Через двадцать минут после нашего звонка подъехала криминалистическая группа. В небольшой квартирке стало невыносимо тесно. Я отошел в сторону и наблюдал за слаженными действиями сотрудников, стараясь не мешать.
— Вот и твой подарочек, Дим, — сказал Арсеньев, пропуская троих криминалистов в квартиру.
Старший лейтенант Дмитрий Прокофьев — невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти с небрежно накинутой на плечи курткой — кивнул Черкасову и сразу начал осмотр. Его помощники разложили оборудование: камеры, чемоданы с инструментами и пробы для анализа.
— Да уж, горазды вы на сюрпризы. Начнём, — хрипловато сказал он, снимая перчатки из кармана и надевая их.
Один из его напарников фотографировал всё подряд, от тела Ивана до хаоса в комнате. Прокофьев тем временем присел перед телом, осмотрел его, затем начал громко диктовать:
— Мужчина, возраст приблизительно двадцать пять лет. Телосложение худощавое. Одет в домашнюю одежду: тёмные спортивные штаны, серую футболку, черные носки. Видимых следов борьбы нет, — он поднял руку Ивана, внимательно осмотрел пальцы. — Кожа под ногтями чистая.
Криминалисты начали развёртывать пробирки, из которых шёл слабый запах реагентов. Один из них осматривал следы, оставленные обувью на полу, другой сосредоточился на вещах, разбросанных вокруг.
— Порядок стандартный. Снимаем отпечатки, проверяем остатки биологических следов, — скомандовал Прокофьев.
Пока криминалисты работали, Ростопчин подошёл к Черкасову с телефоном в руках.
— Нашёл кое-что про мать и сестру, — коротко доложил он. — Действительно, они летели рейсом «Петербург — Варшава», благополучно приземлились.
— Но? — уточнил Черкасов, уловив интонацию.
— Но дозвониться до этой Казимировны не могу. Телефон отключён. Полагаю, она сменила карту на польскую, чтобы дешевле было. У них же там автономия и местные телефонные операторы…
— Логично, — согласился Черкасов. — Продолжай искать. Свяжись с нашими из варшавского — база-то единая. Должны пособить.
Ростопчин кивнул и отошёл к окну, продолжая возиться с телефоном.
— А это что у нас? — раздался голос Прокофьева.
Я обернулся и увидел, что он держал ту самую чёрно-золотую маску, которую мы обнаружили раньше. Он осмотрел её, с явным интересом, изучая выгравированные узоры.
— Дорогущая, наверное, — отозвался его помощник. — Дай сфотографирую как следует.
Помощник принялся делать снимки, а Прокофьев не отрывал взгляда от маски. Мне показалось, что он тоже что-то в ней приметил.
— Видимо, наш химик был ещё и алхимиком, — наконец, усмехнулся он, поворачивая маску к свету.
— Что нашел? — Черкасов нахмурился, подходя ближе.
— Это алхимический символ, — пояснил Прокофьев, указывая на выгравированную деталь. — Вроде бы так в Средние века обозначалась ртуть. Символ Меркурия.
Я подошёл ближе, разглядывая знак. И правда, похоже.
— На первый взгляд похож, но знак Меркурия рисуется чуть иначе, — сказал я. — У нас же в Корпусе вся ртуть этим символом помечена, я его ни с чем не спутаю. У Меркурия дуга расположена на вершине кружочка, как рожки. А здесь дуга — под кружочком…
Криминалисты уставились на маску.
— И правда, — сказал Прокофьев, прищурившись. — Да, это не Меркурий. Это… — он запнулся, затем вдруг хмыкнул. — Это Плутон. Точно. Плутон.
— Уверен, Дим? — уточнил Черкасов.
— Уверен, Евгений Александрович, — кивнул криминалист. — У меня жена увлекается астрологией и всякими натальными картами. Постоянно рисует символы планет, все тетрадки исписаны асцендентами и прочими домами. Этот знак она точно показывала. Я его еще запомнил, что он похож на человечка с поднятыми руками.
Мы с Черкасовым переглянулись.
— Плутон, говоришь, — медленно повторил Черкасов. — Вечер становится все интереснее… Спасибо, Дим.
— Да на здоровье. В кои-то веки женино хобби пригодилось…
Я жестом попросил Черкасова выйти со мной на лестницу.
— Евгений Александрович, тут все отчетливее прослеживается связь с Римским клубом, — сказал я. — Княжич крови Павел Дмитриевич на допросе говорил, что получил свои стимуляторы через некого Плутона, когда был в том клубе.
Черкасов нахмурился, его глаза сверкнули напряжённой мыслью.
— Да, помню, — кивнул он. — На закрытой вечеринке. Я читал протокол.
— А теперь маска с его символом в квартире аспиранта-химика, — продолжил я. — Становится похоже на то, что наш хороший мальчик Ваня Мейдель мог снабжать этого Плутона либо готовыми стимуляторами, либо веществами для их изготовления. У него был прямой доступ. И с учетом того, что лаборатория гражданская, университетская, то и вынести оттуда что-нибудь ценное было проще.
Ну как Стагнис не углядел⁈ Уж кто-кто, а он прекрасно понимал, насколько опасны вещества, с которыми они работали в лаборатории. Почему не выбил охрану?
Впрочем, насколько я понял, Толстой-Стагнис был пусть и уважаемым человеком на факультете, но серьезных административных рычагов не имел. Ректор попросту мог не отнестись серьезно к подобной просьбе. Дескать, да кому нужна универская лаборатория…
Верно Черкасов выразился. Бардак и головотяпство.
— Лаборатории у него тут точно не было, — сказал Черкасов, кивнув на убогую квартиру. — Значит, либо работал подпольно в университетской лаборатории, либо где-то еще. Проверим.
— Возможно, — согласился я. — Но если мы хотим подтвердить связь с Римским клубом, нам нужен княжич Павел. Он сможет опознать маску.
Черкасов молча кивнул, размышляя. Наконец, он выпрямился и вздохнул.
— Согласен. Поедем к княжичу, так будет быстрее. — Он окликнул Ростопчина. — Останешься здесь, закончите с работой, и заберёшь отчёт. Мы с Николаевым поедем в Военно-медицинскую академию.
— Понял, — коротко ответил Ростопчин.
Прокофьев, слышавший наш разговор, поднял взгляд от своих записей.
— Маску тоже забираете?
— Да, — подтвердил Черкасов. — Пока вы напечатаете фото, сто лет пройдет.
Прокофьев бережно завернул находку в прозрачный пакет и передал её Черкасову.
— Будьте осторожны, — предупредил он. — Уж больно штучка интересная. И дорогая явно. Работа-то ручная… Кстати, господа, за эту ниточку тоже можно потянуть. Не думаю, что даже в столице много мастеров, которые умеют делать такие маски.
— Согласен, — коротко ответил Черкасов.
Мы вышли из квартиры, оставив Ростопчина и криминалистов с их рутинной работой. Черкасов сам сел за руль — Арсеньева он тоже оставил в помощь Ростопчину. Я аккуратно держал маску, словно это была величайшая ценность.
— Значит, Павел Дмитриевич, — он завел двигатель и взглянул на часы. — Надеюсь, ваш дальний родственник еще не спит.
Военно-Медицинская академия встретила нас тишиной и едва ощутимым запахом антисептика. Сводчатые потолки коридоров, тусклые светильники, и редкие пациенты, лениво прохаживающиеся под присмотром медперсонала, создавали ощущение некой стерильной отрешённости от внешнего мира.
Черкасов щегольски козырнул удостоверением — «Четверку» обычно всюду пропускали без вопросов, но на этот раз охранник проявил настойчивость.
— Прошу прощения, господа, сперва должен доложить дежурному, — не терпящим возражений тоном проговорил охранник и поднял трубку.
— Ну хоть где-то порядок соблюдается, — улыбнулся Черкасов.
— Так учреждение-то военное, — пожал плечами я.
— Вы удивитесь, Алексей Иоаннович, как много хаоса может твориться даже в тех местах, где, казалось бы, все правила должны соблюдаться неукоснительно. Соблюдай люди правила, у меня не было бы и половины той работы, что приходится выполнять сейчас.
Охранник повесил трубку на рычаг и нажал на кнопку. Турникеты приветственно распахнулись.
— Прошу, господа. — Охранник даже сымитировал виноватый вид. — Вы уж извините за задержку — положено.
— Никаких претензий, — отозвался Черкасов. — Благодарю.
Мы не стали дожидаться лифта и принялись подниматься по лестнице. Дорогу я неплохо знал и быстро ориентировался — сколько раз приходилось здесь бывать.
— Алексей Иоаннович, слышал, у вас в Корпусе на носу аттестация, — сказал экспедитор. — Уже определились, с чем хотите связать службу?
Я обернулся к шедшему позади меня Черкасову.
— Наши пожелания не особенно учитываются, Евгений Александрович. Нас оценивают по способностям и потенциалу. Смотрят, где от нас будет больше пользы — туда и направят.
— И все же. Где вы сами себя видите, скажем, лет через десять?
Честно?
В своей усадьбе в Выборге попивающим чай из термоса на утренней рыбалке — как и планировал изначально. Отпуск у меня или что, в конце-то концов? Возможно, и правда женюсь — нужно передать потенциал наследникам, раз уж он так удачно сконфигурировался в этом теле. Собаку заведу, например. А лучше — двух.
Но пока не наладим работу Спецкорпуса и не воспитаем пару поколений крепких преобразователей, хрен мне, а не рыбалка.
Впрочем, интересно, насколько заскучала бы Ида в наших северных владениях?
— Алексей?
Я тряхнул головой и улыбнулся.
— Пока я просто хочу получить первое звание и хорошенько так зачистить аномалии, Евгений Александрович. Ордена и награды меня не интересуют. А вот эту аномальную дрянь нужно взять под контроль. Или у вас есть другие предложения?
Черкасов хмыкнул.
— Не заграбастай вас Шереметева под свое стальное крыло, я бы мог предложить вам работу в «Четверке». Сдается мне, из вас бы получился неплохой экспедитор. Так что когда победите последнюю аномалию, подумайте. У нас всегда весело.
— О, это я уже понял.
Дежурный врач встретил нас на входе.
— Ирин, проводи посетителей к Павлу Дмитриевичу, — распорядился он, сверившись с документами. Его удивленный взгляд упал на пакет с маской, которую я держал в руках.
— Прошу за мной, господа.
Медсестра с холодным и откровенно усталым выражением лица проводила нас в конец длинного коридора. Нужную нам было нетрудно опознать — возле дверей дежурили двое гвардейцев в униформе стражи зимнего дворца. Меня всегда забавляло, что их подбирали еще и по внешности, словно калибровали. Все рослые, с гренадерским размахом плеч, а эти еще и с ранговыми перстнями.
Стражи смерили нас холодными взглядами, но, заметив удостоверение Черкасова, лишь слегка кивнули, давая понять, что можем пройти.
Медсестра постучала и, не дожидаясь ответа, приоткрыла дверь.
— Павел Дмитриевич, добрый вечер. К вам посетители.
Мы вошли в небольшую, но комфортабельную палату — Павла перевели из интенсивной терапии в обычную, но одноместную. Стены были выкрашены в нейтральный пастельный цвет, кровать стояла у окна, из которого открывался унылый вид на внутренний дворик.
На столе у изголовья — графин с водой, нетронутый поднос с ужином, стопка книг и несколько листов бумаги. Пользоваться средствами связи подследственному было запрещено.
Павел сидел в кресле, повернувшись к окну. Увидев нас, он медленно поднялся, и я заметил, что его движения стали немного увереннее по сравнению с нашей последней встречей. Лицо его, всё ещё бледное, больше не выглядело настолько болезненным, а в глазах снова загорелась какая-то мрачная искра.
— Ну конечно, Николаев, — проворчал он вместо приветствия. — Куда же без тебя, ты же у нас в каждой бочке затычка.
— И тебе не хворать, Павлуша, — улыбнулся я. — Не скажу, что рад тебя видеть, но мы по делу.
Павел презрительно хмыкнул.
— И кто это с вами, Алексей Иоаннович? — его голос прозвучал холодно и с едва заметной издёвкой.
— Евгений Александрович Черкасов, экспедитор Четвертого отделения, — спокойно представился он и шагнул вперед. — Павел Дмитриевич, я должен задать вам несколько вопросов.
Узник криво усмехнулся.
— О, великая и ужасная «Четверка»! Ваши коллеги уже бывали здесь не раз, господин Черкасов. Если вам что-то нужно выяснить, спросите у них.
Я покачал головой.
— Ты всегда был высокомерным хамом, Павел, но сегодня превосходишь сам себя. Что, больничная еда настолько надоела? Так это легко исправить. Впрочем, тюремное меню тебе понравится еще меньше.
Княжич крови снова смерил меня презрительным взглядом.
— А ты поиздеваться пришел, Николаев? На моих костях топчешься? Еще не надоело упиваться собственным триумфом?
Я равнодушно пожал плечами.
— Глаза в мои тебя не видели. Но вот закавыка — ты можешь помочь следствию. Прояви благоразумие и не закапывай себя еще глубже.
Павел склонил голову набок, его глаза потемнели от гнева.
— Глубже⁈ Куда еще глубже, господа? Я стал простолюдином без единой капли магической силы! Мне светит ссылка в задницу мира без права возвращения мне и моим потомкам! И, вероятно, и вовсе реальный срок. Куда еще глубже мне себя закапывать?
В голосе Павла звучала едва сдерживаемая истерика. Да уж, родственничек сейчас переживал личную драму, но у меня уже не получалось ему сочувствовать. Так обгадиться еще нужно было умудриться. И пусть скажет спасибо, что вообще выжил.
Черкасов не стал втягиваться в перепалку. Он взял из моих рук прозрачный пакет с маской, и поднял её так, чтобы Павел мог её разглядеть.
— Павел Дмитриевич, вам знакома эта вещь?
Павел прищурился, изучая маску. На мгновение на его лице промелькнуло что-то вроде узнавания, но он тут же скрыл это выражение за дежурной саркастичной усмешкой.
— Не знаю. Выглядит, как реквизит для бала-маскарада.
— Павлуша, — вмешался я, делая шаг вперёд, — мы оба знаем, что это не просто безделушка.
Он посмотрел на меня с презрением.
— Я ничего не скажу, пока не получу вестей о своей матери и сестре.
— Они будут в безопасности, — ответил Черкасов. — Вопрос их возвращения в империю на контроле у самого великого князя Федора Николаевича.
— Тогда почему я до сих пор ничего о них не знаю? — Павел повысил голос, откинувшись в кресле. — Вы хотите, чтобы я помогал вам? Дайте мне подтверждение, что моя семья вне опасности.
Черт, как же он меня раздражал. Я глубоко вздохнул, пытаясь сохранять хладнокровие. Павел явно пытался тянуть время, и мне пришлось действовать жёстче.
— Ваше высочество, судя по всему, вы не совсем адекватно оцениваете свое положение, — сказал я, сев на край кровати напротив него.
Он взглянул на меня с высокомерной усмешкой, но я уловил в его глазах проблеск беспокойства.
— Правда? — Павел скрестил руки на груди. — Мне кажется, что вы здесь из-за того, что вам от меня что-то нужно.
Я улыбнулся. Видимо, мою физиономию так перекосило в этот момент, что Павел отстранился и вжался в кресло.
— Знаешь, что мне нужно, Павлуш? — медленно проговорил я, глядя на него, словно изучал интересный экспонат в музее. — Мне нужно остановить людей, которые выпустили стимулятор в народ. Цена твоего молчания — жизни людей, которые понятия не имеют, что эти пилюли их убьют. Каждая новая смерть будет на твоей совести. А затем, уж поверь мне, я добьюсь того, что ты за это ответишь. Я сделаю так, что ты всю свою оставшуюся жизнь проведешь в каменном мешке без окон в полном одиночестве. Не имея возможности увидеть никого, кто был тебе дорог. Без книг, связи и бесед. У тебя даже не будет возможности просто закончить свою бесполезную жизнь, и ты будешь тихо сходить с ума в четырех стенах. И все, что у тебя останется — воспоминания о былом величии, которое ты просрал.
На последнем слове даже Черкасов крякнул. Павел отвёл взгляд, его челюсть сжалась.
— Ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело, — прошептал он. — Даже я не знаю. Никто не знает…
— А ты думаешь, что нас это остановит? — резко ответил я. — Тебе дали шанс — сотрудничать. Неужели ты настолько глуп, чтобы его упустить?
Он замолчал. Несколько секунд в палате царила напряжённая тишина.
— Хорошо, — наконец выдохнул Павел, всё ещё избегая смотреть мне в глаза. — Что вы хотите узнать?
Черкасов снова поднял маску.
— Вы видели этот предмет в Римском клубе?
Павел медленно кивнул.
— Да, конечно. Там все носят маски. Конкретно эта — маска слуги Плутона, — произнёс он. Они называют себя свитой. Все, кто работал на Плутона, носили эти маски на вечеринках.
— Символ на маске означает принадлежность к свите? — спросил Черкасов. — Вот этот знак.
Павел молча кивнул.
— Ты видел самого Плутона? — спросил я. — Можешь описать хотя бы рост, комплекцию…
— Я не видел его. Когда меня к нему проводили, он говорил со мной из-за шторы. Я слышал только его голос. Мужской, не молодой и не старый. Обычный… — ответил Павел. — Он всегда оставался в тени. Мы знали только его эмиссаров. Плутон тогда велел передать мне стимулятор, и слуга вручил мне заказ.
Мы с Черкасовым снова переглянулись. Значит, есть зацепочка.
— Ещё что-нибудь? — уточнил я.
— Это всё, что я знаю, — устало сказал узник.
— Спасибо, Павел Дмитриевич, — Черкасов крепче перехватил пакет с маской и жестом показал мне на выход. — Желаю вам скорейшего выздоровления.
— Не смешите.
Когда мы вышли из палаты, я заметил, как Черкасов снова уставился на нашу улику.
— Теперь всё встаёт на свои места, — сказал он. — Я должен доложить начальству, и они примут решение о дальнейших действиях. Давайте подброшу вас до Корпуса, Алексей Иоаннович. На сегодня все.
— Буду признателен, — отозвался я.
У Черкасова завибрировал телефон, и он удивленно уставился на экран.
— Незнакомый номер. Погодите, отвечу.
Он нажал на кнопку и приложил телефон к уху.
— Черкасов слушает. — Экспедитор покосился на меня. — Да, со мной. Рядом.
Я распознал лишь, что голос на том конце был мужским. Но связь в старом корпусе барахлила, и голос был искажен помехами. Черкасов внимательно выслушал говорившего и удивленно вскинул брови.
— Понял. Хорошо. Через час будем.
Он повесил трубку и выглядел озадаченным.
— Кто это там по мою душу? — спросил я.
— Не поверите, но… ваш брат. Виктор Иоаннович хочет срочно встретиться. Через час в кафе у некого Эмиля. Он сказал, вы знаете.