Сирийский рубеж 3

Глава 27

Время растянулось, будто бы тягучая жевательная резинка. И подобно её непонятной химической консистенции, начался шквал докладов. Слова не разобрать. Ровный голос речевого информатора перебивал все попытки сирийских командиров ворваться в эфир.

— Саныч разворот! — подсказал мне Кеша, но я уже начал закладывать большой крен, чтоб развернуть вертолёт как можно быстрее.

Я бросил взгляд на приборы, чтобы понять происходящее. Моментально успел запомнить параметры и оценить состояние вертолёта. Обороты несущего винта 95%, что является нормой. Температура газов в двигателях без изменений. Световые табло не горят. И тут же всё понятно становится — РИта кричит на канале управления, а не у меня с Кешей на борту.

— 817-й, 817-й! — прорвался запрос позывного в эфире.

Вне кабины всё сумбурно. Спутные следы ракет постепенно остались позади. Яркая вспышка, что была слева, оказалась не взрывом ракеты ПЗРК, а тепловой ловушкой. Но кто тогда горит⁈

— 311-й, борт… порядок. Ушёл влево, стою в вираже, — прокряхтел Хачатрян, которого я заметил в паре километров от себя.

— 817-й, 817-й! 817-й, Карату! — продолжает запрашивать авианаводчик кого-то из экипажей.

Бегло пересчитал всех своих. Четыре «шмеля» Ми-24 на боевом курсе, или уже выходят из атаки.

Один сирийский Ми-24 работает в районе Пальмирского треугольника, отстреливая ловушки и выполняя разворот.

— Да кто ж тогда горит! — выругался я в пустоту.

Под брюхом Ми-28 пронеслась каменистая почва сирийской пустыни. Отдельные позиции правительственных войск, ещё вчера занятые солдатами, разбиты и перепаханы разрывами снарядов.

Секунды ожидания развязки тянулись, превращаясь в один стоп-кадр. Пока я не увидел горящий Ми-24, несущийся к земле.

Он был далеко от нас. Как раз на окраине городка Байрат, который должна была пройти большая колонна техники.

Вертикальная скорость у этого вертолёта слишком большая. Шасси не вышли, а сам Ми-24 то задирает нос, то клюёт им. И с каждым мгновением он всё ближе и ближе к земле.

— Прыгай! Прыгай! — зажал я кнопку выхода на связь, в надежде быть услышанным.

— 8… 17-й, не тянет! Встречай… — прозвучал в эфире обречённый голос.

На арабском языке…

Вертолёт резко отвернул и столкнулся с землёй в районе Пальмирского треугольника. Взрыв был такой, что огонь поднялся на небывалую высоту. Даже с такой дальности было видно, как в стороны разлетелись огромные обломки машин и техники.

Всё указывало на то, что Ми-24 столкнулся с колонной боевых машин, у которых взорвался боекомплект.

— 817-й, 817-й! — продолжали запрашивать экипаж, но это уже не нужно.

— Твою мать… — выругался кто-то в эфир на русском.

А тем временем мы вновь вышли на боевой курс. Сложно после такого собраться, но нужно работать. Никто другой за нас это не сделает.

— Цель… вижу, — произнёс я, ожидая команды от авианаводчика.

Склоны высоты 939 заволокло дымом. Кое-где видно, как рвётся боекомплект, вспыхивая небольшими пожарами.

— Карат, я 302-й, на боевом, цель вижу, — повторил я, поскольку авианаводчик молчал.

— 302-й, понял. Работу разрешил, — услышал я команду от него.

В голосе ПАНовца чувствовалась усталость и некая тяжесть.

— 311-й, справа. Цель вижу, — выдохнул Рубен.

Его вертолёт был виден уже в зеркале. А вот Кешу по-прежнему неслышно.

— Кеша, мы на боевом, — сказал я, но Петров не отвечал.

Пора бы уже и отсчёт дальности давать, но мой оператор молчал.

— На боевом, — повторил я.

— Да… цель… вух. Цель по курсу. Дальность 7.4…7.2… 7.0…

Я уже был готов отклонить ручку управления и дать залп оставшимися неуправляемыми ракетами. Слева виднелся ориентир для начала ввода в пикирование — небольшое укрепление сирийской армии, над которым развевается флаг страны.

На индикаторе отсчитывалась расчётная дальность до цели. Палец аккуратно лежал на гашетке ПУСК. В висках пульсировало. Ещё немного и надо задирать нос…

— 302-й, я Карат. Работу запретил! Запретил! Отставить! — протараторил авианаводчик.

Не самый лучший момент, чтобы что-то отменять.

— Понял. 311-й, работу запретили, разворот влево. Про отстрел не забывай, — сказал я, вводя вертолёт в резкий разворот.

— 2-й, 316-му, — запросил меня командир группы Ми-24.

— 316-й, аналогично.

Группа вертолётов Ми-24 тоже начала выполнять отворот, но только в левую сторону. Больше на боевой курс никто не выходил.

Выровняв вертолёт, я посмотрел в сторону Байрата. Там продолжало всё гореть. В воздух взлетали обломки, и вздымался чёрный дым от уничтоженной техники.

— Карат, 302-му. Отбой задачи? — запросил я в эфир.

— 302-й, подтвердил. Далее на Тифор. Связь со «Стартом», — добавил авианаводчик, когда мы пронеслись над позицией сирийцев.

Несколько бойцов махнули нам рукой, приветствуя с земли. Никто более не наступал, а колонна «Сил Тигра» так и не появилась на дороге.

Подлетая к аэродрому, я уже понимал кто погиб. И на душе было совсем скверно от осознания того, что ты этого человека знаешь.

Кеша молчал, да и в эфире была тишина. Ни у кого не было желания приветствовать, поздравлять, благодарить друг друга. Все ждали момента, когда сообщат точно кто сегодня погиб.

Через несколько минут мы уже зависли над стоянкой. Ми-28 начало слегка сносить от встречного ветра. Я аккуратно опустил рычаг шаг-газ, чтобы приземлить вертолёт. Колёса коснулись бетонной поверхности, и мы начали выключение двигателей.

— 302-й, вас ждут в командном пункте, — сообщил руководитель полётами мне в эфир.

— Понял, спасибо.

Лопасти несущего винта остановились, и я открыл дверь кабины. К вертолёту медленно подошёл техник с фляжкой воды.

— Всё хорошо, товарищ командир? — спросил он, протягивая мне ёмкость с водой.

— У нас — да.

— Мы уже тоже в курсе. Знаете кто?

— Сирийский Ми-24. Позывной 817, — ответил я, глотнув воды и возвращая фляжку технику.

Поблагодарив за воду, я вылез из кабины. Кеша уже стоял рядом с вертолётом и пытался достать из пачки одну из сигарет.

— Не… выходит, — произнёс Кеша, когда уже вторая сигарета выпала у него из рук на бетон и тут же её унесло ветром в сторону.

Давно я не видел, чтобы Иннокентий так нервничал.

Руки Петрова тряслись, а сам он выглядел подавленным.

— Не каждый день друзей теряешь. Вчера за столом только сидели.

Лётчики медленно вылезали из кабин. Кто-то уже шёл в сторону здания высотного снаряжения, так и не успев подняться в воздух. А вот сирийцев не было видно совсем.

Только рядом с одним из Ми-24, который прилетел совсем недавно, на бетонке сидел один из лётчиков. И его я узнал издалека.

— Пойду поговорю, — сказал я Кеше, когда он смог достать сигарету.

Чем ближе я подходил к сидящему сирийцу, тем проще было разглядеть эмоции на лице «садыка». Это был Асил Султан. Таким подавленным этого молодого человека я ещё никогда не видел.

Все мои опасения, к сожалению, подтвердились. Командиром упавшего вертолёта был Джанаб — брат Асила. Его мы все знали под именем Диси.

— Аль-каид, ты всё слышал в эфире. Думаю, мне объяснять нечего, — поднял на меня голову Аси и снова уставился в бетонку.

— Холодно. Вставай, иначе заболеешь, — приподнял я сирийца за подвесную систему.

Хотелось бы что-то сказать парню, но тут слова соболезнования и поддержки скорее лишние. Когда у тебя на глазах погиб друг, мир вокруг переворачивается. Кажется, будто у тебя часть души отобрали прям на глазах. И ты с этим ничего не можешь сделать.

А здесь погиб брат-близнец. Родная кровь, плоть от плоти.

— Мы вчера перед сном на крыше сарая сидели. Как в детстве. Смотрели на наше небо и, как и тогда пацанами, решили звёзды пересчитать. Я считаю вслух, а он молчит. Я его толкаю, а он уставился в небо и улыбается. Минута проходит, но он глаз с неба не сводит. А потом говорит, что вот по этим моментам он будет скучать. Когда вот так с братом на крыше сидели. И мечтали о…

А теперь мне одному скучать, — проговорил тихо Асил и не сдержал эмоций.

Сглотнув ком в горле, я обнял парня, который с трудом мог что-то дальше говорить. Да и у меня не было слов.

Несколько минут спустя я подошёл к небольшому строению, похожему на вход в погреб. Командный пункт на базе Тифор в моём прошлом выглядел несколько иначе. Сейчас это подземное сооружение в один, а может и в два этажа.

Вокруг ни одной машины. Зато охраны достаточно, чтобы понять — прибыли большие начальники.

Спустившись вниз, я вновь оказался в зоне пристального досмотра сирийских солдат.

— Вам в зал боевого управления, господин Искандер, — произнёс один из охранников, возвышавшийся надо мной.

Это был высокого роста военный в камуфляже республиканской гвардии, но без каких-то знаков различия. Экипирован в новенькую разгрузку западного образца, а в руках он держал венгерский АМД-65.

Его подчинённые выглядели не менее серьёзными. В Сирии такую охрану я видел только у человека с фамилией Аль-Асад.

Преодолев несколько поворотов узких коридоров, я оказался в зале боевого управления.

Пересекая порог, я сразу почувствовал ту самую «смесь ароматов плотной работы» — табачный дым, смешанный с запахами кофе, чая и пота.

— Сколько уничтожено? Так выясните. Нам докладывать нужно, — грубо сказал в телефонную трубку один из генералов.

На стенах висели различные карты и схемы. В центре зала на нескольких больших столах самый настоящий папье-маше, изображающий местность в районе Пальмиры.

Советское представительство теперь не ограничилось полковником Сопиным. С ним рядом Каргин Виктор Викторович — заместитель командующего смешанным авиационным корпусом. А самым важным лицом был старший советник командующего ВВС генерал-майор Борисов Иван Васильевич. Он же — командующий нашим авиационным корпусом. Присутствовали ещё несколько советских офицеров, но я их не знал.

Контингент сирийских официальных лиц, присутствующих здесь весьма серьёзный. Помимо командующего гвардией Махлуфа, рядом с макетом местности глава Управления военной разведки Дуба, одетый в песочный камуфляж и командующий сирийских ВВС. С ними рядом два адъютанта с тёмными портфелями и в форме сирийской гвардии.

А центральное место занимает сам Басиль Асад, на поясе у которого висит кобура с пистолетом АПС. Сын президента, как и все, в камуфляже и выглядит пожалуй серьёзнее всех. В эту минуту он слушал доклад генерала Махлуфа.

— На данную минуту мы закрепились на позициях в районе Байрата. К сожалению ни налёты авиации, ни артподготовка не помогли нам взломать оборону по периметру города. Несколько вертолётов повреждено и пока летать не могут. И… был потерян один экипаж Ми-24.

— Лётчики живы? — спросил Басиль, упираясь кулаками в стол.

— Шансов не было. Командир вертолёта капитан Джанаб Султан направил машину на позиции мятежников. В результате этого были уничтожены несколько машин, и нанесён урон складам с вооружением боевиков.

— Ясно. Это достойный поступок. Но нам нужно решить наши задачи, чтобы гибель Султана и других бойцов не была напрасной. Предложения, господа? — спросил Басиль Асад, сложив руки на груди.

Что только не предлагали сделать полковники и генералы. И пойти на штурм, и забросать всех бомбами, и пустить в прорыв танковые подразделения. Но всё выглядит так, будто всем хочется побыстрее проявить себя.

Как будто присутствует соревнование за право первым войти в Пальмиру.

— Так! — прозвучал на командном пункте громкий голос Басиля Асада, когда он хлопнул по столу рукой.

Моментально все разговоры затихли. В зале боевого управления продолжали хрипеть динамики и волнительно дышать офицеры вокруг сына президента.

Басиль прошёл вокруг стола и посмотрел в мою сторону. Несколько секунд он смотрел мне в глаза, будто ждал моего слова.

— Никто не сделает и шага в Пальмиру, пока мы не займём господствующие высоты. У нас есть авиация, танки, артиллерия. Это всё важно, но люди важнее. Так что, господа генералы, берегите сирийского солдата. И он принесёт нам победу, — объяснил Басиль и повернулся к генералу Борисову, — Товарищ генерал, прошу ваши предложения.

Похоже, что высшее командование Сирийской Армии понимает все сложности боевых действий в районе Пальмиры. Горно-пустынная местность весьма сложна как для пехоты, так и для авиации.

Генерал Борисов кивнул, соглашаясь с просьбой Басиля и… уступил право выдвинуть предложения Каргину, отойдя в сторону.

— По данным разведки, в руках у мятежников есть комплексы ПВО, которые уже себя показывают. Группа майора Клюковкина во время высадки подразделений «Сил Тигра» уничтожила зенитную самоходную установку «Шилка». И это уже серьёзно. Про сбитый вертолёт ракетой ПЗРК и говорить нечего. К тому же на аэродроме Тадмор, что в окрестностях Пальмиры, стояло две пусковых установки зенитно-ракетного комплекса «Квадрат». Господин Рамаль, они точно были уничтожены во время отступления? — спросил Каргин у командующего ВВС Сирии.

— Безусловно. Аэрофотоснимки были предоставлены. Тем более что самолёты уже третий день совершают вылеты и ни разу не было случаев атаки с земли, — ответил сирийский главком.

Каргин кивнул, но уверенности в его взгляде я не увидел.

— Основные цели для массированного удара у нас есть — склады, опорные пункты, скопления оставшейся техники. В штабе корпуса есть план по уничтожению этих объектов для максимального снижения боевых возможностей боевиков.

Виктор Викторович подозвал офицера со свёрнутой картой. Через минуту на макете местности её разложили, и Каргин приступил к докладу.

В течение нескольких минут он показывал, куда будут бить Су-24, а куда скидывать бомбы сирийские Су-22. Всё совсем «на тоненького».

— Под ударом окажутся Пальмирский треугольник, здания на аэродроме и так называемые сады Пальмиры на юге города. Именно здесь основные позиции мятежников.

В общем-то, возражений не было. Никто по жилым кварталам не бьёт. Только удары по военным объектам. Осталось теперь понять, что делать моим ребятам.

— Теперь самое главное. Майор Клюковкин, ваша задача обеспечить высадку десанта на отметке 939, — поставил мне задачу генерал Борисов, подошедший к карте и указавший на высоту.

— Есть, — ответил я.

— Не торопитесь. Одновременно с этим вам нужно будет атаковать позиции мятежных войск на северо-западе города. И сделать это настолько точечно, насколько это вообще возможно. Вы ведь понимаете, что там находится?

— Так точно.

Кажется, мне и моим ребятам придётся атаковать позиции в Древней Пальмире.