Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 5 Секреты Жреца

Храм внутри освещался свечами. Небольшие фигурки даосских богов были расставлены в нише по периметру главного зала и были украшены цветами. В центре располагался высокий постамент без божества. Гирлянды деревянных табличек с вырезанными на них иероглифами и выкрашенные в красный цвет обвивали возвышение. Перед постаментом был выставлен стол для подношений, где дымилась небольшая бронзовая курильница с благовониями, стояла плошка риса и блюдце с фруктами.

В храме было пусто.

Только возле стола, по-королевски растянувшись на полу, дремала одноухая рыжая кошка.

Услышав мои шаги, она приоткрыла веки и с брезгливым превосходством посмотрела на меня красными огоньками глаз.

Я наклонился. Тронул кончиками пальцев ее шкурку и с удивлением обнаружил, что шерсть — синтетическая, а на месте оторванного уха поблескивает металл.

Я присвистнул.

— Так ты — ненастоящая?..

Кошка заурчала, но выражение морды осталось таким же пренебрежительным.

И тут в пустом помещении раздался низкий мужской голос:

— Она в той же степени ненастоящая кошка, как и мы — не совсем настоящие люди.

Вздрогнув от неожиданности, я выпрямился, и увидел возникшую в глубине храма невысокую субтильную фигуру мужчины в монашеском одеянии. Откуда он только здесь взялся?..

Между тем человек продолжал, медленно направляясь ко мне:

— … У нее под шкурой скрывается механизм, а у нас под кожей — железные кости, ледяные шипы и еще целый перечень всяких особенностей, противоречащих природе…

Свечи играли на его одеждах и на лице, так что я мог разглядеть только общие очертания, пока он не подошел.

Остановившись в паре шагов, монах уставился на меня с таким вниманием, будто разглядывал диковинную картину.

— Ну, здравствуй, Отшельник, — сказал он. — Я — Жрец.

Он был на голову ниже меня, с узкими плечами и крупной лысоватой головой. В морщинистом гладко выбритом лице смешались и европейские, и азиатские черты, на шее виднелась татуировка израильского спецкорпуса.

Я не торопил его. Позволил разглядеть себя вдоволь.

— Идем, — сказал, наконец, Жрец и жестом пригласил меня следовать за ним. — Покажу тебе мое укромное место.

В глубине храма между фигурками двух божеств оказался узкий проход, в который я протиснулся следом за стариком, опустив голову, чтобы не удариться о низкую балку. Тесный простенок привел нас в небольшую комнату с узким окошком под потолком.

Я был готов увидеть аскетичную келью или что-то вроде того, но очутился в самой настоящей мастерской. На металлическом стеллаже рядами лежали разные детали, механические лапы и хвосты, а также всевозможные инструменты. На высоком столе под окном горела современная настольная лампа, под которой радостно вертело ушастой головой и подергивало передними лапами мохнатое туловище маленькой собачки. Нижней части тела и задних лап у нее не было, так что смотрелось это довольно специфически. Рядом со столом имелось печально линяющее старое компьютерное кресло с брошенной на сиденье вязаной фуфайкой серого цвета.

А посреди мастерской, окружённый циновками, располагался маленький столик для чаепития, с пузатым чайником, чашками и вскрытой коробкой зеленого мармелада.

— Присаживайся, угощу тебя чаем, — сказал Жрец, скидывая желтые резиновые шлепанцы с босых ног.

Чтобы быть вежливым, я тоже разулся и, подобрав ноги под себя, устроился перед столиком.

— Вижу, в монастыре скоро будет еще одно не совсем настоящее животное? — спросил я.

— В Шанхае одно время была большая мода на механических питомцев, — охотно пояснил Жрец, гостеприимно наполняя мне чашку зеленовато-желтым напитком. — Собаки, попугаи и морские свинки. Но по большей части — кошки. Большинство из них оказались брошены прежними хозяевами в их квартирах. Вместе с видеопанелями, электрочайниками и кондиционерами. Вот только в отличии от кондиционеров и чайников, многие имитационные зоороботы обладали самообучающимся искусственным интеллектом, сопоставимым с интеллектом трех-четырехлетнего ребенка. И все эти брошенные дети десятилетиями рыдали, запертые в своих домах. И никто их не слышал… Мне нравится находить их и ремонтировать. Знал бы ты, каково это — видеть, как скулит от радости собака, у которой остались только голова и позвоночник. И память о долгих годах страха и одиночества. Они ведь не знают, что ненастоящие… Марта, смирно! — прикрикнул Жрец, и собачка на его столе разом послушно замолчала. — Из-за моего увлечения в монастыре теперь живет целый кошачий взвод, — улыбнулся он мягкой, немножко смущенной улыбкой. — Во главе с Матильдой, которую ты видел в храме. Рифта не боятся, крыс и мышей гоняют исправно. А эту горемыку я решил себе оставить, когда починю… Ты угощайся мармеладом, это недавний подарок монастырю от внешников, должен быть мягким.

— Спасибо, — отозвался я и из вежливости взял один зеленый квадратик, хоть и не был так уж уверен в его свежести, в отличии от хозяина. — Как ты узнал, что я еду сюда? И вообще, что Отшельник — это я?

Жрец пожал плечами.

— Просто комплексная способность. Я, наверное, даже толком не смогу тебе объяснить, как она работает. Просто… будто иногда включается инфракрасное зрение, и в темноте становятся видимыми некоторые лица, предметы, явления или взаимосвязи между ними. Очень утомляющая способность, должен сказать. Но любопытная. Благодаря ей я смог узнать многое из того, что Кукольник предпочитает не раскрывать игрокам до поры до времени. Или не раскрывать вообще.

С сосредоточенным лицом он сделал пару глотков из своей маленькой чашечки и продолжил:

— По этой причине я и оказался здесь. Мне кажется, останься я в миру, он точно попытался бы меня… Заменить.

— Если честно, я вообще слегка озадачен твоей ролью. Я не сразу это понял, но ведь в таро нет никакого Жреца.

— Верно, — кивнул старик. — Я занимаю нишу Великой Жрицы, символизирующей подсознание, загадку, интуицию и прикосновение к тайне. Но, — усмехнулся он. — какая из меня «Жрица»? Я для этого комплектом хромосом не вышел. Вот и попросил Кукольника в самом начале подкорректировать наименование роли. Так я стал Жрецом…

— Кукольник говорит с тобой? — мгновенно среагировал я на интересную деталь.

— Теперь уже гораздо меньше и реже. Здесь, — развел Жрец руками. — особая атмосфера, Отшельник. Мне кажется, она очень не нравится и мешает Кукольнику. Но вообще запомни: есть четыре роли, которые имеют прямой выход на Мастера Игры. Четыре самые сильные карты. И это вовсе не Дьявол, и не Император, как думают некоторые игроки… — он полез в карман штанов и вытащил четыре старые замусоленные карточки. — Это Верховная Жрица… — выложил он передо мной изображение женщины на троне в длинных одеждах и со странным головным убором. — Отшельник… — рядом с предыдущей картой появилась еще одна, со стариком, держащим в руках фонарь. — Смерть и Шут.

Смерть художник изобразил как рыцаря-скелета верхом на белом коне. А Шут больше походил на классического карточного Джокера.

— И почему они самые сильные? — спросил я, сунув мармеладку в рот, чтобы освободить руки.

Вкус у нее был слегка замшелый, но мне было без разницы, очень уж интересным намечался разговор.

— Потому что Жрица способна все увидеть, Отшельник способен все понять и дать совет, что нужно делать. Смерть способна все закончить. А Шут, — ткнул он узловатым пальцем в улыбающегося Джокера. — это нулевая карта. Тот, что предваряет единицу. Человек, способный повернуть историю в новое русло, изменить правила, исправить ход вещей и запустить колесо по новой.

Я взял со стола карту Шута.

— Насколько я помню, эта роль еще свободна?

— Да. Место Отшельника тоже пустовало много лет, прежде чем появился ты. Хотя при этом на некоторых ролях находилось сразу несколько игроков. Думаю, Кукольник с особой тщательностью отбирает людей на эти роли. И, честно говоря, я был изрядно удивлен, когда в первый раз увидел твое лицо в своей голове. Ты показался мне слишком молодым для того, кто способен давать советы. Но сейчас я вижу, что твоя душа гораздо старше, чем мне показалось сначала.

— Допустим. А Смерть? Эта роль, получается, занята?..

— Да.

— Ты знаешь, кем?

Жрец отрицательно покачал головой.

— Смерть пребывает в игре уже пятнадцать лет, но я ничего о нем не знаю. В чате он не сказал ни единого слова, ни одно оповещение не сообщало о его достижениях.

— Но говоря о Смерти, ты используешь местоимение мужского рода, — заметил я.

— Ты внимательный, — усмехнулся Жрец. — Да. Потому что, когда пятнадцать лет назад он активировал интерфейс, пришло системное оповещение: «Смерть присоединился к игре». На этом все.

— Надо бы как-то его поискать, — задумчиво сказал я, глядя на костяного всадника. — И дождаться Шута…

— А когда вся колода будет в сборе, тогда и начнется настоящая игра, — глядя куда-то сквозь меня, проговорил Жрец. — Как уже было не раз. Только в других мирах. Я знаю, что было уже много циклов, но что из себя представлял каждый из них, никак не могу увидеть. А еще я знаю, что Кукольник в некотором смысле как рыжая Матильда. Ненастоящий, хотя не знает об этом. Циклы игры питают его, меняют и делают сильнее.

— Хочешь сказать, он искусственный? В смысле программа, как помощник интерфейса? — оживился я.

— Скорее он как монах, живущий жизнь развратника, или развратник, живущий как монах, — ответил Жрец. — Его предназначение не совпадает с тем, что он есть сейчас.

— А что стало с участниками предыдущих циклов, ты знаешь?

Жрец вздохнул. Посмотрел на меня виноватым взглядом.

— Только однажды мне представилась возможность приоткрыть завесу этой тайны. Но я не смог. Это было слишком… больно. Я лишь успел мельком увидеть битву двух исполинов. Метров трех ростом, красивые, сильные, как боги. Они взрывали землю ударом оружия, и высотные здания рассыпались в пыль… Не знаю, что это была за битва, но одно я определенно понял — игра это сражение. Кого, с кем и ради чего — не знаю, но времени осталось немного, и тебе нужно расти. Как можно быстрее, в самых продуктивных и отчаянных рифтах. Ты же знаешь, что все они отличаются уровнем сложности и количеством возможных наград?

— Я уже понял, что все они разные, но как угадать, какой из них легче, а какой — богаче на мутации? Какое-то время назад я предполагал, что сложные рифты нестабильны. Но потом понял, что это не связанные признаки.

— Гадать не надо, — отозвался Жрец. Он поднялся, сунул ноги в шлепанцы и прошаркал к своему рабочему столу. Открыл выдвижной ящик и вынул оттуда половинку разрезанной поперек ученической тетрадки.

— Вот, держи, — сказал он, протянув мне тетрадку. — Здесь я собрал для тебя сведения о самых необычных и самых эффективных рифтах. Информацию черпал из личного опыта и опыта других игроков. Они же часто болтают всякое в чатах. А я умею слушать. Если найдешь Смерть, передай ему, что его я тоже жду. И тоже приготовил для него такую тетрадку. Нет, не надо это читать сейчас. Убери пока, потом посмотришь. Там много всяких пометок.

Становилось все интереснее и интереснее.

Я выпил свой чай, и Жрец тут же налил мне новую порцию.

— Есть еще кое-что, что я хочу рассказать. Потому что я могу видеть и знать, но понимать вещи дано тебе. Это место… Оно особенное. Не из-за рифта, в который вас завтра же отпустит Вэй Шэн.

— А он отпустит?

— Не сомневайся, — кивнул Жрец. — Я уже поговорил с ним, и он согласился. Все дело в том, что под землей, прямо под этим храмом, есть еще один. Местные зовут его началом пути.

— И у него тоже нет пустоши?..

— Почему же нет? Есть, конечно. Около полуметра, — на полном серьезе сообщил старик. — Но и сам рифт похож на ребенка, — Жрец приподнял руку над полом чуть выше, чем на метр. — Вот такой, не больше. Чтобы в него войти, приходится встать на колени. А некоторым даже еще и поклониться. Пропускает он не всякого, и не с первой попытки. Только тех, кто готов. Если ты не готов, рифт отшвырнет тебя, и потом много дней ты будешь болеть. Но когда ты готов, он пропускает легко и сразу. Внутри ничего особенного нет. Оттуда не выносят мутаций. И этот рифт не опознает интерфейс. Никто не скажет тебе на ухо: цивилизация такая-то активирована. Но все, кого ты видел в монастыре, или уже побывали в нем, или только собираются побывать. Я слышал, вы встретили по пути претендентов на шафран?

— Да, и зрелище было захватывающим.

Жрец кивнул.

— А если я расскажу тебе, что ни парень в желтом, ни ваш проводник никогда не были ни в каком другом рифте, кроме начала пути? Что ты скажешь на это?

В первое мгновение у меня аж глаза загорелись. Но недоброе предчувствие тут же остудило мою внезапную жадность.

Всего один рифт? И такой результат?..

Я прошел уже целую кучу рифтов, но по большому счету всего-то научился двигаться побыстрее и бить посильней. А еще за это время я понял, что чем серьезней мутация, тем трудней не умереть в погоне за ней.

— И какова же… цена такого дара?

Жрец удовлетворенно кивнул.

— Очень правильный вопрос. Очень правильный. Хочешь знать цену? Что ж, я покажу тебе…

Он приподнялся с циновки. Скинул с себя наброшенное на одно плечо тонкое покрывало, развязал завязки своей красной куртки.

И повернулся ко мне спиной.

Промеж лопаток вдоль позвоночника у Жреца проступал сине-фиолетовый бугор длиной около тридцати сантиметров. Будто ему под кожу засунули канат толщиной с женский палец.

Я поднялся и подошел поближе.

— Что это? — удивленно проговорил я. — След от чего-то?

— Нет, — ответил Жрец. — Оно живое. Можешь тронуть, чтобы это почувствовать.

Я опасливо коснулся синюшной выпуклости у него на спине, и ощутил, как она буквально выскользнула у меня из-под пальцев, как щупальце, переместившись выше. Жрец дернулся, с трудом сдерживая стон.

— Твою мать, — отшатнулся я. — Прости, я не хотел!..

— Ничего-ничего, — с хрипотцой в голосе отозвался старик. — Это не страшно. Обычно он сидит неподвижно. Но когда перебирается под кожей на новое место, например, со спины на грудь, бывает очень болезненно.

Он снова набросил куртку и сосредоточенно занялся завязками.

— Его называют «живая Ци». Но, по сути, это какая-то особая форма жизни. Она проникает совершенно незаметно, пока ты находишься в рифте. Никто до сих пор не понял, каким образом это происходит. Потом появляется странное ощущение, будто иногда что-то копошится под кожей. А потом оно начинает расти…

— Это же паразит какой-то!..

— Может, и так, — кивнул Жрец. — Но это очень полезный паразит. С его обретением время человека останавливается, а потом начинает двигаться вспять. Болезни уходят, тело крепнет. Посмотри на меня, Отшельник. Как ты думаешь, сколько лет этому телу?..

— Ну… Шестьдесят? Или… семьдесят? — наугад прибавил я десяток лет, хотя выглядел мой собеседник явно моложе.

— Моему телу девяносто два года, — ответил старик и улыбнулся. — Больше никакого диабета. Никаких мигреней. У меня на теле пропали все рубцы и шрамы, полученные в молодости, а их было немало. Три года назад начали расти свои зубы. Пришлось все импланты вынимать. А теперь вот, — показал он пальцем на свою голову, — начали расти волосы, которых я не видел уже очень давно. И это только начало. Я буду становиться все сильней и моложе — до тех пор, пока в моем теле абсолютно все системы не окажутся в состоянии своего пикового здоровья. Тогда изменения остановятся. И время остановится навсегда. Или, по крайней мере, очень надолго. Завтра ты увидишь наставника Вэй Шэня. Вот он в таком состоянии пребывает уже минимум сорок лет. Говорю, потому что знаком с ним все эти годы. Но самое интересное начинает происходить с мутациями. Они… развиваются. Все, какие ты имел на момент слияния. А если их не было, то через какое-то время появятся, нужно только накопить энергию рифта в своем теле. Бури таких как мы больше не убивают. Все поглощается симбионтом, который начинает активно расти, и вдруг в один прекрасный день человек обнаруживает у себя особую способность, которая при условии регулярной и тщательной медитации и тренировки может развиться до небывалого уровня. Чем быстрей тебе нужно развиться, тем больше энергии бури нужно принять в себя. Но эта энергия обжигает. Поэтому большинство здесь выбирает медленный путь роста — понемножку, на грани терпимого. Но, если вдруг понадобится, можно бросить себя в огонь. Понимаешь, о чем я говорю? И тогда развитие будет происходить резкими скачками.

— А как-то вырезать потом этого симбионта можно? — спросил я, вспоминая сине-фиолетовые кровоподтеки у Жреца на спине. Пальцы невольно дрогнули — я будто снова почувствовал, как упруго вывернулся у меня из-под руки этот подкожный червь. И брезгливо содрогнулся.

— Вряд ли, — вздохнул Жрец. — Понимаешь, он ведь тоже хочет жить. И в случае опасности начинает очень быстро прятаться в глубине тела. И даже внутри жизненно важных органов. При достаточно высоком уровне регенерации это, может быть, и не убьет тебя сразу… Но и жить так невозможно. Это живое Ци умирает только вместе с носителем.

Наморщив лоб, я принялся растирать его кончиками пальцев, пытаясь как-то упорядочить полученную информацию.

В одном мире живые существа усиливают себя химическими составами, вводимыми в кровь. В другом используют Око Минервы, чтобы получить бессмертие и увеличить силу. И вот теперь обнаружился еще один, где есть такие вот «Ци». Я был почти уверен, что эта форма жизни была создана специально для усиления тела и прокачки. Просто еще один вариант. Еще один путь.

— Теперь мне даже страшно себе представить, какими способностями обладают здесь монахи. Если такая армия вдруг захочет прийти в город, они же еще один Шанхай смогут с землей сравнять.

— Еще как смогут, — кивнул Жрец. — Но не придут. Мы здесь мыслим иначе. Живем иначе. Единственное, за что мы готовы сражаться — это за собственную жизнь и за наш Шанхай. За рифты, которые нас питают и дают ощущение наполненности и счастья.

Я усмехнулся.

— Ну, для кого-то, может, оно и так. Но за всех ведь говорить нельзя.

— Почему нельзя? — пожал плечами Жрец. — За всех говорить — можно. Мы все — одно, Отшельник, — уверенно и спокойно сказал он.

И от его интонации у меня мурашки по коже поползли. Потому что я вдруг понял, что он имеет в виду.

— … Мы — единый организм, своего рода муравейник, — продолжал Жрец. — И нам плохо без дома. Мы слабеем, теряем силы, болеем и даже можем погибнуть, если долго находимся где-то в другом месте. Поэтому нам не нужно другое место. Мы хотим это.

— Понятно, — сказал я, чувствуя, как под кожей начинает мерещиться движение чего-то омерзительного и живого.

Жрец вдруг тихо рассмеялся.

— Ничего тебе не понятно. Прямо сейчас ты представляешь себе, как в твоем теле ползает противный иномирный червь. Только эта мысль тебя и тревожит. А между тем прямо сейчас ты находишься в самом безопасном месте на этой планете. Даже если все вокруг превратится в кошмар, поверь, здесь так же будут расти лимоны, а законсервированные небоскребы будут подпирать облака. Внешники думают, что наши пустоши не растут в силу каких-то неведомых причин. Что ж, пусть и дальше так думают.

Я изумленно уставился на него. От догадки по спине пробежал холодок.

— Хочешь сказать, на самом деле… Это вы удерживаете рост пустошей?

— Не удерживаем, — возразил старик. — Скорее, контролируем их параметры сообразно потребностям. Ведь сюда приходят медитировать монахи из всех уголков Шанхая. Нужно, чтобы всем хватало места… Но ты почему-то совсем не пьешь чай, — огорченно вздохнул Жрец. — Что, не вкусный? Хочешь, я другой заварю?..

— Нет, все отлично, — пробормотал я, опустошая чашку, которую гостеприимный хозяин тут же снова наполнил.

В моей голове кипел хаос.

Самое безопасное место на планете.

Люди, которые придерживаются определенной территории и не хотят ее покидать.

Великие мастера, защищенные от старости и болезней…

Прямо готовая локация какой-нибудь рифтовой цивилизации.

От этой ассоциации, взявшейся вдруг неизвестно откуда, у меня зашевелились волосы на затылке, а Жрец все продолжал предлагать мне зеленый мармелад и дружелюбно улыбаться.

Ева Аркадьевна, хозяйка самого популярного в ТЦ борделя с заманчивым названием «Париж» и Эйфелевой башней на воротах принялась за дежурный обход своего заведения перед открытием. И делала она это с особой тщательностью, потому что как-то уж слишком тихо вели себя сегодня ее сотрудники. Стриптизерши не ругались в гримерной. Пианист Федор в розовом пиджаке тихо похмелялся у барной стойки, певичка Нинель в концертном платье докуривала вторую сигарету.

Внешне Ева Аркадьевна меньше всего походила на мамашу. Это была худощавая женщина средних лет с короткой стрижкой и в классическом деловом костюме мужского кроя. Деловая, строгая. Ни дать, ни взять — офисный работник среднего звена. Разве что косметики на лице многовато.

Энергично постукивая высокими каблуками, Ева Аркадьевна подошла к бару.

— Сделай-ка мне выписку по напиткам, — потребовала она вдруг у бледного бармена. И, заметив, как тот съежился под ее взглядом, победоносно вздернула голову.

Вот и причина тишины. Похоже, кто-то изрядно приложился к бару в ее отсутствие. Да не один, а с компанией!

Ну ничего. Она всех выведет на чистую воду!

И тут в дверь постучали.

Не деликатным стуком доставщика или клиента, рассчитывающего за дополнительную плату проскользнуть в приватную комнату до притока постоянных гостей. А самоуверенно и даже нагло.

Официантка Лилечка вопросительно посмотрела на хозяйку.

— Обойдутся! — решительно вынесла вердикт Ева Аркадьевна. — Пусть ждут, когда заведение откроется! Небось, очередная банда из пустошей притащилась.

Но стук повторился, причем на этот раз — еще громче и наглее.

— Куда только наша охрана смотрит, — проворчала Ева Аркадьевна, решительным шагом направляясь к дверям. — Не работает еще заведение!.. — с этими словами она щелкнула запорами — не для того, чтобы впустить посетителя, а чтобы прикрикнуть на охрану.

Но стоило только замкам открыться, как дверь с грохотом распахнулась, и в зал решительным шагом вошли три женщины и один мужчина.

Первой появилась широкоплечая рыжая девица с синюшными следами от уколов стимуляторов под локтями. Следом за ней — две девушки с изуродованными лицами. Последним был парень в форме СБ.

— Дверь запри, — деловито скомандовала рыжая официантке Лилечке, и та поспешила исполнить приказ.

— Лора?.. И Кити? — изумленно вытаращившись на девушек, отшатнулась от двери Ева Аркадьевна.

— Да, сука. И Лора, и Кити, — ответила за них рыжая, со всего размаху ломанув сводне под дых жестким, как камень, кулаком.

Ева Аркадьевна с коротким вскриком рухнула на пол.

— Музон включи, — сказал бармену СБ-шник. — И пойдемте все в гримерку, покурим.

Из колонок хлынул жизнерадостный джаз. Официантки вместе с пианистом и певичкой поспешили в гримерку. Только бармен задержался, чтобы прихватить две бутылки водки.

Рыжая проводила их взглядом, достала из-за пояса пистолет и присела рядом с воющей женщиной.

— Что, больно? — спросила она, кривя губы в усмешке. — Им тоже было больно, — кивнула девушка на стоявших позади нее Кити и Лору.

— Охрана! — выкрикнула, наконец, Ева Аркадьевна.

Рыжая фыркнула.

— Ты и правда такая дура, или прикидываешься? — спросила она, по-мужски свесив тяжелые крупные руки с колен. — Никто не придет. Ни охрана, ни СБ. Посмотри по сторонам, сука. Видишь? В зале никого не осталось. А тот парень в форме — это брат Кити. И поверь, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы помогать тебе.

— Что ты такое и чего тебе надо⁈ — не сказала, а почти пролаяла Ева Аркадьевна, пытаясь подняться с пола.

Рыжая встала.

— Что я такое, тебя не касается, а то, что мне надо, я возьму сама, ты мне для этого не нужна.

Рыжая присела прямо на барную стойку, держа Еву Аркадьевну под прицелом.

— У вас пять минут, девочки, — сказала она.

Повторять не понадобилось. Девушки с изуродованными лицами будто только и ждали этих слов, и с яростью набросились на Еву Аркадьевну.

Но дама умудрилась извернуться и схватить одну из девиц за волосы.

— Шлюхи неблагодарные!.. — прохрипела она. — Я давала вам работу, давала вам крышу над головой!..

Но тут подскочила рыжая, пнула женщину в спину и с хрустом заломила ей руку, вынуждая выпустить волосы.

Ева Аркадьевна взвыла.

— Да все они знают, и про себя, и про тебя, — прошипела рыжая. — Как новеньких под одних и тех же спецклиентов подкладываешь, как большие деньги им обещаешь, как трупы в пустошь отвозишь, а живым в больницу таблеточки полезные передаешь. Им твой любимый клиент все рассказал. В подробностях. Прежде чем я его по частям юркам скормила.

Схватив Еву Аркадьевну за волосы на затылке, рыжая со всего размаху ударила ее об барную стойку. Женщина закричала так, что пришлось сунуть ей в рот кипу салфеток с ближайшего стола.

Присев снова рядом с ней, рыжая продолжила с кривой улыбкой:

— Я раньше думала, что убивать смогу только мужчин. Но я ошибалась. Ты знаешь, что все твои сотрудники единодушно откликнулись на предложение Лоры и заказали тебя без колебаний? И, к слову, хорошо мне заплатили. В складчину. Все, от охранника до прачки! Воистину ты прожила жизнь, достойную смерти.

Она снова ударила Еву Аркадьевну, на этот раз вырубив ее окончательно.

— Пойди позови Олега, — потирая руку, сказала Эмка одной из девушек у себя за спиной. — Пусть поможет перетащить ее в подвал. А Лиля и Таша пускай здесь хорошенько все помоют.

Она выпрямилась, вытерла пот со лба.

В подвале Еву Аркадьевну ожидала ванна с кислотой.

И пускай нельзя победить зло во всем мире, некоторые его проявления вполне возможно заставить раствориться. В буквальном смысле этого слова.