Сирийский рубеж 3

Глава 20

В моей новой жизни события слишком часто меняются. Поэтому и наша последняя встреча с Казановым, хоть и была всего полгода назад, имеет статус «давней».

— Александр, судя по вашему выражению лица, вы мне не особо рады, — улыбнулся Виталий Иванович, поправляя очки.

— Ну уж извините, что не с цыганами и медведем вас встречаю. У вас такой род деятельности, что вам не всегда и везде рады.

— Вынужден с вами согласиться, — сказал Казанов и отвёл меня в сторону.

Сириец Айюб в это время подошёл к Уланову и поздоровался. Что-то начал у него расспрашивать, но меня от их беседы отвлёк Виталий.

— У нас с вами немного времени, так что говорим быстро и не отвлекаемся. Может что-то хотите спросить? — уточнил у меня Казанов, сняв очки и убрав их в нагрудный карман рубашки.

— Что происходит? Вас обычно по всякой ерунде не вызывают.

— В Сирии всё пошло через одно большое и мягкое место. Дома смотрят на это уже не так оптимистично. Все надеялись, что будет легче, чем в Афгане и правительственные войска быстро наведут порядок. Но уровень коррупции и предательства превысил все мыслимые и немыслимые объёмы. Нам с вами нужно будет отвоевать Пальмиру. Желательно дипломатически. Как раз таки я и господин Айюб летим в Хама для подготовки встречи. Посему, не будем задерживаться.

Тут уж Казанов понимает ситуацию лучше, чем кто-либо.

— Хорошо, но у меня тоже есть одно дело в Хама. Догадываетесь, о чём я?

— Естественно. Иннокентий Джонридович отправил в глухой нокаут заслуженного сирийского военачальника. Вместе разберёмся, — ответил мне Казанов, пройдя мимо меня.

Сделав пару шагов, он остановился и повернулся ко мне.

— Как вы в таких случаях говорите? Своих не бросаем, верно? — улыбнулся Казанов.

— Так точно, Виталий Иванович.

— Хороший девиз. Не бросим, Саш.

Карим ждал моей команды на подготовку к запуску. Он стоял вместе с лётчиком-штурманом рядом с машиной АПА. Когда Виталий забрался в грузовую кабину, я подошёл к своему экипажу, чтобы дать указания.

— Командир, так кто это? — спросил мой правак.

На этот вылет я решил взять с собой того самого Петю Могилкина. Парень толковый, но опыта не особо много. Так что будет набираться.

— Петруччо, это твои пассажиры на сегодня.

— Так эт понятно. Просто, нужно знать кого перевозим, — заинтересовался Могилкин.

Карим улыбнулся, а я думал, как бы не сильно обидеть парня.

— Брат, будешь много знать — скоро состаришься, — ответил за меня Уланов.

Петьку я посадил на место командира экипажа. Решил со стороны посмотреть, как он летает.

— Запуск АИ-9, — скомандовал Могилкин.

— Понял, — ответил Карим и привстал со своего места.

Он поднял вверх кулак, показывая технику на стоянке через остекление кабины, что сейчас будет запуск вспомогательной силовой установки.

Через несколько минут были запущены двигатели, и Могилкин приготовился запрашивать взлёт.

— Артек, 501-й, вырулить для взлёта.

— 501-й, подруливайте к полосе. Взлётный 358°, — ответил Петру руководитель полётами.

Могилкин посмотрел по сторонам и растормозил колёса. Через несколько минут мы уже вырулили на полосу и приготовились к взлёту. Разрешение от РП было получено.

— Контрольное висение, — произнёс Петя в эфир и начал медленно отрывать вертолёт от бетонной поверхности.

Я аккуратно держался за органы управления. Хотя, больше изображал, что держусь. Лезть в управление я не собирался.

Ми-8 взмыл вверх и Могилкин выполнил разворот, проверяя вертолёт на висении.

— Контрольное норма. Взлетаем, — доложил Могилкин.

Петя медленно отклонил вперёд ручку управления, поддерживая при этом вертолёт рычагом шаг-газ. Чувствую, что он начал соразмерно отклонять правую педаль. Нос вертолёта слегка опустился, и мы начали разгон. Пока всё плавно и чётко.

Несущий винт зашумел сильнее. Вертолёт слегка просел, а потом снова ускорился. Тот самый переход с осевой на косую обдувку лопастей несущего винта пройден. Даже с виброгасителями этот переход ощущается.

— Скорость 120… 140. По маршруту пойдём на 180, — сказал Могилкин по внутренней связи.

— Да, так и пойдём. Высота?

— 150.

— Понял, — ответил я, совсем убирая руки от органов управления, а правую ногу с педали.

Пожалуй, за взлёт оценку «отлично» поставить Петьке можно.

Сам полёт прошёл спокойно. На посадке всё было ровно, без болтанок и задержек при определении нам места стоянки.

Подрулили мы как раз к месту базирования советской техники. Группа машин Ми-24 и Ми-8 стояла недалеко от стоянок сирийских вертолётов. Они были зачехлённые и под охраной солдат Правительственных сил.

Здесь же в ожидании нашей остановки столпилось много человек. Основная часть, судя по всему, представители командования местной базы. Но рядом с ними сгруппировались и мои подчинённые. Издалека можно было узнать и Хачатряна, и Ибрагимова, и друга Кешу.

Когда мы зарулили, к вертолёту уже побежали несколько человек встречать наших пассажиров. Карим встал со своего места, чтобы пойти открыть сдвижную дверь. Казанов перед выходом заглянул в кабину и пожал каждому руку.

— Александр, далеко не уходите. Будет разговор.

Я утвердительно кивнул, и Виталий вылез из вертолёта. Уже после выключения, Могилкин решился обратиться ко мне.

— Сан Саныч, разрешите получить замечания? — спросил Петя после остановки несущего винта.

— Нормально всё. Только мы не на проверке техники пилотирования. Поэтому оценки не будет, — ответил я, поднимаясь с кресла.

— Ну а в целом? — продолжил допытывать меня Могилкин.

— В целом, нормально всё. Пошли на воздух.

— Товарищ командир, но всё-таки. А то я ж от волнения спать не смогу.

— Ну это ты зря. Будь спокоен, как абориген под пальмой. Я же сказал — нормально всё.

Хвалить его не стоит, чтобы парень не зазнавался. Как и не стоит принижать его успехи. А они есть.

Когда я спустился на бетонную поверхность стоянки, ко мне уже шла целая бригада моих подчинённых.

— Садыки куда-то готовятся, — показал Карим на один из Ми-8 с эмблемой сирийских ВВС.

Этот вертолёт приводили в порядок весьма тщательно. Бортовой техник протирал остекление кабины, а остальной инженерный состав оттирал нагар от выхлопных газов двигателей.

Погода в Хама в это время года не такая тёплая, как в Хмеймиме. Солнце греет не столь сильно, а на термометре комфортные +15°. В пору и шевретовую куртку надеть.

Уходящие от нас Казанов и Айюб так и сделали, надев сверху тонкие куртки.

Через минуту ко мне подошли и мои подчинённые. Хачатрян со своим лучшим другом Ибрагимовым, два представителя инженерно-технического состава и главный «виновник торжества».

Иннокентий Джонридович Петров выглядел счастливым, но чересчур заплывшим. Такое ощущение, что его пчёлы покусали. Поднабрал Кеша несколько килограмм как минимум. А ещё обзавёлся интересным «аксессуаром» на правой руке в виде перебинтованного пальца.

Причём среднего пальца. Другую фалангу ну никак на руке Кеша повредить не мог.

— Товарищ командир, старший передовой группы…

— Да ладно, Рубен. Как оно? — остановил я доклад Хачатряна, пожимая ему руку.

— В целом, хорошо. Работы особо нет. Облёт окрестностей делаем. Наши самолёты на посадке прикрываем. Иногда представителей командования контингента перевозим по точкам.

— Текучка, короче. Как у остальных? — спросил я, поздоровавшись с другими ребятами.

В ответ услышал хоровое исполнение слов «нормально» и «пойдёт». А вот от Петрова пока не было и звука.

— Рубен и Кеша останьтесь. Остальные свободны, — сказал я.

Когда нас оставили втроём, мне протянули… рапорт. И это было единственное слово, которое я смог разобрать. Видимо, рапорт писал Иннокентий, левой рукой и из-под ноги.

— Саныч, я ж не хотел. А он так и нарывался. Но я всё равно не хотел. Но он нарвался и прямо мне на кулак. Как будто сам просил. У него ещё рожа, так и просила кирпича. Но кирпича не было, поэтому я его кулаком. Отсюда и вывих. Вот так всё и было, — объяснил Кеша.

— Угу. Достойное объяснение, — ответил я, пытаясь разобраться в каракулях моего друга.

— Командир, в рапорте я всё изложил. Век воли не видать! Не хотел. Так вышло.

Пока что я увидел, что Кеша получил травму на производстве. Сам текст рапорта был страшным сном учителя русского языка.

— Да ты не талант. Ты — гений, Иннокентий. Я вот из твоего текста ничего не понял. Ты что-нибудь понял, Рубен? — протянул я ему рапорт Петрова.

— Тут… хм, доходчиво написано, — не сдержал улыбки Хачатрян.

Это было бы смешно, если б не было так печально.

— Ты, брат, русский язык учил? Что у тебя было по нему в школе? — спросил я у Кеши.

— Всегда пятёрка.

У меня чуть глаза не вывалились из глазниц.

— Я думаю, тебя слегка переоценили, Кеш. Как зовут твою учительницу?

— В смысле? — переспросил Петров.

— Блин, ну как ты обращался к своей учительнице по русскому языку?

— Ну… в школе Виктория Викторовна, а дома — мама.

Тут Хачатрян чуть не упал со смеху. А я вот был готов провалиться под бетонку, на которой мы стояли.

— Быстро рассказывай, как всё было. А то маме письмо отправлю, чтоб на твой почерк полюбовалась, — повторил я.

В целом ситуация была вполне ожидаемой. Если верить словам Кеши, а я им верю, просто так бы он не ударил сирийского подполковника. Он, к слову, оказался командиром авиационной базы в Хама.

Оказалось, что данный товарищ запретил заправку топливом наших вертолётов, пока не будут оформлены правильно документы и у него не будет какого-то там распоряжения. Наверное, от самого Хафеза Асада ждал бумагу.

— Нам на вылет нужно было. Блокпост сирийские мятежники атаковали. Местные вертушки разлетелись, и нам добро дали на вылет и поддержку. А он такой важный идёт! Фон барон! Из столовой вышел после обеда вразвалочку с зубочисткой, — возмущался Петров, размахивая повреждённым пальцем.

— По морде зачем бить? — спросил я.

Здесь возникла немая пауза. Хачатрян отвернул голову, а Кеша не сразу начал говорить. Кажется, что-то сильно его зацепило.

— Ему Кеша-джан говорит, что там солдаты умирают. Лететь надо, — начал Рубен и замолчал.

— А он что?

— Этот боров и говорит: ' — да ерунда, солдат для того и нужен, чтобы умирать с улыбкой'. Ну я ему пару раз в «бубен» и зарядил, — ответил Кеша.

Я выдохнул и аккуратно сложил в несколько раз рапорт Иннокентия.

— Жаль, что всего два раза зарядил, — добавил я и отдал сложенный листок Кеше.

Спустя полчаса я уже стоял в кабинете представителя советского командования на этом аэродроме. За обшарпанным столом сидел худой подполковник, сверлящий меня огненным взглядом.

— Как вы воспитываете своих подчинённых, товарищ майор? Что это за рукоприкладство? Как шпана какая-то. Разве нельзя было решить дело мирным путём? — разводил руками товарищ подполковник.

— Видимо, нет. Я спрошу прямо, как же так вышло, что вертолёты не заправляются как надо и когда необходимо?

Худой подполковник встал и направился ко мне.

— Вы на что намекаете, Клюковкин? На саботаж и беспечность с моей стороны? За словами следите, майор.

— Слежу, товарищ подполковник. Но когда дело касается выполнения поставленной задачи нашей Родиной, предпочитаю говорить прямо. Вам процитировать слова командира базы Хама?

Подполковник фыркнул и направился к рычащему холодильнику. Пару раз хлопнув по нему, он заставил бытовую технику «замолчать».

— Рукоприкладство неприемлемо. Но… в целом… я с Петровым согласен. За такой саботаж, который происходит здесь в Хама, стоило бы врезать этому подполковнику давно.

— Что с топливом? Может следует доложить ещё выше? Со мной прибыл весьма серьёзный человек из сирийского военного ведомства, который может донести на самый верх.

Подполковник посмотрел на меня и покачал головой.

— Не стоит. Сейчас мы с вами пойдём к господину Абдул Аяду. Будем разговаривать напрямую.

— О чём?

— Про топливо и его лицо. Капитан Петров «отоварил» Аяда весьма солидно.

Но в кабинете командира базы Хама не оказалось. Как сообщил его адъютант, господин подполковник убыл к вертолёту. Его срочно вызвали в Дамаск.

Я решил вернуться на стоянку, поскольку Казанов может в любой момент объявиться. А ещё может сказать лететь дальше. Я уже приближался к вертолёту, когда подъехали несколько автомобилей к сирийскому Ми-8, который так тщательно готовили к вылету.

Из головной машины вышел крупного телосложения сирийский офицер. На голове у него была фуражка, а сам он шёл так, будто по красной дорожке идёт за наградой. Правда лицо у него было разбито.

Похоже, что это тот самый подполковник, которого огрел Кеша. Пока сирийский вертолёт выруливал на полосу, к нам подъехал и Казанов с коллегой Айюбом.

— Провожаете? — спросил у меня Виталий, заметив, как я смотрю вслед вертолёту с командиром базы Хама.

— Вдруг он передумает улетать. Мы с ним так и не поговорили.

— Не стоит. Он всё понял и сейчас летит приносить свои извинения, — заметил меня Айюб.

— То есть как?

— Махинации с топливом были не только в вашем отношении. По господину Абдул Аяду давно плачет тюрьма, — подмигнул Казанов и закурил сигарету.

Что ж, вся ситуация решилась и без моего непосредственного участия.

— А теперь мы с вами поработаем, Саша, — выпустил дым Виталик.

— Вроде мы должны были поговорить.

— Поговорим, но не здесь и не сейчас. Нам нужно в Пальмиру. У меня встреча с главой мятежников.