Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 23.5 (Бонусная). Рождение легенды

Контрольная полоса краснела, как щелка у шлюхи.

До раздачи еще два часа, а гребаных телят вокруг уже набралось, как собак нерезаных. И все такие вежливые, расступаются. Рожами кивают, суки.

Как будто им что-то перепадет с хозяйского конца. Ага, пусть держат рот шире!

Сегодня отовариваемся мы, Гусятинские и Берсы. Так что нихера им не достанется.

— Слышь, Броненосец! — ткнул меня Лось локтем в бок. — А вон там вообще кто такие? — кивнул он на кучку живого говна с бритыми башнями и татухой на лбу.

Я прищурился.

— Хер их знает. Чето я раньше такой братвы здесь не видел.

— Стоят среди мелкашей, а мы их не знаем. Как-то нехорошо это, — протянул Лось, ухмыляясь. — Может, вернем телят в стойло, раз заблудились? Каждому ведь свое место положено. Кому за столом есть, кому под столом сесть. А кому и парашу вылизывать.

Этот за любой закон, сука, вступится, лишь бы кому кишки наружу выпустить. И виновным, и невиновным, и тем, кто рядом стоял. А мне потом Зоркий ребра переломает за то, что без темы на базаре клюкву устроили.

Сейчас все уважаемые группировки держат базарные правила. Из-за мясорубки в прошлом году, в феврале. Кровищи тогда на снегу было столько, что один из Ложкарей даже контрольной полосы не заметил. Вылетел за рубеж и сдох под турелями, как идиотина. Тогда наш Зоркий и кинул клич обновить субординацию. И все, как один, откликнулись. Ну, кроме Быков. Так их потом все остальные и поимели дружно. Во всех смыслах. Кому повезло, тех закопали. Из остальных Гусятинские потом баб себе сделали. А двух жирных вообще мелкашам скинули вместо тушенки, что им не досталась.

Вот тогда и поставили правила, как распределять, в каком порядке отовариваться, какой процент мелкашам оставлять. Так сказать, для поддержания популяции. Самыми несговорчивыми Ангелы оказались. В одну харю целую пайку недельную раз в месяц себе затребовали. Но там даже спорить никто не стал — да ну бы нахрен, себе дороже. По сравнению с ними даже Быки не быдло какое отбитое, а добрые люди. Если мы когда-нибудь с Ангелами воевать станем, я уж лучше себе вены нахрен перегрызу, чем в руках их скульпторов окажусь.

Вот с тех пор и появились новые правила. И одно из них — клюкву без темы на базаре не лить!

Правда, упырей это не касается, так что я вскинул Волка и двумя выстрелами уложил одного из них, прячущегося за деревом.

Вот дебил, как будто вонищу за деревом спрячешь!

Народ вокруг сразу притих и пригнулся. Упырок шлепнулся на землю во всей красе — полуголый, всклокоченный, в лохмотьях.

Мелкаши выдохнули. Заулыбались. Расступились сразу как надо, с уважением.

А я громким присвистом подозвал Локи.

Тот появился через полминуты, во всей своей красе. Полуголый, космы длинные по плечам, улыбка безумная. Говорит, людей расчленял. И я ему верю. Но все равно хороший парень, дела делает аккуратно.

— Татуированных мудаков к телятам спусти, будь другом, — сказал я, и указал стволом, кого спускать надо.

— Ладно, — еще шире улыбнулся Локи.

И буквально тремя размашистыми звериными прыжками очутился перед лысыми. Взмах руки — и вместо плеча и предплечья у Локи возник клинок, острый как бритва. Еще один взмах — и у ближайшего к нему лысого мужика кусок скальпа в сторону отлетел, как лист, отсохший с дерева.

Отлетел и шлепнулся прямо в рожу к одному из Барабанщиков.

Лысый завизжал. А барабанщик только икнул и молча с физиономии подарочек соскреб. И стоит себе дальше, со всем уважением. Вот что значит — хоть и банда маленькая, а люди в ней достойные!

Локи с довольной улыбкой слизнул кровь с клинка.

— У кого-нибудь еще есть что-то лишнее?

Лысые испуганно затрясли головами, медленно отступая.

— А я ведь сейчас поищу, — весело отозвался Локи, улыбаясь еще шире.

Лысые ломанулись от мелкашей с таким рвением, что даже Лось заржал, хотя ему вечно кажется, что другие работают хуже, чем он сам.

Берсы уже стояли на месте. Четко заняли периметр, стволы на всякий случай на взводе.

Мы приветственно покивали друг другу. Паша Мокрый мне даже крикнул:

— Здоров, Броня!

— И тебе не хворать! — отозвался я.

Ненавижу Берсов. Жируют, как суки последние. У них в составе группы пятеро блатных есть, типа из корпоратов. Тем передачи вагонами сюда пригоняют. Один раз даже телку пригнать умудрились и мешок химозы. Потом две недели по лесу ходить было стремно — мужики то китов по оврагам отстреливали, то кому-то вдесятером голову к жопе пришивали. Правда, в итоге смешно получилось. Такой рогалик выкрутили, да еще веки отрезали, типа чувак на свои яйца удивленно пялится. Но вообще это, конечно, все-таки печально, когда люди усвинячиваются в хлам и достоинство теряют. Я против такого.

Но одеты они все не в казенное говно, а в настоящие волковские комбезы, и с брониками, и с подвесами. Такого бы завалить да раздеть. Жаль только, потом ничего не попользуешь толком — шмот такой, что это равносильно себе на спине мишень нарисовать и над головой транспарант сделать: «Я завалил Берса».

И нахрена им государственные дотации? На одних своих передачах могли бы прожить влегкую.

Я оглядел своих. По договору, старшие на базар приходят составом по десять человек. У меня сегодня в группе только три измененных: Локи, Филя и я. А Берсы вон полсостава из улучшенных кадров набрали. К чему бы?

— Лось, давай-ка с Филей на фланг, и смотрите в оба, — негромко скомандовал я. — И оттесните там мелких, что-то они больно близко нас подпирают под жопу.

— Понял, — просиял Лось.

Вообще, он тоже хороший парень. Только кулак у него такой, что не у каждого измененного найдется. С одного удара оленя убить может.

Наконец, со стороны равнины потянулись Гусятинские, шутки ради распугивая народ огнем. У этих сегодня двое измененных, один который черный и по-русски ни бельмеса, а другой персонаж так вообще просто жжет! В смысле, пирокинетик. Да еще и настоящая баба. Ох, рискует Романыч такие сиськи без надзора отпускать. А вообще мне Гусятинские нравятся. Сектанты, конечно. Но ребята простые, приветливые. И работать умеют. Что упырей вырезать, что птицу выращивать. Сообразили ферму, поставили дело на поток, теперь всякие ништяки на мясо и яйца выменивают.

Парни заняли свое место слева от нас. Я перекинулся с ними парой фраз, скосил глаза на девчулю. Пышная, сладкая! Красота! Не то что у моего шефа. У той что спереди, что сзади — если не подписать, в жизни не поймешь, что баба. Так, пацан какой-то.

Я взглянул на часы.

До начала базара оставалось еще больше часа.

Красные лучи турелей энергично ощупывали вверенную им территорию. Время от времени башни с урчанием поворачивали орудия то в одну, то в другую сторону, словно выискивая жертву. Но на самом деле они лишь следовали заданной программе демонстративного контроля, чтобы никому из заключенных не закралась опасная ошибочная мысль, что система неисправна.

По ту сторону от контрольной линии мерцал разлом.

Нулевая точка системы координат местного мира, разделившая навсегда чьи-то судьбы на «до» и «после».

А по эту сторону от залитой красным полимером границы царило напряженное ожидание.

Заключенные, сбившись в плотные группы и хищно озираясь по сторонам, расположились вдоль линии согласно существующей иерархии лагерей, к которым они принадлежали.

Наконец зеркало рифта прояснилось, и из него потянулись спецы в бронекостюмах цвета хаки и с забралами на шлемах.

Заключенные все разом умолкли и напряглись еще больше.

Первая группа военных выстроилась за турелями, подняв автоматы наизготовку.

После чего из рифта появилась вторая группа. Молча и быстро они по двое принялись вытаскивать из мерцания серые стандартные ящики с маркировкой «НР-Снабжение» и складывать их в аккуратную пирамиду.

Им было плевать, кто и каким образом будет прорываться к этим запасам, расположенным в одной точке. Их дело — доставить положенное количество ящиков заключенным. Распределение не входило в их обязанности.

Закончив выгрузку, спецы стали отступать к разлому. Быстро, профессионально, спиной. Пока, наконец, последний из них не шагнул в дрожащую пелену.

И тогда началось то, что местные называли «базаром».

Три основные группировки двинулись к ящикам, контролируя мелкие банды и друг друга.

«Мелкаши» заворчали, но открыто возражать никто не решался. Они знали свое место — ждать, когда «акулы» насытятся, и подбирать объедки, сражаясь между собой.

Но объедков хотели все. Один из одиночек, или на местном сленге, «телят», не выдержал и, схватившись за свой автомат, вдруг завопил:

— Братва, вперед!!! — и с диким воплем рванулся к ящикам, надеясь проскочить в образовавшуюся брешь.

Автомат в его руках выплюнул короткую очередь.

Но бунтарь не успел сделать и трех шагов. Крупный мужчина с густой бородой с проседью и нашивкой в виде стилизованного черепа на куртке резко обернулся и, почти не целясь, всадил в него три пули из карабина. Выстрелы прозвучали сухо и буднично. Парень рухнул на землю, дернулся раз-другой и затих.

Но мелкие группировки уже пришли в движение.

Они потянулись вперед, прячась за спины друг друга. Раздались хаотичные выстрелы.

В ответ «старшие» сдвинулись единым фронтом.

— Совсем охренели, паскуды⁈ — рявкнул один из «Гусятинских».

— Повеселимся! — прошипел полуодетый парень с длинными темными волосами и зловещей улыбкой на лице. Его рука трансформировалась в клинок и с размаху вспорола живот оказавшемуся поблизости мужчине.

Распугивая обезумевший народ, со стороны «старших» полыхнуло пламя — это молодая темноволосая женщина продемонстрировала свои способности в деле. Попавшие под ее атаку люди с криком бросились наутек. Одежда на них полыхала вместе с бородами и волосами.

И в этот момент из толпы «мелкашей» в армию «старших» влетела граната.

Кустарная, в жестяной банке, с торчащим фитилем, который дымился, оставляя в воздухе едкий шлейф. Она покатилась по влажной земле, подпрыгивая на кочках, и легла аккурат под ноги Берсам.

На секунду все замерли. Даже те, кто уже бежал, споткнулся и застыл в немой сцене. Время будто бы растянулось, наполненное лишь шипением фитиля.

— Рассыпааааайсь! — проревел кто-то, и магия рухнула.

Двое «старших» рванулись в стороны, но было поздно.

Оглушительный, глухой взрыв разорвал тишину. Клочья земли, обрывки одежды и кровавые фрагменты тел взметнулись в воздух. Ударная волна отшвырнула стоящих рядом, сбила с ног нескольких нападавших. Ругательства и вопли раненых потонули в ругани уцелевших.

Дисциплина «старших» рухнула вместе с их бойцами. Теперь это была не организованная сила, а толпа озверевших людей, жаждущих мести. Они открыли беспорядочную стрельбу по толпе «мелкашей». Те, в свою очередь, обезумев от страха и ярости, полезли напролом. Кто-то стрелял, кто-то метался, кто-то в отчаянии кидался с ножом на ствол автомата.

И в этот момент на краю поля боя появился темноволосый молодой мужчина.

Он буквально материализовался в воздухе из ниоткуда. Высокий, широкоплечий, в непромокаемой куртке, с автоматом на груди. И совершенно невозмутимым, даже отрешенным лицом. За ним, припадая на лапу, из кустов выскочил тощий, длинномордый зверь с красными глазами. Тварь оскалилась, рыкнула на кровавую мясорубку, но тут же юркнула обратно в чащу.

В пылу сражения на появившегося вдруг парня поначалу мало кто обратил внимание.

Пока он не поднял руку, и по земле не поползла густая дымка. Она несла тишину. Незнакомец медленно шел вперед. А его противники просто падали ему под ноги с хриплыми, захлебывающимися звуками. Один, еще двое, и еще…

А он шел вперед, будто божество смерти, пришедшее взять свою дань.

Перепуганные «мелкаши» бросились врассыпную.

Зато из стана Берсов выскочил измененный. Его тело трансформировалось, разорвав дорогую куртку. Шея стала бугристой и толстой, плечи раздались, все верхняя половина тела покрылась чешуйчатыми наростами.

И в этот момент темноволосый будто исчез, и тут же появился с другой стороны от противника, вынимая ядовитый клинок у того из бедра. Миг — и у чешуйчатого изо рта и ушей хлынула кровь.

А незнакомец пошел дальше.

— Стоять!!! — заорал на него один из Гусятинских, схватившись за автомат.

Но дымка оказалась быстрее. Она обволокла Гусятинскому автоматчику ноги по колено. Прорезиненные сапоги зашипели и поползли пузырями, брюки истлели, кожа на голенях начала сползать с мышц, как растопленный пластик. Мышечные волокна распадались на глазах, обнажая кость. С жутким воплем боец рухнул в грязь, хватая руками воздух. Его пальцы, коснувшись едкого тумана, тут же покрылись язвами, и плоть с них слезла до костей.

И в это мгновение перед темноволосым парнем скользнула гибкая полуголая фигура с клинком вместо руки.

— Локи, назад!!! — раздался яростный возглас над толпой. — Назад, или пристрелю нахрен! Все назад!

Это кричал один из людей Зоркого, крупный парень с титановой пластиной на одной половине лица, за которую его и прозвали Броненосцем.

Темноволосый вопросительно посмотрел на мечника.

Тот разочарованно выдохнул, развел руками — и исчез с его пути.

— Что он делает⁈ Стреляйте! — заорал самый низкорослый и седобородый из Гусятинских. — Прикройте Лику!..

И в темноволосого незнакомца полетели пули.

Но того уже не было на месте. Теперь он двигался с нечеловеческой скоростью, оставляя за собой размытый силуэт. Пули впивались в землю и в тела тех, кто оказывался сзади.

Из левой ладони чужака вырвался сгусток абсолютной черноты, приняв форму длинного, изогнутого ядовитого клыка. Одно молниеносное движение — и лезвие вошло под ребро оказавшегося рядом противника. Тот не крикнул — захрипел, изрыгая кровавый поток себе на грудь. Полоснув остатки Берсов очередью из автомата, темноволосый исчез и снова возник в тридцати метрах. Молниеносное движение рукой — и еще двое Гусинских парней, оказавшихся у него не пути, рухнули ему под ноги заливаясь кровью.

Он был повсюду. Дымка, подчиняясь его воле, ползла к пирамиде с ящиками, отсекая и растворяя всех на своем пути.

За несколько минут поле превратилось в филиал ада.

И тут Броненосец, двухметровый парень из группировки Вика Зоркого, громко, срывающимся от напряжения голосом крикнул, поднимая руки вверх:

— Всем отбой! СТОП!!! Остановись, мужик, твоя взяла! Чего ты хочешь⁈

Пришелец остановился. Дымка у его ног застыла, перестала расползаться.

Все остальные «старшие» тоже замерли, переводя удивленный взгляд с незнакомца на Броненосца, и обратно.

— Трус, — прошипела женщина.

— Дура! — парировал Броня. — Нахрена нам просто так убивать друг друга? Слышь, дружище, — заговорил он снова, обращаясь к темноволосому. — Чего тебе надо? Давай попробуем договориться. — Хорошо, — отозвался незнакомец. — Давай попробуем. Те, кто хочет жить, пусть отойдут на сто метров. Остальных я убью. Потом возьму то, что мне нужно, и уйду.

Голос его был ровным, без злости или сочувствия.

Как и полагается богу смерти.

Народ торопливо принялся расползаться в стороны. Кто-то с ужасом на лице. Кто-то — с полубезумной улыбкой ощупывая взглядом трупы.

Броненосец молча кивнул, сглотнув ком в горле.

— Договорились. А ты… Ты новенький, как я понимаю? Уже вступил в какую-нибудь группировку?.. Зоркий уважает измененных, их у нас много! Ты, если что…

Темноволосый выразительно покосился на собеседника.

— Сто. Метров.

— Ладно, ладно. Все, ухожу. Но ты же просто… ты же просто огонь, мужик! Все-все, я уже ушел, видишь?

Оставшиеся в живых нехотя отступали в сторону.

А Монгол развернулся и пошёл к пирамиде ящиков. Он не спешил, его шаги были уверенными и тяжёлыми. Атмосфера на поляне натянулась до предела. Десятки глаз провожали его. Полные ненависти, страха и бессильной ярости.

Или восхищения, как у Броненосца, который мигом сообразил, насколько бесценным станет такой человек в составе группы.

Между тем Монгол принялся пополнять припасы. Горелка, спирт, консервы, сухари, боеприпасы. Термобелье. Непромокаемый спальник. Рулон тонкой пленки. Химические грелки. Бинты и антибиотики. Сахар. Шоколад. И, наконец, новые, крепкие ботинки своего размера. Присев на ящик, он сбросил сырую обувь и надел новую. Не спеша. И не смущаясь пристальных взглядов.

Наверное, было бы здорово спросить у всех этих товарищей убийц, насильников и душегубов, не встречал ли кто-нибудь из них блондина с желтыми глазами. Вот только с перепугу и со злости вряд ли кто-нибудь из них способен сказать правду.

Нет, спрашивать надо все-таки в других местах. И при других обстоятельствах.

Закончив с ботинками, Монгол закинул рюкзак за спину. Ноша получилась увесистой, но не слишком. Все продумано, взвешено. Ничего лишнего. Только то, что нужно для выживания и выполнения задачи.

Монгол повернулся к замершей толпе.

— Всё, — коротко бросил он. — Теперь можете резать друг друга.

С этими словами он развернулся и зашагал прочь, в сторону леса.

А гробовую тишину нарушил тихий, шаркающий звук.

Из-за деревьев, припадая на лапу, выскочил тот самый длинномордый зверь с красными глазами. Он проигнорировал живых, даже не взглянув в их сторону. Его внимание привлекли трупы, разбросанные по поляне. Он подошёл к ближайшему, обнюхал его и принялся торопливо рвать зубами еще теплую плоть, заглатывая ее кусками.

Монгол дважды обернулся, чтобы посмотреть, идет ли зверь за ним.

Но длинноносый лишь методично набивал себе пустой желудок.

Что ж.

Голод — древнее право. И в мире, где выживание становится единственным законом, удовлетворение своего личного голода является приоритетной задачей.

В сущности, это естественно.

Для тех, кто готов выживать, на четвереньках пожирая чужие трупы.