Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 20 Ставки и сделки

Лекса нервничала.

Не то чтобы она боялась или что-то в этом роде. Чувство самосохранения в ее личностных настройках всегда работало на минимальных мощностях. Будущее ее не пугало — Лекса в принципе не любила задумываться о завтрашнем дне и рассчитывать возможные последствия своих достижений и промахов. Поражения в бизнесе, финансовые потери и репутация девушку не беспокоили.

Но сейчас ей предстояло очень важное дело. Груз ответственности тяжелым бременем давил ей на плечи. Время от времени Лексу неудержимо накрывало воспоминаниями, и тогда ее тонкие пальцы начинали дрожать от ярости.

«Я справлюсь», — мысленно повторяла она себе, теребя край юбки.

Инфономик слегка шумел в режиме ожидания. Иногда она слышала, как Андрей, он же Тень, вздыхает или подкашливает. Это успокаивало.

Наконец, она услышала его ровный голос:

— Гость подъезжает к воротам.

Лекса на мгновение затаила дыхание, потом медленно выдохнула.

— Я готова. Впускай его.

— Вы уверены, что в моем присутствии нет необходимости? — осведомился он.

— Абсолютно.

Она поднялась со своего места. Цокая каблуками, вышла из кабинета отца в большой холл — тот самый, где не так давно она сидела, не чувствуя земли под собой и сжимая в руках наследство, оставленное отцом перед смертью.

Тогда здесь было очень много лишних людей.

Теперь не было никого.

Лекса избавилась от штата прислуги, оставив только автоматизированную систему охраны и двух самых пожилых женщин из числа горничных. Не потому, что брезговала клинингом по вызову, а потому что пожалела старух, которым вряд ли удалось бы теперь найти приличную работу.

Она остановилась в центре холла, скрестив руки на груди. Ладони вспотели.

Долго ждать не пришлось.

Дверь открылась, и убийца ее отца вошел в холл.

Константин Андреевич Ладыженский.

Он вошел так, будто входил сюда всегда — без тени сомнения, с холодной, неоспоримой уверенностью. Среднего роста, подтянутый, с военной выправкой. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Темные вьющиеся волосы тронуты сединой. На щеке — хорошо заметный, но не уродующий шрам. Отец говорил, что Ладыженский вошел во власть, будучи меченым, и с тех пор оставил шрам как аксессуар. Небрежно распахнутый пиджак, рубашка без галстука, две верхние пуговицы расслабленно расстегнуты — видимо, для того чтобы подчеркнуть неформальность встречи.

При этом абсолютно вся одежда — черная.

Траурная.

Он окинул холл беглым взглядом, и лишь затем его глаза остановились на Лексе.

— Александра, — проговорил негромко он, и голос был бархатным и обволакивающим, как яд. — Приветствую. Рад видеть вас в добром здравии.

Губы Лексы дрогнули.

— Константин Андреевич, — отозвалась она. — Надеюсь, вы не расстроитесь, что я не могу сказать о вас того же.

— Нет, — сказал он. — Я не имею обыкновения расстраиваться по мелочам.

Лекса чувствовала, как по спине бегут мурашки. Каждая клетка ее тела кричала о ненависти. Пальцы сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Она заставила себя расслабить руки и чуть кивнуть.

— Прошу, проходите.

Она не двинулась с места, указывая жестом на массивный дубовый стол с двумя диванчиками, один напротив другого. Ладыженский медленно прошел мимо нее, и Лекса уловила запах его парфюма.

Он сел, положив ногу на ногу.

— Вы проявили неожиданную решимость и настойчивость, чтобы организовать эту встречу. Так что я решил удовлетворить вашу… необходимость посмотреть мне в глаза. Но, по правде говоря, даже не представляю, о чем нам разговаривать.

Лекса села напротив.

Интересно, если бы она ударила прямо сейчас, у нее были бы шансы убить самодовольного ублюдка?..

— У меня нет абсолютно никакой потребности или желания смотреть на вас, — проговорила она. — Но отец всегда учил меня, что там, где начинается бизнес, эмоции должны заканчиваться. Поэтому я и пригласила вас сюда.

Константин Андреевич озадаченно посмотрел на девушку.

— Мне жаль вас разочаровывать, Александра, но при всем моем соболезновании вашему горю и снисхождении к юному возрасту говорить со мной в таком тоне недопустимо. Впрочем, как и рассчитывать, что я из сочувствия соглашусь иметь с вами хоть какие-то совместные дела. Круг ваших интересов, уж извините за тавтологию, мне не интересен.

У Лексы от его снисходительного тона все внутри аж вскипело. Но она сохранила спокойное выражение лица и спросила:

— Хотите сказать, вам совершенно не интересно, кому достанется наследие Яна Данилевского и архивы ЦИР?

Слова повисли в воздухе, тяжелые и звенящие. Взгляд Ладыженского стал острым, сфокусированным.

— Продолжайте, — сказал он, и в его бархатном голосе появилась стальная нить.

— Государственные органы готовы одобрить в качестве нового куратора «ГеймМастер». Формальной причиной для этого является активное участие моего отца в совместных проектах с ЦИР и щедрое спонсирование организации. А неофициальной — тот факт, что они считают меня дурой… — брови Ладыженского удивленно приподнялись. — Впрочем, как и вы, — глядя ему прямо в глаза, с легкой улыбкой сказала Лекса. — А значит, проблем со мной не будет. ЦИР станет удобным и беспроблемным, и вскоре благополучно загнется. Решение было бы уже подписано, если бы не активное давление со стороны Биосада и Белой Короны. Так что я хочу предложить вам партнерство. Не подачку, не откупные, а именно партнерство. Вы получите доступ к… артефактам ЦИР. Я — повышение своего статуса и укрепление пошатнувшейся репутации компании. И, разумеется, доступ к информации, которую вы сумеете почерпнуть из носителей.

Ладыженский озадаченно смотрел на нее. Казалось, он не совсем понимает, о чем идет речь.

Лекса не удержалась от победоносной улыбки.

— Не может быть. Неужели ваш глубокоуважаемый партнер не сообщил вам, на какую кость сбежались все собаки? Речь идет о носителях информации, которые Данилевский нашел в одном из рифтов. Рядом с трупом одного из представителей внеземной цивилизации. Он даже начал процесс дешифровки.

Ладыженский качнул плечами.

— Что за странная информация и откуда она у вас?..

— Думаю, на эту тему вам лучше поговорить не со мной.

Лекса хлопнула в ладоши, и умный дом послушно погасил свет и опустил жалюзи. Обернувшись к кабинету отца, вытянула руку с пультом управления и нажала на кнопку. И посреди комнаты неоновым светом вспыхнула голограмма отца. Огромная, чуть искаженная из-за большого увеличения.

— Приветствую, Константин, — гулким голосом проговорила голограмма. — Рад встрече. Жаль только, что она оказалась возможной только после моей смерти, но, как говорится, у всего есть свои недостатки…

В бликах зеленоватой фигуры Генриха Штальмана удивленное лицо Ладыженского показалось Лексе мертвенно бледным.

— Если бы не он, хрен бы я вас сюда пригласила, — пробормотала она, доставая из кармана сигареты. — Но отец верит в особую продуктивность сотрудничества «ГеймМастера» со «Всевидящим Оком».

— … И не ошибается, — с улыбкой отозвался Штальман. — Принеси нашему гостю чего-нибудь выпить? Разговор будет долгим. Константин, вы же не откажете в этом удовольствии покойнику? Это было бы невежливо. Смерть — удивительный опыт. Усмиряет гордыню и очень мотивирует на сотрудничество.

Ладыженский перевел вопросительный взгляд на Лексу.

— Это диалогически вариативная запись? Или конструктивная имитация личности?

— Нет, это полностью оцифрованное сознание, — отозвалась девушка, как будто сообщала что-то само собой разумеющееся.

— И я надеюсь, что вы не станете об этом распространяться, — добавила голограмма. — Но, прежде чем мы начнем говорить о возможном будущем, я бы хотел закрыть тему прошлого. Я не виновен в гибели вашего сына, Константин. И благодаря Лексе у меня теперь есть доказательства…

Не знаю, какому дьяволу Анна продала душу, но к пяти часам выглядела она великолепно, будто и не было никаких бессонных ночей. Узкое черное платье, похожее на строгий пиджак, и туфли на очень высоких каблуках делали ее еще стройней.

— Ну что? Не похожа на зомби? — насмешливо спросила она, наблюдая за моей реакцией.

Крестоносец насмешливо хмыкнул.

— Патриарху нет дела до того, как выглядит кусок плоти, который вы носите. Ибо дух силен, плоть же…

— Немощна, — подсказал я, вспомнив цитату из Библии.

— Это в Евангельские времена. В нашу эпоху вернее сказать — фальшива и безрадостна, как пустошь, обнимающая рифт, — назидательным тоном возразил Крестоносец.

В отличие от нас с Анной одет он был в свои обычные балахоны, только бороду и отросшую шевелюру причесал тщательней обычного. Потому что обычно они вовсе не выглядели причесанными.

Люди из Биосада приехали за нами к отелю на двух неброских машинах, зеленой и серой. Я было решил, что одна из них предназначается «чужим», то есть нам с Анной, а другая — «своему». Но я ошибся. Отдельная карета предназначалась госпоже. Патриарх предпочел разделить группу, подчеркнув статус каждого, а не родственные связи, и мне это понравилось. Только показалось немного странным, что запланированная встреча должна была происходить на территории грузового аэродрома к северу от мегаполиса, но у богатых свои причуды.

Попетляв по городу, мы наконец выбрались на пригородную трассу, и, миновав городской заслон, выехали на дикую территорию.

Во время нашего путешествия к дороге дважды выходили вооруженные группы местных, но никаких проблем с ними не возникло. Более того, во второй раз мне даже показалось, что один из дикарей приветственно махнул нам рукой.

— Похоже, дикари относятся к вам уважительно, — заметил я.

Ответ последовал не от Крестоносца, а от водителя:

— Биосад сотрудничает с местным населением, — сказал он. — Когда у этих людей есть еда и работа, от них гораздо больше пользы, чем проблем. Отстрел мутировавших животных, подавление новых воинственных группировок гораздо эффективней, когда осуществляется не патрулями, а местными.

Я задумчиво кивнул.

— Пожалуй, что так. Жаль только, что этот подход мало где используется.

— Биосад не может платить за всех, — отозвался водитель. — А на государственном уровне закрепить эту инициативу, к сожалению, не удалось. Программа показалась слишком дорогой для полномасштабной реализации.

Наконец, мы выехали на заросшую трещинами бетонку, ведущую к грузовому аэродрому. Вскоре впереди показались огни и силуэты вышек с прожекторами.

— Подъезжаем, — коротко бросил водитель.

Аэродром работал. Где-то вдалеке, за сетчатым забором, грузовики сновали между складами, а на взлетной полосе стоял тяжелый транспортник с открытым грузовым люком, вокруг которого копошились фигурки в комбинезонах. Но наша колонна свернула в сторону, к отдельно стоящему ангару с усиленной охраной.

Подъехав к КПП, наши машины остановились.

Мы вышли следом за водителем. Анна тоже покинула свою машину, озадаченно разглядывая окружающий пейзаж, окутанный опускающимися сумерками. Готов поспорить, она представляла себе эту встречу иначе. В офисе. В хозяйственных помещениях. Да в принципе, где угодно, только с твердым полом под ногами, а не на разбитой грунтовой дороге, где так беспомощно вязли ее десятисантиметровые каблуки.

Охранники окинули нас пристальным взглядом, и массивные ворота ангара медленно поползли в сторону, пропуская нас внутрь. Яркий белый свет ударил в глаза.

— Идем, — сказал Крестоносец и первым вошел внутрь.

В ангаре было пусто и поразительно чисто. Яркий свет прожекторов выхватывал из полумрака лишь несколько ящиков с маркировкой «Биосад» и странную конструкцию в центре — огромный цилиндрический контейнер из матового металла, опутанный коммуникациями.

Крестоносец со знанием дела решительно двинулся к цилиндру, мы с Анной — за ним. Он подошел к панели управления, ввел код. Раздалось шипение пневматики, и секция стены капсулы медленно отошла, выпустив наружу волну теплого, влажного воздуха, насыщенного запахом антисептика.

То, что открылось взгляду, было лабораторией и палатой интенсивной терапии в одном лице. Свет исходил от голографических панелей, встроенных в стены, и холодно отражался от металлических поверхностей различных устройств, расположенных по периметру и назначение которых я не знал.

А в центре капсулы находился человек.

Патриарх Биосада был помещен в сложный кибернетический кокон, пронизанный трубками, проводами и катетерами. Тело, худое до скелетности, было скрыто под технологическим панцирем, но лицо и часть груди оставались открытыми. Кожа казалась серой, полупрозрачной, как старая пергаментная бумага, сквозь которую проступала причудливая сеть вживленных сосудистых катетеров. По ним медленно, пульсируя, текла жидкость — то ярко-алая, то мутно-желтая.

Он не дышал легкими. Грудная клетка оставалась неподвижной. Воздух подавался и откачивался через клапан, вживленный в трахею, с тихим шипением.

Глаза Патриарха были закрыты. Его лицо, бледное и исхудавшее, казалось маской, лишенной возраста и эмоций.

— Отец, мы здесь! — громко сказал Крестоносец, и веки старика медленно приподнялись, открыв острый, пронзительный взгляд, который сразу остановился на Анне.

— Коля. Анна Сергеевна. И… гость, — голос был синтезированным, лишенным тембра, но в нем была своя, леденящая душу интонация. Звук исходил не изо рта, а от небольшого динамика, зафиксированного на горле. — Рад приветствовать. Подойдите ближе. Мои оптические сенсоры требуют большей близости, чтобы разглядеть ваши лица как следует.

Анна, обычно несгибаемая, неуверенно сделала шаг вперед, опираясь на мою руку. Её пальцы крепко вцепились в мой рукав.

— А вы… — её голос дрогнул. — Вы… Антон Львович?..

— Теперь вы понимаете, почему мне приходится участвовать в жизни компании дистанционно. Еще лет семьдесят назад мое жизнеобеспечение не требовало… — он обвел взглядом стены своего убежища. — таких масштабов. Так что я мог себе позволить приехать в ту или иную штаб-квартиру и даже выложить в сеть обращение или интервью с отредактированной картинкой. Но годы неумолимо пытаются убить меня, и теперь путешествия стали для меня тяжелым испытанием. Как видите, жизненно важные функции моего биологического организма теперь размазаны по стенам лаборатории, так что приехать на встречу мне пришлось вместе с ней.

— Если бы вы сказали о существующих трудностях, мы бы могли приехать к вам… — проговорила Анна, все еще не отпуская мою руку.

— В сложившихся обстоятельствах, боюсь, это могло бы быть неверно понято. Вами, и всеми остальными. А я не хотел бы недоразумений. И, прежде чем мы начнем разговор, я бы хотел уточнить один очень важный и принципиальный для меня вопрос. Каким методом продления жизни пользуетесь вы? Репликация? Или полное обновление через Око Минервы?

— Репликация, — с растерянностью в голосе ответила Анна.

— Допустим, — шумно выдохнул патриарх. — А ваш компаньон?..

— Пока еще не пользовался никаким, — ответил я.

— Живая душа, значит? — проговорил патриарх. — Что ж. Очень хорошо. Я испытываю глубокое отвращение к методу Ока. Считаю такие души одержимыми.

— Простите, а что это за метод такой?.. — озадаченно спросила Анна.

— Задайте этот вопрос вашему спутнику после того, как мы с вами побеседуем. Вижу, он как раз в курсе, о чем идет речь. И, думаю, охотно вам расскажет, — отозвался Антон Львович. — Коля, увеличь пожалуйста мне дозу стимуляторов? Никак до конца не проснусь после перелета.

Крестоносец кивнул. Подошел к стенке лаборатории и со знание дела что-то там перенастроил.

Анна тем временем метнула на меня сердитый взгляд, и снова обратилась к патриарху:

— А вы, как я понимаю, осознанно избегаете современных методов?

— Нет. Как я могу избегать современных методов, если весь состою из имплантированных органов и механизмов? Но я не верю, что душу можно переписать на другой носитель. Или оставить нетронутой, подселяя в нее души других людей, умерших мучительной смертью.

— Но при этом вы не против подселения живой Ци? — не удержался я.

Антон Львович перевел на меня внимательный взгляд.

— Теперь — против. Дети настаивали на этом варианте восстановления моей плоти. Пытались убедить, что он никаким образом не влияет на личность. Но они ошибались, и теперь это очевидно всем. Видимо, смерть — это неизбежная цена, которую каждый человек должен заплатить за право оставаться собой до конца. А теперь еще один вопрос. Кто из вас является игроком?

Мы с Анной переглянулись.

— Оба, — ответила она за обоих.

— Хорошо, — прошипел патриарх. — Вернее, конечно, плохо, но тот факт, что вы решительно настроены на честный разговор, мне приятен. А теперь расскажите мне обо всем, что произошло в Шанхае. Я хочу знать всю историю и предысторию конфликта без искажений, из первых рук.

И Анна начала говорить. Наверное, она серьезно к этому готовилась, потому что ее рассказ напоминал четкий, логически стройный доклад. Время от времени Патриарх переводил взгляд с нее на Николая, и тот выразительно кивал — мол, да, так все и было.

Потом Антон Львович подробно расспросил меня про Польшу и навязанную мне группу. А потом я перешел к истории с Софией, и Антон Львович прервал меня.

— Про эту историю я знаю, пожалуй, даже больше вашего, так что не стоит на нее сейчас тратить время, — сказал он.

— Может быть, даже знаете, кто убил ее на самом деле? — спросил я.

— Нет конечно. Но я знаю, кто отдал приказ, — ответил патриарх, глядя на меня своими ясными молодыми глазами. — И приказ этот касался не только женщины, но и вас. Как приближенного Яна Данилевского. Так что будьте осмотрительны и осторожны в ближайшее время.

— И что это означает? — спросила Анна.

Патриарх глубоко вздохнул.

— Это означает, что еще один король сошел с ума, и ему пора на покой. Очень прискорбно.

— Вы про Данилевского-старшего? — уточнила Анна.

— Ну разумеется, — отозвался Антон Львович.

— Значит, вы поможете нам? — спросила Анна, и радостные интонации против воли зазвучали в ее голосе. — Очистить доброе имя ЦИР и моего телохранителя, оправдать Данилевского-младшего и…

— Все это не касается Биосада, — прервал ее эмоциональный всплеск патриарх.

Пауза, последовавшая за его словами, была оглушительной. Даже Крестоносец, обычно невозмутимый, слегка изменился в лице. Анна стояла, словно ее окатили ледяной водой, а я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Вся эта показушная встреча, перелет, технологический склеп — и все для того, чтобы услышать вежливый, но твердый отказ?

— Но… — снова заговорила Анна, и на этот раз ее голос звучал так же холодно и отстраненно, как синтезатор голоса Патриарха. — Вы же сами только что сказали о короле, которому пора на покой. О приказе, который касался моего телохранителя.

— И сказал правду, — безразличным тоном подтвердил Патриарх. — Констатация факта не обязывает к действию. Безумие Данилевского-старшего и его агрессивная политика создают определенные… неудобства. Но они не пересекаются со стратегическими интересами Биосада.

— Допустим. А как насчет вашей репутации? — глаза Анны хищно сузились, и она шагнула еще ближе к патриарху. — Ведь это ваши отпрыски спровоцировали конфликт в «Нефритовом Будде»! Моя жизнь оказалась под угрозой из-за действий Николая, и, если бы не Монгол, мы вместе с вашим любимым Колей сейчас все еще отбивались бы от бешеных тварей в рифте или бешеных монахов в Шанхае! Этой информации пока нигде нет, но, если потребуется — будет!..

— Не горячитесь, — отозвался Антон Львович. — Только что я озвучил вам официальную позицию Биосада. И она не изменится. Что же касается неофициальной, то мы, разумеется, не можем игнорировать двусмысленность положения, в которое попали двое представителей нашей семьи. А также тот факт, что ваш телохранитель буквально чудом вытащил всех вас из Шанхая. До сих пор с трудом могу поверить, что ему в одиночку удалось сделать то, что он сделал, — добавил он, разглядывая меня, будто породистого щенка на выставке. — Этот молодой человек, Анна Сергеевна, ходячий исследовательский протокол. И генетика, насколько я могу судить, отличная… Уверяю вас, к концу осени все ваши неприятности отпадут сами собой. Настоящего убийцу женщины найдут, обвинения с молодого человека будут сняты. Что касается его проблем с Китаем, это тоже можно решить без резких движений. Я пришлю к нему своего адвоката, и буквально через месяц его оправдают. В конце концов, в чем его вина? В том, что он, как настоящий солдат, выполнял приказ своего непосредственного начальника, поставленного над ним государством вкупе с союзом корпораций?

Анна посветлевшим взглядом посмотрела на меня.

А я, наоборот, помрачнел.

— Спасибо, но… Этот процесс ведь будет как еще один гвоздь в крышку гроба Яна Данилевского, — сказал я.

— Увы, но в этом и заключается гарантированность успеха данного предприятия, — отозвался Антон Львович.

— Тогда я отказываюсь от такого подарка, — хмуро отозвался я.

— Это делает вам честь, — сказал патриарх. — Но в вашей жертве нет никакого смысла. Не спешите, подумайте. Я дам вам прямой контакт моего секретаря. Можете звонить в любое время. Поймите: судьба вашего начальника уже решена. И не в вашей власти это отменить.

— Но мне решать, хочу ли я в этом участвовать, — заметил я. — Так вот я — не хочу. Извините.

На этом мое участие в беседе по факту закончилось.

И, пока Анна продолжала обсуждать уже деловые вопросы с Антоном Львовичем, я напряженно соображал, что же мне теперь делать. Какой следующий шаг я бы мог предпринять.

И в голову приходил лишь один вариант.

Нужно найти Георгича. Как можно быстрее. Обеспечить ему защиту, взять под опеку и расспросить поподробней обо всех теневых проектах Данилевского. Потому что едва ли кто-нибудь еще в ЦИР мог знать об этом больше, чем он.