Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 8 Паркетные войны

Добраться до аэропорта и в самом деле оказалось не такой уж простой задачей. Когда твое тело — один сплошной синяк, и внутри отбито все, что можно, каждый пройденный километр почти как подвиг. Регенерация, должно быть, работала на полную мощность, перенаправляя всю энергию в наиболее актуальное русло. Так что мне адски хотелось есть и спать. А еще — чтобы хотя бы пять минут ничего не болело.

Я плелся в темноте по тропе, раскачиваясь из стороны в сторону и пугая время от времени выскакивающих на дорогу кроликов. К счастью, погони за мной не предвиделось — Жрец сказал, что скорее всего Вэй Шэн придет навестить меня теперь уже только после утренней медитации. Путников на ночных тропах я встретил только один раз и благополучно скрылся от них в густых зарослях.

Мотивировал себя тем, что стоит только добраться до самолета, как все желаемое станет достижимым: и еда, и обезболивающее. И даже девять часов сна в мягком кресле.

В целом, все примерно так и вышло. Правда, команду пришлось еще поискать, объясняя местным на пальцах, что именно мне нужно. Наконец они примерно сообразили, чего я хотел. По книгам учета установили личность и проводили в комнату отдыха, где пилоты вместе с командиром и стюардом безмятежно спали.

Я всех разбудил. Сказал, что случилось кое-что непредвиденное и им придется срочно отвезти меня в Москву.

Командир колебался. Конечно, он знал, что среди телохранителей Анны у меня был особый статус, и что в вопросах безопасности его хозяйка требовала от всех своих подчиненных беспрекословного подчинения моим требованиям. Да и выглядел я действительно «непредвиденным» образом. Но принимать такое решение без официального разрешения все равно не решался.

Тогда я выставил из комнаты всех, кроме командира. И в двух словах объяснил, что один из Биосадовцев нарушил правила монастыря и монахи стали настолько агрессивными, что госпоже Анне с остальными пришлось спрятаться в рифте, а мне нужно позаботиться о том, чтобы они смогли безопасно оттуда вернуться. Вероятно, я был убедителен. Потому что уже через двадцать минут мы покинули Шанхай.

И в этот момент я был почти счастлив. Укол обезболивающего, кресло под задницей и плошка горячей заварной лапши — что может быть лучше?

А потом я уснул. И проснулся от прикосновения стюарда к моему плечу.

— Пристегнитесь, пожалуйста. Через полчаса мы будем на месте. Связь наконец-то стала стабильной, и командир спрашивает, не нужно ли предупредить кого-то о вашем прибытии?

Открыв глаза, я обнаружил, что снаружи наступил день.

И день этот обещал быть очень непростым.

— Да, это было бы здорово, — пробормотал я. — Если есть такая возможность, пусть свяжется с головным офисом ЦИР и сообщит, что у Монгола внештатная ситуация. Чтобы кто-нибудь меня встретил.

Стюарт кивнул и испарился.

Я поворочался в кресле, чтобы немного размять затекшее тело. И обнаружил, что чувствую себя уже не настолько отвратительно. Пристегнулся и начал ждать.

Мы действительно пошли на снижение. Под крылом показалась сначала пустошь, потом — город и даже аэропорт. Но вместо того, чтобы приземлиться, мы вдруг снова поднялись.

Я нахмурился. Нажал на подлокотнике кнопку внутренней связи.

— Экипаж, это пассажир. А что, собственно, происходит? — спросил я, наклонившись поближе к динамику.

Ответ последовал незамедлительно.

— Ничего страшного, просто нам задерживают посадку. Когда прилёт незапланированный, такое случается. Пожалуйста, не беспокойтесь и не покидайте свое место.

Я подчинился. Но тревожное чувство уже начало разъедать остатки спокойствия. Самолет снова сделал широкий круг над окраинами Москвы. В иллюминаторе мелькали одни и те же узнаваемые очертания гигантских небоскребов и автомобильных развязок. А потом еще раз. И еще.

Время шло, а мы все кружили в небе.

Я снова набрал внутреннюю связь.

— Ну и сколько еще нам придется ждать?

В этот раз мне ответил не командир, а второй пилот. Он явно пытался звучать как можно уверенней, но вышло натянуто и фальшиво:

— Диспетчерская служба запросила дополнительную проверку борта. Просим сохранять спокойствие.

О как!

Мой встроенный детектор предупреждающе вспыхнул тревожной лампочкой. Для частного борта Анны Селиверстовой, зарегистрированного в международных реестрах и пользующегося дипломатическими привилегиями такого рода «накладки» выглядели, как вызов.

Это была не задержка. Это была изоляция. Нас держали в воздухе, пока на земле что-то происходило.

Наконец, после мучительно долгого ожидания, раздался щелчок и голос командира сообщил, что нам разрешили посадку.

Самолет накренился, заходя на финальный виток. Я впился пальцами в подлокотники, глядя на приближающуюся взлетно-посадочную полосу.

Она была неожиданно пустынна. Ни одного другого самолета, ни служебных машин.

Шасси с глухим стуком коснулись бетона. Лайнер пробежал по полосе и начал замедляться. И тут я их увидел.

Вдалеке, у самого выхода с ВПП, стояла группа людей. Несколько темных служебных седанов с мигалками, выключенными, но внушительными. И люди — человек десять, в темной гражданской одежде, но с осанкой и позами, кричащими о том, что они военные или силовики. Пара человек в форме авиационной безопасности.

Меня ждали. И встреча, судя по всему, обещала быть неприятной.

Самолет завершил пробег и остановился. Трап не подъезжал.

Вместо этого к борту направился один из седанов.

Сердце упало. Судя по всему, возвращение на родину будет совсем не таким, как я его себе представлял.

И что же пошло не так?..

Дверь в кабину пилотов открылась. Из нее выглянул командир, бледный и растерянный.

— Марат Алексеевич, к борту подъехали представители службы безопасности аэропорта и госбезопасности. Они требуют… просят вас без сопротивления и лишних осложнений пройти с ними для выяснения обстоятельств. После того, как вы согласитесь, вам подадут трап.

Я медленно поднялся. Похоже, вариантов нет. Придется соглашаться…

В этот момент с другой стороны полосы на скорости подлетел черный лимузин. Он резко затормозил, едва не задев один из служебных седанов. Охрана схватилась за оружие.

Задняя дверь распахнулась, и из нее решительно вышел Данилевский в темно-сером костюме.

Один. Без сопровождения. С невозмутимым лицом он шел к ожидавшей меня делегации быстрым, энергичным шагом человека, который точно знает, куда и зачем идет, и который не привык, чтобы ему мешали.

Представители служб всевозможной безопасности обернулись на него. Нехотя убрали оружие, которое Данилевский демонстративно игнорировал, будто бы не видел, или словно подобного рода вещи не могли касаться персоны его уровня.

Все сразу вытянулись и напряглись. Данилевский подошел к главе делегации, седоголовому мужчине с усталым лицом. Я не мог слышать, о чем они говорят. Но видел, как седой внимательно слушает Данилевского. Потом он отвернулся, поводил руками в воздухе — видимо, сверял какие-то данные в виртуальном пространстве.

Тем временем к самолету направился трап.

Под пристальными взглядами полутора десятков людей я вышел из самолета.

Это было эффектно. Они, все такие на машинах, в костюмах с иголочки, с прическами. И я, заросший щетиной, лохматый, полуголый, весь в кровоподтеках и пятнах ожогов, с рюкзаком в руках, потому что надеть его на мою спину было невозможно.

Данилевский уставился на меня в упор своими немигающими желтыми глазами. Повелевающе и резко взмахнул рукой.

— Садись в машину.

Это не было предложением. Это был приказ, отточенный и не терпящий возражений. Вокруг все зашевелились, растерянно переглядываясь между собой. С многозначительным выражением обернулись к седому, который, казалось, колебался.

Данилевский игнорировал их всех.

Я, не скрывая облегчения, поспешил к лимузину. Силовики нехотя расступились, не говоря ни слова. Данилевский одним взглядом окинул мое помятое состояние, его глаза сузились, но комментировать он ничего не стал.

— Благодарю за сотрудничество, — официальным тоном заявил Ян в тот самый момент, когда я рухнул на мягкое заднее сиденье.

Он сел рядом, хлопнул дверью, и машина, управляемая автопилотом, тут же тронулась с места, резко развернулась и понеслась прочь от взлетной полосы, оставляя за собой озадаченную официальную делегацию.

Только когда аэропорт скрылся из виду, Данилевский повернулся ко мне.

— Ну что, герой, — произнес он без тени улыбки. — Рассказывай, в какой заднице мы оказались на этот раз.

Я вздохнул.

— Выпить есть что-нибудь?

Данилевский окинул меня внимательным взглядом.

— Да уж. Пожалуй, тебе сейчас это нужно.

— Судя по тому, как ты меня у спецов из-под носа увел, тебе тоже не помешает, — усмехнулся я. — Меня что, во всероссийский розыск объявили?

— Что-то вроде того, — Ян открыл незаметную панель бара. — Сегодня утром китайская сторона обратилась к нашей дипломатической ассоциации с официальной претензией. Суть которой заключается в том, что психически нездоровый гость внезапно проявил агрессию по отношению к монахам и стал причиной гибели нескольких после того, как ему было отказано в посещении Жемчужины Дракона… — он плеснул в два стакана на дно своего любимого виски. — Его пытались усмирить, но ты встал на его защиту и помешал хозяевам взять ситуацию под контроль. Из-за твоих действий безумец освободился, покалечил множество народу и скрылся в рифте следом за делегацией госпожи Селиверстовой. Ну а ты бессовестно сбежал… Держи свой стакан. Ну а теперь Китай требует твоей выдачи. И только при этом условии готов пустить в Шанхай кого бы то ни было из России на помощь делегации госпожи Селиверстовой, которой, вполне вероятно, прямо сейчас угрожает большая опасность со стороны психически нездорового гостя. В качестве неопровержимого доказательства твоей вины и вины Николая Свиридова они обещают в течении сегодняшнего дня прислать видео ваших бесчинств в «Нефритовом Будде» и показания пострадавших монахов. Чего не пьешь? Сейчас самое время.

Я и правда замер со стаканом в руке, пытаясь переварить такие ошеломительные новости.

Ян выпил.

Я тоже медленно поднес стакан к губам и залпом осушил его. Спиртное обожгло горло, разливаясь по телу теплой волной. Но ледяной комок, подступающий к горлу, никуда не делся.

— Видео? — хрипло переспросил я, поставив стакан. — Получается, они не такие уж там отрешенные от мира, эти монахи? Раз что-то снимали…

— И судя по твоему внешнему виду, блокбастер у них получится что надо, — мрачно констатировал Данилевский. — Так что там произошло на самом деле?..

Я начал рассказывать о наших китайских приключениях. В подробностях. И про чат с Кукольником, и про Жреца, и про живую Ци.

Только про свою способность удалять мутации почему-то снова промолчал.

Теперь со стаканом в руке застыл уже Данилевский.

Машина плавно маневрировала в потоке машин, увозя нас все дальше. В салоне пахло кожей, дорогим алкоголем и напряжением.

— Плеснуть? — спросил я у него, глядя в остекленевшие глаза.

Ян сам обновил нам виски и одним глотком выпил свою порцию.

Я сделал так же.

— Что делать будем?

— Действовать, — как загипнотизированный, проговорил Данилевский. — Пока китайцы готовят свое «неопровержимое доказательство», у нас есть небольшое окно. Очень небольшое. Потом они передадут видео, — на губах Яна появилась тонкая, хищная улыбка. — Но его должны будут проверить. Экспертиза займет время. А еще у нас есть кое-кто в министерстве иностранных дел, кто сможет затянуть процесс. Мы выиграем день. Может, два. За это время нам нужно найти свои рычаги давления и заручиться поддержкой весомых людей. Но это будет непросто. Даже при условии участия в этой истории таких персон, как Николай Свиридов и Анна Селиверстова. Тем более, что один из них официально считается недееспособным, а вторая нажила врага в лице собственного сына. С другой стороны, в памяти еще свежи воспоминания о «Шутере»… Сложно сказать, как в итоге сыграет ставка.

— А если она не сыграет, я предлагаю нанести в Шанхай неофициальный визит, — сказал я.

Данилевский удивленно взглянул на меня.

— В смысле?..

— В смысле, есть немало способов добраться до зоны Полумесяца, — проговорил я. — Прийти в Шанхай, вытащить своих и исчезнуть оттуда прежде, чем китайцы успеют даже глазом моргнуть…

Я умолк, выжидающе глядя на него и прекрасно осознавая весь безумный масштаб своего плана. Это была авантюра чистой воды. Но другого выхода я не видел.

— А потом ты сядешь, — заключил Данилевский.

— Не исключено.

— И я вместе с тобой. Нет, друг мой, так дело не пойдет. Подобного рода операция если даже и может иметь место, то должна быть одобрена на высшем уровне. Значит, так, — стряхнув с себя остатки задумчивости, сказал Данилевский. — Оставь пока свои разрушительные фантазии, и давай попробуем сначала сделать все в рамках существующих правил. Для этого прежде всего приведем тебя в порядок, оденем как следует — дорогой костюм, галстук от Лукаса, все как положено…

Я поморщился.

— Это обязательно?..

— Ты же не идешь на поле боя без бронежилета и оружия? — отозвался Ян. — Вот и здесь то же самое. Так что набирайся терпения и готовься к схватке.

Хэппи сидел на краю своей койки и смотрел в стену мутным взглядом. На коленях у него лежал пожелтевший том Диккенса. Вторую неделю — на одной и той же странице.

Время от времени на орлином лице юного потомка воинственных апачей появлялась то улыбка, то скорбная складка промеж бровей. Губы иногда шевелились, словно он вел беседу с кем-то невидимым.

Доктор Раймонд, взяв в руки чашку кофе, присел за стол, переводя взгляд с одного монитора на другой.

До десяти лет Хэппи был его золотой жилой. Ребенок, получивший обширный перечень мутаций, находясь еще в утробе матери, представлял огромный научный интерес. Поэтому шестнадцать лет назад он выбрал трех малоимущих женщин разной расовой принадлежности и выкупил у них права на будущих детей. Единственным условием было посещение трех рифтов на протяжении беременности.

Европеоид родился с большим количеством внутренних патологий, не совместимых с жизнью. Вместо черепа у него был прозрачный пузырь, наполненный мозговым веществом, тело покрывали крошечные роговые наросты. Патологоанатом на его вскрытии сделал себе диссертацию.

Негроид родился вполне здоровым и с любопытными мутациями, но через неделю неожиданно умер из-за внезапного воспаления легких.

И остался только Хэппи. Счастливчик, преодолевший все трудности. Ребенок, прорубающий дыры в бетоне легким прикосновением розового пальчика. Очень одаренный, смышленый не по годам, он в шесть лет решал тригонометрические функции, запросто заучивал наизусть целые страницы на латыни и в свободное время делал изящные фигурки из металлических прутьев. И все это — за одну только похвалу. Стоило только сказать ласковое слово и потрепать его смоляно-черные, гладкие, как обсидиан, волосы, как мальчик расцветал счастливой улыбкой и был готов работать еще. И еще.

Единственной серьезной проблемой были плавающие параметры его способностей. Сначала это был иммунитет, контактная диссоциация и импульсное ускорение низкого уровня. Потом тесты внезапно показали вместо иммунитета силу. Цифры также колебались. Видимо, это было связано с тем, что организм ребенка активно изменялся, и это так или иначе влияло на состояние мутаций.

Темпы развития Хэппи заинтересовали все научные центры и спецслужбы, и даже готовился повторный эксперимент…

А потом как-то раз доктор Раймонд пришел в свой кабинет и увидел, что мальчик сидит на кровати, уставившись в одну точку. Хэппи было десять лет. И с тех пор он больше не говорил ни с кем из ассистентов, не реагировал на просьбы доктора. Только иногда поднимал на него неморгающий пристальный взгляд, и доктор готов был поклясться, что это вовсе не взгляд идиота. Просто внутри уникальной психики происходили какие-то уникальные процессы, сути которых он никак не мог понять.

Но, может быть, сегодня ему наконец-то удастся заглянуть своему воспитаннику в душу.

Тишину комнаты Хэппи нарушил мягкий щелчок замка. Дверь в его комнату открылась, пропуская невысокого человека в белом халате. Ассистент Миллер. Его лицо, обычно бесстрастное, сегодня было странно приглажено, почти скорбно.

— Хэппи, — голос ассистента прозвучал тихо и вкрадчиво. — К тебе посетитель.

В проеме появилась женщина. Худая, почти прозрачная, опирающаяся на легкую титановую трость. Ее лицо было испещрено морщинами, которые казались слишком глубокими для ее возраста, руки дрожали, по щекам безудержно текли слезы.

Это была его мать.

— Сынок… — ее голос был шепотом, хриплым от болезни.

Ассистент Миллер бросил на женщину многозначительный, предупреждающий взгляд.

— У вас пятнадцать минут.

Женщина медленно, с трудом опустилась на стул у кровати. От нее пахло больницей, антисептиком и сладковатым запахом тлена.

Юноша медленно повернул к ней голову.

Доктор Раймонд, не сводя глаз с мониторов, отодвинул в сторону чашку.

Тот факт, что Хэппи как-то отреагировал на появление кого бы то ни было в своей комнате, само по себе являлось событием.

— Ну же, — проговорил он. — Давай, малыш. Испугайся, разозлись, закричи! Сделай хоть что-нибудь…

— Они… они наконец-то разрешили, — между тем проговорила женщина и попыталась улыбнуться, но получилась лишь жалкая гримаса. — Я должна была тебя увидеть! Чтобы сказать… Объяснить… — она задыхалась, слова давались с трудом. — Ведь другой возможности у меня уже не будет… Прости меня. Я… Я была совсем одна. Вместе мы бы умерли от голода, или стали бы кормом для монстров в пустоши. А я хотела, чтобы ты жил!..

Она замолчала, давясь кашлем. Слезы медленно текли по ее щекам, оставляя мокрые дорожки на иссохшей коже.

А потом вдруг женщина вздернула подбородок и неожиданно громко воскликнула:

— И больше никогда не отзывайся на это собачье имя! Подними голову! Ты никакой не Хэппи, слышишь? Ты — Илан! И в тебе — амулет живого бога, которого встретил твой дед!..

Хэппи вдруг поднялся с кровати. Книга со стуком упала на пол. Женщина умолкла, а юноша подошел к ней и положил руки на плечи.

И что-то тихо сказал.

Доктор Раймонд даже дышать перестал. Нервным движением он заколотил по инфономику в себя за ухом, но программа никак не хотела распознавать язык.

— Миллер, вы все записываете? — взволнованно крикнул он ассистенту в соседней комнате.

— Да, доктор!

Женщина охнула. Заплакала, крепко обняв юношу.

— … Признаться, я не верил в вашу затею, но теперь вижу… — продолжил было ассистент, но Раймонд перебил его.

— Помолчите, ничего же не слышно!..

— Это был хороший подарок, — уже по-английски сказал Хэппи матери. — Я ждал тебя, чтобы сказать это. И в ответ хочу подарить тебе свой. Если ты готова. Больно не будет, обещаю.

Он положил руку ей на голову. Вопросительно поднял брови.

Женщина всхлипнула. Улыбнулась. Кивнула.

В комнате раздался странный гул. Негромкий, но от него в кабинете заскрежетали динамики, изображение в мониторах исказилось.

И голова матери под рукой Хэппи вдруг начала разрушаться. Она стала осыпаться, превращаясь в мелкую серую пыль, обнажая мышечные волокна, которые тут же распадались на красноватые хлопья. Кость крошилась, как перекаленный мел…

Буквально пара секунд — и все было кончено.

Хэппи не дрогнул, даже когда обезглавленное тело упало со стула.

А потом поднял лицо в камеру.

— Доктор Раймонд, откройте, пожалуйста, дверь. Или мне придется сделать это самому.