Хозяин дубравы. Том 3. Саженец

Часть 2 Глава 3

168, червень (июнь), 5

— Тит! Давно тебя не видел. — произнес центурион.

— Два года. — мягким голосом ответил большой, излишне упитанный гость в дорогой одежде.

— Ты, кажется, стал еще больше.

— Мне нравится моя жизнь, а ей — я, — хохотнул он и хлопнул себя по пузу. — А ты, я смотрю, все бегаешь? Как был сухой в нашу юность, так до сих пор и не отъелся.

— Дела-дела.

— Слышал уже о степном пожаре?

— Сейчас? — удивился центурион. — Так только молодая трава проросла. Чему там гореть?

— Я образно говорю. Роксоланы отправили отряд навести порядок в лесу. И… как бы это помягче сказать. Он там сгинул, вместе с командиром.

— Беромир отличился?

— Он самый. Араку, по слухам, лично голову отрубил. А из двухсот пятидесяти всадников, выделенных из войска Сусага, вернулось едва три десятка. Хотя там еще и племенное ополчение было. Всего до четырех сотен человек.

— Хм… Занятно… — произнес центурион, вставая и начиная прохаживаться. — А я еще думал, куда те деятели подевались? Видимо, они с ним уже познакомились.

— Ты о тех фракийцах? — мягко улыбнулся Тит. — Или откуда они?

— А ты и о них уже знаешь?

— Шума от их драки на порогах тоже немало. Туда-то они по большой воде проскочили да вдоль высокого правого берега. А обратно пороги обнажились, и им пришлось перетаскивать свои лодки волоком. Вот с них торговую пошлину и захотели взять. Так они десятка два роксоланов зарезали.

— И ушли?

— Еще чего⁈ На нижнем пороге их догнали. Ну и выбили подчистую. Как мне шепнули — сопротивлялись они отчаянно. Признавайся, это ты их отправил?

— Делать мне больше нечего! — раздраженно фыркнул центурион. — Мне векселяцию надо укреплять. И оборону города. И свое благополучие. Через что Беромир мой лучший друг. Пока он продает нужные мне товары.

— А откуда тогда взялись, эти фракийцы?

— Они не фракийцы. Дунайские кельты.

— Очень интересно. — улыбнулся Тит, грузно присаживаясь, скорее даже оседая на лавку. — И что же их сподвигло отправиться в такой дальний поход? Разве на Дунае сейчас им нечем заняться?

— Самому интересно.

— А что наш командир говорит?

— Если опустить ругань, то ничего. Он сейчас очень активно ищет того «доброго человека», который это устроил.

— Что «это»?

— Сведений очень мало. Один из отрядов союзников, переселившихся лет тридцать назад с Карпатских гор, внезапно сорвался и куда-то побежал. Когда заметили, было уже поздно. Сейчас люди Маркуса Понтия Лелиана опрашивают их семьи. Может быть, удастся выйти на заказчика, а может, и нет. В таких дела мало кто подставляется и действует открыто.

— Хм. Занятно. А ты их почему пропустил?

— Там было триста кельтов. Чем мне их останавливать? Векселяция защищает город и не может удаляться столь далеко. К тому же у меня едва сотня, притом плохо снаряженная. Отправить я мог только молодую ауксилию, но она просто смешна. Кого они остановили бы?

— Пожалуй, ты прав. Никого. А есть догадки, кто этих кельтов мог послать? Наверняка же на кого-то думаете. А у меня торговля идет. Не хотелось бы глупо подставляться.

— Вероятно, кто-то из врагов нашего командира. Ведь его положение сильно укрепилось за минувший год. Сам понимаешь, это не могло пройти бесследно.

— Слышал-слышал… маркоманы уже ворвались в Италию. А он предупредил заранее. Его слова критиковали. Но Сам оценил. И теперь просто в бешенстве.

— Все намного интереснее. Он уже семи сенаторам головы снял и еще сотне людей рангом пониже. Причем в Риме к таким его поступкам отнеслись с пониманием. Все-таки маркоманы совсем рядом.

— Семи сенаторам? Хм. Из-за слов нашего командира?

— На римском монетном дворе проказничали. И так получилось, что эти люди оказались связаны с клеветниками. А Марк Аврелий давно к ним присматривался. Ну и чего тянуть? Отличный же повод. Как ты понимаешь, не всем такое наведение порядка пришлось по нутру. И пока ясно кто именно решился ударить по нашему командиру таким образом. Ведь любой мог, так как с монетного двора много кто из сенаторов кормился.

— Получается, что мы втравили нашего лесного дикаря в большие игры. И что будем делать? Он ведь их может и не потянуть.

— Беромир, судя по всему, и сам неплохо справляется. Сколько у него людей было? Вряд ли больше сотни. А он вон какую толпу перемолотил. Хороший командир.

— А сколько их у него осталось, этих людей?

— Если после четырех сотен роксоланов их хватило на три сотни кельтов… ну… полагаю, достаточно. Хотя было бы неплохо это выяснить.

— Вода камень точит, — возразил Тит. — Какое количество таких он натисков выдержит?

— Не решусь даже предполагать.

— И я. Но одно тебе скажу — я со всей этой историей еще свои прибыли не получил. Пока я несу одни убытки. А тут еще такие риски. Ведь, если он слишком быстро сдохнет я ничего не заработаю.

— И что ты предлагаешь?

— Роксоланы много людей в рабство пригнали. Мы можем предложить ему их выкупить. Например, за индийское железо. Тебе ведь нужно снаряжать свою векселяцию. И мне своих ребят вооружить было бы неплохо получше. А ему пригодились бы люди. Почти свои.

— Одевать легионеров в лорики из индийского железа? — усмехнулся центурион. — Не жирно ли?

— Жирно и не нужно. Я о другом. Мой человек недавно как раз вернулся, проводя изыскания по твоему вопросу. Искал, где можно закупить доспехи и оружие.

— И как? Удалось что-то найти?

— Сам понимаешь — сейчас все уходит в Италию и на Дунай. Но мне удалось нащупать варианты. В Александрии нашелся купец, имеющий родственные связи с руководством мастерских Никомедии, Кесарии Каппадокийская и Антиохии. Он сможет договориться, чтобы нам немного отложили. Но дороже.

— Сильно дороже?

— Вдвое. Это если чуть-чуть. А так — и втрое, если запросим много.

— Ого!

— А что ты хотел? Срывать заказы Самого опасно. Если понемногу отщипывать — не заметит. Но все одно — боязно.

— Сколько они могут дать и чего?

— Набрать сотню хамат, думаю, смогут. И шлемов к ним. На будущий год еще столько же. Официально оно все пойдет к тебе в векселяцию, так что надо придумать, как излишки списать. Сам понимаешь — война. Люди Самого сейчас очень плотно опекают такие мастерские. И могут возникнуть вопросы.

— Неплохо-неплохо, — покивал центурион. — А скваматы?

— Неизвестно. Может десяток-другой, хотя с ним много непонятного.

— Ламинаты?

— Нет. Вообще. Мне прямо сказали, чтобы я даже не заикался. А так, вообще, этот купец считает, что при некотором желании можно многое добыть. Пилумы, спаты и прочее. Понемногу. Были бы деньги.

— Только не ламинаты.

— Они на личном контроле Самого. Очень нужны. Нужно немного подождать. А с остальным — главное плати и не наглей.

— Вот с этим как раз у нас большая проблема. — задумчиво произнес центурион. — Мы не знаем, сколько даст нам Беромир индийского железа, сахара и компасов.

— Понимаю. — кивнул Тит. — Сейчас главное, чтобы все успокоилось. И ему дали просто спокойно работать. Хотя бы пару лет.

— Маркус сказал, что в Александрии купцы, ходящие в Индию, дадут по сто либр золота[1] за каждый компас. Беромир положил за компас сорок либр серебра.

— Ох… — выдохнул Тит, осознав то, что разница в цене выходит в тридцать раз.

— Да. — кивнул центурион. — Первый мы подарили Самому. Если Беромир сделает пять компасов, мы закроем все расходы по вооружению и снаряжению и векселяции, и ауксилии.

— А сколько у нас там купцов в Александрии, которые с Индией торг ведут?

— Сорок семь человек. Эти по сто либр возьмут. Остальным придется дешевле продавать.

— Неплохо. — кивнул Тит. — Я, пожалуй, тоже назову Беромира своим лучшим другом.

— Маркусу также шепнули, что с индийским железом увлекаться не надо, и с сахаром. До них уже слухи дошли. Лучше пусть волшебные вещи делает. А то входить во вражду с купцами Александрии очень опасно. Для них это железо и сахар — важный товар.

— Но не основной. — возразил Тит…

На Оршице стояла жара.

Прям лютая.

На небе облачка и ветра практически нет — вон листва почти не шевелится. Да и Днепр лежал красиво, не зеркальной гладью, конечно, но близким образом. Из-за чего ближе к полдню работать стало просто невозможно.

Ученики еще вчера отправились по домам. Сразу, как завершили строить контур крепости. С горем пополам. И так уже давно бы сбежали, если бы не прямой приказ ведунов из рощи. Так или иначе, все остальное уже без них. Благо что оставшегося двора Беромира появились и места для отдыха, и складские помещения, и даже конюшня. И если лошадям еще можно было прожить все лето под открытым небом, то трофейное просо очень не хотелось потерять из-за дождей или еще какого ненастья. А ведь именно оно и выступало тем ядром экономической стабильности, на которое опирался ведун. Купленное по осени жито, которого осталось уже мало, да взятое с роксоланов и кельтов просо…

— Пошли купаться!

— И не уговаривай, — отмахнулся Добрыня.

Остальные тоже не соглашались.

Добровольно лезть в воду люди просто боялись. Поэтому Беромир плюнул на них, фигурально, и отправился один.

Никаких пляжей пока здесь не наблюдалось.

Поэтому пришлось осторожно заходить в виду, выбирая, чтобы зарослей поменьше. Первый раз в реку полез на новом месте, кстати. Поэтому осторожничал. Он бы раньше опробовал Днепр, но так уставал из-за стройки, что не хватало времени и сил. А тут вот сподобился. И так откладывал слишком долго.

Зашел он значит по пояс в теплую воду.

И подавшись вперед, лег на нее да поплыл. И хорошо так, ловко. Тот брасом, то кролем, то на спине. И вообще — балдел как мог. По такой жаре в теплой водичке одно удовольствие. Главное — не нырять. Он разок это сделал и сразу прекратил. Прогретым оказался только верхний слой в метр — полтора, а дальше холодновато.

Вжух.

Что-то свистнуло рядом.

Вжух.

Еще раз.

Беромир даже и не понял поначалу. Но на третий раз приметил, что рядом с ним в воду стрела упала. И близко так — в пределах рассеивания. Во всяком случае, именно мысли о накрытии его и посетили. Даже припомнились вспышками фрагменты фильма про Чапаева.

Вжух. Прозвучало еще раз.

Он нервно и резко обернулся. И почти сразу приметил какого-то незнакомца с луком на левом берегу у дерева в тенечке. Хотя почему незнакомца? Его же лица не разобрать из-за тени, поэтому там мог быть кто угодно.

До стрелка было метров двадцать — двадцать пять. И он промахивался. Видимо, сказывались блики воды и местное качество изготовления луков со стрелами. Особенно стрел, которые отличались по геометрии, весу и упругости даже в одном колчане. И это только по древку. Наконечник и оперение дополнительно вносили свою специфику, из-за которой даже на такой дистанции, даже опытный и умелый стрелок мог вот так мазать. А о том, что он явно не новичок, говорили накрытия. То есть, он укладывал стрелы кучно.

Секунда.

И глубоко вдохнув, Беромир ушел под воду. Начав отплывать в сторону, пользуясь при этом струей течения, чтобы удалиться от стрелка как можно дальше.

Вынырнул.

Вдохнул.

Снова ушел под воду.

И пока его голова была над водой, стрелок, не зевая, еще пару стрел выпустил. А то жертва явно уходила.

Где-то на середине реки Беромир, уже немало замерзший от ныряния, решил просто плыть поверху. Дистанция уже образовалась метров в пятьдесят, и он в целом выдохнул. Если там не попал, то с вдвое большей дистанции и подавно.

Гребок.

Еще.

И стрела чиркнула по голове, распоров кожу до черепа на затылке. Он ее даже сразу не заметил. Широкий наконечник просто чиркнул и ушел в воду.

Еще гребков десять.

И новое попадание. В плечо. Тоже по касательной, но куда серьезнее, ибо слегка задело мышцу и оказалось весьма болезненным. Тут-то его и догнало ощущение ранения головы.

Еще два всплеска и тишина.

Беромир обернулся — лучника под деревом уже не было. Видимо, ушел в ближайшие кусты и по ним отходил. Они вон — к самому дереву подходили. Поэтому ведун перевернулся на спину и так, экономя силы, доплыл до самого кончика стрелки. Где его подхватили и вытащили на берег.

Добрыня на что боялся воды, но все одно — запрыгнул в воду, зайдя по пояс. И один из кельтов.

— Что это было? — как-то ошарашено и потерянно спросил Беромир.

Все-таки кровопотеря уже ощущалась. Да и шок от ситуации.

Подбежала Дарья, всех растолкав. Притащив бинты. Не кипяченные, но она это компенсировала, обильно плеснув на них карболкой.

— Ну и вонь… — пробурчал Беромир. — Этот человек, который с луком, куда он делся?

— В лес убежал.

— Погоню надо отправить.

— А если там засада? — спросил Вернидуб.

— То же верно. Кто сейчас в Священной роще?

— Только ее стражи и хранители.

— Сможешь им сигнал отсюда послать?

— Они не пойдут стрелка выслеживать. Им нельзя оставлять рощу.

— Да я хочу понять — живы они или нет. Может, враг подошел, а мы его прозевали.

— Лучник бы не отходил. — на ломанном местном языке ответил кельт. Погружение в языковую среду творило чудеса, как, впрочем, и две тысячи лет спустя.

— Кто-нибудь его разглядел?

— Одежда наша, обычная, — чуть помедлив, произнес Вернидуб. — А лицо в тени — не разглядел.

— Луки наши, — заметил один из роксоланов. — Он как стрелять начал, мы побежали за своими. И как вернулись, несколько стрел успели пустить.

— Так он от стрел побежал?

— Видать, от них, — ответил Вернидуб. — Одна точно в дерево рядом с ним воткнулась. Я приметил.

— Засада — не засада, а это все так оставлять нельзя. — хмуро произнес Беромир, запах карболки которого явно взбодрил. — Надеваем доспехи и выступаем. Надо осмотреть место, может, он чего приметное забыл.

— А если нападут? — осторожно спросил седой.

— Свяжись с рощей. Вы птицами переговариваетесь. Я слышал. Пусть поглядят — видна ли угроза с их стороны.

— Легко сказать, чем сделать, — фыркнул Вернидуб.

— Так сделайте ее! — рявкнул Беромир. — Что как дети?

— Да как мы ее сделаем?

— Хочешь — с флажками подскажу? Чтобы буквы глаголицы[2] взмахами флажков передавать?

— А что такое флажок?

— Флажок — это древко небольшое с куском ткани, которое приделано к его торцу вдоль дерева.

— И как этими тряпками на палках слова передавать?

— Ну, смотри. Издали можно легко разглядеть три положения флажка: рука опущена, рука поднята, и рука отведена в сторону. Так?

— Да.

— Два флажка позволяют получить восемь сочетаний. Исключая то, в котором оба они опущены. Почему восемь?

— Правая рука опущена, левая отведена или поднята — это две. Левая опущена, правая отведена или поднята — еще две. Итого четыре. Обе отведены. Обе подняты. Уже шесть. Ну и еще два сочетания, при котором одна рука отведена, а вторая поднята.

— Хм. Чудно, но… занятно. Однако же букв у нас больше.

— Так в чем беда? Просто нужно договориться о том, сколько для каждой буквы таких взмахов делать. Два или три. Тут надо поглядеть, сколько потребно[3]. Ну и заучить их все. А так — крикнул какой птицей. Привлек внимание. И такими взмахами пересказал что надо. Главное, чтобы разглядеть можно было.

Вернидуб покивал, ясно загрузившись и увлекшись этой идеей.

Беромир же лишь головой покачал, поняв, что он ему сейчас не помощник. Да и он явно дал понять, сложное сообщение передать не сможет.

— Не ходи, — с нажимом сказала Дарья, когда молодой ведун встал и направился облачаться в доспехи.

— Почему?

— Предчувствие. Просто не ходи…

[1] Отношение золота к серебру было примерно 12 к 1. Условно. Поэтому 100 либр золотом равнялось 1200 либр серебра.

[2] Беромир назвал придуманный им алфавит глаголицей. Просто чтобы не по-гречески.

[3] Два взмаха в таком случае позволяют закодировать 64 символа (то есть, 8 во 2 степени).