Шторм над Петербургом

Глава 3

Аэропорт вздрогнул от магического всплеска, словно пробужденный от дремоты.

Павел Дмитриевич стоял, окутанный взметнувшимися к потолку вихрями силы. Раздались испуганные женские крики. Где-то совсем рядом зашелся в плаче ребенок.

— Всем назад! — рявкнули мы одновременно с Кропоткиным и Мицкевичем.

— Ваше высочество! — Мицкевич шагнул вперед. — Вы уже однажды пошли под суд за применение магической силы в общественном месте. Прошу, не усугубляйте свое положение.

Павел бросил на нас полный ненависти и презрения взгляд. Нет, я уже был в курсе, что младший Павлович был импульсивен не по статусу… Но чтобы творить такую дичь, нужно совсем выжить из ума.

Впрочем, Павел и выглядел нездорово — слишком бледный даже для себя, глаза горели каким-то маниакальным безумием, а руки тряслись.

— Мне уже нечего терять, — хрипло сказал он и покосился на князя крови. — Отец, уходите! Я задержу их!

— Павел, нет!

Но младший Павлович уже сделал свой выбор.

Он резко вскинул руку и словно зачерпнул воздух перед собой. По его пальцам змейкой заструилась энергия всех четырех стихий и, сплетаясь с эфиром, окутала его запястья, предплечья, поднимаясь наверх и выстраиваясь в плотный щит.

Так. Стоп.

Пятистихийная защита? Он же «сапфирник»!

— Все назад! — крикнул я майорам. — Вообще все! Здесь что-то не так. Он не должен…

А в следующий миг словно из самой груди Павла вспыхнуло искрящееся пламя, угрожающее поглотить пространство вокруг.

— Барьеры! — скомандовал Кропоткин и тут же принялся окружать Павла защитным барьерным куполом. Я метнулся к наследнику и оказался за пределами защиты.

— Николаев! Отставить!

— Он только что связал пять элементов, — бросил я через плечо. — Если кто и сможет с ним сразиться, то лишь я.

Павел лишь рассмеялся — нервно, истерично. И отправил прямо на меня «Стихийный шторм». Я поглотил заклинание и отправил в ответ оглушающую связку… Но, к моему удивлению, она просто рассыпалась, едва достигнув Павла.

Нет, здесь точно что-то не так. У этого дурака было силы на Алмаз, если не больше. Но как? Откуда? Еще месяц назад он оставался крепким Сапфиром без перспектив к росту потенциала…

Что он с собой сделал? И как?

В зоне вылета началась паника. Пассажиры, бросая багаж и спотыкаясь о чужие чемоданы, метались в поисках выхода. Я бросил сноп эфира в барьер, который возводил Кропоткин и уставился на Павла.

— Что ты такое творишь? — окликнул я его, подходя на шаг ближе.

Мы обменялись взглядами, в которых читалось немое понимание: здесь уже нет места ни уговорам, ни попыткам сдержаться. Павел действительно все для себя решил. И, вероятно, сейчас пытался о меня самоубиться.

Насмешливо склонив голову, он ответил язвительным тоном:

— А как ты думаешь, Николаев? Уйду я отсюда или нет?

Он выбросил руку вперед, и огонь, с неистовством обжигающего ветра, взметнулся в сторону охранников. Они в ответ отреагировали быстро, активировали защитные артефакты, усиливая барьер, но Павел, казалось, только раззадорился. Он резко опустил ладонь к полу, и огонь превратился в воду — стремительный поток, который ринулся вперед, разливаясь по залу. Несколько пассажиров, которых зажало у стены, испуганно вскрикнули и бросились врассыпную, поднимая панику.

— Васильев, Онищенко! Выводите через служебные ходы! — Командовал, перекрикивая гул заклинаний, шеф безопасности аэропорта.

— Внимание! Всем пассажирам в зоне вылета немедленно пройти к эвакуационным выходам! — доносилось из динамиков. — Повторяю, всем пассажирам из зоны вылета немедленно…

Но Павел, пользуясь хаосом, пошел дальше. Его руки поднялись, и земля — настоящая земля — будто проросла из-под пола, превращаясь в гигантские каменные глыбы. Я видел, как одна из них стремительно понеслась в сторону колонн, готовая обрушить на нас часть зала.

— Павел, остановись, чтоб тебя! — взревел я, гася его заклинания.

Толстые стекла здания начали покрываться паутинкой трещин. Что-то задымило, и включились автоматические распылители порошка. Пока Кропоткин и ребята Мицкевича удерживали барьер, сам Мицкевич схватил растерявшегося Дмитрия Павловича.

— Кончено, Павел Дмитриевич! — выкрикнул он. — Ваш отец идет с нами. И вы остановитесь.

— Да, Паша! — дрожащим голосом проговорил князь крови. — Не надо. Ты сделаешь всем только хуже…

Но Павел лишь холодно уставился на меня.

— Я долго ждал возможности тебе отомстить, Николаев. Долго готовился. А ты сам пришел. Какая удача.

Нет, я должен взять его живым. У меня и в мыслях не было убивать этого идиота, хотя он откровенно нарывался.

— Павел Дмитриевич, подумайте о судьбе своей семьи, — спокойно сказал я, краем глаза следя за тем, как охранники выводили последних пассажиров из помещения. Вокруг, поднимаясь и опадая, витала дымка от заклинаний. — Вы единственный наследник мужского пола и уже натворили достаточно. Но ваше положение еще не безнадежно. Идите с нами, ради благополучия вашей семьи.

— А ты думал о судьбе моей семьи, когда выкрал Катерину⁈

Павел резко поднес ладонь к носу и, как мне показалось, что-то вдохнул. Я бросился к нему, предчувствуя неладное.

Нет, только не как немец.

Но Павел умирать не собирался. Вместо того, чтобы захрипеть и упасть, он тут же ударил меня новым мощным заклинанием. Огненный вихрь невероятной силы несся на меня, завывая и шипя, словно целая буря.

Я ринулся навстречу заклинанию, чувствуя, как эфирные потоки концентрируются, готовые к ответному удару. Наши магические силы столкнулись, и световое зарево затопило весь зал, оглушая и слепя. Павел сотворил эфирный клинок и ловко парировал мой удар, и мы обменялись серией молниеносных атак, каждое столкновение вызывало разрывы магических барьеров, которые мы ставили один за другим.

— А ты и правда хорош, Николаев, — криво улыбнулся Павел. — Жаль, что выбрал не ту сторону.

Но в этот момент что-то изменилось. Я ощутил странное, едва заметное, но угрожающее изменение в магическом потоке Павла. Его энергия стала неровной, рваной, а сам он словно излучал какой-то темный свет, от которого невольно пробежали мурашки по спине.

Глаза парня загорелись слишком хорошо знакомым мне зеленым светом. По лицу пробежала зеленая паутинка и опустилась ниже, на шею, по рукам до самых пальцев…

Он был полон энергии Искажений и сейчас решил ее выпустить.

— Всем прочь из помещения! — заорал я. — Сейчас жахнет!

Павел, казалось, окончательно потерял себя. Его руки задрожали, но в них всё еще сверкали всполохи стихийной магии, переплетенной с Искажением — аномальная сила заменила эфир. Яркие искры с черным отливом разлетались от его пальцев, врезаясь в барьеры, которые служба безопасности уже ставила по периметру, пытаясь уберечь пассажиров.

— Чёрт, что он наделал! — выдохнул Кропоткин, отступая, чтобы прикрыть отход людей.

Как? Как ему удалось?

Но сила аномалии была в нем слишком нестабильна. Павел словно был накачан ею, но совсем не мог ее контролировать.

Я собрал все силы, что оставались, чтобы в любой момент поглотить взрыв. Сейчас — только поглощение, и работать надо осторожно.

— Павел, осторожно, — я кружил вокруг него, словно зверь перед раненой добычей. — Двигайся медленно. Ты полон аномальной силы. Если она вырвется бесконтрольно, то ты можешь погибнуть.

Он оскалился.

— И ты — тоже.

Я воспользовался этой паузой и вложил последние силы в заклинание, которое, надеялся, нейтрализует его без остатка. У него всегда был слабый ментал, и я этим воспользовался. Направил мощный поток психоэфира, ломая природные и артефактные защиты.

Он не ожидал этого и замешкался. Всего на пару мгновений. Но мне этого хватило.

Поток энергии стремительно обвил его руки, сковывая его. А в следующий миг я подскочил к нему и с усилием прижал руку ко лбу, стягивая на себя излишки аномальной силы.

— Всё… довольно, — выдохнул я, глядя, как Павел, наконец, оседал на пол. — Хорошая попытка, но…

Вдруг его лицо побледнело так резко, что я замер на месте. Из глаз словно испарилась не только зеленая пелена, но и вся жизнь. Кожа начала синеть, а тело затряслось в конвульсиях.

— Павел! — громкий вопль Дмитрия Павловича эхом разнёсся по залу, и он рванулся к сыну. Мицкевич успел перехватить князя крови и не дал ему подбежать.

Я едва успел подхватить наследника, который в один миг превратился в подобие тряпичной куклы.

Павел сполз на пол, безвольно раскинув руки, его бледное лицо выглядело пугающе, словно жизнь из него вытягивали капля за каплей. Дмитрий Павлович, все же освободившись из хватки Мицкевича, упал рядом с ним на колени, и дотронулся до его плеча.

— Павлуша… — прошептал он, не веря в происходящее. — Очнись… ты должен очнуться… Что с тобой?

Мицкевич и Кропоткин переглянулись, не зная, что делать. Охрана старалась держаться на расстоянии, ожидая приказа шефа.

— Фельдшера сюда! — крикнул Артемов. — Быстро!

— Что… Что с ним? — причитал Дмитрий Павлович. — Он жив?

Я прикоснулся к парню, пытаясь считать его показатели. Еще не труп, но на пути к этому. Словно тот всплеск аномальной силы попросту выжег ему весь эфир. Резко, за несколько мгновений.

— Эфир, качаем! — Велел я и схватил поверженного врага за руку.

Дмитрий Павлович перехватил второе запястье сына и сосредоточился, отдавая ему свою жизненную силу.

— Я предупреждал его, что не стоит с этим заигрывать… я говорил… — он посмотрел на меня с безумной болью, которая так резко контрастировала с его обычным высокомерным выражением. — Я… я запрещал ему.

— О чем вы говорите? — нахмурился я.

Дмитрий Павлович, уже и сам бледный от того, что отдал много сил сыну, поднял на меня ввалившиеся глаза.

— Аномалии. Он баловался с темными артефактами. Я этого не одобрял — все же такие риски… Но Павлуша прознал, что Спецкорпус проводил успешные эксперименты, что вы научились адаптироваться к этой силе и подчинять ее себе… Он посчитал, что тоже сможет. Он ведь Романов… И что это станет нашим преимуществом…

Его голос был едва слышен, как если бы он говорил сам себе, а не нам.

— Дорогу лекарю!

Охрана расчистила путь двум медикам в форме — те неслись к нам с чемоданчиками наперевес. Едва они добежали, я поднялся и с усилием оторвал Дмитрия Павловича от сына. Лекари тут же приступили к работе.

— Пульс еле прощупывается, — пробормотал медик, повернувшись ко мне и Дмитрию Павловичу. — Я не маг, но эту беду отличить могу. Ему нужен маголекарь. Вызывайте скорую в спецбольницу.

Мицкевич подошел ко мне, передав князя крови под охрану своим ребятам.

— Николаев, Кропоткин, — тихо сказал он, — везите княжича в Военмед. Я сейчас доложу, вам дадут сопровождение. Здесь рядом большой пост дорожной полиции, организуют кортеж. В Военмеде будет ждать наша охрана из Зимнего. Просто довезите.

Я коротко кивнул.

— Сделаем, ваше благородие.

— Дотянете его?

— На подкачке — дотянем.

Мой взгляд на секунду задержался на лице Дмитрия Павловича. В его глазах отражалась яростная отчаянность, слезы стекали по щекам, но он, казалось, не замечал их, продолжая бессознательно что-то бормотать, словно молитву. Никто бы сейчас не узнал в этом раздавленном человеке главу Павловичей.

Подошли два охранника с носилками. Мы аккуратно подняли безвольное тело Павла и торопливо направились к выходу.

Артемов передал по рации:

— Сопроводить по служебному на южный выход. Всем сотрудникам — оставаться на позициях и не допускать посторонних.

Кортеж с мигалками мчался по вечерним улицам, рассекая туман холодного осеннего Петербурга. Внутри автомобиля стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием Павла и тихими шорохами моей куртки, когда я снова и снова подносил ладони к его вискам, направляя эфир в его истощённое тело. Его кожа оставалась ледяной, а лицо — невыносимо бледным.

— Черт возьми, Николаев, что это было? — Кропоткин нарушил молчание, его глаза блестели в полумраке салона. — Ты ведь видел это, да? Павел Дмитриевич… использовал энергию Искажений.

— Да, — я отвёл взгляд от неподвижного лица Павла. — Слишком много, слишком быстро. Он выбросил силу, которую, по всей видимости, едва ли осознавал.

Кропоткин покачал головой, словно не веря собственным ушам.

— Но как… Как он мог сделать это? — прошептал он, бросая на меня встревоженный взгляд. — Он не в Корпусе, значит… Игрушки немца?

Я не ответил сразу, сосредоточив внимание на теле Павла. Угасающий пульс едва ощущался под пальцами, но я чувствовал в его крови остатки энергии Искажений. Сейчас у меня было время разобраться. И я был готов поставить крупную сумму на то, что Павел проделывал подобное с собой не впервые.

Просто раньше явно не перебарщивал с дозой.

— Его отец говорил о запрещенных артефактах, — отозвался я. — Но я не знаю артефакта, который мог бы так быстро выжечь эфир и выпустить такую концентрированную аномальную силу.

Кропоткин принялся строчить сообщение на телефоне.

— Шереметевой, — пояснил он. — Она должна знать.

Я кивнул.

Водитель поднажал на газ, и мы приближались к зданию Военно-медицинской академии. Полицейские машины сопровождения освободили нам полосу, и автомобили уставших работяг жались по сторонам, пропуская нас.

Уже виднелись тёмные силуэты знакомых корпусов, подсвеченных тёплым светом фонарей.

На подъезде нас ждал Заболоцкий, держа телефон у уха, с серьёзным выражением лица, быстрым движением руки он указал на подъезд.

— Вот уж не думал, что мы с вами увидимся так скоро, Алексей Иоаннович, — пробормотал маголекарь и кивнул своим коллегам. — Доставайте и везите в изолированный приемный.

Рослые санитары бережно подхватили Павла, перекладывая его на носилки. Пока они возились, Заболоцкий жестом попросил нас с Кропоткиным следовать с ним.

— Докладывайте.

Я кратко, но подробно описал всё, уделяя внимания силе Искажений. Заболоцкий нахмурился и сосредоточенно кивнул.

— Звучит странно. Я сам проведу диагностику. И на всякий случай позвоню Толстому. Чутье подсказывает, что его знания здесь могут пригодиться.

Нас не пустили в палату. Мы с Кропоткиным наблюдали за происходящим из-за стеклянного окошка двери. Пока сразу несколько маголекарей суетились вокруг так и не пришедшего в сознание Павла, Заболоцкий проводил детальную диагностику.

Я видел, как маголекарь водил ладонью по его телу, диктуя ассистенту наблюдения. Ассистент — долговязый и лопоухий паренек в толстых очках с гранатовым ранговым перстнем, царапал что-то карандашом в блокноте.

А затем Заболоцкий резко замер и удивленно уставился на коллегу. Даже из-за стекла было заметно, как побледнело лицо маголекаря. Он что-то повторил озадаченному ассистенту, отдал распоряжения коллегам, и те принялись суетиться вокруг Правда с удвоенным энтузиазмом.

— Судя по всему, новости не очень хорошие, — тихо сказал Кропоткин.

— Видимо.

Через пару минут Заболоцкий направился к выходу. Устало прикрыв за собой дверь палаты, он жестом велел нам отойти к стене.

— Как он? — спросил Кропоткин. — Жить будет? Есть понимание, что с ним случилось?

Маголекарь снял очки и устало потер глаза, а затем уставился на меня.

— Даже не знаю, с чего начать, господа.

— С хороших новостей, если они есть, — попросил я.

Заболоцкий лишь мрачно усмехнулся.

— Жить ваш княжич будет.

— Но… — начал догадываться я.

— Но полноценной жизни, скорее всего, уже не случится.

Мы с Кропоткиным переглянулись.

— Док, ну не тяните, молю!

— Ваш княжич находился под сильным воздействием наркотических веществ, — полушепотом произнёс Заболоцкий. — Это само по себе уже не очень хорошо, тем более, учитывая его происхождение. Но, похоже, это не просто стандартные дурманящие вещества. Нужно провести лабораторные анализы, чтобы уточнить… Но я уже недавно видел нечто похожее.

— Из разрушенной лаборатории, — догадался я.

— Верно, Алексей Иоаннович. Структура похожа. — Мы с Кропоткиным переглянулись. Заболоцкий посмотрел на нас со всей серьезностью. — Но Только здесь явно была другая концентрация аномальной силы. Если тот препарат, который вводите Катерине Дмитриевне, был направлен на то, чтобы выжечь эфир, то здесь все немного иначе…