Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 13 Шестнадцать человек и гроб мертвеца

Нет никаких проблем собраться быстро, если в хранилище полный порядок.

После двухминутного душа я натянул на еще влажное тело новый и чистый комбез маскировочного цвета — не люблю их, но в арсенальной других комплектов на мой размер не нашлось. Легкие армейские ботинки в отличие от теплых «вездеходов» раздражающе поскрипывали, но зато оказались вполне удобными. Дальше я добавил в свою аптечку расширенный набор препаратов, кинул себе сумку с осколочными гранатами, воду в пластиковой бутылке, консервов про запас и вернул в рюкзак выложенный перед экспедицией портативный анализатор. Надел тактический ремень, уже заранее забитый магазинами.

И, прежде чем выйти, еще раз посмотрел на свой смартфон.

Связи не было. Полная информационная блокада.

Конечно, у меня был еще чат для игроков, но в сложившихся обстоятельствах как-то не хотелось нигде отсвечивать. Пожалуй, единственным человеком, которого я мог бы спросить о новостях, был Тень.

Но при условии, что он все еще работает на Лексу.

Если я правильно понял его характер, Андрей был идеальным наемником. Верным господину, которому служит. И в зависимости от обстоятельств с одинаковым хладнокровием мог бы вступить в бой как плечом к плечу со мной, так и против меня. Ничего личного, просто работа.

Так что писать ему я в итоге не стал.

Батарея грозила разрядиться через десять часов, и я вырубил устройство, чтобы сэкономить заряд. Сунул смартфон в герметичный пакет и спрятал до лучших времен в застегивающемся на молнию кармане на бедре.

Когда я вышел из арсенальной, мое лицо было спокойным, а движения — уверенными. Я встретился с взглядом Гловацкого и сообщил:

— Все, я готов. Можем идти.

Командир коротко кивнул, отдал приказ своим, и вояки зашевелились, отлипая от насиженных мест. Грохоча ботинками, мы проследовали вглубь станции к массивному бронированному лифту. Спуск занял несколько минут. Давление в ушах нарастало, свидетельствуя о том, что мы уходим достаточно глубоко под землю.

Наконец, лифт открылся, и мы вышли в просторный тоннель, напоминавший метро. Его освещали тусклые аварийные фонари, а на рельсах виднелась небольшая мотриса — без стекол в окнах, явно старая, но рабочая. В нее мы все и загрузились.

— Самый лучший путь, — пояснил Гловацкий, присаживаясь напротив меня. — Быстро, безопасно. Ведет прямиком к складам «Бастиона».

Мини-поезд плавно тронулся с места, осветив полутемный тоннель ярким светом фар.

— И что дальше, после складов? — спросил я. — Каким образом группа будет переброшена в Шанхай? Насколько я понимаю, в связи с обострившейся ситуацией это не так-то просто сделать.

Гловацкий кивнул.

— Да, не просто. Но пан Данилевский все решил. Доберемся безопасно и быстро, не беспокойтесь.

— За вас может решать кто угодно, — проговорил я, поднимая на польского командира тяжелый взгляд. — За себя я решаю сам. И прежде, чем я сделаю еще хоть шаг в составе вашей группы, я должен знать, куда конкретно она идет, каким образом и по какому маршруту. В противном случае нам может оказаться не по пути.

Гловацкий вздохнул. Кивнул.

— Понимаю. Вы не доверяете нам. Это нормально. Это правильно. Но вам стоит доверять ситуации. В эту операцию вложено много сил и ресурсов, так что не сомневайтесь: провал миссии не выгоден никому из тех, кто к ней причастен.

Я усмехнулся.

— Если мне не изменяет память, вас ведь Томаш зовут?

Лицо Гловацкого странно дрогнуло. Как будто он не ожидал, что я запомню его имя. А я между тем продолжал:

— … Так вот, Томаш. Вариантов здесь может быть только два. Или мы — единая группа, и тогда я прикрываю вам спины, а вы прикрываете мою. Или ты со своими парнями для меня лишь инструмент и способ выйти на позицию, удобную для решения моих задач. И тогда мне плевать на ваши спины, мозги на камнях и кишки по траве. Я буду действовать исключительно в собственных интересах, и палец о палец не ударю, чтобы помочь кому-нибудь из твоих. Устраивает расклад?

Гловацкий тяжело вздохнул.

— Так то ж не я придумал, пан Басаргин…

— Паны дома в мягких креслах остались, Томаш. А у нас впереди трилогия под названием «Жопа», «Жопа-2» и «Жопа в огне». Так что зови меня просто Монгол.

Гловацкий несколько мгновений задумчиво смотрел на меня. А потом медленно проговорил:

— Да. До бога высоко, до панов далеко. Так у вас говорят?

— Типа того.

— Добро. Я скажу, как добираться станем. Все одно скоро увидишь, а что не увидишь — то сам поймешь. На складе нам дадут войти в контейнер с техникой, приготовленной для доставки одному из клиентов и партнеров «Бастиона», и переправят на соответствующую точку. Когда окажемся на месте, у нас будет ровно десять минут, чтобы покинуть укрытие и перебраться в другой контейнер, с мемориальным грузом. Который доставят на борт китайского грузового лайнера.

— Мемориальным грузом?.. — переспросил я.

Гловацкий кивнул.

— Два дня назад на фабрике этого самого партнера произошел несчастный случай, — сказал он еще чуть тише, глядя в сторону. — Страшная беда, с китайской стороны погибло шестнадцать человек. Их тела было решено отправить в Ханчжоу, не дожидаясь разрешения дипломатического конфликта…

На лице у меня ни один мускул не дрогнул.

А в висках неприятно застучало.

Шестнадцать человек. Два дня назад. Как раз в тот момент, когда я вошел в рифт Данилевского.

Это явно не было совпадением. Людей просто пустили в расход, чтобы потом воспользоваться возможностью доставки того самого «мемориального груза».

И речь шла не об уродах каких-нибудь с большой дороги. И даже не о вольниках с дикарями, которых городские за людей особо не считают.

А о шестнадцати законопослушных работников фабрики. С семьями, с детьми, с планами на отпуск.

У Яна все настолько плохо, что деду уже плевать на то, какой ценой его вытаскивать?

Или он в принципе держит любых людей за мясо?

В любом случае, спасибо тебе, Томаш. Что рассказал мне. Теперь я убедился, что ни тебе, ни твоим парням, ни тем более твоему хозяину доверять нельзя.

А вслух спросил:

— Так мы, что ли, вместе с трупами, в гробах поедем?

— Не совсем так. Лететь будем как удобно, а вот когда приземляться будем, придется упаковаться по ящикам. Разгрузка автоматическая, никто не заметит, что вес двойной, гробы крепкие, надежные.

— А ты уверен, что мы поместимся?

— Я же говорю — страшное горе случилось, — выразительно посмотрел на меня Томаш. — Так что компания не поскупилась. Обеспечила покойным гробы высшего разряда. Большие, красивые. Очень просторные… Ханчжоу сейчас — технический город, там никто просто так не живет, потому что он на границе с Полумесяцем. Знаешь про эту пустошь? Так вот, тела доставят в распределительный центр на берегу реки Фучуньцзян, откуда их развезут по адресам. Наша цель — пройти через узкий участок Полумесяца и достичь Шанхая…

И тут сквозь гул мотрисы из глубины тоннеля донесся протяжный вой. Гловацкий умолк и, вздрогнув, повернул голос на звук.

Я высунулся в окно без стекла, и увидел, как в свете фар замелькали тени. Одна, две три. Они выскользнули из служебных ниш одна за другой и бросились к рельсам, обретая четкие очертания.

Это были измененные. Местные юрки, или створы. Один из них вообще не был похож на человека, скорее на тощего синюшного призрака с лысой головой и крючковатыми длинными пальцами. На двух других можно было различить остатки одежды, давно сломанные нагрудные фонари на ремнях, тяжелые ботинки. Вероятно, бывшие местные вольники.

Стрекот очереди гулким эхом отозвался в тоннеле — это солдаты Гловацкого расстреляли уродцев. Двое из них рухнули наземь, заливаясь кровью, но последний, похожий на инопланетянина, внезапно прыгнул.

Прямо на нашу мотрису, с легкостью вцепившись пальцами в сталь, как кошка вцепляется когтями в человеческую руку.

Молодой парень с оранжевыми волосами и конопатым лицом сделал нетерпеливый жест рукой. По воздуху прошло искажение, как над пламенем свечи, и маленького уродца с силой отшвырнуло в сторону.

В металле, в пробитых дырах даже осталось несколько сорванных когтей.

Польский командир недовольно нахмурился и резко прикрикнул на рыжего. Тот виновато опустил голову.

Не знаю, за что конкретно ему влетело. Если за то, что продемонстрировал мне свои способности раньше времени, то это совершенно напрасно. Я и так понимал, что со мной не пошлют просто пятнадцать вояк без мутаций.

В итоге разборка с юрками заняла немногим больше минуты. Поезд даже не сбавил ход, оставив их всех позади.

На поверхность мы выбирались через аварийный люк в полу заброшенного ангара. Ночь была холодной и туманной. Перебежками, от тени к тени, мы преодолели пару сотен метров до неприметного склада «Бастиона». Боковая дверь была незапертой. Камеры и сканеры над ней были отключены.

Внутри пахло машинным маслом, резиной и бетонной пылью. Гловацкий решительно направился к ближайшему контейнеру, который также предусмотрительно стоял незапертым.

Мы двинулись следом.

В контейнере на фиксаторах стояли две большие строительные машины. Мы расположились вокруг них и присели, схватившись руками за ближайшую опору.

Минут через пятнадцать контейнер с лязгом и грохотом закрыли. Вокруг стало темно, хоть глаз выколи. Потом нас немного покачало и потрясло — это контейнер устанавливали на перевозчик. И мы куда-то поехали. Примерно минут через сорок мы, наконец, прибыли на точку. Контейнер снова закачало, и одного бойца оторвало от его опоры и с грохотом ударило о металлическую боковушку контейнера.

— Курва, — одними губами проговорил солдат рядом со мной.

Все напряглись, но, к счастью, все обошлось. Нас поставили на землю. Кто-то снаружи со скрежетом открыл запоры и пару раз ударил ладонью по двери.

Гловацкий приоткрыл дверь, осторожно выглянул наружу, и через полминуты сделал приказывающий жест рукой, что, мол, пора выметаться.

Мы бесшумно выскользнули из контейнера и оказались в центре почти пустого огромного зала, освещенного лишь парой мерцающих ламп. Охрана в полном составе курила у выхода, повернувшись к нам спиной. Рабочие в оранжевых жилетах чем-то занимались возле большого монитора в дальнем углу.

А прямо напротив нашего контейнера стоял другой, приоткрытый, куда мы бесшумно юркнули, как мыши. Внутри в два яруса лежали шестнадцать по-настоящему царских матово-черных гробов из усиленного пластика, так что устраиваться нам пришлось в узком проходе или прямо поверх гробов. Гловацкий прикрыл дверь, и мы затихли, затаив дыхание. Только вентиляционная система мерно гудела, усиленно гоняя воздух.

Наконец, двери контейнера заперли магнитным ключом. Нас опять погрузили и куда-то повезли.

Раскорячившись поверх гробов, я в какой-то момент даже подумал, что после девятичасовой транспортировки в таком положении лечь потом внутрь, как это ни странно, может оказаться даже приятно.

Аэродром я угадал по специфическому шуму. И, честно говоря, внутри все сразу замерло, а руки сами потянулась к автомату.

Если будет досмотр — нам крышка.

Но почему-то никто этого делать не стал. Покойников подняли на борт, а примерно через полчаса я почувствовал, как лайнер пришел в движение и покатил на взлетную полосу.

Вскоре мы были уже в небе.

Когда набор высоты закончился, Гловацкий поднес к замку контейнера магнитный ключ и ногой открыл дверь.

Обнадеженный народ счастливо выдохнул и пополз к выходу, чтобы размяться.

Первые полчаса я рисовал Гловацкому на бумажке примерный план «Нефритового Будды» и заодно объяснил, что среди монахов есть два человека, которых трогать нельзя. Даже если вдруг они станут атаковать. Сначала рассказал про Дэна, и что Биосад явно не обрадуется, если мы поможем одному из членов семьи живым, а другого сделаем мертвым. Про Жреца пришлось творчески наврать, напустив тумана и выставив его вероятным родственником то ли Никитина, то ли Ладыженского. Гловацкий недовольно хмурился, но кивал, соглашаясь.

Через полчаса темы для обсуждения закончились. И я осознал, что все это время разговаривали только мы двое. Все остальные сидели практически в немой тишине, разве что изредка обмениваясь короткими фразами.

А теперь умолкли и мы с Гловацким.

В общем, об легкость нашей дружественной атмосферы можно было ненароком убиться.

Наконец, мы почувствовали, что лайнер пошел на снижение, и польский командир отдал приказ своим солдатам. Те шустро сняли верхний этаж гробов и принялись организованно укладываться к покойникам в белые рюши.

Я прикинул, что верхнему слою забираться внутрь будет значительно труднее, и тоже выбрал себе гроб в дальнем углу.

Моим соседом оказался маленький худой дядька с бородкой. Он оказался холодным, как курица из морозильника, но зато неожиданно благоухающим, как майская роза.

Прости, мужик, но придется нам в одной койке полежать до поры до времени. Знаю, что это не доставит нам обоим удовольствия, но что поделать.

Запихнув в ноги рюкзак, я забрался внутрь. На всякий случай бегло осмотрел крышку, прежде чем закрыть ее, убедился, что под тканью имеется приличное вентиляционное отверстие, и опустил ее.

Крышка закрылась мягко и плотно, и мы с мертвецом остались наедине. Я слышал, как сверху на нас ставили еще один ящик. Как Гловацкий поторапливал своих парней.

А потом наступила тишина.

Я бы даже сказал, мертвая.

В гробу быстро стало душно, ароматы бальзамирующих средств вызывали тошноту.

Наконец, нас тряхнуло — это приземлился лайнер.

Разгрузка началась почти сразу. Я лежал в темноте, слушая гул самолетов. Наконец, мой гроб…

Тьфу ты. Сплюнуть бы, чтоб не накаркать, да некуда.

В общем, нас с бородатым резко дернуло, но потом опустило на место.

Стараясь не шуметь, я проковырял дыру в ткани, прикрывавшей вентиляционное отверстие, и увидел, что из контейнера на свежий воздух и яркий свет выкатили платформу, на которой был установлен мемориальный груз, и автоматический погрузчик, набрав целую пачку гробов, никак не мог подцепить следующий — видимо, потому что их размеры изрядно превышали стандартные параметры. После третьей неудачной попытки электронные мозги сообразили, что миссия невыполнима, и умная машинка с дюжиной черных ящиков покатилась по бетону прочь.

И тут что-то пошло не так.

Видимо, все-таки гробы были слишком большие. Или крышки у них были слишком гладкими. Или просто погрузчик не смог всё сложить правильно.

Но траурная пирамида на его держателе вдруг покачнулась, и… со зрелищностью карточного домика вся эта заупокойщина рухнула. Ящики с треском падали на бетон, разбиваясь в щепки, крышки отлетали, и оттуда на пустынный бетон маленького аэродрома вываливались то матерящиеся солдаты, то мертвецы.

Местный сотрудник в ядовито-зеленой жилетке изумленно разинул рот, роняя электронную сигарету. Еще бы, не каждый день увидишь, как мертвецов вперемешку с живыми расплескивает по взлетной полосе!

Местная охрана, находившаяся в сотне метров от нас, обернувшись на грохот, буквально застыла.

Кто-то торопливо по-католически перекрестился.

Кто-то потянулся к автомату…

Прямо перед моим гробом распахнулся ящик, из которого поднялся покрасневший от ярости и негодования Гловацкий, у которого из глотки вырвалось что-то невнятное и хриплое.

Я натянул на лицо балаклаву, резко оттолкнул крышку своего гроба и выбрался наружу, с силой вдыхая прохладный воздух, не отравленный сладковатым запахом бальзамирующих средств. Перед глазами проплыли темные пятна. По взлетному полю, мигая синими огнями, уже неслись машины службы безопасности.

— А гробы-то, похоже, тоже китайские? — сипло произнес я, потирая ушибленное плечо и оглядывая разбросанные по взлетке гробы, трупы и ошалевших солдат.

Полоснув предупредительной очередью в сторону охраны, я подхватил рюкзак и рванул в сторону припаркованных сбоку на пустыре машин, не дожидаясь команды польского командира. Следом за мной, отстреливаясь от пришедших в себя охранников, ринулись остальные.

Мы неслись от места катастрофы, пригибаясь пониже и оставляя за собой настоящий хаос из трагедии, комедии и русской драмы с глубокой рефлексией.

Курва. Лучше бы я полетел в Китай один.