Осколки мира. Том 4. Шут

Глава 2 Москва — Шанхай

Анна устроилась на кровати Егора, накинув на себя покрывало, хотя в комнате и без того было жарко.

Я устроился на стуле у стены, положив ноги на соседний стул.

Анна не спала. Просто смотрела широко открытыми глазами в потолок и думала о чем-то своем.

Я не мешал ей. Слушал звуки города, доносящиеся из открытого окна, приглушенные голоса парней за стеной и тишину в коридоре.

— Напрасно я не выбрала тебя, — проговорила, наконец, Анна.

Я вопросительно посмотрел на девушку. Но она все так же смотрела в потолок и говорила так задумчиво, будто сама с собой:

— Да. Это было нерационально. Я ведь знала, что в случае любой нестандартной ситуации ты справишься лучше.

— Север тоже хороший специалист, — сказал я. — Но ты выставила его на балкон.

Анна перевела, наконец, взгляд на меня.

— Одна из причин, по которой ты лучше него, заключается как раз в том, что тебя так просто не выставишь.

Я хмыкнул.

— А мне показалось, это одна из причин, по которой ты устала от моего общества и стала отдавать предпочтение другим.

Анна повернулась на бок, чтобы лучше видеть меня.

— Нет, все гораздо проще и глупее. Я была обижена на тебя. В то утро, когда все вокруг вдруг начало рушиться, рядом со мной не оказалось никого из моей личной охраны. Если бы ты не солгал мне тогда, куда торопишься после рифта…

— А я и не лгал.

— Хочешь сказать, ты совсем не спешил к Лексе Штальман?

Я опустил ноги, непроизвольно скрестил руки на груди.

Мне совсем не хотелось обсуждать с Анной свою личную жизнь. Но в данном случае она спрашивала о моем предполагаемом вранье, а не об отношениях, поэтому я все же ответил:

— Нет. Наша встреча не была запланированной.

Она подтянула покрывало повыше.

— Вот, значит, как. Понятно. Вообще должна сказать, я считала тебя куда более… разборчивым в связях.

Я усмехнулся.

— Это ты после нашего знакомства так решила?

Анна приподняла голову от подушки. Несколько секунд строго смотрела на меня в упор, а потом беззвучно рассмеялась.

— Какая же ты… ехидная сволочь временами.

Я с легкой улыбкой пожал плечами.

— Не без этого. Тебе бы поспать хоть немного вместо разговоров, вон уже светает.

— В самолете отосплюсь. И вообще, я тут вдруг поняла, что давно с тобой не разговаривала. И мне этого не хватало.

Анна села, стыдливо завернувшись в тонкое покрывало. Вздохнула. Ее явно что-то тревожило, но она будто никак не могла начать говорить на важную для себя тему, хотя очень хотела.

Я решил, что все дело в недавнем происшествии. Шутка ли — очутиться в петле.

Встал, плеснул воды из графина в стакан. Принес ей и спросил:

— Шея болит?..

Девушка взяла стакан.

— Не особенно. И, если честно… Сейчас меня больше волнует кое-что другое.

Я сел рядом с ней на кровать.

— Ну? У тебя тут есть пара ушей, готовых слушать.

Она улыбнулась. Сделала глоток воды, вернула стакан. И снова стала серьезной.

— У меня провалы в памяти, — сказала Анна, нахмурившись и глядя в одну точку прямо перед собой. — Я это поняла, когда занялась вопросами компании. Некоторые операции, договора и переговоры я совершенно не могу вспомнить. Как и собственные пароли доступа к целому ряду виртуальных рабочих кабинетов.

Я пожал плечами.

— А я не смогу вспомнить, что делал в Новый год десять лет назад. Ну и что? Это нормально — что-то забывать.

Она с напряженным лицом кивнула.

— Верно. Сначала я тоже так подумала. Но потом, разбирая свой бизнес-органайзер, я обнаружила, что у меня вывалились целые периоды жизни. Где-то — неделя, где-то — месяц. А потом я добралась до черной дыры длинной в семь лет. Причем это события не какой-нибудь столетней давности, а буквально середина последнего витка. И у меня нет никакой уверенности, что в скором будущем я не раскопаю еще одну такую же дыру, или даже покруче. Зато я с удивительной ясностью помню, как училась на медицинском, как боялась самой первой репликации… И вот сегодня, после этого покушения, я никак не могу отделаться от ощущения, что похожее уже случалось со мной… Только как ни стараюсь, никак не могу понять, в чем конкретно заключается это проклятое сходство. То ли кто-то уже душил меня веревкой, то ли я лично встречала человека с аналогичными способностями, — Анна подняла на меня взгляд, и в ее глазах была такая растерянность и страх, каких я даже в том злосчастном рифте с сержантами и радиацией у нее не видел. — Что мне делать, Монгол? Что, если я… Это на самом деле не я?..

Я почти на рефлексе обнял ее плечи.

— Слушай, люди иногда просто головой ударяются — и у них амнезия. А ты пережила многократную репликацию. Даже если какие-то файлы в процессе повредились или потерялись, в чем проблема? Ведь в целом твоя личность осталась прежней.

— А я в этом не уверена, — проговорила она. — Бывают события, которые кардинально меняют характер и взгляд человека на вещи. На его цели, ценности. Что, если я потеряла что-то очень важное?

— Ну так попробуй поискать. Мы сейчас как раз собираемся ехать в одно очень подходящее место для таких поисков. Но в любом случае лично я считаю — даже если ты что-то потеряла, это не так уж значимо. Анна Селиверстова, которую я знаю — это цельная личность. Сильная, целеустремленная и бесстрашная женщина. Тебе в этом что-то не нравится? Хотела бы изменить?

Анна покачала головой.

— Нет. Понимаешь… У меня что-то похожее на синдром самозванца. Ощущение, будто вся эта жизнь — не совсем моя. Будто я — лишь какая-то неполноценная копия той самой Селиверстовой Анны, которую никак не могу до конца вспомнить.

Она явно ждала от меня помощи или совета. Но у нее за плечами имелся целый чемодан репликаций, а я лишь пунктиром понимал механизм этого процесса и ничего не знал о возможных побочках.

И тем более, как с ними справляться.

— Может, тебе стоит обратиться к психологу? — не очень уверенно предложил я. — Не думаю, что ты — первая и единственная, у кого подобного рода сложности после репликации.

Анна энергично потрясла головой.

— Нет, этого нельзя делать ни в коем случае. Думаю, ты не в курсе, но у нас существует запрет на неполную репликацию. При потере свыше тридцати процентов памяти репликационная модель считается не идентичной. Юридически проводится процедура отчуждения, при которой оригинальная личность объявляется умершей, а неудачная копия объявляется репликантом. Ей присваивается новое имя и учетный номер, всех виновных или причастных сажают, а самому субъекту милосердно предоставляется «возможность дожития» без права дальнейшей репликации. Такие дела. Так что, если недруги вдруг разнюхают, что в моей памяти обнаружились пробелы, они определенно ухватятся за эту возможность лишить меня всего — компании, денег, власти, социального положения. Даже имени.

Я присвистнул.

— Вот это да. Ты права, я не знал. В таком случае… — наклонился я к ее уху. — ну на хер копаться в этом. По крайней мере, сейчас. Пока ты чувствуешь себя уязвимой. Если начнешь дергаться и нервничать, лихорадочно пытаясь восстановить пробелы, тебя наверняка кто-нибудь сдаст.

— Да ты просто мастер успокаивать, — пробормотала Анна.

Я хмыкнул.

— Ну извини, утешать я не очень умею. Зато неплохо справляюсь с рациональной оценкой ситуации. Даже отдельная способность имеется, если что.

Анна вздохнула.

— Допустим. Но мне самой-то как теперь к себе относиться? И как воспринимать себя?..

— Как себя. Ты есть ты, точка, — уверенно заявил я. — А если вдруг какие-то твои решения пойдут вразрез с предыдущими, но забытыми, делай лицо кирпичом и изображай эксцентричную даму с заскоками. Имеешь право.

Анна тихо рассмеялась.

— С заскоками, говоришь?..

— Ага. Или мне теперь тоже начать рефлексировать из-за того, что я вышел из рифта спустя чертову тучу лет? А вдруг я на самом деле не я, а клон, которого выпустили из рифта спустя столько лет злобные демоны?

— Тебе смешно, понимаю.

— Вообще не смешно, потому что, к сожалению, я сейчас не шучу. Тема подменышей из преисподней реально обсуждалась некоторыми особо бдительными религиозными деятелями. Всякие передачи были. Пару моих одногруппников даже как-то раз святой водой окатили. Представляешь? Из трехлитровой банки, средь бела дня.

Анна с улыбкой покачала головой.

— И как результат?

— Очень впечатлил нашего куратора. Он смеялся минут пятнадцать. С тех пор словосочетание «провести экзорцизм» на нашем сленге начало означать все банные процедуры и туалетные процессы.

Анна рассмеялась.

— Какая прелесть!

— Прелесть сейчас вон там, — развернул я ее к окну, чтобы окончательно переключить с тревожных мыслей на что-то хорошее.

Рассвет и правда разгорался нереальный. Одну часть неба закрывали густые ржавые тучи пустоши. А другая покрылась ярко-красными, смородиновыми всполохами, плавно переходящими в морковно-оранжевый и желтый.

Анна выбралась у меня из-под руки, поправила покрывало на плечах, и босая вышла на балкон.

Я вышел следом.

Город еще спал. Только монахи внизу копошились по каким-то своим надобностям, и вскоре из храма раздались мерные удары их деревянного колокола. Поднялся легкий ветерок, и дышать стало легче. Пусть даже на время.

— Какой же все-таки… омерзительный этот отель, — выдала вдруг Анна, глядя на раскрашенное просыпающемся солнцем небо.

Я тихо рассмеялся.

— Я думал ты сейчас про красоту природы что-нибудь загнешь, а ты прямо серпом да по реальности!..

Тут мой взгляд упал на одинокую фигуру в дальнем углу буддийского сада.

В первую секунду я даже глазам своим не поверил. Могучий силуэт, льняная рубашка нараспашку, свободные серые штаны.

Только меча не хватало.

— Крестоносец, — вполголоса сказал я, расплываясь в улыбке.

— Кто? — не поняла Анна.

И в этот момент он обернулся, словно услышал мой тихий оклик.

Госпожа Селиверстова, охнув, бросилась вглубь комнаты, путаясь в покрывале.

— Господи, да это же Николай Свиридов!..

Я озадаченно обернулся.

Надо же. При мне, значит, можно в неглиже щеголять, и монахи ее не смущают, а перед Крестоносцем — ни-ни?

Все-таки странная она женщина.

Как оказалось позже, вся «молитвенная группа» Биосада состояла всего из двух человек.

Первым был Николай Свиридов.

А вторым — болезненного вида мужчина лет тридцати. Бледный, светловолосый, с длинным тугим хвостом на затылке, небольшой аккуратной бородкой и малоподвижным невыразительным взглядом. По моим ощущениям, он даже моргал в три раза реже, чем обычно это делают люди. Представился этот молитвенник сначала как Денис Алексеевич, а потом добавил, что всем присутствующим можно называть его просто Дэн. Одет он был в белый костюм, по форме похожий на одежду для занятий ушу. Биосадовцы тоже пришли на обряд очищения, и пока монахи мариновали нас на солнце, Анна спросила этого Дэна, в который раз он посещает Шанхай. На что тот ответил, что уже более пяти лет считает его своим домом, хотя большую часть времени приходится проводить в Краснодаре и Ростове.

— Честно говоря, я удивилась, узнав, что Биосад проводит поездки в Китай на регулярной основе, — скорее от скуки, чем из интереса продолжила Анна. — Почему-то всегда считала, что ваша семья больше тяготеет к неохристианству, чем к буддизму и прочим конфессиям.

— Я не буддист. Я исповедую новый даосизм, — мягко поправил ее Дэн, и его интонации мне сразу напомнили нашего Севера. — Собственно, и монастырь, в который мы отправляемся, принадлежит новым даосам, а не буддистам. А что касается семьи… Клан Свиридовых-Горевых весьма многочислен, и у нас к выбору религии относятся так же толерантно, как и к выбору супругов. Ценное для одного становится ценным для всех, а значимое для всех является уважаемым для одного.

Обряд очищения оказался на удивление простым и, на мой взгляд, нелепым. Нас выстроили в шеренгу перед скромным алтарем под открытым небом. Пожилой монах, лицо которого было покрыто морщинами, словно карта высохшей реки, прошелся перед нами с тлеющей пучком каких-то трав. Густой удушливо-горький дым обволакивал нас, окутывал, застревал в ноздрях и уже через пару минут от этого запаха невозможно было отделаться. Монах что-то напевно бормотал на своем языке, временами касаясь дымящимся пучком плеч или макушки.

Анна прошла через это с закрытыми глазами и абсолютно невозмутимым лицом, будто присутствовала на очередном совете директоров. Егор, стоявший сбоку, время от времени морщился и тер нос, чтобы не чихнуть на очистителя. Чо скучал, но умело скрывал это под маской невозмутимого безразличия. Север, напротив, отнесся к процессу с убийственной серьезностью. Он стоял, не двигаясь, впитывая дым и слова. Крестоносец рядом с ним выглядел как древний языческий бог, нечаянно оказавшийся на литургии. С каменным лицом он переминался с ноги на ногу, умудряясь при серьезной мине и абсолютном молчании выглядеть настолько инородно в общем контексте, что на месте монаха я бы поостерегся его окуривать.

Дэн, наш новый знакомый в белом костюме, в обряде участвовал, но с другой стороны. Он помогал монаху. С безмятежным выражением лица он готовил новые пучки трав для воскурения и подавал их.

Очистились мы или нет, неизвестно, но запах гари въелся в нашу одежду основательно.

Через час мы уже двигались в сторону аэропорта. Поездка прошла в гнетущем молчании. Анна, устроившись в глубине салона внедорожника, уставилась в окно, но было видно, что она не видит мелькающие пейзажи пустоши — ее взгляд был обращен внутрь себя, на сражение с призраками утраченных воспоминаний. Север пытался завести легкий разговор о качестве местных дорог, но, не встретив поддержки, замолчал.

Аэропорт меня удивил. В памяти всплывали картинки переполненных парковок, огромных корпусов и бесконечных коридоров, заполненных спешащим народом.

Но все-таки я отстал от жизни на сто пятьдесят лет. Теперь это было довольно безлюдное место. Маленький аэродром, двухэтажное строение из серых панелей и скучающие немолодые стюардессы в курилке — вот такой оказалась современная реальность. Наш частный лайнер подали под посадку, и мы поехали к нему на открытом автомобильчике наподобие гольф-кара. Дышать было нечем. Неумолимое солнце плавило асфальт и жарило пластик. Все эти запахи смешивались с горечью пропитавшего нас дыма и буквально не давали вздохнуть.

Над взлетной полосой плыло горячее марево.

Когда мы поднялись на борт, у меня из груди вырвался блаженный стон.

Кондиционер! Благословите боги того человека, который изобрел это прекрасное устройство! В прохладном салоне вкусно пахло свежезаваренным кофе и дорогой кожей.

Мы расселись по своим креслам, пристегнулись. Командир скомандовал пятиминутную готовность, и двигатели заурчали, потащили машину на стартовую точку.

И в этот момент мой внутренний помощник радостно доложил:

Новое сообщение от Жрец

Честно говоря, у меня от этого сообщения по телу холодок прошел и мурашки поползли.

«Прочитай», — приказал я.

Доброго пути, Отшельник. Имей в виду: шанхайский рифт начинается прямо от монастырских ворот. Тень нового даоса всегда длинней его тела. Не верь словам. Не доверяй тишине. Будь осторожен. Скоро встретимся — озвучил мне содержание сообщения помощник.

Я невольно перевел взгляд на Дэна, но тот с выражением легкой обреченности нравоучительным тоном что-то втирал Крестоносцу.

Дэн не мог быть Жрецом. Во-первых, вряд ли прямолинейный и честный Крестоносец стал бы врать о каком-то незнакомце, имея в виду на самом деле своего родственника. Во-вторых, вряд ли Дэн прямо сейчас мог бы отправить сообщение. Да и зачем? Если уж решил раскрыться, можно было это сделать иначе, в личном общении. Хотя тут, конечно, сейчас толком и не поговоришь…

'Напиши ему ответ, — мысленно приказал я. Напиши:

«Ты где-то рядом?»

Жрец покинул чат, — тут же радостно сообщил помощник.

Самолет ненадолго замер, а потом дернулся с места, стремительно набирая скорость.