Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 16 Один за всех, и все за одного

Гловацкий сопротивлялся недолго.

Несмотря на сверхрегенерацию и прочие бонусы, болевой порог у него оставался на естественном уровне. Достаточно было только вытащить из него без анестезии инфономик, и он сразу созрел для разговора.

Правда, во время допроса мне пришлось прерваться минут на пять, чтобы решить вопрос с оставшимися членами группы, вернувшимися из пустоши. Вместо четверых их осталось трое, причем Полумесяц изрядно их потрепал. У всех троих были проблемы с реакцией и координацией, так что наше столкновение сопровождалось беспорядочными выстрелами в неожиданных направлениях и проклятиями, общий посыл которых я прекрасно понял и без перевода.

А потом Гловацкий рассказал, что, согласно поставленной задаче, они должны были вместе со мной зачистить монастырь. Разрешение на это было получено непосредственно у китайской стороны. Местных политиков и корпоратов, как оказалось, изрядно напрягали нынешние обитатели «Нефритового Будды», которые уже почти полвека не уступали свое место никаким другим монашеским группам Шанхая. Так что они охотно дали свое разрешение на сокращение их численности. Меня, Анну и Егора следовало устранить, причем у всех из головы нужно было изъять личные импланты, в особенности — крошечные устройства в виде небольшой металлической капсулы. Крестоносца и аналитиков из агентства, то есть Севера с Чо, следовало накачать присадками вперемешку с седативами и привезти в Россию. Что с ними предполагалось делать дальше, он не знал.

Добивать его я в итоге не стал. Взвесил все «за» и «против». И принял решение использовать его в качестве свидетеля. Если, конечно, выживет, потому что вытащить Гловацкого из-под этой плиты было под силу разве что Крестоносцу. Впрочем, даже если бы я мог его как-нибудь вызволить отсюда с помощью рычагов и мотора на колесах, зачем это мне сейчас? Тащить с собой ублюдка, за которым в бою нужен будет глаз да глаз, было бы глупостью.

Так что я оставил его в ловушке и, отогнав подальше в сторону машины, хорошенько замаскировал их листвой и ветками. Потом забрал свой рюкзак, обновил боезапас, обвешался заряженными автоматами еще для четверых. Для Крестоносца я ствол брать не стал — все равно он не признает огнестрел за «достойное оружие».

И двинулся вглубь города.

Шанхай-призрак жил своей тихой, безжизненной жизнью. Ветер гулял по каньонам улиц, шелестел листьями плюща, плотным ковром затянувшего нижние этажи заброшенных небоскребов. Воздух был густым и сладковато-прелым, с примесью окислов и пыли. Я шел быстро, почти бесшумно, постоянно меняя маршрут и прислушиваясь к внутреннему «убийце», который чуял опасность, как дикий зверь.

Город был не просто пуст. Он был насторожен. Он следил за мной черными проемами окон, бусинками красных глаз мутировавшей голой крысы на ветке дерева, разбитыми фарами проржавевшего строительного механизма, погребенного под слоем плодородной почвы, на которой проросли молодые упругие побеги новой жизни.

Я будто очутился на земле будущего. Лет так через двести. Где уже отшумели последние войны, деньги стали бессмысленным атавизмом, и цивилизация рухнула на колени. И будто бы я — последний живой человек на всем свете. И единственное, что теперь имело ценность и смысл — это воздух, тропа под ногами и биение сердца в груди.

Хотелось остановиться. Замереть, как эти разбитые машины, небоскребы и гигантские деревья, поросшие белыми цветами. Застыть вне времени и раствориться в этом щемящем, всеобъемлющем чувстве предельного одиночества.

Но я не мог себе этого позволить.

Как ни хотелось по-страусиному спрятать голову в эти прекрасные, будоражащие галлюцинации восприятия, реальность меня не отпускала.

Информация, выжатая из Гловацкого, складывалась в мерзкую, но логичную картину. Данилевский-старший, патриарх клана, решил одним выстрелом убить несколько зайцев. Во-первых, убрать неугодных китайских монахов, получив индульгенцию от местных властей. Во-вторых, снискать благодарность и симпатию Биосада за Крестоносца. В-третьих, заполучить интерфейсы. И последнее — решить вопрос с Яном.

Видео с аэродрома с «ЦИРовцами», оскверняющими китайских мертвецов, должно было стать неоспоримым доказательством его преступного самоуправства. Если к этому приложить еще и кадры взятия «Нефритового Будды», то самоуправство автоматически превращалось в военное преступление международного масштаба. Что же нужно Данилевскому-старшему от собственного внука? Послушания? Или урны с прахом?

«Не спеши возвращаться», — сказал мне Ян на прощание.

«Тебе придется принимать решения самому».

Понимал ли он тогда, к чему все может привести?..

В итоге, мне теперь нужно было добраться до монастыря, вытащить своих и… А что потом? Бежать в Россию, где меня, скорее всего, уже объявили предателем и террористом? Или искать правду, рассчитывая на статус и связи Анны и Крестоносца, имея при этом в кармане лишь признания полумертвого наемника?

Пока я размышлял, мой внутренний радар среагировал на движение. Я замер в тени обвалившегося портика. Впереди, на площади, заваленной обломками бетонных плит, покрытых мхом и лишайником, что-то шевельнулось. Не ветер. Что-то низкое, быстрое, скользящее между укрытиями.

Я присел, снял с плеча автомат.

Это было не похоже на людей. Слишком тихо, слишком естественно для этого мертвого места.

Из-под грузовика, опрокинутого на бок, выползло… существо. Размером с крупную собаку, но на длинных, тонких, паучьих лапах. Его тело состояло из сплавленных в единый комок металлических деталей, проводов и чего-то, напоминающего черное, блестящее хитиновое покрытие. Вместо головы — один большой синий фоторецептор, холодно мерцающий в тени. Оно обнюхало (если это можно было так назвать) воздух с помощью щупалец на груди, развернулось и скрылось в вентиляционной шахте у основания ближайшего здания.

Одичавший робот? Или чья-то ищейка?

Вечер наступал как-то неравномерно, рывками. Сначала небо потеряло яркость. Потом по воздуху поплыли многочисленные радужные блики. Они возникали сами по себе и так же таяли. Видимо, так причудливо сказывалась близость Шанхая к пустоши. Еще немного — и солнце, словно расплавленный шар меди, утонуло в мареве смога и пыли, окрашивая город в багровые и фиолетовые тона.

Мне нужно было торопиться.

Я ускорил шаг, проклиная каждый хрустящий под ногой осколок. Монастырь был уже близко.

Еще один блок, еще одна улица. И вот я увидел его. Высокие стены, оплетенные лианами, массивные ворота, перед которыми лежали два огромных каменных льва-стража, давно потерявших свою былую мощь.

Забившись поглубже в заросли, я присел отдохнуть после затяжного марш-броска. Выпил воды. Залез в чат игроков. Там активно обсуждались три темы — вооруженное восстание в Индии из-за бездействия властей, внезапное открытие нового огромного рифта во Франции в пригороде Парижа, который практически уничтожил часть города, и действия Императрицы, которая законсервировала такой полезный рифт.

Про политический скандал с Китаем и Данилевских — ни слова.

Поколебавшись, я написал короткое сообщение Тени. Просто глупое «Как дела?» Но ответа не последовало. По всей видимости, он был занят.

Тогда я написал Жрецу. Спросил, как там обстановка в монастыре. Но ответа тоже не дождался.

Делать нечего.

Я открыл разговор с Анной.

Вы там как? Готовы к рывку?

Она немного помолчала и написала:

У нас проблема. Чо внезапно стало очень плохо. Повышенное артериальное давление, температура, неудержимая рвота, тахикардия, по всему телу — небольшие кровоизлияния, плюс периодически впадает в состояние полубреда. Подозреваю что-то острое вирусное или конфликт мутаций. Его потащит на себе Егор.

Я нахмурился.

Вот, значит, как. Неожиданное усложнение. Ну да ладно, как-нибудь справимся.

Будьте наготове. Я уже под стенами. Как пробьюсь к рифту, дам знать. Выходите резко. Первый — Север. Следом — Крестоносец. Потом остальные.

Это я прикинул, как мы будем отбиваться. Север скоростной. Он с автоматом будет очень результативен. Крестоносец поможет держать всех на расстоянии. После этого можно вносить раненых и выпускать женщин.

И Анна ответила:

Хорошо

Я подобрался к стене в самом темном месте, где тень от соседней башни ложилась густой пеленой. Оставил рюкзак в густом облаке низкорослого кустарника, снял с себя лишнее оружие. Действовать нужно было тихо. Цепляясь за малейшие неровности и стараясь не греметь подвесами, я осторожно взобрался наверх.

Пригнувшись, заглянул во внутренний двор.

Двор был полон монахов. Они сидели на земле плотными рядами, человек пятьдесят, если не больше. Все в одинаковых красно-оранжевых робах, большинство — с бритыми головами. Они не двигались, не разговаривали. Просто сидели, повернувшись спиной к заметно потускневшему рифту, лицом к центральным воротам. И хором издавали негромкий, очень низкий гортанный звук. От многих из них исходило едва заметное, зловещее сияние. То самое, которое я видел у Гловацкого и его людей — энергетические щиты.

Это была армия, ежесекундно ожидающая нападения. Причем, судя по щитам, к огнестрельному оружию они тоже готовы. Что сразу навело меня на мысль об утечке информации.

Они как будто знали, что с минуты на минуту в монастырь должен явиться Гловацкий со своими парнями с задачей проредить их ряды.

Вэй Шэн тоже находился здесь. И в этот раз он выглядел особенно торжественно. Судя по тому, как струились складки его одежд, сшиты они были из шелка. На голове — белая повязка. На шее — какой-то амулет на шнурке. Он проходил вдоль рядов своих подопечных, время от времени останавливаясь перед некоторыми из них, наклонялся и возлагал руки им на голову или плечи, после чего защитное сияние заметно усиливалось.

Поразительно, но это выглядело так, будто он питал своей энергией их мутации. Честно говоря, даже не знал, что так можно. Уникальная способность? Или это каким-то образом связано с общностью их живых «ци»?

После обхода он чинно поклонился, и монахи поклонились ему в ответ.

А потом Вэй Шэн для чего-то взял большой масляный фонарь отправился за ворота.

Металл протяжно заскрежетал, выпуская его. На мгновение наставник замедлил шаг. Повернул голову — как мне показалось, в мою сторону, так что я вжался животом в стену и замер.

Вэй Шэн отошел на приличное расстояние от входа и сел прямо на тропу. Зажег масляный фонарь, хотя было еще довольно светло. И застыл, как статуя.

Сначала я не понял, что он вообще делает.

Вышел из монастыря, подсветил себя фонарем, чтобы за три версты в темноте видать было, оделся как на свадьбу или похороны. Да еще и повязку зачем-то белую надел.

А потом меня осенило.

Вэй Шэн предлагал переговоры. Он, безусловно, знал, что скоро к ним придут, и по всей видимости или готовил какую-то хитрую ловушку, или Живая Ци действительно больше не хотела умирать. И в этом случае Вэй Шэн находился примерно в том же положении, что и я. А именно, старался обеспечить выживание тем, кто был ему дорог. Не важно, по каким причинам.

Я осторожно сполз вниз, к своим запасам. Подождал немного. Потом повесил на себя оружие для моих компаньонов — все-таки восток — дело тонкое.

И направился к Вэй Шэну, готовый в любой момент схватиться за автомат или швырнуть в наставника биокоррозию. Дорогу не выбирал намеренно. Хрустел ветками и камешками под подошвами, бряцал оружием.

Вэй Шэн не обернулся. Он вообще не пошевелился, только слегка вздрогнул, когда в первый раз услышал звуки моих шагов у себя за спиной.

Наконец, я поравнялся с даосом. Остановился.

Наставник медленно поднял на меня взгляд. И увидел, как его безучастное, спокойное лицо дрогнуло от удивления.

Нет, не меня он был готов увидеть.

Вэй Шэн что-то сказал на китайском. На что я по-русски ответил:

— Ты же знаешь, я не понимаю твой язык.

Тогда Вэй Шэн медленно поднял руки к белой налобной повязке, развязал ее. Потом положил ее перед собой. Неторопливым движением разгладил ладонями. И, опустив глаза, так же медленно наклонил голову, подставляя мне свой беззащитный бритый наголо череп.

После чего снова что-то тихо сказал на китайском.

Дулом одного из автоматов я приподнял ему подбородок.

Взгляд Вэй Шэна казался невидящим. И вообще весь его облик стал отрешенным и замершим, как сам Шанхай. Вне времени, вне пространства. Похоже, он и правда готовился умереть.

— Встань, — сказал я ему, жестом показывая, чего хочу. Наставник понял не сразу. Тень удивления снова скользнула по его лицу, превращая мумию в живого человека.

Он плавно поднялся с земли и опять вопросительно посмотрел на меня.

— Идем, — указал я на монастырь.

Тот кивнул. И направился в «Нефритового Будду». Я пошел следом, бряцая оружием и на всякий случай держа на прицеле Вэй Шэна.

Тот покорно следовал до самых ворот, но прямо перед ними остановился и обернулся на меня. Пальцем указал на оружие у меня в руках. И многозначительно покачал головой.

Ну что же. Ладно. Допустим.

Я опустил дуло автомата. Это была максимально допустимая для меня уступка. И Вэй Шэн, вероятно, понял это. Помедлив, он плавно склонил передо мной голову, а потом повернулся лицом обратно к монастырю и открыл незапертые ворота.

Монотонное горловое пение разом стихло.

На меня уставились десятки пристальных глаз. При этом никто из монахов не шевельнулся, не встал со своего места. Вэй Шэн прошел к своим. И тоже сел на землю.

Теперь абсолютно все смотрели на меня.

Вэй Шэн снова что-то сказал, и на этот раз его фразу перевел Дэн, которого я не сразу узнал в оранжевых одеждах.

— Наставник просит тебя забрать, что ты хочешь, и уйти, не проливая крови, — сказал он. — Если ты не станешь убивать, мы не станем защищаться. Все живое заслуживает того, чтобы жить.

Я кивнул, не сводя пристального взгляда с этой странной толпы.

Жреца среди монахов не было.

— Согласен, — сказал я.

— А где остальные воины, которые должны прийти, чтобы убивать нас? — спросил Дэн. — Провидец сказал, они уже близко. Он сказал, источник силы померкнет, и в монастырь придут те, кто способен убить нас всех.

— Провидец ошибся. Как видишь, пришел только я. Все остальные мертвы.

Дэн пересказал мои слова Вэй Шэну. Тот медленно кивнул и что-то ответил.

— Наставник говорит — вот видишь. Провидец не ошибается, — проговорил Дэн.

Что ж. Может быть, он в чем-то и прав.

— А где же он сам? Ваш провидец? — спросил я. — Если я правильно понимаю, это же тот самый старик, который любит чинить котов и собак?

— Он спит, — сказал Дэн. — Наставник усыпил его травами.

— Зачем?

— По его же просьбе. Он был готов умереть, но не хотел никому причинять вред. Даже защищаясь.

Я кивнул.

— Понятно.

И мысленно через помощника написал Анне не атаковать без прямого приказа и выйти всем из рифта.

Пространство за спиной монахов дрогнуло. И из него, словно из воды, стали появляться фигуры.

Сначала — Север с Крестоносцем. В изодранной одежде с кровавыми пятнами. В руках гиганта вместо меча был здоровый металлический дрын, заточенный с одной стороны. Они быстрым взглядом оценили обстановку и шагнули ближе друг к другу, закрывая собой возникшего из сияния Егора с живой ношей на спине.

Последней из рифта вышла Анна. Даже со ссадиной на щеке, растрепанными волосами и белой майке с выглядывающей лямкой лифчика на плече она умела подать себя так, будто и правда была королевских кровей. Величавой походкой она прошла мимо Егора, бросила быстрый взгляд на меня, и затем — на Вэй Шэна. И первой решительно направилась ко мне.

Монахи не двигались. Тишина во дворе стала густой, звенящей, будто воздух наполнился невидимым стеклом, готовым треснуть от любого звука.

Когда она остановилась у меня за спиной, как-то сразу стало теплее.

— Уходим, все, — скомандовал я.

И мои двинулись через ряды местных обитателей.

В полной тишине мы отступали к воротам.

Я шел последним.

Наконец, вся моя группа благополучно пересекла двор и вышла за пределы монастыря.

Ворота с грохотом закрылись за нами. Засов с громким стуком задвинулся.