Сирийский рубеж 3

Глава 23

Командир полка недолго сопротивлялся, чтобы отпустить меня и Кешу в одноимённую с нашей базой деревню. Нам даже выделили УАЗ «таблетку», на которой мы доехали в населённый пункт.

Вот только водитель не слишком хорошо ориентировался на местных дорогах. А ведь деревня была практически сразу за КПП нашей базы.

Для Сирии Хмеймим была вполне себе неплохим населённым пунктом. Ровные дороги, по которым местные «летают» совершенно без правил.

— Ух! Резко, — воскликнул Кеша, когда водитель УАЗа вильнул на дороге, а в окнах показался серого цвета «Жук».

— Выскочил на встречку и даже не собирался отворачивать, — громко возмутился водитель, вытирая пот со лба.

Очередная особенность приморских районов Сирии — архитектура домов. Даже в деревне жилища выполнены в европейском стиле — каменные одноэтажные и двухэтажные здания с наклонными крышами с черепицей. Ну и самое главное — множество садов с фруктами и плантаций с овощами.

— Так, баклажаны выращивают, помидоры. Какие-то яблоки зелёные, — изучал Кеша местное сельское хозяйство, смотря через окно «таблетки».

— Это лимоны, Иннокентий. Сорт называется майер, — поправил я товарища.

Кажется, что Хмеймим — деревня маленькая. Но и здесь есть мечеть с высоким минаретом, а напротив христианский храм и алавитский молебный дом.

— Не понимаю, Саныч. Мечеть и церковь рядом. Девушки то с покрытой головой ходят, то в юбке. Всё как-то необычно здесь. Винегрет из разных конфессий, да простят меня верующие. Живут ведь рядом, тогда воевать зачем.

— В одном ты прав — всё здесь сожительствует рядом друг с другом и без противоречий. Духовная жизнь страны показывает стабильность и развитие. И в таком государстве режим сменить в угоду своим интересам практически нереально.

Кеша, как мне кажется, понял на какую заокеанскую страну я намекаю.

— Вас уже встречают, — сообщил водитель.

Через несколько секунд мы остановились рядом с домом семьи Султан. Через лобовое стекло я наблюдал за тем, как на улицу высыпала наверное вся округа во главе с Аси и Диси. Они уже успели переодеться в гражданскую одежду и с широкой улыбкой ждали нашего появления.

Рядом бегали дети, а у входа выстроились мужчины в возрасте.

— Как-то неловко, Саныч. Мы ж с тобой только несколько закруток взяли и варенье из шишек, которое ты привёз. Может надо было коньяк? — шепнул мне Кеша, когда УАЗ скрипнул тормозами.

— Алкоголь дарить у арабов не принято. И только попробуй от чего-нибудь отказаться.

— Командир, ты ж меня знаешь. Я всё съем. Сколько бы ни положили.

— Посмотрим, — улыбнулся я.

Боюсь, что Кеша ещё не знает, сколько ему придётся съесть.

Только я вышел из машины, как рядом со мной уже появились дети. Собравшиеся зааплодировали и выкрикивали приветственные речи. Не хватало только оркестра, музыки и пролёта самолётов.

— Искандер и Иннокентий, мы рады вас приветствовать, — поздоровался с нами преклонных лет мужчина, пожимая мне руку.

Я сразу понял, что это отец семейства. Представился он как Абдул Муним.

Это был высокий седой бородач. Чем-то похож на Эрнесто Че Гевару. Голос этого человека был хриплым, а с лица не сходила улыбка. Ну и не заметить его неплохой русский было невозможно.

— Господин Султан, мы рады приглашению в ваш дом, — поздоровался я, а затем прикоснулся рукой ко лбу и груди в районе сердца.

Этим жестом в Сирии обозначают благодарность. Кеше с его перебинтованной правой рукой это сделать было неудобно, но он стерпел и повторил за мной.

— Милости просим! — показал на вход Абдул Муним.

Для начала мы поздоровались с каждым из соседей, которые пришли к дому Султан. Каждый был уважителен к нам, а многие спешили благодарить за службу здесь.

— Эта большая честь, Господин Искандер. Вы и ваши братья по оружию — настоящая гордость Советского Союза. Думаю, что на Родине вас встречают не менее торжественно, — говорил мне один из стариков в белой чалме.

— Дядя Бахир, на Родине они герои. Не меньше чем здесь. Думаю, их портреты в каждом крупном городе, — поправил его стоящий рядом Диси.

Кеша вопросительно посмотрел на меня, но я не торопился отвечать.

— Да. На Родине нас ценят. Спасибо, мир вам! — ответил я.

Абдул Муним проводил нас до двери. Тут нужно было сразу дать Кеше понять, как действовать.

— Разувайся аккуратно и не показывай подошву, — шепнул я ему, стаскивая с себя ботинок.

— Эм… а почему? — спросил Петров.

— Для арабов и вообще мусульман это оскорбление, — ответил я, продолжая улыбаться и приветливо кивать Абдул Муниму.

— Блин. У меня кажется носок с дыркой. Что делать-то? — распереживался Иннокентий.

— Ходи аккуратно и старайся эту дырку не светить, — шепнул я.

Дом у семьи Султан был немаленький. Гостиная и вовсе была размером больше, чем комната в модулях. На полу лежал ковёр, а по центру стоял большой стол. На потолке огромная люстра с множеством ламп.

Зал — очень важная часть сирийского дома. Раз здесь принимают гостей, то это самая красивая комната в доме.

— Присаживайтесь, — показал старший Султан наши места по правую руку от себя.

Я сел в мягкое кресло. Под спиной у меня и Кеши были подушки для ещё большей мягкости.

— Удобно или ещё подушки? — спросил Абдул Муним.

— Спасибо. Всё прекрасно, — ответил я.

Начался вечер с ароматного бедуинского кофе. Хоть я и не люблю пить этот бодрящий напиток, но отказывать нельзя. С ним подали и закуски — халва, орешки, пахлава, морковные палочки и прочая лёгкая закуска.

Однако, в доме уже ощущался запах жареного мяса. Похоже, что сейчас на кухне шли последние приготовления к ужину.

— Не налегай на халву. Скоро кушать принесут, — сказал я Кеше.

— То есть, это ещё не ужин?

— Это даже не перекус.

Разговор с отцом семейства Султан начался со стандартных для арабов тем — погода, дом и, конечно же, работа.

— А я учился в Союзе. Университет дружбы народов. Хорошее было время! Многое узнал и теперь применяю, — рассказывал Абдул Муним.

У семьи Султан было несколько больших полей, где они выращивают овощи и фрукты. Есть постоянные покупатели, так что живёт семья неплохо.

Постепенно весь разговор перешёл и к военной теме. Обойти стороной войну, когда она уже полгода продолжается, невозможно.

— Абдул Муним, что вы думаете о мятежниках? — спросил Кеша.

Старший Султан ответил не сразу. Братья Аси и Диси, сидевшие напротив, переглянулись между собой и приготовились внимательно слушать отца.

— Я вам так скажу, Иннокентий. Наша страна до всех событий в Ливане и в Идлибе жила нормально. Были и есть проблемы, но они у всех стран. Советский Союз помог нам построить плотину Эт-Табка. И это лишь малая доля помощи. В прошлом году мы собрали рекордный урожай. Доля сельского хозяйства в экономике страны растёт. Открылись новые месторождения нефти и газа. Мы — стабильны. И в этом заслуга не только нашего президента, но и вашего народа.

Абдул Муним подлил немного кофе Иннокентию и продолжил.

— Но как только страна приобретает стабильность и нет разобщённости в народе, тут появляются США. А потом показывают нос их прихлебаи с той стороны Голанских высот. И теперь они жаждут реванша. Ждут, когда мы ослабеем. Или потеряем ещё больше… сыновей.

В голосе отца семейства не было той твёрдости. Похоже, что война не прошла для него без потерь.

Отставив в сторону разговор о политике и войне, Абдул Муним распорядился подавать ужин. На столе моментально появились чечевица, лепёшки, несколько видов соуса, зелень, овощи. Маринованные баклажаны, которые носят название мукдус, тоже на столе. Отдельное место заняло блюдо махши — местный аналог голубцов. Ну и, конечно же, мясо и плов, поданные в посуде, размером с тазик.

Как только Кеша сдержал эмоции, я не представляю.

— Может ещё что-нибудь? — спросил Аси, и мы с Кешей одновременно замотали головами.

К нам присоединились и женщины семьи Султан — мама братьев, сестра Абдул Мунима и две его дочери. Заняли они места в другой части стола и в разговоре участия принимали мало.

Мама Аси и Диси расспросила Кешу о родителях и его детях. Как я понял, спрашивать о жене у арабов не принято.

— Искандер, а как ваши родители? — спросил у меня отец братьев.

— Я сирота. У меня никого нет, Абдул Муним.

Отец семейства прокашлялся.

— Всё в порядке. Вы не обязаны были знать. Да и так уж сложилось. Зато я счастливый человек. У меня есть любимая женщина, а её родители принимают меня как сына, — добавил я.

— Хвала Всевышнему, что у вас всё хорошо, — ответил Абдул Муним.

Небольшую паузу в вопросах я использовал, чтобы ещё раз посмотреть на внутреннее убранство зала семьи Султан. На стенах висели красивые украшения в виде подносов ручной работы, композиции с оружием, изделия декоративного искусства великолепной сирийской работы. А так же фотографии, одна из которых привлекла моё внимание.

Хотел бы я спросить, кто этот молодой человек рядом с братьями Аси и Диси на фото после их выпуска из лётного училища. Однако, я узнал этого офицера в форме республиканской гвардии.

— Аль-каид, вы что-то увидели? — спросил у меня Диси.

— Просто посмотрел фотографии, — ответил я.

Теперь понятно, почему Казанов настоял на походе в дом семьи Султан.

— Искандер, Иннокентий, не сочтите за неуважение к вам, а не выйти ли нам на террасу? — предложил Абдул Муним.

Кеша посмотрел на меня, намекая, чтобы я шёл один. Ему сейчас было очень тяжело подняться со своего места.

— Да, конечно. Мы можем и вдвоём сходить, — ответил я.

Абдул Муним кивнул, и мы встали из-за стола. По лицу Петрова я видел, что ему уже тяжело справляться с объёмами пищи.

— Саныч, в меня уже эти голубцы не залезут, — кивнул Иннокентий на тарелку с махши.

— Терпи. Ещё десерт надо пережить.

Надо было видеть, как сильно пытался сдержать расстройство Кеша.

Мы прошли с Абдул Мунимом на крышу, где под навесом были уложены большие подушки. Отсюда открывался красивый вид на деревню, а вдалеке была уже заметна береговая линия.

— Ты кого-то узнал на фото? — спросил у меня Абдул Муним, когда мы сели.

— Да. Кем вам приходится капитан Сардар Фадель?

— Племянник. Его мать — моя родная сестра. Она скончалась недавно, а отец погиб ещё в 1973 году. Мы его единственные родственники.

— И вы всё про него знаете?

— К сожалению, — кивнул Абдул Муним.

Я попытался найти в реакции этого человека хоть один намёк на театральщину, но не получалось. Было видно, что ему тяжело осознавать факт перехода племянника на сторону мятежников.

— И теперь моим сыновьям придётся биться с ним в Пальмире. Эта война не та, что была с сионистами. Мы убиваем друг друга, Искандер. И самое плохое, что разум многих бойцов, так называемой «сирийской национальной армии» поражён непонятной пропагандой. Позволь я тебе кое-что покажу, — предложил Абдул Муним.

Мы подошли с ним к краю крыши. Он показал мне на длинный бетонный забор на другой стороне улицы. В прошлой жизни я видел такие стены в Сирии. Сейчас они выглядят не менее трагично.

— И это только те, кто погиб во время этой войны. Гражданской войны, — сказал Абдул Муним.

На стене висели фотографии солдат с именами и местом гибели. Молодые и старые, улыбающиеся и серьёзные.

— Не знаю, говорят ли вам, Искандер, но вместе с нашими соотечественниками против законной власти воюют и афганские наёмники. Те самые, которые смогли уйти из Афганистана, когда вы там наводили порядок. Плюс бандиты, плюс огромное число наёмников из других стран.

— Мы это знаем. Иначе бы нас здесь не было.

— И мы вам благодарны. Простой сирийский народ, — сказал Абдул Муним, крепко пожав мне руку. — А что касается Сардара, то он уже не с нами. На севере страны эти его «новые друзья» из «сирийской национальной армии» в одной из деревень заставили женщин и детей встать на четвереньки, ползти и блеять. Мужчин били автоматами и палками, смеялись, плевали на них. В конце всех людей расстреляли.

Что-то мне это всё напоминает. В моём прошлом так зарождались террористические организации, которые терзали Сирию.

— Но живи сегодня — сражайся завтра. Почему бы нам не отведать десерт, Искандер?

— Я не против.

— Кстати, спасибо вам за закрутки. Я скучал по русским маринованным огурцам, — поблагодарил меня Абдул Муним.

Через час Кеша уже не мог ничего есть и пить. Ещё немного и он смог бы нарушить центровку в вертолёте. Меня больше удивило, как он смог столько съесть с повреждённым пальцем.

— Большое спасибо за ужин. Всё было очень вкусно, — сказал я, выйдя с Иннокентием на улицу.

Нас уже ожидал тот самый УАЗ «таблетка» с зашторенными окнами.

— Вам точно хватило? Просто у господина капитана очень хороший аппетит, — переживала мама Аси и Диси.

— Дос… таточно, — сдержал отрыжку Кеша, который еле-еле передвигался.

— Ещё раз спасибо… — сказал я, но прервался из-за звука стрельбы на соседней улице.

Дети, которые бегали вокруг нас, даже не дёрнулись. Будто бы они слышат выстрелы каждый день.

— Не переживайте, Искандер. Соседская семья купила сегодня холодильник. Тут такое часто бывает, — улыбнулся Абдул Муним.

С пустыми руками нас не отпустили. В УАЗ загрузили несколько ящиков апельсинов, лимонов и овощей. На первый взгляд хватит, чтобы со всей эскадрильей разделить. Но главный подарок был не этот.

— Рания! Подожди! — услышал я голос одной из женщин, которая побежала за своей дочкой.

Маленькая девочка целенаправленно бежала ко мне с маленькой игрушкой в руках. Оказавшись рядом, она показала мне её.

Это был мышонок, сделанный из пластика. На спинке игрушки была выбита цена 47 копеек. Смуглая девочка в бело-розовом платье продолжала держать мышонка, предлагая мне его взять.

— Спасибо, Рания! — присел я перед девочкой, взяв в руки игрушку.

— Я вам его дарю, господин. Он хороший.

Пока я думал, как отдать мышонка девочке, она крепко обняла меня. Хочется, чтобы у этой малышки было мирное небо над головой, а в её глазах всегда играли озорные огоньки.

— Рания, господину пора, — сказал Абдул Муним и девочка подошла к маме, схватившись за её подол.

Мы ещё несколько раз попрощались с семьёй Султан и залезли в машину. Всю дорогу я держал в руках пластикового серого мышонка, смотревшего на меня добрыми глазами. Пожалуй, это главный и самый дорогой сувенир из Сирии.

Через несколько минут нас уже досматривали на КПП. Дверь открылась, и меня попросили выйти.

— Что-то случилось? — уточнил я.

— Товарищ майор, вас ожидают вон в той машине, — указал он на УАЗ-469, стоявший рядом со зданием пропускного пункта.

— Кеша, меня «приняли». Доложишь Бунтову, что мы прибыли, — сказал я.

— Может я с… ик… тобой? Далеко не убегу, но могу массой… задавить, — предложил Петров.

— Отдыхай. Доброй ночи!

Я захлопнул дверь «таблетки» и пошёл к УАЗу рядом с КПП. Нетрудно было догадаться, кто меня там ждал.

— Добрый вечер! — запрыгнул я на заднее сиденье.

Здесь уже сидел Казанов, постукивающий газетой по ладони.

— Благодарю вас, Александр. Наша ставка не сыграла, но зато мы кое-что проверили.

Интуиция мне подсказывает, что непростую стрельбу я слышал в деревне. Может это дело рук Казанова?

— Просто проверили? — уточнил я.

— Без шума и пыли проверили. Вам понравилось традиционное арабское гостеприимство?

— Хлебосольные ребята. Но я этого и ожидал.

— Это хорошо. Вы увидели ту Сирию, которую стоит защищать.

— Я это всегда знал. Почему нигде не говорилось о зверствах на севере, которые учиняют пришлые наёмники?

Виталий Иванович дал команду водителю выйти из машины, чтобы мы остались вдвоём. Как только он вышел, Казанов передал мне газету.

— Подержите, а я покурю. Ваше замечание интересное. К сожалению, известные вам и мне журналисты, готовые на такой материал, сейчас заняты. Вы поняли, о ком я?

— Да. Но я никогда не поверю, что у вас нет ещё парочки «сорвиголов» в печатных изданиях.

Естественно, что Виталий Иванович говорил о девушке Анне Красновой и моём товарище Лёхе Карелине.

— К сожалению, уже нет. У вас же есть фонарик? Прочтите первую полосу газеты.

Я осветил первую страницу. Сказать, что обалдел, ничего не сказать.

— Британская «Таймс», верно? — уточнил я, пробегая глазами по заголовку газеты.

— Она самая. В Англию съездил секретарь ЦК КПСС.

Ну это я уже и без Казанова понял. Британская газета рассказывала о визите Горбачёва в Англию, его встрече с Маргарет Тэтчер и впечатлении английского истеблишмента от, возможно, будущего генерального секретаря.

Насколько мне помнится, этот визит многими на Западе был назван «смотринами».

— «Золотой мальчик советской политики». Интересная оценка. К чему это?

— Предполагаю, что скоро нас ждут перемены. А сейчас поедем в штаб. У вас осталось 15 минут до начала постановки задач на завтрашний перелёт.

— Не у вас, а у нас. Вы как будто не с нами, — ответил я, заставив Казанова улыбнуться.

В классе постановки задач собрались все командиры вертолётов, а также Батыров и другие заместители командира. Бунтова ещё не было, но штурман уже расписывал на доске расчётные данные на завтра.

Я сел рядом с замполитом эскадрильи Синюгиным, а позади меня был Кеша. И он постоянно чесал свой средний палец, замотанный бинтом.

— Что говорят, Феликс? — спросил я у Синюгина.

— Ничего. Знаем только, что полетим в Хомс и то, что Чагаев завтра утром будет. Наверняка к операции готовимся, — ответил замполит.

— Давно пора, — ответил я, оборачиваясь на Кешу.

Петров продолжал начёсывать палец в тот момент, когда вошёл Леонид Викторович.

— Вольно. Всем доброй ночи. Все готовы к завтрашнему дню? Тогда начнём постановку.

Бунтов успел зачитать под микрофон только сегодняшнюю дату, когда зазвонил телефон на столе.

— Слушаю. Да. Понял, жду. Нет ещё, не начали. Мало времени. Есть к рассвету, — закончил разговор по телефону Леонид Викторович и показал связисту, чтобы выключил магнитофон.

Бунтов выдохнул и оглядел всех.

— Условия изменились. Сирийская армия покидает подступы к Пальмире. Большие отряды попали в окружение и прорываются с боями к авиабазе Тифор. В распоряжение боевиков и артиллерия, и танки, а также оружие и боеприпасы — весь арсенал, который готовился для начала наступления и штурма Пальмиры.

Командир полка вновь снял трубку телефона.

— Оперативный, экипажи Су-24 ко мне в класс предполётных. Да, на вылет, — произнёс Бунтов, повесил трубку и посмотрел на меня. — Экипажам Ми-28 и бортам сопровождения — готовность 1 час.

— Боевая зарядка? — спросил я.

— По максимуму.