Аэродром продолжал бурлить. Работа по подготовке техники не прекращалась, а только взвинчивалась всё более высокими темпами. Заходящие на посадку пары Ми-24 тут же заруливали на стоянку и выключались, моментально оказываясь в «объятиях» техсостава.
Со всех сторон слышен шум двигателей спецмашин, указаний инженеров и гул двигателей авиационной техники. А ещё запах — керосина смешанный с выхлопными газами. Этот «аромат» одновременно и резкий, и родной для каждого авиационного человека. Но сейчас не до романтики.
Утро уже вступило в свои права, осветив сирийскую пустыню и ближайшие к Тифору холмы. Невооружённым взглядом видно, как вдали поднимаются огромные клубы дыма. В сторону Пальмиры продолжали выдвигаться малыми группами техника и автомобили с бойцами. А вот огромная колонна техники «Сил Тигра» всё ещё ждала команды на выход.
Кеша оставил в кабине шлем и направился со мной в сторону «высотки». Именно рядом с этим зданием и стоял полковник Сопин, упираясь руками в бока. Игорь Геннадьевич мне напоминал каноничного американского генерала — натянутая на глаза кепка, солнцезащитные очки, а во рту самая настоящая курительная трубка.
— Саныч, похоже что Игорь Геннадьевич «имеет что-то сказать», — кивнул Иннокентий в сторону Сопина.
— И покурить, — ответил я, наблюдая, как полковник почёсывает трубкой щёку.
— Небольшая передышка? — громко сказал Сопин, когда мы подошли к нему вплотную.
— Я бы сказал таймаут. Что-то случилось? — уточнил я, показывая на курилку и предлагая сесть на скамейку.
Сопин кивнул и направился вместе с нами в беседку, прихрамывая на одну ногу. С ответом он не торопился.
— Почему когда мы с тобой встречаемся, значит, обязательно «что-то случилось»? Может я просто вышел вас встретить и спросить о вашем здоровье, — улыбнулся Игорь Геннадьевич, присаживаясь на скамью.
Я посмотрел на Кешу, который совсем не улыбался в эти секунды.
— Действительно. Сейчас то самое время, Геннадьевич, чтобы поговорить о нашем здоровье. Почему никто из садыков про «Шилку» не сказал? Это очень серьёзная вещь для вертолётов, — ответил я.
Сопин только развёл руками.
— К сожалению, мы не знаем, какая ещё техника перешла под контроль мятежников. И особенно сколько их там. Группировка сирийцев, оборонявшая город, совсем не занималась обороной. Ни фортификаций, ни разведки, ни своевременных докладов. Теперь таким ребятам, как «Силы Тигра» придётся отбивать город.
Да уж. Полный провал. Хотя, в моём прошлом было всё то же самое.
— К делу, мужики. Командование сирийцев решило выдвигать основные силы. Мол, обстановка располагает к взятию города. Так что эту колонну нужно сопроводить.
Я посмотрел на Кешу, а затем перевёл взгляд на сирийских солдат рядом с пикапами и БМП.
— И у сирийцев ничего не икается⁈ Куда они собрались такую колонну пускать?
Сопин достал карту и показал на дорогу, ведущую к Пальмире.
— В том то всё и дело — это ошибка. Расчёт на то, что можно будет пройти под прикрытием занятой Хасаном высоты 505. Но другая высота, которая рядом с дорогой, ещё занята мятежникам. И её нужно «обработать». Как вы понимаете, свободной артиллерии у сирийцев нет, — показал Игорь Геннадьевич на отметку 939.
— А ещё на дороге в Пальмиру есть небольшой населённый пункт Байрат, который вообще непонятно в чьих руках сейчас. Я прав? — указал я на город в нескольких километрах от «треугольника Пальмиры».
Сопин кивнул и убрал в карман трубку, вместе с солнцезащитными очками.
— Конечно, прав. Пока сюда не прибыли наши генералы, надо не дать этой колонне сгореть. Вам нужно нанести удар по отметке 939. Артиллерия сирийцев сейчас работает по целям в районе «треугольника», а вот эту горушку пока не обрабатывает.
Кеша и я быстро взглянули на район работы. Задача не из лёгких, но других у нас и не бывает. А тут ещё и надо взять во внимание один факт — состав сил и средств ПВО мятежников нам неизвестен. Нужно будет что-то придумать.
— И времени у вас на подготовку практически нет. Расчётное время вылета через час. Дальше пойдёт колонна, — сказал Сопин.
— Хм, а когда оно у нас было, Геннадич, — ответил я, давая «краба» товарищу полковнику.
Только мы вышли из курилки, Кеша моментально выдал своё предложение.
— В свете наличия непонятно чего у боевиков, я бы в зону поражения не рискнул бы входить, — шепнул мне Петров.
— И не будем.
— А где мы наберём столько ПТУРов, чтобы по позициям с большой дальности атаковать?
— Нигде. Сделай расчёты для пусков с кабрирования.
Кеша присвистнул.
Этот способ требует небольшой отработки, поскольку пускать неуправляемые ракеты придётся по навесной траектории. Зато в зону поражения средств ПВО никто не будет входить.
— Серьёзная заявочка. Я помню, что в Афгане некоторые умы считали, что это неэффективно. Говорили разлёт большой, да и непонятно куда ракеты вообще летят. Лучше «Град» подогнать.
Я остановился и посмотрел по сторонам.
— А ты видишь на базе много свободных реактивных систем «Град»? Я не вижу.
Кеша со мной согласился и пошёл в здание высотного снаряжения. Я же быстро спустился в командный пункт, чтобы согласовать наши действия с сирийским командованием.
Через десять минут весь лётный состав моей эскадрильи, который прибыл в Тифор, уже сидел в классе. Все были в готовности получить задачу. Кеша, который мной был временно назначен старшим штурманом эскадрильи, считал и сверялся с картой, чтобы выдать данные лётчикам.
Батыров внимательно следил за расчётами Иннокентия. И судя по его лицу, был шокирован быстротой мысли Петрова.
— Так… у нас угол сноса был 5°. Значит, будем брать поправку, — скрупулёзно набрасывал расчёты Кеша.
— Ты когда её успел посчитать? — спросил Димон у моего оператора.
— Товарищ подполковник, всё в уме. Пока что не надо меня отвлекать. А то мы с вами закинем С-8 или С-13 слишком далеко, — проговорил Кеша совершенно спокойно.
Батыров и сам понял, что в голове у Петрова идёт быстрый мыслительный процесс. Кеша то и дело обращался к прицельным таблицам на каждый из типов вертолётов. Пару раз ему помогали другие штурманы, но основные расчёты он делал сам.
— Так… ну, в принципе, готово. Нужно только какой-то ориентир выбрать, чтобы мы могли спокойно начинать ввод в кабрирование.
Я взял расчёты и бегло просмотрел их. Для меня всё было понятно, но главное, чтобы именно не возникло вопросов у остальных.
— Ориентир какой будет? — спросил один из командиров Ми-24.
— Сначала взлетаю я и Хачатрян. Делаем по одиночному заходу. Следом ваше звено, — показал я на лётчиков Ми-24.
Закончив с короткой постановкой задачи, мы выдвинулись к вертолётам. То что мне и Хачатряну проще будет работать — это факт. Всё же Ми-28 уже более умный вертолёт. Но одними «мышатами» Пальмиру не взять. «Шмелей» Ми-24 всё же больше и они основная ударная сила.
Пока мы шли к вертолётам, нас уже обгоняли сирийские лётчики. Им задач «накидывали» даже быстрее, чем нам.
— Аль-каид, снова вместе работаем? — позвал меня Диси, который тоже спешил на борт.
— Одно дело делаем так сказать, — ответил я.
Мне было заметно, что на сирийские Ми-24 вешают только блоки с неуправляемыми ракетами С-8.
— А где ПТУРы, Диси? — спросил я.
— Нам не нужно. Да и у нас их не так уж и много. Как говорят русские: «чем разбогатели, оттого и смешно», — гордо произнёс Диси.
Тут с ним поравнялся и его брат Аси. Мне всегда было интересно наблюдать за близнецами. Круто, наверное, иметь брата, как две капли воды похожего на тебя. Ты на него смотришь и будто в зеркало вглядываешься.
Но сейчас Аси выглядел запыхавшимся и напряжённым. Таким я его никогда не видел. Даже Диси и тот задумался, внимательно посмотрев на брата.
— Ты чего? — спросил он.
— Да нормально всё. Просто… — сказал Аси и посмотрел в голубое сирийское небо.
Странный взгляд. Так смотрят, только когда о чём-то жалеют или сомневаются в том, что сделали.
— Лететь не хочется, аль-каид. Устал, да и… брата вспомнил, — ответил Аси, пожал мне руку и обнял по-дружески.
Отойдя на несколько метров, Асил развернулся, поправил подвесную систему и отдал мне воинское приветствие. Следом то же самое сделал и его брат. Я быстро надел шлем, чтобы ответить им тем же.
— До встречи, аль-каид. Вы ещё с нами в отцовские сады не ходили. Там как в раю, — улыбнулся Диси.
— Обязательно сходим, — ответил я.
Через несколько минут мы уже с Кешей запускались. Винты быстро раскрутились, двигатели вышли на расчётные обороты. Сам Иннокентий продолжал готовить прицельный комплекс, проговаривая в эфир параметры захода на цель.
— Готов, командир, — доложил Кеша.
— Понял.
Я повернул голову в сторону вертолёта Хачатряна.
— 2-й, готов, — тут же прозвучал его доклад в эфире, когда я увидел, что Рубен повернул голову в нашу сторону.
— 316й, группа готова, — доложил и ведущий «шмелей».
— Понял. Тифор-старт, 302-й, группой к взлёту готов, — доложил я руководителю полётами.
— Взлёт разрешил, — ответили нам с командно-диспетчерского пункта.
Я не мешкая оторвал вертолёт от бетонной поверхности. Ручку управления отклонил от себя, и Ми-28 аккуратно заскользил вдоль земли, поднимая воздушным потоком пыль с полосы и стоянок.
— Держим прибор 200, — произнёс я, чтобы группа устанавливала скорость.
— 11-й, установил. Справа в строю.
Вертолёт слегка подбрасывает вверх восходящими потоками. Яркое солнце постепенно прогрело землю. Хоть и нежарко на улице, но в кабине становилось душно.
— Держим курс 120°, — подсказывал мне Кеша, когда мы облетели очередной холм.
Впереди уже хорошо можно было разобрать, как продолжается методичный обстрел позиций боевиков.
— Уходим… вправо, — произнёс я в эфир, уводя в сторону вертолёт.
Выполнили ещё один манёвр, чтобы уйти от артиллерии сирийцев. По городу продолжает стрелять всё, что может стрелять, поднимая огромные клубы пыли. На окраинах города уже видно, как чёрным дымом заволокло несколько строений.
— Через две минуты выход на боевой, — сказал Кеша по внутренней связи.
— Понял, — ответил я.
Отметка 939 уже просматривается. Большая для этих мест гора возвышалась над так называемым «пальмирским треугольником» дорог. Можно было заметить, как с неё ведут огонь боевики, не давая подойти сирийским войскам.
Пора уже и на связь с авианаводчиком выходить. Благо в рядах сирийцев есть, кто может навести.
— Карат, Карат, 302-му на связь, — запросил я ПАНовца.
— Отвечаю. Вас наблюдаю. Работу по высоте разрешил.
— Понял. Скорость 200. Выхожу на боевой, — доложил я.
— 311-й, справа на месте. Работаю через 20 секунд, — подсказал Рубен, чуть отстав от нас с Кешей.
Чем ближе к точке начала манёвра, тем видимость всё хуже. Дым и пылевая завеса ухудшают дальность обнаружения. Хотя, какая разница, если работать придётся «по площади».
— 302-й, справа работает «сварка»!
— Вправо уходим, — быстро проговорил я в эфир, заметив, как с земли заработал пулемёт.
Очередь прошла рядом. Слабый удар я ощутил в нижней части фюзеляжа. Но больше сам факт появления боевиков настораживает.
Пара секунд и я выровнял вертолёт на боевом курсе.
— Карат, 302-й, цель вижу.
— Понял. Работу разрешил. После работы выход влево, — дал команду авианаводчик.
Теперь осталось самое главное — точно и аккуратно начать манёвр перед пуском.
В кабине со всех сторон гудит. Земля внизу пробегает всё быстрее. В наушниках продолжается активный радиообмен.
Я переставил тип оружия в положение НАР.
— Цель слева под 10°, — подсказал Иннокентий, когда я начал исправлять курс выхода на цель.
Дальность большая, так что различить позиции боевиков не так уж и просто. Тем более что ракеты будут падать на цель сверху, будто мины из миномёта.
Я аккуратно откинул гашетку ПУСК. На индикаторе лобового стекла высветилась дальность. Скорость на приборе 220, а рука уже готова отклонить ручку управления на себя и выполнить «горку».
Осталось запомнить ориентир в момент пуска.
Стрелка указателя скорости на нужной отметке. Оружие готово. Работать по противнику с такой дальности, да ещё и неуправляемой ракетой, в этой жизни приходилось нечасто.
— 7.3… 7.1… 6.9. Внимание, манёвр! — скомандовал Кеша.
Ручку управления начал брать на себя. В голове отсчитываю секунды, чтобы как можно чётче задрать нос вертолёта.
Перед глазами уже голубое небо, а шкала угла тангажа на командно-пилотажном приборе начала подходить к значению в 20°.
Тело слегка прижало к креслу, а дыхание остановилось. Каждая клетка организма напряглась.
— Пуск! Выход влево! — доложил я, нажимая на гашетку.
В небо ушли несколько ракет С-13, отбрасывая дымный след. Вертолёт слегка тряхнуло, но не более того. Зато во рту совсем пересохло.
Ручку отклонил влево по диагонали. Крен быстро увеличился.
Склоны сопок всё ближе. Напряжение нарастает. Вот он момент. Тот самый, когда ты преодолеваешь рубеж внутри себя!
— 311-й, манёвр! — услышал я голос Хачатряна в эфире, отклоняя ручку управления на себя.
В стороны летят тепловые ловушки, отбрасывая яркие блики в зеркала заднего вида.
— Оу, оу! — заволновался Кеша.
— Смотри на приборы!
— 180… 160… 150, — продолжал отсчитывать скорость Иннокентий, пока вертолёт разворачивался на «горке».
Больше гасить нельзя, иначе не получится выполнить поворот и спикировать точно на обратный курс.
— Крен 45… 55! — считает Кеша.
Краем глаза вижу, как отработал Хачатрян и тоже пошёл маневрировать.
Так и было задумано. Интервал должен быть минимальный, чтобы противник не опомнился.
Ми-28 резко развернулся. Чувствую, как хвост занесло, а левую педаль пришлось дожимать сильнее. Наклоняю нос. На авиагоризонте угол тангажа чуть больше 30°.
Перед нами только дым и песчаная поверхность пустыни. Ощущение, что сейчас лбом ударюсь в остекление кабины.
— Скорость 210… 220… 240, — отсчитывает Кеша.
Плавно отклоняю ручку на себя и отворачиваю вправо на повторный заход. Вертолёт слегка качнулся из стороны в сторону. Выровнял его по горизонту.
— Вышел влево. Вух! — услышал доклад от Рубена, который не отставал от меня.
И тут пошла справа ракета. Надо быстрее маневрировать, но серый дымный след устремился дальше.
— Ракета по вам! Нет… отставить! Влево уходи, — громко кричал авианаводчик.
Но влево не уйти. Там на боевой курс выходят наши Ми-24.
— Ещё пуск! Манёвр, манёвр!
Да где же эта проклятая ракета⁈
— Я не вижу, Саныч! — прокричал Кеша, когда я снизился к самой земле.
Ручку управления отклонил вправо, чтобы уйти от столкновения с позицией сирийской артиллерии. В эфире в это время стоял кромешный ад.
Небо расчертили пуски НАРов и серые извивающиеся спутные следы ракет. Тепловые ловушки летят во все стороны.
— Маневрируй, маневрируй! — кричал с надрывом в эфир авианаводчик.
Секундная тишина, и слева произошла яркая вспышка. А в наушниках начала вещать РИта.
— Пожар правого двигателя! Пожар левого двигателя!