёт уже завис над землёй.

— 501-й, работать в квадрате, — доложил Петруччо, зависая над местом высадки.

— 501-й, работу разрешил, — ответил в эфир руководитель полётами.

— Понял, — ответил Петя, разворачивая вертолёт носом на ветер.

Висеть в 20 метрах от земли не то же самое, что у самой поверхности. Нет той самой воздушной подушки, на которую может опереться «вертолёт». А это значит, что и работать органами управления приходится чаще. Да и вертолёт не так устойчиво себя ведёт.

— Я… готов, — произнёс по внутренней связи Петя.

— Приготовиться к спуску, — подал команду выпускающий.

Лютиков подошёл к сдвижной двери и зацепил свой карабин фала за трос принудительного раскрытия парашюта для страховки.

— Разрешите спуск? — запросил капитан разрешение у командира вертолёта.

Могилкин ещё немного сместился в центр квадрата.

— Разрешил, — ответил Петруччо, и Лютиков открыл сдвижную дверь.

Тут же в грузовую кабину ворвался поток воздуха, а форма на всех пассажирах начала трепыхаться. Спускающийся и вовсе сделал полшага назад.

Лютиков проверил дверной проём и начал выглядывать вниз. Карим к этому моменту взял пульт управления СЛГ-300 и помог закрепиться спускающемуся.

— Влево — 4, назад — 2, — корректировал Лютиков место зависания.

— Понял, — выполнил Могилкин смещение.

В кабине по-прежнему только шум работы двигателей, а над головой мелькают вращающиеся лопасти.

— Над точкой. Разрешите спуск? — запросил Лютиков.

— Разрешил.

Бортовая стрела лебёдки СЛГ-300 вышла за пределы грузовой кабины, и спускающийся аккуратно вылез из вертолёта. Молодой парень развернулся лицом к дверному проёму и через две секунды исчез.

— Первый… ну или какой там, пошёл! — громко доложил Лютиков по внутренней связи.

На некоторое время Могилкин буквально замер, выдерживая местоположение вертолёта. Ещё бы! Раскачивать борт никак нельзя.

Движение органами управления он практически не совершал. Крайне тяжело держать вертолёт, чтобы его не качнуло очередным порывом ветра на такой высоте.

— Смотришь перед собой, но не упускаешь из виду ориентир слева и справа.

— Понял, Сан Саныч, — отвечал по внутренней связи Могилкин.

Карим держал трос, стараясь чтобы он как можно меньше ходил из стороны в сторону. По щеке Могилкина начала стекать капля пота, а сам он слегка сжал губы.

— Приземлился. Начали подъём, — продолжил докладывать Лютиков.

Теперь спускающегося надо поднять наверх. Только уже не одного, а с коллегой, который выполняет роль спасаемого.

— Ещё немного, — подсказал я, когда у нижнего среза двери показался шлем спускающегося.

Точнее, его можно назвать «поднимающимся».

— Спуски закончены. Трос на борту, командир, — доложил Лютиков, улыбаясь мне, когда в грузовую кабину затащили спасателей.

— Дверь… закрыта, — добавил Карим, закончив работу с лебёдкой.

Я обратил внимание на Могилкина, который перехватил ручку управления левой рукой. Несколько раз сжал и разжал ладонь, снимая напряжение.

— Не устал, Петруччо? — спросил я по внутренней связи.

— Нормально, Сан Саныч. На посадку, — ответил Могилкин и запросил разрешение зайти на полосу.

После посадки и выгрузки «пдсников», я вышел в грузовую кабину и прогнулся в спине. За два с лишним часа в правом кресле спина слегка затекла.

— Как ощущения? — спросил я у Петра, когда он вышел из кабины вслед за мной.

— Нормально. Я мало с внешней подвеской летал, а тут люди живые.

— И это мы ещё не над морем. Там вообще всё по-другому.

Я объяснил Могилкину вкратце, что над водной поверхностью зацепиться глазом не за что — отсутствуют визуальные ориентиры. Ветер можно определить только по пенным «барашкам» волн. А неучёт полного отсутствия «эффекта воздушной подушки» может привести к провалу вертолёта по высоте.

— Я сам помню, когда первый раз летал над водой и завис, решил снизиться и не учёл отсутствие «подушки», — начал рассказывать я, вылезая из грузовой кабины.

— И что произошло? — с интересом спросил Могилкин.

— У меня вертолёт так резко пошёл вниз, что я на «педалях привстал», — улыбнулся я, вспоминая данный случай.

Про себя я подумал, что это сейчас можно и посмеяться. В тот момент было не смешно, хоть и вертолёт вытянуть успел.

Через полчаса провели разбор полётов, обсудив все технические и организационные моменты. Правда ни один из этих моментов полётов не касался.

— Так, через полчаса пойдёт машина в Джеблу. Предлагаю как обычно — четыре курочки и по шаурме. Нам там и уступить ещё могут, если в большом количестве возьмём, — расписывал вечерний ужин Петров.

— Не слишком мало? — поинтересовался Могилкин, посмотрев в потолок и пересчитав количество людей.

— Да не! Мне хватит, — отмахнулся Иннокентий.

Голодный Петров в своём репертуаре.

— Кеша-джан, ну свой заказ ты озвучил. Теперь запиши, что мы будем есть, — улыбался Хачатрян.

Своё выступление я закончил и перешёл к оформлению документации — заполнению лётной книжки. В это время Батыров объяснял молодому лётчику-штурману, как правильно заходить на площадку.

Тут дверь в класс открылась, и к нам заглянули два брата Аси и Диси. Давно не видел этих двоих.

— Мир вам, товарищи православные! — воскликнул Диси, войдя в кабинет.

В классе в это время несколько человек тут же согнулись. Будто бы прятали свои нагрудные крестики. Всё же не сильно приветствовалось в эти годы в Советской армии, если человек верующий.

— Мы тут летели… ну вот как деревяшка над городом, — добавил Аси.

С применением русских поговорок у братьев-близнецов по-прежнему не очень. Я поприветствовал ребят, и мы вышли на улицу пообщаться в беседке.

Я внимательно посмотрел на стоянку, где уже расположили ещё несколько вертолётов Ми-8 и Ми-24. Эти борта были выкрашены в пустынный камуфляж, а на хвостовых балках нанесены флаги Сирии.

Оказывается, Аси и Диси как раз возвращались группой с северной части Сирии.

— Сейчас все на Т-4 летим. На один день нашему звену разрешили домой сбегать и снова на передовую, — объяснял Диси, поправляя разгрузку на плечах.

— А вы разве тут живёте? Не в Дамаске? — спросил я.

— Мы с Латакии, аль-каид. С самой деревни Хмеймим. Родители и сёстры здесь живут. Большой дом, большое хозяйство. Кстати, они гордятся тем, что мы с вами… как это по-вашему, Азиз-Азиз? — улыбнулся Аси, потерев два указательных пальца друг об друга.

Его тут же толкнул в плечо Диси, объясняя, что надо говорить «Вась-Вась».

— Может придёте к нам на ужин? Вы и капитан Петров. Всё же, мы с вами одну войну прошли, а теперь и ещё одну… — начал говорить Диси, но остановился.

Всё же для обычного сирийского военного эта война тяжелее всех предыдущих. Здесь они воюют между собой.

— Не откажите, аль-каид, — сказал Аси, поднимаясь с лавки.

— Я постараюсь, но не обещаю, — кивнул я.

— Это будет высокая честь для нашей семьи принять у себя Героя Республики.

Братья ушли в направлении командно-диспетчерского пункта, где у сирийцев сидели их офицеры-направленцы и диспетчера по перелётам. В любой другой бы ситуации я был бы не против сходить в гости к сирийцам. Да и на Востоке отказывать в приглашении, значит нанести большое оскорбление людям.

— Расслабляетесь, Александр? — услышал я за спиной знакомый голос.

Подошёл ко мне Виталий Казанов слишком тихо. Даже шороха не издал.

— Я ни на что не намекаю, но вы могли бы заходить «с парадного входа»?

— Предпочитаю скрытность. Профессиональное, как-никак, — ответил Казанов.

Виталий Иванович был одет в советский лётный комбинезон, поверх которого была шевретовая куртка. Причём весьма потёртая.

— Я смотрю, вы тоже по лётной норме одеваетесь.

— И по лётной, и по флотской, и по какой угодно, — произнёс Виталий, доставая из нагрудного кармана пачку «Космоса». — Не угоститесь?

— Издеваетесь, да?

— Просто проверяю. Вдруг ваши привычки с вашим новым семейным статусом поменялись. Антонина Степановна — хорошая партия.

Опачки! Чего-чего, а столь серьёзной осведомлённости я был удивлён. Хотя, мне ли удивляться — вторую жизнь живу.

— Да. Я всем доволен.

— И даже то, что товарищ Белецкий — ей неродной отец⁈

Конечно же я заметил, что отчество у Тоси не соответствует имени Юрия Фёдоровича. Но что это меняет, мне непонятно.

— Виталий Иванович, мне вам грубить не хочется. Но указать вам адрес, куда бы вам пойти с вашими вопросами имею огромное желание. Давайте по делу и разойдёмся.

— Само собой. К сирийцам в гости не сходите?

Да он ещё и подслушивал! Теперь ясно, чего Казанов тут тёрся рядом.

— Чем вас так заинтересовали два брата-акробата?

— Просто сходите. Нам нужно кое-что проверить. Можете даже потом ничего о вашем визите к семье Султан не рассказывать.

— Так я вам и поверил. Но на ужин схожу. Пойду только у Бунтова отпрошусь.

Казанов кивнул. В этот момент из стартового домика вышел Иннокентий в возбуждённом состоянии.

— Саныч, беда! Как мы теперь жить-то будем⁈ — возмущался Петров, у которого вид был обиженного котёнка.

— Что случилось?

— Машину Бунтов не даёт в Джеблу ехать. Говорит, что в прошлый раз техники какую-то настойку привезли и обосрались. Ну, в сортире засели, а командир сухой закон объявлял. Ну мы же не бухали…

— Кеша, рупор выключи свой!

Я недовольно посмотрел на Кешу, который продолжал орать всей базе, кто и сколько выпил. Только когда в беседке посмеялся Казанов, Петров замолчал.

— О, Виталий Иванович! Ну вы же ничего не слышали и никому не скажете, верно⁈ — заулыбался Кеша.

Казанов сделал серьёзное лицо, будто ничего не слышал. Хотя, у него лицо всегда каменное.

— Мужики, я — могила.

— Ага, просто гранит. Собирайся, Иннокентий. В гости поедем.