Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 10 Цена помощи

В первое мгновение я остолбенел.

Император, кем бы он ни был, или знает наверняка, кто такой Отшельник, или только предполагает. И блефует, чтобы подтвердить свои предположения.

А зная, кто я такой, не так уж трудно догадаться, кто такая Императрица.

Это хорошо или плохо?

И тот факт, что он предлагает нам помощь, это плохо или хорошо?

С одной стороны, мы с Данилевским в жопе. И сможем ли выбраться из сложившейся ситуации своими силами, большой вопрос. А еще — сколько времени это займет.

С другой стороны, принять помощь Императора означает стать должником неизвестно кого. И что потребуют взамен…

— Ты идешь? — окликнул меня Данилевский. И я поспешил за ним.

В офисе творилось что-то несусветное.

Шум, гам, беготня секретарей. Озадаченно сбившись в кучку, мялись в стороне несколько аналитиков, подготовленных к экспедиции, трое молодых мужчин и одна женщина. И везде, куда бы я ни кинул взгляд, в зоне видимости оказывалось сразу несколько человек в форме. Сколько их вообще сюда привезли?

Ян решительно протолкнулся в центр собственной приемной, и его голос, властный и спокойный, на мгновение прорезал хаос.

— Приветствую всех, — громко оповестил о своем приходе Данилевский, выдерживая резкий и требовательный тон при спокойном выражении лица. — Что здесь происходит?..

Но это было как попытаться остановить лавину криком. Люди в форме разворачивались к нему с каменными, непроницаемыми лицами, и возвращались к своим делам, в то время как сотрудники, по привычке вытянувшись в струнку, замерли в ожидании, чья возьмет.

София тоже остановилась за спиной Яна, глядя на него с восхищением и страхом, как на Тора, который должен был вот-вот выхватить из небытия свой волшебный молот и одним махом расплющить им головы своих неприятелей.

— Я спросил, по какому поводу такой внезапный и масштабный досмотр? — уже угрожающе повторил Ян. — И, если прямо сейчас не получу внятного ответа, вся ваша работа будет немедленно прекращена, и моя служба безопасности выставит вас отсюда к чертовой матери.

К нему развернулся высокий, сутулый мужчина с лицом бухгалтера, видевшего все счета и отчеты мира.

— Приношу свои извинения, господин Данилевский. Увлеклись, не заметили, — с простовато-глуповатой улыбкой сказал он. — Неужели ваши сотрудники не доложили о проверке? Ай-яй-яй.

— Вы кто такой? — глядя на сутулого взглядом удава, спросил Ян.

— Полковник Ганечкин, Илья Андреич, — все с той же улыбкой отозвался сутулый. — Официально — ответственное лицо за проведение внеплановой проверки правомерности юридической и экономической деятельности ЦИР.

— На каком основании? Все необходимые отчеты мы предоставляли в установленном порядке, никаких нареканий Центр не имеет.

— Да что вы так нервничаете, Ян Станиславович? — все с той же улыбкой отозвался проверяющий, направляясь к Данилевскому. — Обычное дело…

— Обычным это дело может быть для галантерейного магазина, уважаемый Ганечкин Илья Андреевич, — возразил Ян. — ЦИР — это организация, где пятьдесят процентов документации имеет гриф секретности, коммерческой или государственной!

— А, ну так с этим все в порядке. На ваш аккаунт уже должны быть отправлены все соответствующие уведомления, — с тем же глуповато-доброжелательным видом отозвался Ганечкин. — Основание проверки — распоряжение начальника службы госбезопасности Ветрова Никиты Александровича, прошение министра иностранных дел Рогова Степана Николаевича к администрации президента и заявление ряда ваших спонсоров, чьи имена я не вправе разглашать, — он произнес это монотонно, словно зачитывая инструкцию к холодильнику. — В данный момент Ваши люди уже предоставили финансовые документы. Однако этого недостаточно, нам нужен доступ в отдел кадров и полная база служебных перемещений всех сотрудников за последние три года, от перечня проведенных экспедиций до логов пропускной системы и трекинга корпоративных транспондеров.

Я видел, как спина Яна напряглась. Его пальцы едва заметно сжались.

— Это что-то новое, — голос Яна потерял часть своего привычного гладкого тембра. — База персонала и данные о перемещениях сотрудников — внутренняя документация ЦИР. Для такого запроса нужны веские основания и санкция…

— В связи с недавними событиями появилась необходимость перепроверить деятельность ЦИР с точки зрения возможности интерпретации тех или иных ее действий как нарушающие международное антитеррористическое соглашение, сотрудничество с организациями, внесенными в реестр нежелательных, а также на предмет возможного злоупотребления доверием спонсоров, — не меняя интонации, парировал полковник.

В этот момент один из людей в штатском, «проверяющий» из спонсорской комиссии, не глядя, отстранил молодого стажера, который загородила ему путь с папкой в руках. Сделал это с таким абсолютным безразличием, как будто отодвинул мебель.

Это был не жест силы, это был жест полной, тотальной власти. Эти стервятники чувствовали себя здесь хозяевами. И за их спинами стояли такие фигуры, что даже Данилевский не мог просто так отмахнуться.

Ян молчал секунду, слишком долгую. Я почти физически чувствовал, как ему трудно удержать внутри себя все те слова, которые так и рвались наружу, но при этом могли бы стать последней пламенной речью в его карьере.

Это была не проверка. Это был захват. Медленный, легальный, но неумолимый. И при желании уже через час у них будет все, чтобы скрутить Яну руки за спиной. Даже если для этого в реестрах появятся документы, которых тот и в глаза не видел.

Хотя, может, он удерживал в себе вовсе не слова, а как раз тот самый молот и мысль, а не расхреначить ли все вокруг к чертям?

И в этот миг все мои сомнения испарились.

Мысленно я отдал приказ системе:

«Отправь ответ Императору. Напиши 'да».

Ответное сообщение Императору отправлено, — отозвался в моей голове помощник.

— Хорошо. Я готов предоставить вам документацию отдела кадров, — сказал Ян, и в его голосе зазвенели железные нотки — почти как у моего искусственного помощника. — Что касается перемещений сотрудников, мне необходимо связаться с нашим юристом. Поскольку эта информация касается не только сферы профессиональной деятельности, но также затрагивает частную жизнь, эти сведения я могу передать для рассмотрения исключительно в случае предъявления конкретных обвинений конкретных сотрудников правоохранительными органами. Но и в этом случае для изучения могут быть предоставлена только информация, касающаяся этих самых конкретных сотрудников, а не огульно всего штата ЦИР. Мне нужно связаться с нашими юристами по поводу всего этого… действа и прояснить правовую сторону ряда моментов. А до этих пор я бы попросил вас приостановить процесс досмотра. София, я у себя в кабинете! — заявил он и решительным шагом направился к лифту.

— Я очень сожалею за неудобства, — крикнул ему в спину Ганечкин, его глуповатая улыбка наконец сползла с лица, сменившись напряженной серьезностью. — Но в кабинет сейчас никак невозможно. Инструкция! Мы должны…

Ян остановился. Резко обернулся на каблуках. Весь его вид излучал ледяную ярость.

— Инструкция? — его голос упал до опасного шепота, который был слышен даже в наступившей тишине. — Это мой кабинет, моя собственность, и моя организация. Все это здание, если вы не в курсе, принадлежит мне! И вы сейчас находитесь на территории частной собственности, которую, согласно законодательству, имею полное право защищать с оружием в руках, поскольку вторжение в частные владения без специального постановления прокуратуры является противозаконным. Однако же я понимаю всю двойственность сложившейся ситуации. Речь идет о работе организации, несущей ответственность перед государством и инвесторами за свою деятельность, и потому я иду вам навстречу, допускаю к документации и вообще терплю ваше присутствие, хотя оно парализует деятельность ЦИР. Прямо сейчас я должен сделать ряд звонков, чтобы объяснить, почему исследовательская группа не может приступить к работе в оговоренные ранее сроки. И, вероятно, оплатить неустойку за нарушение условий договора. Я готов к компромиссам, однако вы забываетесь. В своем доме я буду работать там, где мне удобно. А именно — в моем кабинете. Прямо сейчас. Также я требую приостановить работу комиссии до приезда наших юристов. Официально уведомляю вас, что дальнейшее расследование комиссии будет проводиться исключительно в их присутствии, с составлением протокола и подробной описи всей документации, которую будут изымать ваши люди.

Он сделал шаг к побледневшему и онемевшему Ганечкину, заставляя того инстинктивно отступить.

— Надеюсь, мы достигли взаимопонимания, полковник? — спросил он с таким видом, будто в случае возражения и правда был готов пустить тому пулю в лоб.

Ганечкин открыл рот, чтобы что-то ответить, но вдруг вздрогнул всем телом и, отводя взгляд, и механическим жестом прикоснулся к виску, принимая вызов.

— Ганечкин слушает, — проговорил он, бледнея еще сильнее. Его глаза стали стеклянными, он выпрямился по струнке, будто перед ним стоял невидимый начальник.

— Так точно… — он проглотил воздух. — Но, позвольте, я… Понимаю. Слушаюсь. Так точно. Будет исполнено…

Он стоял еще несколько секунд, слушая, и на его лбу выступили капельки пота. Потом рука дрогнувшим жестом опустилась.

Он обвел взглядом комнату, увидел внимательные лица своих подчиненных и сотрудников ЦИР, и его собственное лицо исказилось гримасой крайнего недовольства и досады.

— Работу приостановить, — его голос снова стал монотонным, но теперь в нем вместо фальшивой добродушности звучало разочарование. — Все снятые копии изученных документов уничтожить. И на выход.

Один из его молодых коллег недоверчиво вытаращился.

— Илья Андреич, мы же не…

— Я сказал, приостановить! — рявкнул Ганечкин, сорвавшись на крик. — Немедленно! Проверка отложена в связи с… изменением оперативной обстановки.

В офисе воцарилась напряженная, недоуменная тишина, нарушаемая лишь бормотанием ошеломленных проверяющих, которые начали нехотя, с недовольным видом сворачиваться. Они уходили, исподтишка бросая на Данилевского косые взгляды.

Сотрудники ЦИР, не скрывая самодовольных улыбок, наблюдали за этим с явным удовольствием.

Ян не двигался, созерцая их отступление с холодным, непроницаемым лицом опытного победителя, который получил свое как само собой разумеющееся и не испытывал по этому поводу никакой особенной радости.

Ганечкин, последним выходя из приемной, обернулся и многозначительно бросил в его сторону:

— До свидания, Ян Станиславович.

— Доброй дороги, — не менее многозначительно ответил ему Ян.

Дверь закрылась. В офисе на секунду повисла гробовая тишина, а потом одновременно с глубоким облегчением выдохнули минимум два десятка человек одновременно.

Данилевский строго окинул взглядом свои владения, раскуроченные беспардонными ищейками.

— Пятнадцать минут всем на перекур и кофе, а потом привести помещение в рабочее состояние! — обернувшись к группе аналитиков, добавил: — А вы — бегом на взлетную площадку, повторный инструктаж вам проведет Давид Георгиевич прямо на станции. Монгол, ты со мной.

И мы отправились в кабинет Данилевского. Оказавшись внутри, Ян прошел к своему столу, устало опустился в кресло и нетерпеливым жестом ослабил галстук.

— Не могу определить, когда ты выглядел более мрачным: когда узнал, что офисе комиссия, или сейчас, — заметил я, расслабленно плюхнувшись на мягкий диван, стоявший вдоль стены. И сделал я это совершенно зря, потому что все мое тело мгновенно напомнило, где я был накануне.

Ян вздохнул. Поднял взгляд на огромный настенный экран, который обычно показывал какие-то схемы и диаграммы активностей подконтрольных рифтов, а сейчас транслировал мертвую синюю пустоту. Ткнул пальцем в пульт, и на стене появилась заставка новостной ленты. Звонкий женский голос начал рассказывать о каком-то докторе Реймонде, пострадавшего вместе со всей командой в результате нападения террористов на лабораторию: «Официальная пресс-служба США пока воздерживается от комментариев, называя произошедшее чудовищной трагедией и выражая соболезнования семьям погибших. Подробности случившегося на данный момент также неизвестны…»

Ян еще раз нажал на кнопку, и на стене возникли уже знакомые мне пульсирующие диаграммы.

— Понимаешь, друг мой Монгол, иногда чья-то внезапная помощь выглядит ничуть не менее угрожающей, чем проблема, с которой тебе помогли. Остановить такую машину одним звонком мог только кто-нибудь уровня… ну, я не знаю, — он горько усмехнулся, — президента.

— Или императора, — тихо добавил я.

— Императора?.. — переспросил он, вопросительно приподняв брови.

Я вздохнул.

— Пока ты вел свою дуэль с Ганечкиным, у меня был короткий диалог в одном секретном чате. Человек с игровым ником «Император» предложил помощь. Я только что принял его предложение. Извини, что не спросил твоего мнения на этот счет, но как бы ситуация не располагала к совещаниям. Ну и… похоже, его помощь пришла почти мгновенно.

Данилевский добрую минуту молчал, глядя на меня застывшим взглядом человека, глубоко погрузившегося в себя.

— Может, еще раз по виски? — предложил я, чтобы как-то разрядить обстановку.

Ян фыркнул.

— На моей должности ты бы спился, — он тронул инфономик и холодным тоном потребовал у секретаря принести два кофе.

— Тоже хорошо, — согласился я.

— А теперь расскажи мне, что ты знаешь о персоне, которая скрывается за этим ником.

— Практически ничего, — пожал я плечами. — Только то, что он где-то в России и занимает достаточно высокое положение, чтобы вот так, одним шепотом на ухо, разгонять целые спецкомиссии. А еще он назначил мне встречу. В семнадцать часов. Вероятно, тогда я и узнаю цену его помощи.

Ян смерил меня долгим взглядом, в котором читалась тревога, смешанная с вынужденным доверием. Он кивнул в сторону окна, за которым на частной парковке стояли его машины.

— Хорошо. Поедешь на «Кассандре». Пусть ее ИИ на всякий случай будет наблюдателем. Если вдруг что-то пойдет не по плану, мы вмешаемся.

Я улыбнулся.

— Чтобы министерство внутренних дел убедилось, что начальник такой же отвязный террорист, как и подчиненный?

— О чем ты? — прищурился Ян. — Просто господин Калинин вверил моим заботам безопасность ценного свидетеля, и я намерен справиться со своей задачей, — усмехнулся он.

А потом встал и все-таки налил нам виски — как раз в тот момент, когда секретарь принес кофе.

До назначенной встречи оставалось немногим более часа, так что особо расслабляться времени не было. Только выпить по сто пятьдесят, посидеть минут десять в тишине. И вот я уже слушал инструкции Данилевского по поводу управления умной машиной. «Кассандра» была настоящим произведением искусства из углеволокна и нейросетей. С того момента, как Ян внес в ее память мои биометрические данные и присвоил статус хозяина, она начала слушаться меня, как верная овчарка. Я временно вернул ей вербальную функцию, отключенную Данилевским, и даже немного поболтал по дороге. Пока ее бархатный женский голос не сообщил мне, что до конца маршрута осталось пять минут.

Консерватория, напротив которой мы должны были встретиться с Императором, располагалась в очень колоритном месте. Неоновые рекламы и прозрачные аквариумы кафе здесь соседствовали со старинными колоннами и грязным обшарпанным двором, где на серой стене огромными красными буквами было написано: «Суки все сдохните». Молодая женщина с кофром для скрипки материлась на парковке, пытаясь доказать мужчине в зеленых кальсонах и красной футболке, что он не прав. «Кассандра» бесшумно проехала мимо них и припарковалась в вип-зоне, отмеченной зеленым квадратом, прямо в тени бронзовой статуи Чайковского.

Я вышел. «Кассандра» сама закрыла двери. Влажный воздух был наполнен запахами дорогого парфюма, подворотни и уличной пыли.

Долго ждать мне не пришлось. Отделившись от основного потока машин, к Консерватории свернул длинный, стремительный силуэт роскошного черного лимузина. Автомобиль притормозил прямо рядом со мной.

Задняя дверь открылась, и из автомобиля донесся мужской голос, почему-то показавшийся знакомым:

— Садись, Отшельник.

Я двинулся к лимузину…

И увидел на заднем сидении Никитина.

Дыхание перехватило, будто от удара в солнечное сплетение. Вся ярость, ненависть, удивление, вперемешку со здравым смыслом и осторожностью спрессовались в единое целое, не давая вздохнуть. Руки рефлекторно сжались.

Никитин. Глава Белой Короны. Мой бывший куратор. Мой враг.

И, судя по всему, он же — Император.

— Давно не виделись, Монгол, — с неуловимой усмешкой на губах сказал он. — Не стой, присаживайся. Разговор есть.

В этот раз иллюстрация будет только одна =\:)