Шторм над Петербургом

Глава 20

— Феликс! — выкрикнула Настя Гагарина, подрываясь с места.

В коридоре поднялся шум, девушки вскрикивали, кто-то замер на месте, не зная, что делать. Я среагировал мгновенно — бросился к Юсупову, за мной последовал Андрей.

— У него эфир почти на нуле! — крикнул я, опускаясь на колени рядом с ним. — Андрей, помоги уложить!

Мы аккуратно положили его на спину. Лицо Феликса было мертвенно-бледным, дыхание едва заметным. Вокруг нас столпились испуганные курсанты.

— Что с ним?

— Это из-за аномальной энергии?

— Он слишком быстро отреагировал, — пробормотал я, пытаясь понять, что именно пошло не так. — Доложите Сумарокову.

Катерина присела рядом и принялась водить руками, диагностируя уровень эфира, её взгляд был сосредоточенным:

— У нас с Андреем тоже реакция пошла почти сразу, — торопливо проговорила она. — В тот же день начался процесс адаптации. Может, у Феликса тоже нечто подобное…

Она замолчала, видимо, пытаясь найти ответ.

— Что там? — раздался голос Сумарокова, который подбежал вместе с Заболоцким и ещё двумя медиками.

— Вероятно, стремительная реакция на аномалию, — коротко доложил я, вставая и отступая в сторону.

Медики немедленно начали осмотр. Заболоцкий, не теряя времени, скомандовал:

— В палату его. Срочно.

Вокруг засуетились санитары, сестры и маголекари. Нас оттеснили в другую часть коридора, и ребята беспомощно наблюдали за тем, как смертельно побледневшего весельчака Юсупова перекладывали на каталку.

Когда Феликса увезли, в коридоре повисла зловещая тишина. Лица курсантов, до этого ещё держащих видимость спокойствия, выражали одно и то же: страх.

— Мы тоже можем вот так свалиться? — сдавленным голосом спросил Миша Эристов.

— А если эта штука убивает? — добавила Тамара Зубова, её голос дрожал.

— Надо отказаться, — заявил кто-то из второй группы. Кажется, Макс Ламздорф. — Это уже не учебка, а какой-то опасный эксперимент!

— Что за бред! — громко сказал ещё кто-то, но в голосе читалось больше тревоги, чем уверенности.

Я поднялся на ноги и встал в центр коридора, оглядывая курсантов. Все взгляды обратились ко мне. Паника, которая за секунды захлестнула ребят, могла перерасти в настоящий бунт.

— Тихо, господа! — резко сказал я, заставив их замолчать.

— Алексей, ты же видел, что с ним произошло, — запаниковал Миша Эристов. — Может, мы все такие? Может, каждый из нас свалится через пять минут?

— Никто не свалится, если будете выполнять приказ, — отрезал я, стараясь говорить спокойно, но твёрдо.

Эристов нахмурился, но промолчал.

— Слушайте меня, — я прошёлся взглядом по лицам курсантов, останавливаясь на каждом. — Да, Феликсу стало плохо. Но вы слышали, что сказал подполковник: дозы тщательно рассчитаны, но все реакции на аномальную энергию — индивидуальны. Меня не вырубало, но была боль, и процесс шел медленно. Андрея выворачивало наизнанку, а Катерина после контакта долго была в отключке. У всех проходит по-разному, но мы все живы и здоровы.

Андрей выступил вперед, поддерживая мои слова.

— Никто не отправляет нас в могилу и не собирается убивать. Но мы все знали, на что шли, когда поступали в Спецкорпус. Каждому при зачислении объяснили, насколько это опасная служба.

Катерина кивнула:

— К тому же вам рано или поздно придется контактировать с аномальной энергией — это неизбежно, — сказала девушка. — Лучше уж так, под контролем медиков и с возможностью восполнить эфир, чем если бы это застало вас далеко от города…

Я кивнул товарищам и уставился на роптавших курсантов.

— Приказ Шереметевой — каждый должен пройти тестирование. И если вы намерены из страха нарушать приказы, то вам в этих стенах делать нечего.

Мой голос звучал ровно, хотя внутри всё кипело. Я не мог допустить, чтобы паника овладела ребятами.

— Алексей, а если я не готов? — робко спросил Коля Щербатов из второй группы.

Я повернулся к нему:

— Тогда это твой шанс стать сильнее. Ты думаешь, я не боялся, когда проходил тест? Думаешь, Катя или Андрей не боялись? Мы все люди. Бояться — нормально. Но мы не для того прошли через все эти тренировки, чтобы сейчас сдаться. В худшем случае вы просто не адаптируетесь и продолжите обучаться по старой программе.

— А в лучшем — станете элитой из элит, господа.

Мы все резко вытянулись по струнке, услышав знакомый голос. Из-за угла вышла сама Шереметева в сопровождении бессменного Боде. Интересно, адъютант вообще спал? Хоть иногда?

— Ваше превосходительство, — выдохнули роптавшие курсанты, поняв, что генерал-лейтенант наверняка слышала наш разговор. — Пожалуйста, примите наши извинения…

Шереметева скользнула по испуганным лицам и слабо улыбнулась. Сделав несколько шагов, она остановилась напротив кучки бунтовщиков.

— Мы все знали, на что идём, господа — сказала она. — И я, когда принимала командование Корпусом, и вы, когда подписывали документы. И все знали, что программа подготовки будет тяжелой. Если кто-то из вас считает, что не справится и не хочет даже попытаться, скажите об этом прямо сейчас. Но подумайте, готовы ли вы жить с клеймом труса на имени своего рода.

Наступила тишина. Никто не ответил. Курсанты лишь переминались с ноги на ногу и отводили взгляды.

— Что ж, желающих все же нет, — кивнула Шереметева. — Тогда выполняем приказ, господа курсанты. Один за другим. Без паники.

Шереметева кивнула нам и скрылась за дверями кабинета, где как раз проводили эксперименты.

Медленно, но паника начала отступать. Ребята переглядывались, но уже без той явной истерики в глазах. Слава Одоевский, командир второй группы, подошёл ко мне:

— Спасибо, Лёша. Ты их осадил, а Шереметева добила.

— Просто испугались, — коротко ответил я. — Это нормально. Они боятся неизвестности.

Катерина, стоявшая рядом, кивнула:

— Ты всё правильно сказал.

Теперь оставалось только дождаться, как тестирование выдержат остальные.

Я следил за списком, пытаясь удерживать порядок. Андрей и Катерина помогали, их спокойствие было заразительным. Вызовы продолжались по графику, курсантов второй группы отправляли одного за другим. К счастью, больше никто не падал в обморок, хотя лица у многих были бледные.

— Ты заметил? — Катерина наклонилась ко мне, указав взглядом на дверь палаты, куда увезли Феликса. — Сумароков с Заболоцким что-то обсуждают.

Я кивнул, но не успел ничего сказать — из палаты вышел Заболоцкий. Его лицо было сосредоточенным.

— Николаев, можно вас на минуту? — он поманил меня рукой.

— Конечно, ваше благородие. — Я кивнул Андрею и Катерине. — Присмотрите за остальными, пожалуйста.

Андрей коротко кивнул, а Катерина только слегка поджала губы, глядя мне вслед. Она всегда так делала, когда тревожилась.

Когда я вошёл в палату, Феликс лежал на кровати, подключенный к нескольким приборам. Его лицо блестело от пота, а тело содрогалось от мелкой дрожи. Медики вокруг него что-то измеряли, озвучивая показания Заболоцкому.

— Что с ним? — спросил я, подходя ближе.

— Эфир прогорел, — коротко ответил Заболоцкий. — Он же вчера был с вами на балу?

— Да, — ответил я.

— И, полагаю, не отказал себе в шампанском. Плюс недосып, ранний подъем… Это могло повлиять на течение эфира, хотя и не столь критично — все же господин Юсупов — Алмазник. Как бы то ни было, реакция на аномалию оказалась сильнее, чем мы рассчитывали. Это… и хорошо, и плохо.

— В каком смысле, ваше благородие? — переспросил я, глядя на лицо друга, которое выглядело, будто он пережил месячную лихорадку.

— Бурная реакция часто бывает у тех, кто положительно чувствителен. У нас пока очень малая выборка, но подобные случаи уже были. Но пока есть основания полагать, что если Феликс Феликсович справится, в вашем полку чувствительных прибудет.

Я выдохнул. Это, конечно, обнадёживало, но не объясняло, зачем меня вызвали.

— Я могу сейчас чем-либо помочь?

Заболоцкий на мгновение замялся.

— Нужно накачать его эфиром. Своих резервов ему сейчас не хватит, а Юсупову нужно много. Я бы не хотел опустошать резервы наших маголекарей, пока остальные не пройдут тестирование. Вдруг им тоже понадобится эфир…

Я улыбнулся.

— Всего-то, ваше благородие. Для Феликса ничего не жаль. И, полагаю, Андрей с Катериной тоже с радостью помогут с эфиром, если потребуется.

Заболоцкий кивнул и указал на Феликса:

— Благодарю. Пока просто передайте ему часть своего эфира. Не более трети от своего запаса. Это стабилизирует его состояние, а дальше он должен бороться сам.

Я положил руку на плечо Феликса и сосредоточился. Поток эфира выровнялся, медленно перетекая от меня к другу.

Через несколько минут Феликс резко дёрнулся, его глаза открылись, и он зашипел от боли:

— Чёрт, Лёша, что ты мне влил⁈ Кислоту?

— Силушка богатырская, Феликс, — спокойно ответил я, пытаясь удерживать поток. — Лежи смирно.

Он с трудом улыбнулся, несмотря на боль, и прохрипел:

— А по ощущениям, что жидкость для пробивания засоров по венам пустили… Я еще успею написать завещание?

— Хорош ныть, Феликс Феликсович. — Я прижал его голову к подушке, чтобы не шевелился — так было проще передавать эфир. — Всего-то чутка за артефакт подержался — и уже расклеиваешься.

Феликс застонал, его мышцы начали судорожно дёргаться.

— Ломает, как после недельного кутежа, — сквозь зубы прошипел он.

— Это нормально, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Тело перестраивается. Боль уйдёт через пару дней. Главное — держись.

— Лёша, если выживу, буду тебе должен.

— Сочтемся.

Феликс прикрыл глаза, словно готовился провалиться в сон, но через мгновение снова их распахнул и уставился на меня с хитрым прищуром.

— И это… Мне беспокоиться о вас с Идой, или ты был хорошим мальчиком? — шепнул он.

— Я бы не стал ставить твою сестру в неловкое положение.

— И все же? — не унимался Юсупов.

— Просто поцелуй.

— Пфф! А я-то уже себе напридумывал…

Он не успел договорить — Заболоцкий заклинанием погрузил его в легкий сон. Феликс лишь слабо улыбнулся, его глаза закрылись. Дыхание стало ровнее, дрожь прекратилась.

— Всё, достаточно, — сказал маголекарь, положив руку мне на плечо. — Спасибо, Алексей.

Я убрал руку, чувствуя лёгкую слабость от потери части эфира.

— Если что, зовите.

Когда я вышел из палаты, меня тут же окружили курсанты.

— Что с Феликсом? — первой спросила Настя Гагарина, заламывая руки от беспокойства.

— Он в порядке, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Пришёл в себя, даже успел пошутить.

— Так быстро? — удивился Лёва Львов.

— Быстро и бурно. Такое бывает, — кивнул я. — Но он в сознании, состояние под контролем. Пришлось поделиться с ним эфиром, но это нормальная практика при этом процессе. Аномальная энергия вступает в конфликт с вашим личным эфиром и выжигает его. Основная задача — своевременно восполнять этот уровень, чтобы организм успел привыкнуть.

Миша Эристов всё ещё выглядел напуганным.

— А если с нами будет так же?

— Значит, и тебя накачаем. У всех всё по-разному, — ответил я, глядя на него. — Феликсу пришлось тяжело, но он справится. И вы справитесь, если будете держать себя в руках. Только не геройствуйте.

— В положении Юсупова есть свой плюс, — улыбнулся Андрей. — В отличие от нас, он сейчас отсыпается. Эфир-то лучшего всего восполняется во сне…

Мои слова явно подействовали. Настроение ребят заметно улучшилось, хотя тревога всё ещё витала в воздухе. И все же новости о Феликсе ребят подбодрили.

Пока я успокаивал курсантов, из кабинета вышел Сумароков.

— Вторая группа закончена. Литвинова, ваша очередь, — коротко сказал он, глядя на командира третьей группы.

Курсантов третьей группы начали вызывать одного за другим. Вдруг Катерина тронула меня за плечо.

— Лёша, посмотри на Лену, — сказала она тихо.

Я повернулся. Елена Салтыкова сидела прямо на полу в углу, её лицо было бледным, а руки дрожали.

— Плохо ей, — заметил Андрей, тоже заметив её состояние.

Я кивнул. Это могло быть нервное напряжение, но лучше было не рисковать.

— Лена, ты в порядке? — спросил я, подходя к ней.

Она подняла на меня глаза, полные тревоги, но ничего не ответила. Она уже получила свою дозу Искажения. Неужели реакция тоже пошла так быстро?

— Я… — Салтыкова подняла на меня мутные глаза. — Я не знаю.

— Давай-ка посмотрим.

Я присел на корточки возле нее и начал диагностику. Уровень эфира скакал как бешеный — процесс пошел. И она, и Феликс — оба обладали высокоранговым потенциалом, но у Юсупова эфир выжгло едва ли не одним большим куском, а здесь все проходило иначе.

Эфир Салтыковой вступил в жесткий конфликт — такое тоже бывает, у всех разный уровень восприятия. У меня в свое время тоже конфликтовало долго, что растянуло адаптацию надолго. И мучений при таком раскладе тоже больше. Зато остаешься в сознании — тоже плюс.

— Меня… Кажется, меня сейчас стошнит, — проговорила Лена и, вскочив на ноги, побежала в конец коридора.

— Катя, иди с ней, — велел я. — Пригляди на всякий случай.

Катерина кивнула и торопливо зашагала за Салтыковой. Девушка едва успела добежать до двери женской уборной. Через пару секунд по коридору прокатились отголоски не самых аппетитных звуков, затем последовал шум льющейся воды.

Одоевский забеспокоился:

— Надо доложить о такой реакции.

— Докладывай, но она в обморок не бахнется, — устало сказал я. — Но крутить ее будет по-жесткому. Эфир слишом крепкий. Это как иммунная система, которая защищается от вируса. Все ресурсы бросаются на то, чтобы победить инородную дрянь. У Лены сейчас происходит то же самое.

— И что делать? — озадаченно проговорил Слава. — Ей можно помочь справиться?

— Сама справится за несколько дней. Сначала будет такая бурная реакция, затем эфир истончится и поддастся аномалии. А дальше все пойдет так, как должно.

Бэлла Цицианова вытерла платочком проступившую на лбу испарину.

— Значит, такое со всеми может быть?

— Да, но лучше все равно докладывать. Маголекарям важен любой побочный эффект.

Тем временем через кабинет с артефактом прошли уже почти все ребята из третьей и последней на сегодня группы. Я наблюдал за ними и пока не видел жестких симптомов — большинство держались молодцом.

Из уборной вышли Салтыкова с Катериной — моя подруга бережно вела Лену под руку, словно боялась, что та упадет. Я шагнул им навстречу.

— Как оно?

Катерина пожала плечами.

— Ну, обед вышел целиком… Спазм сильный. И, кажется, у нее температура.

— Отведи ее, пожалуйста, к Заболоцкому, — попросил я.

— Конечно.

Салтыкова молча подняла на меня глаза и кивнула в знак благодарности. Я отправился вслед за девушками, готовый сменить Катерину, но тут подоспел Одоевский, и я предоставил командиру второй группы заботу о своей товарке. Как раз в этот момент из дверей кабинета вышел Паша Сологуб — последний из списка в третьей группе. Следом за ним вышла и Шереметева.

— Ну вот и все, господа, — обратилась она к нам. — Не так уж и страшно, правда?

— Страшное впереди, — проворчал кто-то.

— Ничего из того, что не может вынести человек, — отрезала Шереметева. — Я сама через это проходила и знаю, о чем говорю. И если вас интересуют перспективы, то в случае успешной адаптации вы начнете чувствовать себя совершенно по-другому.

Ребята удивленно переглядывались. Они-то не были в курсе, что Шереметева тоже прошла через процедуру. Зато теперь возражений у них стало гораздо меньше.

— Николаев, — указала на меня начальница, — на пару минут со мной. Есть разговор.

Боде проводил нас за двери медицинского отсека и встал в дверях.

— Чем могу служить, ваше превосходительство?

Шереметева вытащила из кармана простенький телефон и, нажав пару кнопок, пробежалась глазами по сообщению.

— Есть важное и неотложное дело. — Она подняла на меня глаза. — Поедете в главный корпус Державного университета вместе с оперативной группой. Пришел запрос от ректора.

— Что от нас нужно?

— Разгрести бардак, вот что. Возьмите с собой одного из Романовых — на ваш выбор. В общежитии вспышка болезни, по симптомам похожей на отравление стимуляторами. Это первое. И второе — кто-то ограбил магохимическую лабораторию. Пропал один сотрудник.