Сирийский рубеж 3

Глава 21

С Виталием Казановым скучно никогда не бывает. У него постоянно какие-то уж очень интересные задания для меня возникают. Одно смертельнее другого.

— Да, я хочу предупредить, нам дали не стопроцентные гарантии сохранения жизни, — добавил Виталик.

— Уточните, «нам» или «вам» не дали? — спросил я.

— Боюсь, что «нам».

— А когда эти самые гарантии «нам» кто-нибудь давал? — махнул я рукой и пошёл к вертолёту.

Казанов с места не сдвинулся. Такое чувство, что он что-то недоговорил. Пришлось вернуться к Виталию.

— Хорошо, что вы решили дослушать. Глава мятежников — человек сложный. Нам предстоит много работы.

— Уточните, «нам» или «вам»?

— В этот раз мне. Командует войсками оппозиции в Пальмире весьма образованный человек. Он не страдает фанатизмом, но имеет финансовую зависимость от иностранных «спонсоров». Как командир отличается невероятной харизмой и хитростью, но держит слово. Непримирим к власти в Дамаске, но к советским военным относится положительно. И… очень близко знает вас.

— Виталий, если честно, количество моих близких в Сирии стремиться к нулевому значению.

— А сын президента Басиль Асад?

— Хороший знакомый. Мы с ним даже за столом ни разу не сидели.

— Хм, а бывший подполковник Сирийских ВВС Рафик Малик?

— Я ему чуть не врезал однажды. Думаю, он бы не сильно был рад меня видеть. К чему вы клоните?

— Ни к чему, Александр. Но я знаю, что у вас кое-какие требования есть к мятежникам.

Не знаю в каком звании Казанов, но к нему можно прибавить слово «очевидность».

— Тела подполковника Тобольского и его лётчика-оператора. Нам нужно вернуть их и отправить на Родину, — ответил я.

— И что вы можете предложить командиру мятежников взамен? На Востоке любят торговаться, — сказал Виталий.

— А ещё на Востоке уважают силу. Можете передать этому мятежному генералу, или в каком он там звании…

— Был капитан, — перебил меня Казанов.

— Неважно. Если не вернёт тела наших товарищей, мы их в Пальмире похороним вместе с ними. Жалеть НАРы и ПТУРы мои лётчики не будут.

— Исчерпывающе. Теперь можем лететь.

Мы быстро загрузились в вертолёт. Прежде чем запускаться, я проверил ещё раз своё снаряжение. Автомат висел на боку, запасные магазины в наличии, аварийный запас в жилете в полном объёме.

Пока Карим начинал запускать вспомогательную силовую установку, я заметил волнение со стороны Могилкина.

— Сан Саныч, а мы без прикрытия туда летим? Всё же, территория противника.

— Если бы мы полетели с прикрытием, то это уже не переговоры, Петруччо, — ответил я, закрепляя «фишку» радиосвязи.

В кабину заглянул Махмуд Айюб и показал на карте точку, где мы должны сесть. Местность была мне знакомая ещё по прошлой жизни.

— Пустыня Эд-Даув? — спросил я, наблюдая куда указал Айюб.

— Именно. Нужно сесть как можно ближе к северному склону гор Джебель-Неейсер, — объяснил сириец, перекрикивая гул запустившихся двигателей.

Место надёжное как для нас, так и для мятежников. С одной стороны, пространство открытое и всех будет видно даже на возвышенности. А с другой, горы закрывают вид на город, и мы не сможем оценить расположение войск оппозиции.

— Хама-старт, 302-й, к взлёту готов, — запросил я у руководителя полётами на аэродроме, предварительно вырулив на магистральную рулёжку.

— 302-й, взлетайте, ветер 180 до 5 метров.

Я медленно поднял рычаг шаг-газ, отклоняя при этом правую педаль. Пара секунд и вертолёт оторвался от бетонной поверхности. Ручку управления отклонил от себя, начиная разгон вдоль земли.

Стрелка на указателе скорости слегка задрожала, продолжая медленно бежать от значения к значению.

— Скорость 200, высота 150, верно? — уточнил я у Могилкина.

— Подтвердил. Следуем на Тифор, а дальше отворачиваем на запад. Как сказал господин Айюб, на установленном рубеже нужно будет выполнить отстрел тепловых ловушек. Три серии по две с каждого борта.

— Условный сигнал?

— Да. Только… я рубеж не записал, — пожал плечами Пётр.

— У тебя ещё есть время, — ответил я, снимая нагрузку с ручки управления кнопкой триммера.

Через полчаса мы уже были рядом с базой Тифор и взяли курс на Пальмиру. С маршрутом решили не мудрить и решили лететь вдоль дороги между городами.

— Тут как-то всё не по-сирийски, — сказал по внутренней связи Могилкин, обращая внимание на меняющуюся природу.

— Пальмира — словно другой мир, Петруччо, — ответил я, снизившись над шоссе.

В какой-то момент кустарниковые деревья и трава исчезли. Дорогу обхватила пустыня. И без того редкие населённые пункты не появлялись совсем. На смену им пришли блокпосты.

После станции перекачки в районе авиабазы Тифор замелькали оборудованные позиции правительственных войск. Обсыпанные земляными валами, они располагались близко к дороге. При этом трассу и пустыню контролировали. Чем ближе к Пальмире, тем чаще попадаются под нами сгоревшие остовы машин и разбитая бронетехника.

— Техники много побили. Как сирийцы город отвоёвывать собираются? — спросил Карим, когда мы выполнили отворот от колонны машин, следовавшей под флагом Сирии в сторону Тифора.

Над головным бронетранспортёром развивался красно-бело-чёрный флаг с двумя зелёными звёздами.

Периодически попадались и отдельные пикапы иранского и японского производства, в кузове которых стоял пулемётчик.

— Это тот самый треугольник Пальмиры? — указал Сабитович на развилку перед въездом в город.

— Точно так. Кто держит Пальмиру, у того ключ к входу в пустыню, — ответил я, начиная отворачивать влево.

Как раз сейчас нам нужно было подать условный сигнал.

— Отстрел, — скомандовал я, и Могилкин начал работать с панелью автомата отстрела АСО-2В.

Тут же я для себя решил отметить красивый вид Пальмиры на закате. «Невеста пустыни», как её ещё называют, окружена естественными преградами в виде гор на севере, западе и юго-западе. На восточной и южной окраине простираются сухие равнины и вулканического происхождения базальтовые пустыни. Вся пустыня в окрестностях Пальмиры будто окрасилась в красный цвет, настолько сочным выглядит земная поверхность в лучах заходящего солнца.

— Мне это строение что-то напоминает, — сказал Могилкин, указывая на монументальные триумфальные ворота при въезде в исторический город.

— Обложка учебника «История Древнего мира» за 5 класс, — ответил я.

— Точно! — обрадовался Петя.

Огромная двадцати метровая арка опирается на двойные колонны, две небольшие арки по краям вели в боковые крытые улицы. Улица Больших колоннад пересекала город из конца в конец. Во всю её длину тянулись четыре ряда колонн. Такие колоннады были типичным украшением римских городов.

Можно вечно любоваться красотой древнего города, но у нас есть работа. Облетев северный склон ближайшего горного хребта Джебель-Неейсер, я начал подбирать площадку в пустыне. Каменистый склон сейчас по правому борту, и на нём уже видны позиции мятежников.

Небольшие опорники с установленными крупнокалиберными пулемётами распределены по всей площади вытянутого хребта. Инстинктивно хочется сейчас сманеврировать и уйти от огня, но всё тихо.

— Не огрызаются, — сказал Карим, когда мы пролетели точно над небольшой позицией боевиков со стоящим рядом белым пикапом.

— Соблюдают договорённости, — добавил я, высматривая место для посадки. — Площадку наблюдаю.

Ручку управления начал отклонять на себя, чтобы начать торможение. Подходящее место для посадки было слева от нас. Быстро выполнили разворот и вот мы уже на предпосадочной прямой.

Вертолёт слегка затрясло на снижении. Скорость начала падать, а земля уже близко. Воздушный поток от винтов поднял столбы пыли и камней.

— Высота 30… 20… 10. Касание! — выполнил отсчёт Карим до приземления.

Только вертолёт коснулся земли, Сабитович потянулся к тумблерам, чтобы подготовиться к выключению.

— Не торопись. Посмотрим, что дальше, — ответил я.

Пыль слегка рассеилась, и перед нами появилась большая колонна техники под неизвестными мне флагами. Полотно чем-то напоминало сирийский государственный символ, но было иных цветов.

На флаге три звезды красного цвета, а верхняя полоса — зелёная. У мятежных сил ещё и свой государственный символ появился.

Колонна техники остановилась. Из машин начали выходить вооружённые люди. Похоже, что на переговоры оппозиция предпочитает брать с собой оружие.

— Выключаемся, — скомандовал я, выкручивая коррекцию на рычаге шаг-газ.

Через несколько минут двигатели выключились, а несущий винт полностью остановился. Карим отправился в грузовую кабину, чтобы открыть сдвижную дверь Казанову и его сирийскому коллеге.

К вертолёту подъехал бронетранспортёр с несколькими боевиками, а также два японских пикапа с закреплённым в кузове ДШК.

— Мы ещё будем смотреть? — спросил у меня Карим, пока я смотрел на рослых бородатых мужиков, обступающих вертолёт.

Когда мы вышли из грузовой кабины, боевики приблизились к нам вплотную. Ближе всех ко мне подошёл высокий сириец в кепке, развёрнутой козырьком назад. Смотрел он на меня сверху вниз, пытаясь всей своей мышечной массой на меня надавить. Пока что морально.

Дышал он громко.

— Оружие, — произнёс на русском сириец.

Его фраза прозвучала с непонятной интонацией. Я решил ничего не отвечать и дождаться пояснений.

— Оружие, я сказал, — повторил здоровяк.

Ко мне подошёл Могилкин и шепнул на ухо.

— Это он требует сдать оружие, верно? — спросил Петя.

— Он может требовать что угодно. Дашь слабину — сожрут, — ответил я.

— Да-да. Олег Игоревич тоже всегда говорил, что на Востоке уважают только силу.

Из открытого люка бронетранспортёра смотрел ещё один сириец в шлемофоне и с грязным носом. В кузовах машин стояли готовые к неожиданностям пулемётчики.

Суровые мятежники совершенно не улыбались. В уставших глазах чувствовалось напряжение. По небритым серым лицам и засаленным курткам можно было понять, что не так часто им выдают форму.

Сириец продолжал смотреть мне в глаза. Его нижняя губа слегка вздрагивала, а правая рука крепко сжимала рукоятку автомата. А ведь он у него был снят с предохранителя.

— Пойдём, — громко сказал на арабском мой оппонент и ушёл в направлении одного из пикапов.

Боевики смеялись между собой, рассказывая какие-то плоские шуточки друг другу.

Мятежники в ожидании окончания переговоров решили подкрепиться. Прямо на капоте одного из пикапов.

На небольшой скатерти появились фрукты, лепёшки и пара бутылок Колы. А ещё фляга, по-видимому, с вином. Пока я облизывался и чесал затылок, здоровый сириец и вовсе достал завёрнутую в салфетку… шаурму.

Причём надкусывал он её очень медленно и обстоятельно. А когда подул слабый ветерок, до меня донёсся ароматный запах мяса.

— Сан Саныч, не знаю как вы, а я бы сейчас за этот бутерброд готов убить, — сказал Могилкин, громко сглотнув.

— Поддерживаю.

Чтобы не изводить себя, я обошёл вертолёт и встал рядом с обтекателем метеолокатора в носовой части. Отсюда можно было наблюдать за сценой переговоров наших пассажиров и командиром боевиков — крупным, жилистым мужчиной с безразличным выражением лица. И личность его была мне знакома.

Тем самым командиром был капитан сирийской республиканской гвардии Сардар. Теперь уже бывший капитан. И ведь когда-то мы с ним вместе воевали за Голанские высоты против Израиля. А потом ещё и участвовали в захвате аэродрома в Рош-Пинна.

Сардар вместе со мной участвовал и в эвакуации Басиля Асада из осаждённого города Эль-Кунейтра.

— Командир, ты так смотришь на него, будто призрака увидел, — подошёл ко мне Карим, заметив, как я смотрю на Сардара.

Бывший капитан и лидер боевиков активно жестикулировал, что-то объясняя Айюбу.

— Когда-то мы с этим человеком воевали бок о бок. А теперь он наш противник, — ответил я.

— Такова дрянная сущность гражданской войны. Думаю, что в армии Сирии ещё и родственники его воюют теперь против него.

Казанов показал в нашу сторону, и Сардар выглянул из-за его плеча. На секунду я встретился с ним взглядами. Мне всегда хотелось понять, что же движет людьми, которые вот так просто могут взять и нарушить присягу.

Бывший сирийский капитан кивнул и отвернулся от меня. Он махнул кому-то из подчинённых, и тот вместе с ещё несколькими боевиками побежал к одному из пикапов.

Через минуту сирийские мятежники принесли к вертолёту два брезента, в которых было замотано что-то, похожее на тела людей. До сих пор от останков исходил запах сожжённой плоти. Ещё предстоит доставить Тобольского и его оператора в Хмеймим, но главную задачу мы выполнили.

Когда мы занесли второе тело, закончились и переговоры. По выражению лиц Айюба и Казанова что-нибудь определить было сложно. Когда Виталий Иванович подошёл к вертолёту, он достал сигарету и предложил перекурить.

— Хорошая беседа получилась, — подытожил Казанов, оборачиваясь на уезжающие машины и бронетранспортёры.

— Но не успешная, верно? — уточнил я.

— Пока рано говорить. У Сардара Фаделя своя правда, старые обиды и промытые мозги. Был капитаном сирийской армии. Теперь генерал «Сирийской национальной армии» СНА. И отступать просто так он не намерен.

Казанов докурил и дал добро на запуск.

Перелёт до Хама прошёл быстро. После дозаправки и высадки Виталия и его сирийского коллеги, нам было разрешено вылететь в Хмеймим. На нашей основной базе наш вертолёт уже встречали представители похоронной команды и госпиталя.

Несмотря на позднюю ночь, на стоянку пришли и мои подчинённые. Всё же вернуть тела нашего командира и боевого товарища у нас получилось. Сразу после отправки тел Карим Уланов начал санитарную обработку грузовой кабины. Меня же вызывал к себе Бунтов.

— Разрешите войти, — спросил я, приоткрыв дверь кабинета командира полка.

Леонид Викторович сидел с закрытыми глазами на диване, отклонившись назад. Руки у него были сложены на «самом дорогом» и никаких более действий он не совершал.

— Входи, Саша. Что там у нас?

Я доложил Бунтову, что тела Тобольского и оператора были доставлены. Про инцидент с подполковником и Кешей тоже упомянул.

— Точно вопрос решён? — уточнил у меня Леонид Викторович, продолжая находиться в процессе какой-то медитации.

— Товарищ подполковник, претензий от сирийской стороны нет.

— Это хорошо. Но ведь есть претензии с нашей стороны. Что там с увечьями Петрова? Летать будет?

— А почему нет⁈ Там всего-то палец вывихнут.

В этот момент в кабинете зазвонил красный телефон для прямой связи с командованием. Леонид Викторович мгновенно «подорвался» с места и устремился к телефонной трубке.

— Бунтов слушает! Так точно! Понял, отправим. Доброй ночи, — закончил разговор командир полка и повесил трубку.

Леонид Викторович подошёл к окну и открыл его, впуская вечернюю прохладу в кабинет.

— С корпуса звонили? — спросил я.

— Да. К завтрашнему вечеру составь наградные документы на погибшего оператора и Тобольского. Пацану на орден Красной Звёзды. Ну а Олега на Героя Советского Союза. Чагаев сказал лично будет просить за него и полетит вместе с ним в Москву послезавтра.

В день прощания с погибшими всё было распланировано поминутно. Перед прибытием командующего генерала Чагаева магистральная рулёжка ломилась от количества людей.

Оркестр уже провёл репетицию. Знамённая группа была готова. Справа от нас стоял Ил-76 с опущенной рампой.

С минуты на минуту должны были доставить гробы с погибшими. На стоянку сел вертолёт с командующим и к строю уже направлялся кортеж из нескольких УАЗов.

Генерал Чагаев, как и обещал, прибыл на прощание с нашими товарищами.

— Могли бы и раньше дать Героя Олегу Игоревичу. Зачем он ему теперь, — прошептал стоящий рядом со мной в строю Кеша и удручающе вздохнул.

За всё время в Сирии плохая погода была считанные дни. И вот сегодня она испортилась и была подстать прощанию. Всё шло к тому, что должен был пойти дождь, но на бетон так ничего ещё не капнуло.

К строю подъехали машины. Замполит полка приготовился подать команду.

— Смирно…

— Вольно. Не стоит, — махнул рукой Василий Трофимович, выйдя из машины.

Стального цвета облака буквально в несколько секунд нависли над некогда солнечным Хмеймимом. Тут на горизонте показался ГАЗ-66, который и вёз гробы с нашими товарищами. Когда машина подъехала, их вынесли и поставили перед строем на специальные подставки.

На каждом из гробов лежала фуражка, а рядом стоял почётный караул. Чагаев вышел на середину и хотел начать свою речь, но выдержал паузу. Он повернулся, подошёл ближе к гробам и внимательно посмотрел на фотографии погибших.

Тут и пошёл дождь. Форма начала намокать, а с носа начали скатываться мелкие капли. Командующий повернулся и продолжил молчать, смотря на длинный строй военных, стоящих перед ним в промокших одеждах. Он ничем сейчас не отличался от нас.

— Светлая память ушедшим в вечный полёт. Да, погибли наши братья. Воины, о которых стоит писать и рассказывать детям. Они — пример для каждого из нас. Но… это не конец, товарищи. У нас ещё впереди много работы. Всем готовиться к операции.

Это означало, что переговоры в Пальмире прошли неудачно.