Я много видел подобных траурных собраний. И каждый раз хочется, чтобы оно было последним, а третий тост более не дополнялся новыми фамилиями из воспоминаний. Увы…
— Кто? — вновь произнёс я.
Так быстро я давно не искал отсутствующих в комнате. Рядом со столом сидел замполит Синюгин, который уже не излучал уверенности. Он-то чего молчит⁈
Среди присутствующих не было Кеши, не было юного Могилкина и не было ещё пары старших лейтенантов. Не смог я найти Хачатряна с Ибрагимовым. А ещё не было…
— Подполковник Тобольский, товарищ майор, — выдохнул один из лейтенантов, стоящих слева от меня.
— Олег? — тихо спросил я, глядя на Синюгина.
Замполит эскадрильи кивнул.
Хотел сматериться, посетовать на жизнь, начать проклинать стерву войну и костлявую смерть. Ком, сформировавшийся в горле, удалось проглотить не сразу.
Олег Игоревич, с которым мы вместе прошли за короткое время огромные испытания, теперь уже не прикроет меня. Человек с огромным иконостасом медалей, настоящий командир… много чего можно было о нём сказать.
Синюгин встал со стула и направился ко мне. Пока Феликс Владимирович шёл, несколько раз поправил усы. Как он сам говорил, он так себя успокаивает.
— Пойдём, расскажу как всё было, — тихо сказал Синюгин, доставая сигарету.
Я скинул сумку и поставил вещмешок с гостинцами рядом с аккуратно заправленной кроватью. Выйдя из модуля, Синюгин не сразу начал говорить. Да мне и самому было ещё не по себе. Фразы формировались с трудом.
— Присаживайся, Саныч. Всё расскажу, — пригласил меня в беседку Феликс Владимирович.
— Как это случилось? — спросил я, присаживаясь на лавку.
Синюгин подкурил сигарету, но рассказывать не торопился.
— Саныч, так просто не расскажешь. Обстановка в Сирии…
— Пока меня это мало интересует. Как погиб Тобольский?
Замполит прокашлялся.
— Одно звено Ми-24 от эскадрильи постоянно дежурило в Тифоре. Сообщения были противоречивые, но наше командование уже говорило об опасных тенденциях на юге. Боевики сильно засели в Дейр-Зоре. Там ещё и с Израиля какая-то поддержка пошла. Скорее всего американские, якобы инструкторы.
Вновь торчат уши известной мне частной военной компании. Похоже и правда все действия на севере были направлены на отвлечение внимания. Отсюда и быстрое решение конфликта с Турцией.
— Что дальше? — спросил я.
Со стороны модуля послышались шаги. Почти весь лётный состав шёл в направлении беседки, желая послушать наш разговор.
— Комэска выполнял на Ми-24 с ведомым разведку на подступах к Тифору. Всё спокойно и ничего необычного. Тут в соседнем районе завязались бои. Они уже шли там не первый день, но не интенсивные. А тут прям всё по-взрослому.
Лётчики подошли ближе, не желая упускать ни одной сказанной Синюгиным фразы.
— Короче, садыки начали отступать. Одно из подразделений уже было отрезано от основных сил. По ним уже начали и ствольной артиллерией работать, и реактивной. Уйти некуда. Ну и тут Олег…
— Полетел на прикрытие? — спросил я.
— Да. Боекомплект был, несколько минут лёту. Сирийцы бы пока своих дождались, все бы там полегли. Короче, Тобольский с ведомым зашли на цель. Отработали первый заход, второй, третий… Тут ракета Олега и достала. Как сказал ведомый, он попробовал уйти в сторону Тифора, но его и вторая ракета настигла. Так и рухнул на позиции боевиков.
Сидевший рядом со мной старший лейтенант решил добавить, но получилось у него говорить не сразу.
— Я ещё заход сделал, но там уже спасать было некого, да и у меня самого движок повредили. Попробовал, а вертолёт никак не хочет идти на пикирование. Тут нам приказали возвращаться. Я ж ведомый. Как уходить… — сказал парень.
Чувствовалось, что он испытывает вину.
— Приказы надо выполнять, дружище. На то они и приказы, — ответил я, хлопнув по-отечески старлея по колену.
Замполит продолжил рассказывать.
— Сирийцы из окружения вышли. Их авиация начала работать, но там боевики окопались добротно. Заняли все господствующие высоты. А главное — исторический город заминировали. Короче, теперь в Хмеймиме безопаснее всего. Як-44 отправили домой. Вроде он куда-то ещё теперь отправится. Все рейсы транспортников теперь идут через нас и Дамаск.
— Всё ясно. Батыров где живёт сейчас? — спросил я.
Мои сослуживцы переглянулись, а Синюгин расстроено помотал головой. Я попытался отогнать от себя мысль, что с Димоном тоже случилось недоброе.
— К нему лучше не ходи. Он не в состоянии сейчас говорить, — сказал Феликс.
— Со мной поговорит, — ответил я.
Парни показали, где живёт Димон, и я сразу направился к нему.
— Сан Саныч, за обстановку ты ещё до конца не дослушал, — остановил меня Синюгин.
— Давай, Владимирович. Глаголь.
— Ты должен знать, что вся наша возня на севере Сирии была липой. И сбитый Су-24, и осада Идлиба оказались просто отвлечением внимания. Жопа не в этих краях. Все проспали момент, когда 10 000 боевиков собралось в окрестностях Пальмиры, — махнул рукой Феликс.
От услышанного у меня слегка мурашки пробежали по коже. Древний город, колыбель цивилизации и… ближайшая крупная агломерация к нескольким месторождениям газа и нефти в руках мятежников. Хотя, пора бы уже их называть бандитами.
— Я понял. Будем работать. Вечером ещё поговорим.
Модуль Батырова был похож на полубочку, сравнимой с той, в которой жили наши командиры ещё в Афганистане. Крыша затянута маскировочной сетью, а перед входом деревянные ступеньки из бомботары.
Сама дверь открыта настежь. Как будто Димон решил помещение проветрить. Подойдя к ступенькам, я понял, что жилище уж точно нужно было проветрить. Стойкий запах перегара, кильки и сайры ощущался хорошо.
— Димо-о-о-хо-хо! — воскликнул я, войдя через открытую дверь полубочки.
Ногой я случайно зацепил пустую бутылку, которая упала и медленно закатилась под стол.
Димон лежал на кровати с открытым ртом и протяжно храпел. Да так противно, что даже мухи, летающие над консервными банками, так не напрягали. Не знаю, когда погиб Тобольский, но Батыров в запое уже пару-тройку дней точно.
— Димон, — громче сказал я.
— Не-а. Дверь закрой с той стороны. Я устал, — медленно проговорил Батыров.
То что Димон устал, было видно отчётливо. Он даже на кровати лежал не полностью. Голова и туловище на постели, а коленями он стоял на полу. Называется, не дошёл.
— Подъём. В порядок себя будешь приводить.
— Кто… что… Саша⁈ — начал брыкаться Батыров, но его хватило только на переворот головы на другой бок.
— Да, это я. Дима, подъём. Больше повторять не буду.
— Это… мне всё равно, что ты сейчас скажешь. На всё что ты скажешь, мне абсолютно по… оу! — воскликнул Димон, когда я стащил его с кровати.
Слушать его размазанную речь я не стал. Подняв с пола, быстро нагнул моего старого друга и сунул голову под кран умывальника.
— Да ты чего! Отставить макать подполковника! — возмущался Батыров, пытаясь вырваться, но я ему не давал шанса опомниться.
— Протрезвел? — спросил я.
— Конечно… тьфу-тьфу. Я же тебе сказал, что мне сейчас хреново.
— Значит, не протрезвел, — ответил я и вывел Димона из его жилья.
Он ещё брыкался, но уже свыкся с мыслью, что я с него не слезу. Особенно, пока рядом с его жилищем стояла полная бочка воды.
Для начала я осмотрелся, чтобы рядом никого не было. Всё же, не стоит подчинённым видеть заместителя командира полка в таком виде. Особенно, когда ему устраивают такую головомойку.
— А ну отпустил меня-я-йя! — взбодрился Батыров, когда я облил его из ведра.
Судя по всему, воду только набрали, поскольку она ещё не прогрелась на солнце. Но это и хорошо.
— Теперь что скажешь, «положительный пьяница»? — спросил я.
— Хорош. Больше не буду, — утёр лицо Батыров, снимая мокрую футболку и выжимая её.
— Вот-вот, — ответил я, поставив ведро рядом с бочкой.
— А почему «положительный»? — спросил Димон
— Где положили, там и лежишь. Пошли в дом. Разговаривать будем.
Димон быстро прибрался и привёл себя в порядок. Пока разговаривали, он даже побриться успел.
— Сирийцев предупреждали, что идёт концентрация сил. Не слушали, — объяснял Батыров, вытираясь полотенцем.
— Или не хотели слушать, — добавил я.
— Вполне возможно. Но это уже прерогатива высокого командования. Лично для меня сложно было осознать гибель Олега. Получается, я ж за него ходатайствал, чтоб он остался.
Перед моим отлётом в Союз Батыров мне сказал, что Олег Игоревич будет в Сирии, пока я не вернусь. Сам же Тобольский этому был рад.
— Выходит, если бы Мулин довёл дело с отправкой Олега домой до конца, он бы не погиб, — сел напротив меня Димон, опуская голову.
— Если бы, да кабы. В нашей работе «если» можно употреблять только в инструкции экипажу. И то в разделе «Особые случаи», — сказал я, встав со стула и подойдя к кровати.
Тобольский после моего отъезда жил этой самой бочке вместе с Батыровым. Димон аккуратно сложил все вещи Олега Игоревича и оставил их на его кровати. Всегда непросто осознавать, что твой сосед и боевой товарищ больше уже не придёт.
Ещё больнее гибель будут осознавать семьи погибших.
— Сань, мы ведь даже тела не можем их эвакуировать. Вертолёт упал на территории подконтрольной боевикам. Командование переговоры вести пока не собирается, а сирийцы продолжают медленно отходить к Тифору.
Естественно, что вдвоём мы с Батыровым вопрос с возвращением тел Тобольского и его лётчика-оператора не решим. Оставив Димона окончательно приходить в себя, я направился в штаб нашего смешанного полка.
На входе вновь «встретился» лицом к лицу с Олегом Игоревичем Тобольским. Его фотография и погибшего старлея были установлены на небольшом столике. Рядом некролог по каждому из них.
— Погиб при выполнении интернационального долга 14 декабря 1984 года, — тихо прочитал я последнее предложение в тексте про Тобольского.
Недалеко от меня послышались быстрые шаги. Повернув голову, я увидел спешащего ко мне ефрейтора в отглаженной форме и начищенных до блеска сапогах.
— Товарищ майор, здравия желаю, разрешите…
— Разрешаю, — не стал я дослушивать ефрейтора.
— Александр Александрович, вас уже час ждёт у себя командир полка. Я вас ходил искал в жилом городке, но не нашёл. Он там сильно ругается, — застеснялся боец.
— Ничего. Я ему всё объясню. Покажи, где его кабинет.
С ефрейтором мы направились к Бунтову. В штабе был образцовый порядок. Бетонный пол блестел и продолжал полироваться солдатами даже в эти минуты. Стены были увешаны стендами, вещающими о причинах нахождения контингента советских войск в Сирии.
Тут же и фотографии отличившихся военнослужащих, боевые листки и многое другое.
— Товарищ майор, а почему вашей нет фотографии? Я слышал, что вы лётчик от Бога?
— Ну не прямо уж от него. Что-то у меня получается лучше других, что-то как у всех. На отлично летают только птицы, товарищ ефрейтор, — подмигнул я парню.
Я отпустил ефрейтора, когда мы подошли к кабинету Бунтова. На его двери висела табличка, показывающая всем, что это кабинет Леонида Викторовича.
— Разрешите войти? — постучался я в дверь и приоткрыл её.
Бунтов как всегда был весь погружен в дела. На столе звонил внутренний телефон, в углу кипел чайник, а на окне громко вещал динамик прослушки стартового канала.
— Спасибо за управление! Скучной смены, — поблагодарил экипаж в эфире группу руководства полётами.
— Хорошего вам дня, — ответил ему РП.
В этот момент Бунтов взорвался, хватая тангенту громкоговорящей связи. Похоже, что себе командир полка поставил в кабинете прямую связь с Шохиным.
— Я же сказал, никаких лишних слов в радиообмене. Объяснительные пускай пишут и ко мне, — рявкнул Леонид Викторович, отбрасывая тангенту.
— Понял, — спокойно ответил на это руководитель полётами.
Выдохнув, Бунтов поднял на меня глаза и махнул, разрешая войти в кабинет. Внутри было прохладно. Сразу видно, что кондиционер БК-1500 хорошо справляется со своими обязанностями.
Но пыл Бунтова охлаждал он не очень хорошо.
— Сан Саныч, ты вовремя. Долго тебя ищу. Чего сразу не пришёл ко мне? — встал Леонид Викторович из-за стола и пожал мне руку.
— С личным составом сначала пообщался.
— Ага. Ну тогда за Олега Игоревича и его оператора знаешь. Хуже обстановки не придумаешь, — показал Бунтов на стул, приглашая меня сесть.
Командир полка налил мне и себе чай, прежде чем продолжил разговор.
— Знаю, что сейчас ты будешь мне говорить про тела погибших. Не до этого сейчас. У командования нет решения, что делать с Пальмирой. Там катастрофа назревает. В самом центре страны и такое проворонить! Сначала Дейр-Зор прое… проехать дали боевикам. А теперь ещё и Пальмиру.
— Увлеклись борьбой на севере? — спросил я.
— У меня ощущение, что военное руководство Сирии увлеклось только самой собой. Операции не проводят, поддержку запрашивают в самый последний момент. Кругом одни предатели сидят. Здесь за неделю до гибели нашего экипажа двоих сирийских солдат взяли за попытку диверсии. Чуть было бомбосклад не подорвали, — продолжил говорить Бунтов, отпивая чай.
После небольшого вступления, Леонид Викторович перешёл к текущим задачам.
— Итак, с этого момента ты — командир вертолётной эскадрильи смешанного авиационного полка. Пожалуй, больше чем твоё подразделение, никто не работает, — объявил мне Бунтов.
Это было для меня не такой уж неожиданностью. Теперь предстояло выяснить состояние дел в эскадрилье.