Хозяин дубравы. Том 3. Саженец

Часть 2 Глава 2

168, травень (май), 24

— Мой брат разбит! — воскликнул Сусаг, грозно глядя на склонившихся перед ним людей.

— Вмешались боги. — тихо и робко произнес старший из них оправдываясь.

— Арак говорил, что скорее небо упадет на землю, чем этот лесной дикарь сумеет его разбить. Но ныне брат мертв! И с ним полегло много отправленных мною воинов!..

Сусаг говорил, с трудом сдерживая свое бешенство. В его голове просто не укладывалось то, что произошло.

Как?

КАК⁉

С тем же успехом они могли поехать на лошади по степи, да утонуть на пригорке.

— Милый, — произнесла супруга. — Давай послушаем, что они скажут.

Сусаг резко обернулся на нее, бешено вращая глазами. И даже опустил руку на рукоятку меча, но… спустя несколько секунд немного остыл, вспомнив, что именно она отговаривала его от этого похода.

— Ты что-то знала? — наконец, спросил он.

— Я знала, что Фарн благоволит зятю моего брата. А его благоволение — сила непреодолимая. С ним даже неумеха сумеет многое.

— Это так, — тихо добавил старший из ответчиков, — Фарн ему благоволит. Да и она сам не неумеха. Кроме того, у его людей ладные брони с оружием. И строю они обучены.

— Строю⁈ — удивился Сусаг.

— Подобно ромеям, хотя и не так. У них огромные щиты, которые прикрывают от колена до плеча. Из-за чего очень сложно по ним попадать из лука. Почти все летит либо в этот щит, либо мимо.

— И вы не бросились на них с копьями?

— Они всегда оказывались в неудобном для такого натиска месте. Или за завалом из деревьев, или возле построек, или еще как. Беромир знал о том, как мы воюем, и старался не дать нам удобного момента. Да и копья их метательные…

— Ромейские, — перебил старшего второй ответчик. — Я ходил с языгами в набег на ромейские земли. И видел такие метательные копья. Они ужасны! Легко пробивают любую нашу броню.

— И откуда они у этих лесных дикарей? С порогов мне не сказывали, что не возили в те края хоть какое-то оружие.

— Верно они его сами делают. Ибо копий тех ромейских много. Да и легкие копьеца тоже вредят немало.

— Это какие?

— Вот, — произнес старший из ответчиков, достав дротик из тряпки, в которую он был обернут. — Я вынул его из руки брата, — кивнул он на соседа.

— Это индийское железо! — восхищенно произнес один из приближенных бега.

— Что⁈ — удивился тот.

Советник молча вышел вперед, принял из рук ответчика дротик и внимательно осмотрел его.

— Да, это определенно индийское железо. — резюмировал он. — Только обработано грубо.

После чего повернулся и с почтением протянул дротик Сусагу.

— Это какая-то шутка? — удивился тот, осматривая изделие.

Старший ответчик медленно извлек меч и торжественно его подняв перед лицом, произнес:

— Я клянусь на этом мече, что извлек это маленькое метательное копье из плеча своего брата. Сразу, как мы сумели выйти из ночного боя. И что его бросил в нас кто-то из людей Беромира, а может, и он сам.

После чего поцеловал клинок.

И также медленно и торжественно убрал его в ножны.

— Если это так, то у него много такого железа, — медленно произнес Сусаг.

— И перебив его людей, мы сможем взять богатую добычу. — добавил второй советник. — Многие вьюки металла, который ценится на вес золота.

— Беромир под защитой богов. — тихо, но достаточно, чтобы все в шатре услышали, произнес старший ответчик.

— Это очевидно, — согласился с ним Сусаг, который в этом походе потерял большую часть своей дружины и выступал главной пострадавшей стороной.

Но советник не унимался, обратившись к ответчику.

— И почему ты так решил? Может, вы просто сами были слишком плохи?

— Он вызвал Арака на поединок. И одержал над ним победу в два удара. Хотя наш воин был верхом, а Беромир — стоял на земле.

— Это могла быть случайность.

— Когда мы шли по ночному лесу, чтобы напасть на людей Беромира во сне, то нам показалось, будто их охраняли волки. Они бежали чуть в стороне от нас и выли, привлекая внимая. А потом участвовали в бою. Да и потом, кидая факелы на соломенную крышу его дома, мы никак не могли ее зажечь. Погода стояла сухая, но солома никак не занималась.

— Это правда? — спросил Сусаг у остальных.

Те молча кивнули.

— Но как сухая солома может не загореться? — удивился тот советник, который предлагал новый набег.

— Нам это неведомо, — развел руками старший ответчик. — Мы бросили туда много факелов, но ничего не получилось. Они лежали на сухой соломе. Горели. Но пламя никак не могло с них перекинуться.

Сусаг повернулся к своей жене.

— Разве Фарн в таком помогает?

— Зять моего брата — ведун, посвященный Велесу и Перуну. Если ему благоволят не один лишь Фарн, а боги, то подобные чародейства не должны удивлять.

— Чем же он вызвал их любовь? — поинтересовался советник «ястреб».

— Я о нем только слышала и очень немного, так что не могу сказать. — ответила супруга бэга.

— Чародей, значит, — хмыкнул Сусаг.

— Вполне возможно. — кивнула жена. — Иначе как понять, откуда у него столько индийского железа? Я слышала, что в самой Индии его чародеи и получают.

— Это плохо, — нахмурился один из советников. — Очень плохо.

— Или хорошо. — возразила супруга Сусага.

— Отчего же? — удивился бэг. — Иметь во врагах чародея, это разве хорошо?

— Он родич тебе через меня. И твоим детям. А разве родичи не договорятся? Тем более повздорил с ним не ты, а Арак. Разве не так?..

— Ну-ка взяли! — крикнул Беромир. — Еще. И еще. Давай-давай! Тяни! Всё! Стой! Хватит! Куда⁈ КУДА! Твою же…

— Ты не кручинься. — хлопнул его по плечу Вернидуб. — Научатся.

— Словно парализованные.

— Это как?

— А… — махнул он рукой и оглянулся в поисках курящих.

Таковых не нашел.

Чай, табак еще не завезли.

Грязно выругался и пошел немного перевести дух, пройдясь по берегу. Стройка на стрелке Днепра и Оршицы шла полным ходом…

Переезд прошел быстро.

Бояре с дружинами помогли. Ловко перевезя на лодках все потребное к тому местечку по притокам реки Сож, откуда пешим ходом сутки идти до Днепра. Выходя на его берег аккурат в нужном месте.

Дальше — подключились местные, пригнав пару десятков лошадей. Плохоньких. Да взятые Беромиром в трофеи семь коней пригодилось. Так что, навязав волокуши, все быстро перетащили к Днепру. Включая лодку самого ведуна.

Потом еще немного рутины с переправкой.

И вуаля!

Гора различного барахлишка оказалась на новом месте. А для полной красоты, как заметил ведун, не хватало сверху только фикуса в горшке…

Добрыня тоже никуда не уехал вместе со своей с семьей и девятью раненными, что в декабре остались на излечение. Им всем всё равно деваться было некуда. Там, на юге, их ничего кроме смерти не ждало.

Оба пленных роксолана тоже никуда не ушли.

Зачем?

Беромиру поначалу казалось, что они боялись расправы по возвращении. Но пригляделся — нет. Более того, именно они и выносили одну из рогаток перед самой атакой. Первыми выскочили. То есть, они по какой-то причине сменили сторону.

— Фарн, — лаконично ответила Дарья.

— И как это понимать?

— Тебе он благоволит. А значит, и тех, кто за тобой пойдет, не обделит своим вниманием. Гибель Арака и поражение его воинов… оно просто немыслимо. Думаю, они решили, что от Сусага отвернулся Фарн, вот и остались с тобой.

Ведун задумался и стал к ним приглядываться. Лишние мужчины ведь ему не повредят уж точно. Тем более имеющие боевой опыт.

От тех «клетчатых» еще трое осталось. Остальные раненые померли, а эти вот — на поправку пошли. Хотя им еще несколько месяцев лечится и восстанавливаться.

Они тоже при нем находились. Пока, во всяком случае. И даже мало-вяло стали местный язык учить. Самые простые и ходовые слова и связки. И мало-помалу они тоже стали помогать.

Причина проста. Дарья им ясно объяснила на латыни «политику партии». Предложив выбор.

Драка же закончилась.

Поэтому дальше все зависело от них. Хотят оставаться пленниками — их право. Но кормить их станут остатками и при случае кому-нибудь продадут. Хотят вести себя как свободные люди — должны включаться в работы. Тогда и кормить будут на равных, и на второе лето они вольны будут уйти.

Выбор делали они недолго.

Просто переглянулись. Кивнули. И пошли помогать по хозяйству.

Нападения их особенно не опасались.

Какой смысл?

Их не убили. Предложили год поработать и проваливать домой. Отличный ведь вариант. К тому же для Барбариума такой подход вполне практиковался. Ничего нового или необычного в нем не имелось. Да, собственно, бояре его ведуну и предложили, понимая проблему нехватки «рабочих рук».

Вот и выходило, что вокруг Беромира волей-неволей собралось десять мужчин постоянного «двора», если так можно выразиться, и пятеро — неопределенной привязки. Но так или иначе — пятнадцать человек на ближайший год. А еще Злата, Дарья, жена Добрыни, три вдовушки, две дочки малые Добрыни и его сын Влад.

И это — не ученики.

Это — люди, так или иначе, связанные с ведуном лично. Его свита и окружение, если так можно выразиться. Ну или двор, ежели говорить на манер сильно более поздний.

Ученики, кстати, тоже пока находились при нем, крепко помогая.

Вот в тридцать шесть наглых мужских «лиц» и пытались «слепить» хоть какое-то подобие крепости. Отвлекаясь на дозор и ежедневные наряды по ловле рыбы. Но это так — в довесок. После взятия обоза роксоланов и части лодок «клетчатых» припасов хватало. Даже с избытком. Просто на одном просо долго не просидишь, тем более на тяжелых работах, вот рыбой и разбавляли…

Будучи очень сильно ограниченный во времени Беромир, решил строить деревянную «времянку». Несколько лет простоит — уже хлеб. За это время или ишак сдохнет, или падишах. То есть, он рассчитывал начать строительства более подходящего укрепления. Желательно кирпичного. А если не получится, то еще одну «времянку» можно будет поставить или эту подновить.

Все строилось вокруг башни.

Обычный такой большой сруб восьмигранный, только достаточно высокий. Порядка семи метров или восьми. Без крыши. Просто «туловище». Да с каждым изломом стены метров по пять. Из-за чего башня больше напоминала колоду… или бочку какую.

Первый этаж глухой.

Совсем.

В нем Беромир планировал оборудовать ледник и вырыть колодец аварийный. Вход в башню он планировал через второй этаж по высокому крыльцу. Такому, что и таран ручной не применишь из-за маленькой площадки. А на самом верху — этаж с выносной галереи и бойницами как во фронт, так и в низ.

От этой центральной башни — донжона — шло две стены метров по тридцать, сделанные как длинный сегментированный сруб. Глухой снаружи и окнами-дверьми только вовнутрь. Заканчивались эти стены двумя небольшими башенками квадратными и еще одной такой же стеной, только уже около двадцати метров, замыкающей этот треугольник. И вот как раз в этой короткой стене и находились ворота со штурмовой калиткой. Расположенные таким образом, чтобы от каждой из малых башен было до них не далее десяти метров. То есть, и пилум метнуть, и дротик — в самый раз.

Не самая лучшая конструкция.

С вопросами к ней немалыми. Но на большее пока было не замахнуться. Ни времени, ни строительных материалов не имелось. Даже если «лепить» из сырой древесины. И это-то получалось с великим скрипом…

— Унял гнев? — спросил подошедший Вернидуб.

— Иногда мне кажется, что они специально вот так поступают. Устали они от стройки.

— Дело тяжелое.

— Нет. Не в этом дело. — покачал головой Беромир. — Домой они хотят. Похвастаться. Ведь, как я и сказывал им — каждый ученик мой к пробуждению в железе оказался.

— Отнесись к ним с пониманием.

— Не могу, — покачал головой Беромир. — Ведь чем быстрее все сделаем, тем скорее они домой оборотятся. Зачем затягивать?

— Не со зла они. Будь уверен.

— Ну я же глаз не лишился?

— Ты и на нашего рыжего чуть с ножом не бросился там, у старого жилища. — хохотнул Вернидуб. — Ярый больно стал.

— Да вы и сами хороши. Догадались такое учудить… — покачал Беромир. — Словно с ребенком или с дурнем каким пытались сладить. Прямо бы сказали, зачем я вам тут надобен был. А то устроили… это хорошо еще все живы остались.

— Кто же знал, что ты такой кусачий. — улыбнувшись одними лишь глазами, произнес седой.

— Если бы не то, последнее нападение, я бы сюда не поехал. Даже посмотреть.

— Отчего же?

— А просили вы больно страстно. Выглядело очень странно, и казалось, что вы задумали какое-то дело дурное. Хотя… — Беромир скосился на Вернидуба. — Я и сейчас не шибко-то верю в ваши добрые намерения. Неужто решили в роще в жертву принести?

— Дурной, что ли⁈ — взвился Вернидуб.

— Ты чего? Словно ошпарили.

— Откуда в тебе только и берется эта скверна? — покачал седой головой, немного успокоившись. — Мы же к тебе всем сердцем.

— Поэтому устроили эту игру с отказом в пробуждении? Вы думаете, я не заметил, как этот «мухомор» легко уступил и согласился?

— Ой, да плюнь. — поспешно отмахнулся Вернидуб.

— Если бы плюнул, то не догадался бы, где и как роксоланов встречать. Сказывай давай.

— А чего тут сказывать? Не по обычаю. Он прав. Хотя и ты прав. Вообще, когда с тобой рядом находишься — понимаешь — ты не от мира сего. Другой. Чужой. Но свой.

— В твоих словах нет противоречия? Как можно быть чужим и своим одновременно?

— А как иначе сказать — не соображу. — неловко улыбнулся Вернидуб. — Красный лист тебя с рождения знает. Видел, как ты рос. Все ведь на глазах. И не только он. Так что ни у кого из нас нет сомнения в том, кто ты и откуда. Да только… ты настолько нам чужой и непонятный, что не пересказать.

— Влияние богов. — несколько неуверенно сказал Беромир.

— Без всякого сомнения, — предельно серьезно произнес Вернидуб. — У тебя даже внешность изменилась. Я-то не уразумел, а Красный лист сказал — словно другой человек сквозь тебя проступает.

— Да ну, — отмахнулся парень. — Придумаете тоже. Просто стал хорошо питаться и упражняться. Оттого и тело окрепло.

— Все, кто тебя ранее знал, говорят — изменился. Во всем. Вроде лицо старое, да только взгляд иной, и осанка, и манера держать себя, и движения… Ты сам на себя непохож. Ну и, как ты сказываешь, крепким стал. Много вокруг таких?

— Так и ты рядом окреп.

— Ну я не так сильно. Самую малость. Да и в остальном не менялся. А вот ты — до неузнаваемости.

— Что поделать, — пожал он плечами. — Видимо, такова плата за близость богов.

— Ты не подумай ничего дурного. Просто в Священной роще много вопросов. Особенно у людей, которые с тобой не общались и не виделись. Многое издали не разглядеть.

— Может, и так… Хотя мне от этого не легче.

— Тогда и голову себе не забивай. И не отвлекайся оттого, что делаешь, — улыбнулся Вернидуб. — Дело оно от любых тревог отваживает. А старики они всегда ворчат по любым поводам. Пойдем, люди уже ждут.

— Ждут они, конечно, вон зубоскалят…